subbotina_es_otv_red_povsednevnost_rossiiskoi_provintsii_xix-1

книгоиздательством была издана повесть «История одной записной книжки», в которой повествовалось об изобретении «ультразвукового оружия».

Перечневый параметр в условиях авторитарного режима тесно переплетался с политико-идеологическим, иными словами Главлит и его местные органы продолжали осуществлять политическую цензуру. В деле политического контроля крайобллиты руководствовались как директивными указаниями высших партийных и государственных органов, так и ведомственными документами, как-то: «Инструкцией о порядке цензорского контроля произведений искусства» (1952 г.), «Инструкцией о спецфондах литературы при библиотеках Советского Союза» (1955 г.), циркуляром Главлита № 9/с от 8 сентября 1951 г. «Об усилении политико-идеологического контроля произведений печати», циркулярами Главлита «О запрете некоторых

в деятельности крайобллитов в 1950-е годы, на первый взгляд, кажутся очень незначительными. Так в 1950 г. из 809 вмешательств, произведенных пермскими цензорами, только 52 (6,4%) значились как «политического» характера. В 1953 г. из 608 вмешательств только 28 (4,5%) были сделаны по «политическим» мотивам. В 1955 г. из 411 вычерков к политико-

идеологическим цензоры отнесли всего шесть (1,5%), а в 1956 г. из 253 вычерков лишь 8 (3%). Приведенные данные о небольшом количестве вмешательств по «политическим» мотивам можно объяснить следующими обстоятельствами.

Во-первых, вполне уместно утверждать, что в творчестве той части пермской художественной интеллигенции, которая сохраняла способность создавать произведения, действовал универсальный механизм самоцензуры. Авторы сами убирали из своего произведения те части, которые, с учетом текущей политической ситуации в стране, могли вызвать неодобрение у властных инстанций, а возможно и навлечь другие беды, в том числе санкции репрессивного характера. Еще в довоенные годы некоторые уральские писатели стали жертвой собственной недальновидности, в частности П.П. Бажов с его книгой «Формирование на ходу». К началу 1950-х годов таких историй стало существенно меньше. Заметим, что в пылу творчества автор мог и не догадываться об ограничениях. В этом случае личные контакты с работниками

рассмотрения художественными советами того учреждения, которое курировало данное направление культуры. Худсовет давал свое заключение по конкретному произведению, копия которого в специальном сопроводительном письме вместе с его экземплярами поступала в обллит. Одно и то же произведение могло обсуждаться несколько раз, политически не выдержанные вещи выявлялись, разбирались и автору выносилось предписание убрать их из произведения. В документах цензуры заключения худсоветов отражались в обязательном порядке. «Вся продукция художественного фонда принимается цензором только после утверждения ее художественным советом…», писала Н.П. Керенцева в 1954 г.1 «Пьесы рассмотрены и одобрены художественными советами театров и областным Управлением культуры…», в данном случае, начальник обллита имела в виду четыре пьесы пермских авторов, прошедших цензурный контроль в 1956 г.2 Отдел по делам искусств при Молотовском облисполкоме визировал своим штампом произведения, которые прошли обсуждение и получили положительное решение худсоветов. В деле политического контроля за художественными произведениями цензоры оставляли за собой право либо согласиться с мнением специалистов, либо выразить несогласие и задержать демонстрацию произведения, информируя об этом Главлит и региональные власти. Стоит заметить, что цензоры чаще всего соглашались, нежели вступали в перепалку с Управлением культуры облисполкома. Обратимся к примерам из практики.

В 1953 г. на контроль в обллит было представлено всего 2 434 портрета, в том числе 88 портретов руководителей государства, изготовленных в расположенной в г. Молотове мастерской – отделении Художественного фонда СССР (товарищество «Художник»). На территории области только этой организации было предоставлено право написания портретов и картин. Все портреты были утверждены худсоветом организации, при этом, обллит забраковал только три портрета с изображением В.И. Ленина по причине их несоответствия «имеющимся эталонам от Минкульта».3 В 1954 г. цензор обллита Н.Я. Лукьянченко из 70 картин, выполненных на политические темы, отказала в принятии только одной картины «В.М. Молотов и И.В. Сталин с детьми». Мотив отказа выражался так: «Эталона на эту картину нет, а написана она плохо».4

1ГАПК. Ф. Р-1156. Оп. 3. Д. 14. Л. 9.

2ГАПК. Ф. Р-1156. Оп. 3. Д. 16. Л.16.

3ГАПК. Ф. Р-1156. Оп. 3. Д. 14. Л. 14.

4ГАПК. Ф. Р-1156. Оп. 3. Д. 14. Л. 9.

132

В 1953 г. разрешение к постановке получила всего одна пьеса «Вы их знаете» (А. Панджариди), а также один т.н. «литературно-политический монтаж» в исполнении ансамбля Трудовых резервов при Доме народного творчества г. Молотова. Других материалов в обллит в этом году не поступало. В 1954 г. Отдел по делам искусств направил в обллит материалы двух пьес («В лесном поселке» и «Большая семья») местных авторов, а также сборник сатирических рассказов «2880 минут в нашем городе».1 Данные произведения были приняты цензорами без возражений. При этом не всегда работники обллита оставались довольны оформлением представляемых материалов. Так в отчете за 1955 г. Н.П. Керенцева, в частности, отмечала: «Отдел культуры представил нам два произведения – И.И. Келлер «Суровые дни» пьеса в 4-х действиях и Ю. Шелишпанов "Волшебные очки" пьеса в 3-х действиях, но не правильно оформленные:

работников Управления культуры строго соблюдать инструкцию о порядке репертуарного контроля.

Больше всего хлопот цензорам доставляла работа по проверке на политическую выдержанность текстов многочисленных произведений «малых форм» (частушки, куплеты, песни, сатирические номера и др.). Исполнители – концертные бригады артистов – выступали фактически во всех районах области. Только в 1954-1955 гг. обллит зарегистрировал 139

гастрольных трупп.3 Широкое распространение получили «Агитбригады» временные творческие коллективы, создаваемые на предприятиях области по инициативе комсомольского и профсоюзного активов. Планы выступлений агитбригад формировалась в буквальном смысле на ходу, сроки часто переносились. «Эти коллективы часто меняют свой репертуар и выступают в своих цехах или цеховых вечерах, – писала Н.П. Керенцева. – Коллективное творчество на тему дня мы не в состоянии контролировать предварительно…». Кстати, последующий контроль выступлений агитбригад вести было также сложно, как и предварительный. Беспокойство

1ГАПК. Ф. Р-1156. Оп. 3. Д. 14. Л. 10.

2ГАПК. Ф. Р-1156. Оп. 3. Д. 15. Л. 15.

3ГАПК. Ф. Р-1156. Оп. 3. Д. 14. Л. 10.

133

Так летом 1957 г. в г. Молотове проходила строительная выставка, организатором которой выступили работники аппарата горкома КПСС. Накануне ее открытия цензоры провели контрольную проверку, в ходе которой было выявлено несколько экспонатов с «нарушениями». В частности на плакатах имелись сведения о технологиях сплавов металлов, о производственных показателях закрытых предприятий, о проектировании строительства титаномагниевого комбината и т.п. На требования цензоров снять экспонаты с выставки ее организаторы ответили отказом. «Не хотели считаться с нашими предложениями…», утверждала начальник обллита. Безответственность работников горкома партии, по ее убеждению, граничила с политической близорукостью. Противодействие партийных чиновников было преодолено путем обращения Н.П. Керенцевой с жалобой к их руководителю первому секретарю горкома КПСС Б.В. Коноплеву. По его личному распоряжению экспонаты были сняты в день открытия выставки. В данном случае цензоры смогли настоять на своем, но не всегда их действия были результативными.

Круг объектов политико-идеологического контроля замыкался на книгах пермских писателей. «Произведения поэтов и писателей читаются всеми цензорами предварительного контроля, – отмечалось в отчете за 1955 г. – Отдельные произведения целиком прочитываются руководством обллита»1 [1, д. 15, л. 7]. В этом же году обллит дал отрицательную аннотацию на рассказ М. Орлова «Во вражеском тылу». В этом произведении описывались будни советских разведчиков во время войны. Содержание рассказа подверглось коллективному обсуждению цензоров, после чего аннотация была отправлена

вотдел пропаганды обкома КПСС. К мнению цензоров инструкторы обкома партии присоединили рецензию преподавателя-филолога из государственного университета также с отрицательным отзывом. В итоге автору было отказано

впубликации рассказа.

Вдекабре 1957 г. на предварительный контроль в обллит был представлен роман В.П. Астафьева «Тают снега». Редакторская правка текста была проведена Л.Н. Правдиным, редактором пермского книжного издательства. Автор книги работал спецкором Пермского областного комитета по радиовещанию и телевидению. В романе описывались будни крестьян колхоза «Уральский партизан». После ознакомления с текстом реакция цензоров была категоричной: роман задержать, директору книжного

издательства Л.С. Римской внести собственные предложения

1 ГАПК. Ф. Р-1156. Оп. 3. Д. 15. Л. 7.

135

по «исправлению» содержания книги. Несколько экземпляров произведения были отправлены в Главлит СССР. Начальник обллита Н.П. Керенцева следующим образом мотивировала запрет издания:

«В книге описывается отсталый колхоз «Уральский партизан». Колхозники живут плохо, работать не хотят, надеются на городских рабочих, дана картина приезда городских рабочих (с. 69). О постановлении (сентябрьский пленум ЦК КПСС1) даются такие выражения, тоже отрицательных персонажей:

«А постановление это, между нами говоря для поддержания духа…», «Бумага терпит…», «Измельчали людишки…», «К любому притулятся на жирный кусок…», «Вот постановление это, к примеру, насулили в нем черт-те что. И ему верят…», «Ордена и медали только хвастунишки нацепят на что попало…».2

Все же, несмотря на категоричное мнение цензоров, отдел пропаганды обкома КПСС дал разрешение на издание романа В.П. Астафьева, конечно с учетом высказанных замечаний и предложений. Первый отрывок из произведения был опубликован в номере чусовской газеты «Чусовской рабочий» за 18 февраля 1958 г., в которой, кстати, в 1951-1955 гг. автор работал литературным сотрудником. Несколько месяцев спустя, после серьезной редакционной правки, книга В.П. Астафьева была опубликована пермским книжным издательством. После ее издания цензоры продолжали упоминать роман в своих годовых отчетах в Главлит. «В книге Астафьева также были

Творческие работы Л.Н. Правдина были предметом особого разбирательства пермских цензоров. Свои подозрения в том, что редактор издательства ведет активную работу по продвижению в художественную литературу антисоветских взглядов, цензоры пытались подтвердить

1Речь идет о постановлении ЦК КПСС, Совета министров СССР от 28.09.1957 № 1154 «О признании утратившими силу постановлений ЦК КПСС и Совета Министров СССР и решений Правительства СССР по вопросам обязательных поставок сельскохозяйственных продуктов государству». В данном постановлении отменялись натуральные повинности в форме обязательных поставок государству основных продуктов производимых в колхозах и приусадебных хозяйствах колхозников (зерно, картофель, мясо, молоко, шерсть, яйца). До отмены обязательных постановок хозяйства колхозников СССР на душу наличного населения сдавали до 12% зерна, 3–5% картофеля, 15% мяса и сала, около 6% молочных продуктов, 15–17% яиц. См.: Вавулинская Л. И. Колхозное крестьянство и государственная политика в середине 1940-х – конце 1950-х годов (на материалах Карелии). Петрозаводск, 2010. С. 38-39.

2ГАПК. Ф. Р-1156. Оп. 3. Д. 17. Л. 10.

3ГАПК. Ф. Р-1156. Оп. 3. Д. 18. Л. 17.

136

конкретными фактами. Обллиту было известно и лагерное прошлое автора. Так, в 1958 г. из серии рассказов, размещенных в литературно-художественном альманахе «Прикамье» (№ 5), был изъят только рассказ Л.Н. Правдина «Чудо». По мнению цензоров, автор намеренно показал образ молодой женщины, члена КПСС, выражающей недовольство своим бытом в молодежном общежитии: «Советская власть ничего не дала, кроме мозолей на руках!»1 [1, д. 18, л. 17]. В отдел пропаганды обкома КПСС начальник обллита направила письмо с предложением «снять рассказ совсем» и принять к автору меры воздействия. Дело разрешилось тем, что партком объявил редактору альманаха М.А. Моценку выговор, а Л.Н. Правдину было предложено «исправить» произведение, убрать из него явно «антисоветские» выпады. Номер альманаха «Прикамье» вышел с рассказом «Чудо».2 Кстати, в этом же номере были опубликованы рассказы пермских писателей Л.И. Кузьмина, А. Полякова, С. Фрадкина, Е. Трутневой, А. Черкасова и др.

Завершим разбор политико-идеологических вмешательств обзором случаев из практики политического контроля пермского обллита за вторую половину 1958 г. В ноябре 1958 г. сразу три стихотворения пермского поэта В.И. Радкевича были признаны как порочащие советский образ жизни, как-то: «В районной гостинице», «Идет девчонка Вишерой», «Баллада о бульдозеристе». О последнем в документах обллита, в частности говорилось следующее: «В лице советского рабочего изображен жадюга, стремящийся только к деньгам, отрицая всякие земные блага и даже отдых…».3 Стихотворение «В районной гостинице», в котором автор якобы изобразил «грязный пасквиль на советский быт» все же было опубликовано в 1964 г. С определением «политическая» ошибка был наложен запрет на публикацию в бюллетене пермского отделения Всесоюзного общества слепых фельетона «Для любителей острых ощущений», в тексте которого «давался метод организации записи на пленку кошачьих концертов».4 Наконец, в декабре 1958 г. пермский обллит принял решение задержать издание сборника рассказов С.Г. Мухина «Точка опоры». Основной сюжет сборника – повседневная жизнь строительных бригад, восстанавливающих в первые послевоенные годы разрушенные объекты. По мнению цензоров, в произведении были показаны безнравственные моменты в личной жизни советских строителей, как-то:

1Там же.

2Прикамье: альманах Пермского отделения Союза советских писателей / Отв. ред. М.А. Моценок. 1958. № 25. С. 19-26.

3ГАПК. Ф. Р-1156. Оп. 3. Д. 18. Л. 16

4ГАПК. Ф. Р-1156. Оп. 3. Д. 18. Л. 17.

137

«Быт показан в мрачном виде. Женщины-матери неряшливы, вульгарны, например, такие выражения:

«Лежат полуголые…», «Ты не сюда зашел, тебе надо в комнату № 9, а здесь шестая, мы уже сытые мужчинами по горло…».

Одна девушка высказывается:

«Давно он меня отшил. Побаловался, говорит, и хватит. Благодари, говорит, за науку…», «Я ей советовала – прижми подлеца по-настоящему, слушать не хочет. Лучше, говорит, в помойках рыться буду, после других миски облизывать. Все, говорит, с голоду не умру…», «Одновременно с несколькими мужчинами жила…», «Повертела подолом…», и другие».1

Сборник рассказов «Точка опоры» был издан в 1959 г.2 Кстати, С.Г. Мухин впоследствии являлся членом редакции газеты «Вечерняя Пермь» в 1960-1970-е гг., написал рассказы «Пустота», «Закон бумеранга» и др.

Таким образом, практики политического контроля, проводимые цензорами обллита, отнюдь не приводили к полному запрету издания произведений пермских писателей. Важно констатировать, что в 1953-1958 гг. в Перми сложилось творческое сообщество представителей художественной

итехнической интеллигенции. В этот период времени резко увеличилось количество художественной, научной и научно-технической литературы, произведений живописи и архитектуры. Населению стали известны имена В.П. Астафьева, А.П. Ромашова, В.И. Радкевича, Б.З. Фрадкина, Л.Н. Правдина, О.К. Селянкина и многих других писателей Прикамья. Приведенные выше эпизоды борьбы цензоров за идейную чистоту и политическую выдержанность авторских произведений дают основания сделать следующие выводы. Во-первых, прямой контакт цензора и автора произведения отсутствовал. Свои соображения цензоры доводили до редакторов издания, собственно редакторы

инесли ответственность за публикацию материалов. Во-вторых, судьбу произведения решали не только цензоры. Худсоветы и редколлегии вносили весомый вклад в готовящееся к опубликованию произведение. В-третьих, решающее слово в политико-идеологическом контроле принадлежало обкому КПСС. В свою очередь, его руководители исходили из общеполитической

ситуации в стране, их решения результат сложного взаимодействия различных факторов, как учтенных в официальных правительственных актах, так и спонтанно сложившихся в повседневной работе. И дело отнюдь не в феномене «безвременья», наступившем после смерти И.В. Сталина, о котором пишет Т.М. Горяева. Исследователь утверждает, что растерянность партийного

1ГАПК. Ф. Р-1156. Оп. 3. Д. 18. Л. 16

2Мухин С.Г. Точка опоры. Пермь: Кн. изд-во, 1959. 152 с.

138

аппарата и подведомственных ему органов управления культурой позволило людям творческой профессии пробить дорогу своим произведениям.1 Не умаляя эффекта «оттепели» следует все же признать, что вклад самой партийной элиты в развитии культуры был ощутимо весомым. Особенно значимым был вклад региональной элиты. Разрешительные санкции руководителей пермского обкома КПСС позволили многим начинающим местным писателям выразить творческий талант, получить признание за пределами региона.

Елеуханова С.В.

КГУ им. Е.А. Букетова, г. Караганда

Повседневная жизнь заключённых Карлага

Изучение сталинских лагерей продолжает оставаться актуальной проблемой научной мысли и общественной дискуссии по самым разным параметрам. На смену социальной истории или социально-исторического подхода пришли история повседневности, история памяти и опыта. Этим направлениям присущ междисциплинарный характер, использование приёмов и методов психологии, социологии, этнологии, антропологии и других дисциплин. Тем самым, история стала изучать самих людей, прошедших через горнило сталинских лагерей. Основными источниками для статьи являются материалы Архива управления Комитета по правовой статистике и специальным учётам Генеральной прокуратуры по Карагандинской области (Архив ПСиСУ), воспоминания бывших заключённых Карагандинского исправительно-трудового лагеря (Карлага). В годы сталинского политического террора Казахстан стал местом ссылки, местом заключения сотен тысяч ни в чём неповинных граждан, объявленных «врагами народа». Это учёные, артисты и писатели, музыканты, инженеры, врачи, художники, рабочие, колхозники. Все они и были - народ.

Самым главным недостатком сталинских лагерей и колоний было то, что здесь отбывали наказания различные категории заключённых: лица, впервые

и несовершеннолетние. Заключённых разных категорий не изолировали друг от

1 Горяева Т.М. Политическая цензура в СССР. М.: РОССПЭН, 2009. 415 с.

139

друга, а напротив, они свободно передвигались по территории лагеря и имели возможность посетить любой барак или производственный участок. Естественно, такое содержания заключённых только способствовало формированию и росту воровских традиций и законов, а вместе с ними

репрессивных законов, распространявшихся на почти все области жизни советского человека. Поводом для жёсткого наказания могли стать даже самые пустяковые провинности. Незначительные правонарушения причислялись к крупным преступлениям и карались длительными сроками заключения. Примеров тому буквально сотни. Приведём лишь несколько наиболее характерных случаев из судебной практики Казахстана того периода. Народный суд Курдайского района приговорил к 10 годам лишения свободы колхозника Самойлинко за одноразовое использование общественных лошадей в поездке по личным делам». Усть-Каменогорский суд дал тот же срок Колпакову за то, что его дети «украли» 6 кг. проса. Сталининский нарсуд (совпадение глубоко символично) отправил в лагеря колхозников Д. Воробьёва и Н. Дудина, имевших несчастье не усмотреть, как на колхозную лошадь свалился стог сена и повредил ей глаз. Тем же судом был обречён на ужасы ГУЛАГа В. Ковчуг, ударивший лопатой строптивого верблюда2. Над определением судов, наверное, можно было бы посмеяться, если бы они не являли собой горестных реалий набиравшего силу сталинизма. Как видим, за самые мелкие проступки и социальные провинности люди несли несоизмеримые по карательной силе наказания. Данная категория лагерного населения Карлага отбывала наказание по «указам» и «постановлениям», а не по 58 статье. Они ни в коей мере не были «уголовными элементами», а были жертвами политических репрессий.

В лагерях ОГПУ-НКВД были созданы штрафные изоляторы, куда

изолятор и карцер для особо злостных нарушителей режима. Всего в лагере имелось 45 штрафных изоляторов, которые всегда были переполнены. К штрафникам применялись жёсткие меры наказания, относящиеся к области элементарных материальных и духовных благ. Так, по норме штрафного пайка

1Бастемиев С.Т. Тюремный режим надо менять//Мысль.2001. №1. С.36-39.

2Козыбаев М.К. Коллективизация в Казахстане /М.К. Козыбаев, Ж. Б. Абылхожин, К.С. Алдажуманов. Алматы: изд-во Дайк-Пресс,1992.43с.

140