О непоименованных способах обеспечения обязательств
О природе правоотношений, возникающих в случае использования обеспечительного платежа (гарантийного депозита) при заключении договора аренды, и о том, переходит ли указанное обеспечение к новому собственнику при переходе права собственности на арендуемое имущество, читайте в статье.
Как известно, обязательства могут обеспечиваться не только при помощи институтов гл. 23 ГК РФ. В силу принципа свободы договора стороны могут избрать в виде обеспечения способы, не предусмотренные гражданско-правовым регулированием (но и не противоречащие ему).
Наше внимание привлек один из таких способов, активно используемый в арендных отношениях. Суть его заключается в следующем. В договоре аренды стороны закрепляют условие о том, что арендатор для обеспечения своей обязанности по своевременному внесению арендной платы перечисляет на расчетный счет арендодателя определенную денежную сумму, из которой (при просрочке соответствующей выплаты) арендодатель может получить удовлетворение в отношении обязательств арендатора - по внесению арендной платы, возмещению ущерба арендованному имуществу и других, в которых арендодатель выступает кредитором арендатора. Указанная сумма при надлежащем исполнении арендатором своих обязательств подлежит возврату на его расчетный счет по истечении срока действия договора.
Квалификация отношений
По общему правилу, право первоначального кредитора переходит к новому кредитору в том объеме и на тех условиях, которые существовали к моменту перехода права. В частности, к новому кредитору переходят права, обеспечивающие исполнение обязательства (ст. 384 ГК РФ). А за передаваемым правом, стало быть, должен следовать и обеспечительный платеж. Однако при более пристальном рассмотрении выясняется, что это не так и препятствием тому служит правовая природа возникающих отношений.
На практике условия о таком обеспечении именуют залоговыми. Очевидно, такое название возникло из формулировок, которые стороны выбирают при описании механизма обеспечительной меры. Как известно, залог обладает правом следования и подобно всем обеспечительным обязательствам обременяет имущество, пока основное (обеспечиваемое) обязательство не исполнено. Предпринятая в литературе попытка обосновать возможность существования залога применительно к безналичным денежным средствам*(1) не выглядит убедительной, и мы полагаем, что описываемая конструкция не может быть построена по модели залогового отношения.
Проследим, как работает анализируемая обеспечительная конструкция. Денежные средства, из которых арендодатель может получить удовлетворение, поступая на его расчетный счет, становятся его собственностью. Залог же не предполагает перехода права собственности на заложенное имущество к залогодержателю. Попутно заметим, что при переходе права собственности на арендуемое имущество подобная "залоговая" конструкция не способна следовать за обеспечиваемым обязательством, поскольку смысл права следования при залоге состоит в том, что право следует исключительно за предметом залога, а не за обеспечиваемым обязательством. Возврат означенных денежных средств по прекращении действия договора аренды (и при надлежащем его исполнении) дает основание считать, что данное условие договора по своей природе является не чем иным, как заемным отношением.
Напомним, что в случае просрочки платежа по арендной плате арендодатель получает возможность получить из суммы перечисленных денежных средств удовлетворение в размере просроченной арендной платы. Описываемое действие нуждается в уточнении. Как отмечалось ранее, с момента поступления денег на расчетный счет они становятся собственностью арендодателя, а изъять (удержать) денежные средства, находящиеся на собственном расчетном счете, невозможно.
Означает ли это, что подобная конструкция не работает и не может выполнять обеспечительную функцию? Вовсе нет. Разложив возникшее правоотношение на составляющие, получаем следующее. Арендодатель является кредитором арендатора, имея право требовать от последнего внесения арендных платежей. В свою очередь арендатор, перечислив арендодателю некую сумму (в обеспечение платежей по аренде), становится для него кредитором, поскольку по завершении срока действия договора арендодатель обязан вернуть указанную сумму. Таким образом, данное отношение может быть описано при помощи конструкции займа, поскольку именно при ее применении переданные на определенный срок денежные средства подлежат возврату.
В результате мы можем говорить о наличии двух правоотношений, в которых стороны (арендодатель и арендатор) выступают друг для друга соответственно кредитором и должником, причем предметом обоих отношений служит действие по перечислению определенной денежной суммы. На этой особенности и построен механизм анализируемого способа обеспечения: при просрочке внесения арендатором арендной платы арендодатель может удовлетворить свой интерес путем осуществления зачета встречного однородного требования.
Использование участниками коммерческого оборота обеспечительных мер, конструкции которых отличаются от установленных в ГК РФ образцов, весьма распространенное явление. Суды при этом без колебаний признают такой способ обеспечения исполнения обязательств допустимым.
Таким образом, рассмотренное нами непоименованное обеспечительное средство представляет собой сложный юридический состав, в котором органически соединены несколько правовых институтов.
Но как же быть с волей сторон, которая в рассматриваемом случае направлена не на возникновение отношений займа, а на обеспечение платежей по договору аренды? Означает ли это, что данная нами квалификация возникших отношений неверна? И можно ли такое несоответствие воли рассматривать как порок сделки со всеми вытекающими последствиями? Несоответствие названия правового института существу отношений не влечет (и никогда не влекло) недействительности таких отношений. То, что стороны отношения, например, по созданию новой вещи назовут договором возмездного оказания услуг, а не подряда, не приведет к признанию подобного договора недействительным. В данной ситуации суд должен установить действительные намерения сторон и применить те нормы, которые на самом деле регулируют возникшие отношения.
Другое дело, если стороны, выражая волю, заблуждались относительно цели, на достижение которой были направлены их действия. Например, передавая имущество, одна сторона полагала, что заключает договор аренды, а другая - что купли-продажи. При этом воля сторон не согласована, а следовательно, не может повлечь возникновения договора.
Представляется, что в анализируемом случае воля сторон, назвавших возникающие между ними отношения залогом, направлена на уточнение цели передачи денежных средств. Однако то обстоятельство, что из собственных средств невозможно получить удовлетворение, диктует необходимость иной квалификации таких отношений. Поскольку совокупность приведенных конструкций достигает именно того правового эффекта, который имели в виду стороны, то говорить о каком-либо пороке воли вряд ли возможно.