67

Д.В.Дождев

Делегация и исполнение: анатомия обязательства^*

Институт делегации стоит особняком среди способов прекращения и изменения обязательства: с одной стороны, делегацию считают разновидностью новации (изменения обязательства, в данном случае – с заменой одной из сторон на другое лицо), с другой – по общему правилу отказывают делегации в новирующем эффекте. Так, в Кодексе Наполеона делегация рассматривается в разделе II («О новации)» главы V («Прекращение обязательств») титула III («О контрактах или о договорных обязательствах вообще») книги III, но в первой же статье, с которой начинается трактовка института (ст.1275), делегация объявляется недостаточной для совершения новации обязательства: «Делегация, посредством которой должник дает кредитору другого должника, который обязывается перед кредитором, не производит новации, если кредитор явным образом не заявил, что он намеревался освободить своего должника, который совершил делегацию». Делегация производит новацию только в том случае, если кредитор специально освободил должника от долга (ст.1276): «Кредитор, который освободил должника, совершившего делегацию, более не может обратить взыскание на должника, если делегированный должник окажется неплатежеспособным, за исключением того случая, когда акт содержал об этом выраженную оговорку, или если делегированный должник уже находился в ясном состоянии банкротства или разорился в момент делегации». Делегация, сопровождаемая освобождением должника, получает во французском праве наименование «совершенной делегации» (delegation parfaite), которой и придается освобождающее действие: кредитор может обращать взыскание только на делегата, тогда как обязательство делеганта (должника, совершившего делегацию) прекращается (Civ. 23 nov. 1898: D.P. 1899, 1, 21).

Здесь делегация предстает основанием для освобождения должника от долга и контекстом (в качестве поименнованного акта), в рамках которого совершается прекращение обязательства, теряя самостоятельное значение: освобождающее действие связывается с новацией обязательства, которая достигается специальным заявлением кредитора, сопровождающим делегацию. Однако если предоставление должником кредитору своего должника (собственно делегация) само по себе не оказывает никакого воздействия на существующее обязательство, рассмотрение делегации в свете новации как признанного способа прекращения обязательства, очевидно, не может выявить ее подлинное юридическое значение¹. За рамками нормативации остаются существенные вопросы о судьбе обязательства делегированного должника, о самостоятельной силе акта и его зависимости от действительности подлежащих отношений (как между должником и кредитором, так и между делегированным должником и должником, совершившим делегацию), об основании самой делегации и структуре этого акта.

В Германском гражданском уложении делегация оказалась подчиненной другому институту: ордерной ценной бумаге (§§783–792: Anweisung). Суть института в том, что лицо, в чью пользу выдан ордер (приказ) на произведение платежа (ассигнатарий), может от своего имени потребовать исполнения от лица, которому отдан приказ (ассигнату); последний же получает право произвести исполнение за счет лица, выдавшего ордер (§783). Перед нами делегация: делегат, производя исполнение по приказу делеганта в пользу третьего лица (делегатария), получает соответствующее требование к делеганту (если отношение между ними составляет causa credendi), или погашает свой долг перед ним (в случае causa solvendi). Существенно, что сделка носит обязательственный, а не вещно–правовой характер: делегат, подчиняясь приказу, принимает на себя обязательство (в момент акцепта ордера), а делегатарий получает право требования против делегата. Однако конструкция ордера такова, что именно исполнение прекращает обязательство ассигнанта перед ассигнатарием. Свойственная делегации многосторонность, приводит к тому, что платеж затрагивает и отношение ассигната с ассигнантом, либо устанавливая обязательство ассигнанта перед ассигнатом, когда ассигнат, исполнив приказ, как бы заступает место ассигнатария по отношению к ассигнанту, либо погашая долг ассигната перед ассигнантом².

Здесь действуют следующие правила. Если ордер выдан на основании долга ассигната перед ассигнантом (отношение покрытия – Deckungverhaltnis), то последний освобождается в пределах произведенного им платежа (§787). Если же ассигнант выдает ордер с целью погасить свое обязательство перед ассигнатарием (т.н. отношение валюты – Valutaverhaltnis³), оно также погашается лишь с момента уплаты, а не с момента акцепта ордера (путем передаточной надписи или вручения), когда ассигнат становится обязанным к исполнению (§788). Соответственно, до исполнения платежа ассигнант (делегант) остается обязанным перед ассигнатарием (делегатарием), а ассигнат (делегат) перед ассигнантом. Возникновение нового обязательства не прекращает прежнее, но добавляется к нему, в соответствии с известным положением германистики: Anweisung ist keine Zahlung («перевод платежа не есть платеж»).

Итальянский гражданский кодекс 1942 г. трактует институт отдельно от новации в специальном титуле (стт. 1268–1276) Общей части обязательствен–ного права. Однако и здесь действует тот же общий принцип (ст.1268):

«Если должник предоставляет кредитору нового должника, который свяжет себя обязательством перед кредитором, первоначальный должник не освобождается от своего обязательства, если только кредитор не сделает специального заявления о его освобождении».

Такая делегация именуется кумулятивной (delegazione cumulativa): новый должник добавляется к прежнему. Освобождение первоначального должника требует специального акта, дополнительного к делегации. Тогда кредитор несет риск неплатежеспособности нового должника (ст.1274), поскольку все прежние обеспечения отменяются (ст.1275), и только объявление обязательства, взятого на себя новым должником ничтожным или отмененным, восстанавливает прежнее обязательство в силе (ст.1276). В последнем случае наиболее ярко проявляется действие принципа сохранения обязательства делеганта в силе⁴. Восстановление прежнего обязательства, однако, не сопровождается восстановлением обеспечений (ст.1276), что указывает на совершившуюся новацию обязательства⁵; восстановление прежнего обязательства в случае ничтожности нового означает обратимость новации, которая, по определению, прекращает прежнее обязательство только с установлением нового. Специальная статья, посвященная новации с заменой лица в обязательстве (ст.1235), т.н. субъективной новации, прямо отсылает к статьям о делегации.

Трактовка делегации в современных законодательствах в терминах новации восходит к осмыслению римского правового наследия: в Дигестах Юстиниана оба института были объединены в едином изложении в титуле D.46,2: De novationibus et delegationibus («О новациях и делегациях»). В то же время, современные законодательства отказывают делегации в способности прекращать обязательство, отличая ее от собственно новации. В классическом праве, однако, действовало прямо противоположное правило: делегация приравнивалась к исполнению (отличаясь от новации) и прекращала обязательство: Solvit et qui reum delegat («Исполняет обязательство и тот, кто дает должника»). Универсальность перемены заставляет увязать вопрос о сущности делегации с эволюцией обязательства в современном праве и соотношении динамики обязательства с юридической природой личного правоотношения. Актуальность проблемы определяется тем, что конструкция делегации лежит в основе целого комплекса действующих институтов⁶. Для выяснения сущности произошедших изменений следует обратиться к текстам римского права, которые позволяют выявить как первичную конструкцию делегации, так и институциональные предпосылки ее последующего развития.

Делегация исполнения (платежа)

Конструкцию делегации проще уяснить на примере делегации исполнения (платежа) – delegatio dandi (solvendi), когда в пользу кредитора (делегатария) по приказу должника (делеганта) производит исполнение должник должника (делегат). Допустим, что три лица связаны отношениями денежного долга: Тиций должен своему кредитору 100, и у него есть должник на ту же сумму. Вместо того, чтобы взыскать со своего должника 100 и расплатиться ими со своим кредитором, Тиций дает приказ (iussum) своему должнику произвести уплату в пользу своего кредитора. Уплата, произведенная должником Тиция кредитору Тиция, погасит исполнением оба обязательства: обязательство должника перед Тицием и обязательство Тиция перед кредитором (см. Рис.1).

Рисунок 1

Делегация исполнения (платежа)

Делегатарий

отношение

валюты

(debitum)

платеж (solutio)

приказ (iussum)

отношение покрытия

(nomen)

Делегант Делегат

Объектом распоряжения делеганта является долг делегата (отношение покрытия, Deckungverhaltnis): должник обязан произвести исполнение по указанию кредитора. В то же время, цель приказа заключается в том, чтобы погасить долг Тиция перед его кредитором (отношение валюты, Valutaverhaltnis), поэтому кредитор должен быть проинформирован о делегации, а именно, что платеж со стороны делегата производится в счет долга Тиция и призван исполнить это обязательство. Кредитор также не может отказаться от предложенного исполнения (в противном случае он впадет в просрочку и будет нести негативные последствия этого факта), поэтому можно считать, что приказ Тиция отдан обоим лицам: и делегату, и делегатарию⁷. Такой приказ создает основание для последующего платежа, который будет заключать в себе два исполнения: в рамках отношения покрытия (освобождая должника от Тиция) и в рамках отношения валюты (освобождая Тиция от кредитора).

Указанный принцип выражен в следующих текстах.

Paul., 14 ad plaut., D. 46, 3, 64:

Cum iussu meo id, quod mihi debes, solvis creditori meo, et tu a me et ego a creditore meo liberor.

Когда ты по моему приказу исполняешь в пользу моего кредитора то, что должен мне, то и ты освобождаешься от меня и я освобождаюсь от моего кредитора.

Paul., 17 ad Plaut., D. 50, 17, 180:

Quod iussu alterius solvitur, pro eo est, quasi ipsi solutum esset.

Уплата, которая производится по приказу другого лица, заменяет собой то, что уплачено как бы ему самому.

Оба текста связывают прекращение обязательства только с действительным исполнением (solutio). Оба текста указывают на необходимость приказа делеганта для освобождающего действия платежа. В обоих текстах акцентировано отношение покрытия: D. 46, 3, 64 отмечает прекращение обоих подлежащих обязательств, с уплатой того, что составляет долг делегата делеганту⁸; D.50, 17, 180 говорит только о прекращении обязательства делегата перед делегантом⁹. Эта черта также связана со значением приказа: делегант может распоряжаться только предметом своего требования: действиями своего должника, направленными на исполнение обязательства. Если он обращает эти действия на исполнение собственного долга (перед делегатарием), одна уплата произведет двойной эффект: она не только погасит долг делеганта перед делегатарием, но и будет содержать в себе исполнение самому делеганту. Именно таков смысл D.50, 17, 180, мнимую односторонность которого снимает другой текст Павла (D. 46, 3, 56), в котором внимание сосредоточено на действии, которое исполнение, выполненное по приказу, оказывает на отношение валюты.

Paul., 62 ad ed., D. 46, 3, 56¹⁰:

Qui mandat solvi, ipse videtur solvere.

Считается, что тот, кто поручает произвести исполнение, исполняет сам.

Приказ делеганта своему должнику есть не что иное, как способ исполнения собственного обязательства перед делегатарием (если отношение валюты заключается именно в долге – causa solvendi). Благодаря этому действие делегата¹¹, произведенное в исполнение приказа, засчитывается как исполнение самого должника (делеганта). Юридическое значение приказа при делегации исполнения заключается, таким образом, в том, что он является основанием для особого обязательственного эффекта платежа, произведенного делегатом делегатарию. Одно реальное исполнение, выполненное должником третьего лица, в пользу кредитора третьего лица, прекращает два подлежащих обязательственных отношения, освобождая от долга плательщика и отнимая долговое требование у получателя. В отсутствие приказа такой платеж был бы исполнением недолжного, поскольку его участники (делегат и делегатарий) не состояли бы ни в какой юридической связи.

Приказ может быть назван также «delegatio» или «mandatum» (как в D. 46, 3, 56). В последнем случае вопрос о соотношении приказа делеганта с договором поручения решается отрицательно¹²: договор поручения предполагает соглашение между сторонами, тогда как при делегации волеизъявление делеганта носит односторонний характер. Сомнения в степени волевого участия делегата в сделке снимаются, если принять во внимание одномоментность исполнения обоих обязательств: при делегации не возникает разрыва между действием поверенного, которое он производит за свой счет и от своего имени, и освобождением делегата от долга перед делегантом, которое в рамках конструкции поручения следовало бы рассматривать как возмещение доверителем понесенных расходов поверенному, будто отношение покрытия погашается зачетом. Исполняя приказ своего кредитора, делегат действует за чужой счет: уплата, произведенная им указанному лицу из своих средств, автоматически засчитывается в исполнение его обязательства перед делегантом. Наконец, представительский аспект действий делегата (будто он исполняет платеж за делеганта) смыкается с таким же характером действий делегатария, взятых в рамках отношения покрытия (будто делегатарий принимает платеж за делеганта). Иными словами, подведение приказа делеганта под схему поручения наталкивается на амбивалентность (обоюдность) юридического значения действий делегата в исполнение приказа¹³.

В отношении юридической роли приказа принято также считать, что он создает и полномочие делегата на исполнение другому лицу, и полномочие делегатария на принятие этого исполнения¹⁴. Такое юридическое действие приказа на обе другие стороны делегации ставит вопрос о роли делегатария и о юридической природе данного акта. В рамках отношения покрытия делегатарий оказывается в роли представителя делеганта, принимающего за него исполнение, так же, как делегат – представителем делеганта, исполняющим за него долг перед делегатарием. Смягчая уподобление, Э.Бетти указывал¹⁵, что по сути делегатарий выступает в качестве лица, назначенного для принятия исполнения (adiectus solutionis causa). Однако даже такое сравнение представляется большой натяжкой. Объективно, делегатарий своими действиями освобождает и делегата от долга делеганту, но этого недостаточно для его уподобления поверенному делегата. За основу анализа следует взять степень волевого участия делегатария в реализации отношении покрытия. Представительская роль делегатария является производной от его роли кредитора по отношению к делеганту: не имея возможности отказаться от принятия предложенного в иной форме исполнения (платеж по линии отношения валюты выполняет другое лицо, назначенное должником), делегатарий, объективно ведет и дела делеганта, погашая принятием платежа и долг делегата перед делегантом. В отношении делегатария приказ делеганта отражает структурную зависимость кредитора от должника: кредитор вынужден участвовать в делегации, поскольку она составляет оферту платежа, отказ от которой равносилен просрочке в принятии исполнения¹⁶. Опираясь на эту зависимость, делегант наделяет делегатария правомочием принять исполнение и в рамках отношения покрытия. Получая платеж от своего имени и на свой счет, делегатарий тем самым действует и в чужом интересе, освобождая делеганта от обязательства перед собой. Отношение можно представить как поручение, когда взысканное по поручению должника с третьего лица засчитывается в уплату долга¹⁷. В то же время, в отличие от поверенного как стороны в договоре поручения, делегатарий здесь не несет никакого риска: он не производит взыскания с делегата, но просто получает предложенное исполнение. Отсутствие разрыва между действиями делегатария за свой счет и в чужом интересе и эффектом, которые эти действия производят в интересах делеганта и на счет делеганта, не позволяет свести приказ делеганта к поручению и в данном отношении.

Поручение в римском праве (mandatum) создает обязательственную связь между лицами, одно из которых действует в интересах другого, порождая основание для ответственности поверенного за неисполнение и ответственности доверителя за расходы, понесенные поверенным. В то же время, римское поручение не ставит стороны в отношение юридического представительства: поверенный становится обязанным обратить все выгоды, полученные при ведении чужих дел, в пользу доверителя, доверитель – взять на себя все невыгоды, которые легли на поверенного, но непосрественно действия поверенного не создают прав и обязанностей для доверителя. Делегация же объективно создает отношения представительства, когда действия одного лица непосредственно производят юридический эффект для другого лица. Принципиальное различие заключается в том, что при делегации платежа нового обязательства не возникает ни между делегатом и делегантом, ни между делегантом и делегатарием: представительский эффект оказывается следствием функциональной зависимости сторон делегации между собой. Делегация связывает два прежде независимых обязательства в единый узел, который развязывается одним актом исполнения, значимым для всех трех сторон.

Структуру делегации составляют два отношения (валюты и покрытия), в центре которых находится делегант. Однако эта же структурная зависимость сторон делегации выставляет и самого делеганта лишь функцией подлежащих отношений, которые призвана реализовать делегация. На динамическом уровне, приказ делеганта выступает формой достижения соглашения между всеми сторонами сделки. Его односторонний характер отражает не столько инициативу делеганта, сколько его центральное положение в структуре отношения. Приказ мобилизует объект предоставления (долг делегата) и направляет его на исполнение отношения валюты, однако делегация не сводится к приказу. Такая трактовка вела бы к пониманию делегации как односторонней сделки, что искажало бы сущность института¹⁸. Как покажет дальнейший анализ текстов, эффект делегации определяется не приказом делеганта; напротив, значение приказа и его адресованность всем участникам делегации зависит от структуры отношений, в которых состоят стороны этой сделки.

Ведущая роль делеганта в конструкции делегации платежа подчеркивается тем, что большинство текстов римских юристов по этой проблематике обсуждают судьбу отношения покрытия. Воля делеганта, направленная на удовлетворение своего кредитора, указывает адресата исполнения, так что, когда делегатарий принимает платеж, прекращение отношения валюты вызывает меньше сомнений. Судьба же обязательства делегата перед делегантом определяется в конечном счете тем, что делегат как должник подчинился приказу своего кредитора и тем самым удовлетворил его требование. При этом исполнение, которое засчитывается делегату, по сути, составляет то благо, которым делегант, собственно, и расплачивается с делегатарием.

Marcian., l.s. ad hypoth. form., D. 46, 3, 49:

Solutam pecuniam intellegimus utique naturaliter, si numerata sit creditori. sed et si iussu eius alii solvatur, vel creditori eius vel futuro debitori vel etiam ei cui donaturus erat, absolvi debet. ratam quoque solutionem si creditor habuerit, idem erit. tutori quoque si soluta sit pecunia vel curatori vel procuratori vel cuilibet successori vel servo actori, proficiet ei solutio. quod si acceptum latum sit, quod stipulationis nomine hypotheca erat obligata vel sine stipulatione accepta sit, solutionis quidem verbum non proficiet, sed satisdationis sufficit.

Выражение «уплаченные деньги» мы понимаем, прежде всего, естественным образом, если они уплачены наличными кредитору. Но и в том случае, если по его приказу они уплачены другому лицу, будь то его кредитору, или будущему должнику, или даже тому, кого он собирался одарить, его следует оправдать. Также если кредитор одобрил уплату, будет то же самое. Также если деньги были уплачены опекуну, или попечителю, или поверенному, или какому–либо преемнику, или рабу истца, ему засчитывается исполнение. Если же с ним заключена акцептиляция о том, что в связи с стипуляцией было обеспечено ипотекой, или получено без стипуляции, это не подходит под термин «исполнение», но относится к «предоставлению обеспечения».

Специфика отношения покрытия может заключаться в условном характере этого отношения. Если отношение покрытия – установление приданого, то оно верифицируется только с заключением брака.

Paul., 3 de adult., D. 23, 5, 14 pr:

Si nuptura Titio voluntate eius fundum dotis nomine Maevio [tradit] <mancipio dat>, dos eius condicionis erit, cuius esset, si ipsi Titio fundum [tradidisset] <mancipio dedisset].

Если, собираясь выйти замуж за Тиция, женщина по его воле манципирует имение в качестве приданого Мэвию, приданое будет в том положении, в каком оно было бы, если бы она манципировала его самому Тицию.

Женщина, собираясь внести в приданое имение, совершает акт отчуждения. Брак еще не заключен, поэтому женщина могла бы обусловить переход собственности заключением брака: получив от мужа заявление об отказе заключать с ней брак, она могла бы вернуть имение по виндикационному иску (D.23,3,7,3). Однако для отчуждения недвижимости должен быть совершен обряд манципации, который переносит собственность жениху, независимо от заключения брака. Поэтому если брак не последует, женщина может истребовать от мужа собственность на имение по кондикционному иску как полученную безосновательно (по схеме datio ob rem)¹⁹. Если брак будет заключен, имение перейдет в режим дотального имущества (dos, приданое), а с прекращением брака будет истребовано от мужа или его наследников по иску о приданом (actio rei uxoriae). В данном случае женщина манципировала имение не в пользу мужа, а по приказу мужа третьему лицу, Мэвию. Но имение все равно получит статус дотального имущества, так что обладание имением со стороны Мэвия также будет зависеть от существования брака. Заключение юриста дается по линии отношения покрытия (установление приданого): отчуждение имения было произведено в качестве приданого, даже если по приказу правомочного лица (Тиция) оно было произведено в пользу лица, отличного от мужа, Мэвия. Однако специфика этого отношения сказывается на квалификации всей сделки: делегация приводит к тому, что права Мэвия (делегатария) на имение уподобляются правам мужа на приданое: делегатарий не может получить иное благо, нежели то, которое составляло долг делегата, которым делегант и распоряжается как подвластным объектом.

Получение имущественного предоставления в рамках отношения покрытия при делегации исполнения, может описываться в материальных терминах передачи, если такое содержание предполагается юридической конструкцией отношения валюты.

Maec., 5 fideic., D. 36, 1, 67, 4:

Si singulae res ab herede traditae sunt iussu meo ei cui eas vendiderim, non dubitabimus mihi intellegi factam restitutionem. idem erit, et si iussu meo tradantur, cui ego ex fideicommisso aliave qua causa eas praestare debuerim vel in creditum ire vel donare voluerim.

Если отдельные вещи по моему приказу переданы наследником тому, кому я их продал, мы, не сомневаясь, скажем, что восстановление произведено в мою пользу. То же самое будет и в случае, если по моему приказу их передают тому, кому я должен их передать по фидеикомиссу или какому-либо другому основанию, или если я захочу дать взаймы или совершить дарение.

Наследодатель предписал по фидеикомиссу наследнику передать наследство (restituere hereditatem) третьему лицу («Я»). «Я» заключает договор продажи нескольких вещей из состава наследства и при получении наследственной массы от наследника приказывает тому передать эти вещи непосредственно покупателю. Передача, выполненная наследником в соответствии с приказом, рассматривается как исполнение фидеикомисса в пользу «Я». По римскому праву важнейшей обязанностью продавца считается передача товара покупателю. Здесь продавец приказывает исполнить передачу в пользу покупателя своему должнику. В итоге передача со стороны делегата трактуется как совершенная в исполнение его собственного обязательства перед делегантом.

Вторая гипотеза отличается тем, что отношение валюты представлено causa credendi: делегант собирается совершить предоставление в пользу лица, которое не является его кредитром. Примечательна ситуация с реальной структурой, когда делегация исполнения производится с целью предоставления займа. Делегант приказывается своему должнику заплатить долг в пользу будущего заемщика; последний, получая платеж от делегата, становится должником делеганта в размере полученной суммы. Заем – реальный договор, он не вступает в силу, пока будущий кредитор (заимодовец) не совершит в пользу будущего должника передачу валюты займа. Здесь же допускается совершение передачи третьим лицом. Ситуация представлена так, будто деньги сначала поступили от делегата делеганту, а затем были им лично переданы делегатарию (заемщику). Предоставление по линии валюты получает реальный характер потому, что исполнение по линии покрытия формализуется как материальная передача. Это означает, что приказ делеганта осуществить платеж может быть нацелен на предоставление займа только потому, что подлежащие отношения, на которых основана делегация платежа, допускают такую формализацию.

Зависимость характера приказа от содержания отношения покрытия такова, что распоряжение может быть дано в форме вещно-правового акта, если следуемое предоставление составляет имущественное обременение, как например, условие освобождения раба (statuliber).

Afr., 9 quaest., D. 40, 7, 15, 1:

Heres cum statuliberum decem dare iussum venderet, condicionem pronuntiavit et [traditioni] <mancipio> legem dixit, ut sibi potius quam emptori eadem decem darentur: quaerebatur, utri eorum statuliber pecuniam dando libertatem consequeretur. respondit heredi eum dare debere. sed et si talem legem dixisset, ut extraneo alicui statuliber pecuniam daret, respondit et hoc casu conventionem valere, quia heredi videtur solvere, qui voluntate eius alii solvit.

Когда наследник продавал статулибера, которому было приказано дать десять, он поставил условие и сделал заявление при манципации, чтобы десять были даны ему, а не покупателю; спрашивалось, кому из них статулибер должен дать десять, чтобы достигнуть свободы. Ответил, что он должен дать наследнику. Но и в том случае, если он поставил такое условие, чтобы статулибер дал деньги кому–либо третьему, он ответил, что и в этом случае сделка действительна, так как считается, что в пользу наследника исполняет тот, кто по его воле платит другому лицу.

Раб был отпущен на свободу по завещанию с условием, что он даст десять наследнику. Долг раба не является цивильным обязательством (раб не может состоять в правоотношениях по ius civile), это обременение, в исполнении которого заинтересован сам раб; полученное по наследству правовое ожидание наследника в отношении раба как объекта права (вещи), адекватно описывается в категориях вещного права. Распоряжаясь рабом, наследник (собственник) может определить и судьбу следуемого ему предоставления. В данном случае используется специальное заявление в рамках процедуры отчуждения, манципации (lex mancipi), значимое для третьих лиц: наследник оговаривает, что раб станет свободным, только уплатив назначенную сумму ему самому, а не покупателю. Если наследник назначит в качестве адресата третье лицо, оно окажется делегатарием, и ситуация разрешится в соответствии с конструкцией делегации платежа: раб исполнит условие отпущения на волю, уплатив десять указанному в распоряжении наследника лицу.

В случае отпадения основания платежа кондикционный иск для истребования совершенного предоставления также находится у делеганта. Этот порядок обычно объясняется тем, что в основе всей конструкции делегации лежит приказ делеганта²⁰. При этом дается ссылка на единственный текст.

Paul., 17 ad Plaut., D. 12, 4, 9 pr:

Si donaturus mulieri iussu eius sponso numeravi nec nuptiae secutae sunt, mulier condicet. sed si ego contraxi cum sponso et pecuniam in hoc dedi, ut, si nuptiae secutae essent, mulieri dos adquireretur, si non essent secutae, mihi redderetur, quasi ob rem datur et re non secuta ego a sponso condicam.

Если, собираясь одарить женщину, я по ее приказу заплатил ее жениху, а брак не состоялся, женщина сможет подать кондикционный иск. Если же я сам вступил в сделку с женихом и дал деньги с тем, чтобы если последует брак, у женщины было приданое, а если не последует, было возвращено мне, то кондикционный иск против жениха по истребованию того, что было дано в расчете на встречные действия, а они не последовали, подаю я.

Первая сделка, рассмотренная в тексте, представляет собой делегацию платежа («numeravi»): основанием исполнения в рамках отношения покрытия служит дарение в пользу женщины, отношение валюты заключается в установлении приданого. Если брак не заключен, отношение валюты оказывается ничтожным, и женщина-делегант истребует от жениха-делегатария то, что составило ее приобретение по линии отношения покрытия. Однако это не означает, что отпадение основания в рамках отношения валюты определяет отпадение основания для делегации в целом: исполнение в рамках отношения покрытия, которое единственное оставалось действительным, было реализовано. Это исполнение безотзывно: кондикционный иск получает не делегат, а делегант, по чьей инициативе и за чей счет и была сделана делегация. Долг делегата выступает имущуственным объектом, которым делегант распоряжается в форме приказа («iussu eius»).

Существен и другой аспект этой ситуации: имущество женщины увеличилось с того момента, когда ей было обещано дарение. Получив должника, она получила и соответствующий иск к нему (кондикционный). После делегации она обладает таким же иском против жениха, отказавшегося от брака, тогда как в случае заключения брака переданные по ее приказу деньги стали бы приданым, которое она смогла бы истребовать после прекращения брака по иску о приданом. Принципиального изменения имущественного положения женщины здесь не произошло и не могло произойти, поскольку ее долг перед мужем – установить приданое – отпал вследствие того, что брак не состоялся. Безосновательность предоставления, выполненного по приказу делеганта, дает ему кондикционный иск против делегатария. Произошла смена должника, и вызвана она самим платежом. Дело можно представить и таким образом, что женщина, получив обещанную в дар сумму, сама выдала ее жениху. Смысл текста, в котором наделение кондикционным иском женщины–делеганта противопоставляется отказу в нем делегату, сводится к тому, что безосновательность отношения валюты при delegatio dandi не только создает должника в лице делегатария, получателя платежа, но и нового кредитора, каковым вместо делегата, автора платежа, оказывается делегант. Платеж делегата, несмотря на безосновательность отношения валюты, оказывается обоснованным в рамках отношения покрытия. Делегат не получает требования о возврате безосновательно полученного, поскольку он действует не как представитель (поверенный) делеганта по линии отношения валюты, а от своего имени и в своих интересах по линии отношения покрытия. Исполнив свой долг перед делегантом, он выходит из отношения.

Кондикционный иск делеганта при пороке отношения валюты не столько отражает ведущую роль делеганта и его приказа в конструкции делегации, сколько является производным от того, что объективно средством исполнения делегантом своего обязательства перед делегатарием является обязательство, составляющее отношение покрытия.

Зависимость трактовки делегации исполнения от того, интерес какого из участников сделки принимается во внимание, демонстрирует контроверза по поводу эффекта delegatio dandi в случае ничтожности отношения валюты.

Ulp., 32 ad Sab., D. 24, 1, 3, 12:

Sed si debitorem suum ei solvere iusserit, hic quaeritur, an nummi fiant eius debitorque liberetur. et Celsus libro quinto decimo digestorum scribit videndum esse, ne dici possit et debitorem liberatum et nummos factos mariti, non uxoris: nam et si donatio iure civili non impediretur, eum rei gestae ordinem futurum, ut pecunia ad te a debitore tuo, deinde a te ad mulierem perveniret: nam celeritate coniungendarum inter se actionum unam actionem occultari, ceterum debitorem creditori dare, creditorem uxori. nec novum aut mirum esse, quod per alium accipias, te accipere: nam et si is, qui creditoris tui se procuratorem esse simulaverit, a debitore tuo iubente te pecuniam acceperit, et furti actionem te habere constat et ipsam pecuniam tuam esse.

Но если муж приказал своему должнику уплатить жене, то встает вопрос: становятся ли деньги ее собственностью и освобождается ли должник. И Цельс в пятнадцатой книге «Дигест» пишет, что следует посмотреть, а нельзя ли сказать, что и должник освободился, и деньги стали собственностью мужа, а не жены; ведь и в том случае, если бы дарение не запрещалось цивильным правом, дело совершилось бы таким порядком, что деньги перешли бы от твоего должника к тебе, затем от тебя к жене; ведь из-за быстроты сопряженных между собой дел одно из них скрыто, однако должник все же дает кредитору, а кредитор – жене. И нет ничего нового и удивительного, что ты приобретаешь то, что приобретаешь через другого: ведь даже если тот, кто, выдавая себя за управляющего твоего кредитора, получит деньги от твоего должника, которому ты отдал приказ, установлено, что и иск о воровстве получаешь ты, и сами деньги становятся твоими.

Начнем анализ с последней гипотезы, решение которой выдается юристом за аргумент всей его конструкции. Лицо, выдающее себя за управляющего кредитора, получает платеж от должника, действующего по приказу (delegatio dandi). Цельс сообщает о решении, которое стало господствующим в результате споров между юристами («установлено», «constat»), согласно которому, должник считается исполнившим, а собственность – перешедшей на кредитора. Умысел при получении передачи составляет кражу, и собственность остается у плательщика, так что он получает виндикационный иск для возвращения денег, а если они истрачены – кондикционный иск из кражи (condictio ex causa furtiva). Ясно, что в отсутствие перехода собственности, должник юридически не совершал платежа и остается должником. Если же уплата производилась по делегации и третье лицо симулировало право на получение платежа в качестве поверенного (управляющего), дело можно представить так, что кража была совершена не против должника–плательщика, а против кредитора, которому предназначалось это исполнение. Тогда следует зафиксировать исполнение обязательства и переход собственности на кредитора, который и получит иски против симулянта.

Известен текст, близкий Цельсу по времени, в котором его решение получает поддержку.

Pomp., 19 ad Sab., D. 47,2,44 pr:

Si iussu debitoris ab alio falsus procurator creditoris accepit, debitori iste tenetur furti et nummi debitoris erunt.

Если по приказу должника мнимый поверенный кредитора принял платеж от другого лица, он отвечает за кражу перед должником, и деньги переходят в собственность должника.

Должник, чтобы расплатиться с кредитором, обращается к лицу, которое выставляет себя его поверенным, и приказывает ему получить деньги с третьего лица, которое со своей стороны, очевидно, совершает передачу по воле этого должника. Здесь должник делегант, мнимый поверенный делегатарий, а третье лицо, от которого мошенник получает деньги, – делегат. Делегатарий совершает кражу, жертвой которой признается делегант, в собственности которого теперь оказываются деньги.

Ульпиан в 41 книге своего комментария «К Сабину» также приводит аналогичное решение в качестве аргумента для решения сложного казуса.

Ulp., 41 ad Sab., D. 46, 3, 18:

Si quis servo pecuniis exigendis praeposito solvisset post manumissionem, si quidem ex contractu domini, sufficiet, quod ignoraverit manumissum: quod si ex causa peculiari, quamvis scierit manumissum, si tamen ignoraverit ademptum ei peculium, liberatus erit. utroque autem casu manumissus si intervertendi causa id fecerit, furtum domino facit: nam et si debitori meo mandavero, ut Titio pecuniam solveret, deinde Titium vetuero accipere idque ignorans debitor Titio simulanti se procuratorem solverit, et debitor liberabitur et Titius furti actione tenebitur.

Если кто-либо совершит исполнение в пользу раба, назначенного господином для взыскания долгов, после его отпущения на волю, то если он сделает это по поручению господина, достаточно, чтобы он не знал о том, раб был отпущен на волю; если же на пекулиарном основании, то хотя бы он знал об отпущении, но все же не знал, что пекулий у раба был изъят, – он будет свободен от долга. В любом случае, если отпущенный сделает это с целью хищения, он совершает кражу против господина; ведь и в том случае, если должник, не зная, исполнит Тицию, который лживо выставляет себя поверенным, то и должник будет свободен и Тиций будет отвечать по иску о краже.

Однако такое решение римская юриспруденция разделала не без оговорок²¹ и конструкция Цельса была действительно новаторской.

Ulp., 41 ad Sab., D. 47, 2, 43 pr–1:

Falsus creditor (hoc est is, qui se simulat creditorem) si quid acceperit, furtum facit nec nummi eius fient.

1. Falsus procurator furtum quidem facere videtur. sed Neratius videndum esse ait, an haec sententia cum distinctione vera sit, ut, si hac mente ei dederit nummos debitor, ut eos creditori perferret, procurator autem eos intercipiat, vera sit: nam et manent nummi debitoris, cum procurator eos non eius nomine accepit, cuius eos debitor fieri vult, et invito domino eos contrectando sine dubio furtum facit. quod si ita det debitor, ut nummi procuratoris fiant, nullo modo eum furtum facere ait voluntate domini eos accipiendo.

Мнимый кредитор (то есть, тот, кто лживо представляется кредитором), получив что–либо по передаче, совершает кражу, и деньги ему в собственность не переходят.

Считается, что мнимый поверенный совершает кражу. Но Нераций говорит, что следует посмотреть, не будет ли это суждение верным с учетом разграничения, что если должник даст ему деньги с таким намерением, чтобы тот отнес их кредитору, а поверенный их присвоит, – тогда оно верно: ведь и деньги остаются принадлежать должнику, когда поверенный взял их не от имени того лица, собственностью которого их хотел сделать должник, и присвоив их вопреки воле собственника, он несомненно совершил кражу. Если же должник даст с тем, чтобы деньги стали принадлежать поверенному, то – говорит Нераций, – тот никоим образом не совершает кражи, раз получает их по воле собственника.

Нераций возглавлял прокулианскую школу непосредственно перед Цельсом. Из текста следует, что его рассуждение отправляется от бесспорной квалификации действий ложного поверенного как кражи. Однако Нераций даже не ставит вопрос о том, против кого эта кража совершается: констатация кражи однозначно ведет к выводу, что собственником денег остался должник, а следовательно, и исполнения не было. Проблема, которую решает Нераций, относится совсем к другому вопросу: он предлагает различать состав деяния, в зависимости от воли традента. Если намерение должника заключалось в том, чтобы поверенный передал деньги кредитору, то присвоение денег мнимым управляющим составляет кражу; если же должник намеревался сделать поверенного собственником, то деликта нет, раз присвоение не противоречило воле плательщика. В первом случае роль поверенного заключалась бы в том, чтобы именно отнести деньги кредитору, не становясь их собственником или владельцем (поверенный в римском праве не владеет, а осуществляет держание), поэтому, при ближайшем анализе, можно было бы прийти к выводу, что кража совершается против кредитора (как это сделал Цельс). Однако сам состав кражи заключается здесь именно в том, что мнимый поверенный, обладая намерением (animus lucrandi), отличным от типичной воли поверенного, вступил во владение и унес деньги с собой (contrectatio). Эти два элемента определяют кражу (D.47,2,57,3)²², а значит, собственность остается у должника.

Решение Нерация принимает волю должника-плательщика как совершенно свободную в выборе способа исполнения: делегация совершается по его инициативе. Между тем, будучи связана приказом делеганта, воля должника будет ограничена, так что он достигнет освобождения от обязательства, только действуя в соответствии с распоряжением кредитора.

Такую зависимость демонcтрируют два текста Юлиана.

Iul., 54 dig., D. 46, 3, 34, 4:

Si nullo mandato intercedente debitor falso existimaverit voluntate mea pecuniam se numerare, non liberabitur. et ideo procuratori, qui se ultro alienis negotiis offert, solvendo nemo liberabitur.

Если в отсутствие делегации, должник ошибочно решит, что он платит деньги по моей воле, он не освобождается. И поэтому никто не прекращает обязательство, исполняя в пользу поверенного, который, принимая исполнение, выходит за пределы доверенности.

Iul., 54 dig., D. 46, 3, 34, 7:

Si debitorem meum iussero pecuniam Titio dare donaturus ei, quamvis Titius ea mente acceperit, ut meos nummos faceret, nihilo minus debitor liberabitur: sed si postea Titius eandem pecuniam mihi dedisset, nummi mei fient.

Если я прикажу моему должнику уплатить деньги Тицию, желая его одарить, то хотя бы Тиций взял деньги с тем намерением, чтобы сделать их моими, должник, тем не менее, освобождается; но если впоследствии Тиций даст эти деньги мне, они станут моими.

В последнем случае делегация действительна, несмотря на порок воли делегатария: делегант отводит Тицию роль делегатария, наделяя его самостоятельным интересом получить деньги в собственность, тогда как Тиций вступает в сделку в интересах делеганта («Я»). Решение юриста исходит из того, что Тиций становится собственником денег, а значит, их дальнейшая судьба (например, передача в собственность «Я», как предполагается в заключении текста) не влияет на эффект сделки. Должник платит, повинуясь приказу кредитора, а значит, освобождается от обязательства. Если бы он действовал по собственной инициативе, как в первом из приведенных текстов, прекращения обязательства не последовало бы, поскольку неясно, как соотносится такой платеж с интересами кредитора.

Решение Цельса учитывает, что уплата производится по воле кредитора, и тогда вывод, что противоправное присвоение со стороны мнимого поверенного задевает интересы кредитора, вполне оправдан. Логичным оказывается и признание того, что кража поражает делеганта, а значит и собственность перходит к нему, так что платеж производит освобождающий обязательственный эффект.

Рассмотрим теперь первую часть текста D. 24, 1, 3, 12, в которой Ульпиан излагает ставшую знаменитой концепцию Цельса о «сквозной передаче»²³. Казус состоял в том, что отношение валюты заключалось в дарении между мужем и женой, ничтожном по римскому праву. От решения вопроса о действительности делегации судьба должника-делегата, производившего реальное исполнение по приказу кредитора-делеганта. Цельс аналитически разлагает передачу, выполненную делегатом делегатарию на две фиктивные передачи – от делегата делеганту и от делеганта делегатарию, – утверждая, что реальная передача лишь представляется единственной из-за быстроты следующих друг за другом событий. Такая конструкция позволяет обсуждать действительность передач по–отдельности и прийти к заключению, что должник освобождается, поскольку его акт действителен, тогда как передача делеганта делегатарию ничтожна, а значит деньги остаются в собственности кредитора–делеганта.

Юлиан, влиятельный современник Цельса, приходил к противоположному решению, которое излагает тот же Ульпиан в непосредственной связке с суждением Цельса²⁴.

Ulp., 32 ad Sab., D. 24, 1, 3, 13:

huic sententiae consequens est, quod Iulianus <libro septimo decimo digestorum scribsit: ait enim Iulianus si donaturum mihi iussero uxori meae dare – Kr.> nullius esse momenti, perinde enim habendum, atque si ego acceptam et [rem meam factam] <meam factam rem – Mo.> [Iulianus nullius esse momenti, perinde enim habendum, atque si ego acceptam et rem meam factam] uxori meae dedissem: quae sententia vera est.

С этим суждением согласуется то, что написал Юлиан в семнадцатой книге «Дигест»: ведь Юлиан говорит, что если я прикажу тому, кто собирался меня одарить, произвести исполнение в пользу моей жены, сделка ничтожна, ибо она воспринимается так же, как если бы я, получив вещь и сделав ее моей, отдал бы ее моей жене; и это мнение верно.

Юлиан разделяет теорию «сквозной передачи», но делает из нее прямо противоположный вывод: раз одна из двух передач, из которых юридически складывается передача делегата делегатарию, ничтожна, значит, и вся делегация ничтожна. При таком подходе трудно согласиться со словами Ульпиана о том, что суждение Юлиана согласуется с решением Цельса. Мнения юристов разошлись из–за различия в трактовке юридической природы передачи при delegatio dandi. Если Цельс принимает две фиктивно выделяемые передачи за подлинные юридические акты и наделяет каждый из них в отдельности собственным юридическим эффектом, то Юлиан, напротив, считает подлинной одну передачу, но считает ее эффект зависимым от действительности подлежащих отношений. Ничтожность отношения валюты, таким образом, определяет ничтожность всего акта. Аналитизм Цельса позволяет ему защитить исполнение по линии валюты и объявить ничтожным только одну из двух передач.

Юстиниановские компиляторы поместили следом за текстом Ульпиана и текст самого Юлиана из 17 книги его грандиозных «Дигест», в котором дается заключение о ничтожности делегации, если ничтожно отношение валюты.

Iul., 17 dig., D. 24, 1, 4:

Idemque est et si mortis causa traditurum mihi iusserim uxori tradere, nec referre, convaluerit donator an mortuus sit. neque existimandum est, si dixerimus valere donationem, non fieri me pauperiorem, quia sive convaluerit donator, condictione tenebor, sive mortuus fuerit, rem, quam habiturus eram, in bonis meis desinam propter donationem habere.

То же самое – и в случае если я прикажу тому, кто собирался оставить в мою пользу дарение на случай смерти, совершить передачу в пользу моей жены, и не имеет значения, выдродовеет ли даритель или умрет. И не следует считать, что я бы не стал беднее, если бы мы сказали, что дарение действительно, так как если бы даритель выздоровел, я бы отвечал по кондикционному иску, а если бы умер, то вещь, которую я собирался получить, выбывает из моего имущества вследствие дарения.

Здесь отношение валюты, как и в предыдущем тексте, представляет собой дарение между супругами, а отношение покрытия заключается в дарении на случай смерти (mortis causa)²⁵. Признаком дарения между мужем и женой считалось обогащение жены за счет объективного уменьшения имущества мужа. В данном случае муж направил в пользу жены исполнение оставленного ему дарения, поэтому может создаться впечатление, что он в результате не понес имущественных потерь. Однако Юлиан показывает, что в действительности уменьшение имущества мужа произошло, независимо от того, вступит ли дарение в силу или будет отменено вследствие вызродовления дарителя (ex paenitentia)²⁶. Если даритель умрет, выйдет, что ожидаемое обогащение досталось жене; если выздоровеет и отзовет дарение по кондикционному иску, то мужу прийдется расплачиваться из своего имущества, поскольку полученное от дарителя уже отошло к жене. В любом случае, – заключает Юлиан, – муж обеднел, делегировав дарителя в пользу супруги, а значит, делегация ничтожна.

Специфика дарения на случай смерти, результат которого «зависает» под условием выздоровления дарителя²⁷, обостряет вопрос об имущественном содержании отношения валюты – того предоставления, которое муж собирался сделать в пользу жены. В результате Юлиан вынужден рассматривать по–отдельности два предоставления: одно – в пользу мужа (отношение покрытия), другое – в пользу супруги (отношение валюты). Обоснование неизбежных имущественных потерь мужа служит для квалификации отношения валюты как дарения между супругами, что и определяет ничтожность всей делегации. Не трудно заметит, что Юлиан последовательно воспроизводит концепцию «сквозной передачи» Цельса, фиксируя обособленную передачу по линии покрытия и самостоятельное предоставление по линии валюты. Он не просто изучает действительность отношений, лежащих в основании передачи делегата делегатарию, как в тексте Ульпиана (D.24,1,3,13), но изучает реальный эффект передачи, будто она на самом деле состоялась.

Расхождение между великими юристами в конкретном решении²⁸ не может заслонить того факта, что они применяли одинаковый аналитический метод изучения сложного состава делегации и в целом исходили из единой трактовки юридической конструкции делегации. Выявление общей основы их взглядов может продвинуть понимание института.

Обобщение суждений Юлиана по вопросу о юридическом эффекте делегации при пороке отношения валюты дает текст его ближайшего ученика Африкана²⁹.

Afr., 7 quaest., D. 46, 3, 38, 1:

Si debitorem meum iusserim Titio solvere, deinde Titium vetuerim accipere et debitor ignorans solverit, ita eum liberari existimavit, si non ea mente Titius nummos acceperit, ut eos lucretur. alioquin, quoniam furtum eorum sit facturus, mansuros eos debitoris et ideo liberationem quidem ipso iure non posse contingere debitori, exceptione tamen ei succurri aequum esse, si paratus sit condictionem furtivam, quam adversus Titium habet, mihi praestare: sicuti servatur, cum maritus uxori donaturus debitorem suum iubeat solvere: nam ibi quoque, quia nummi mulieris non fiunt, debitorem non liberari, sed exceptione eum adversus maritum tuendum esse, si condictionem, quam adversus mulierem habet, praestet. furti tamen actionem in proposito mihi [post divortium] <soluto matrimonio> competituram, quando mea intersit interceptos nummos non esse.

Если я прикажу моему должнику произвести уплату в пользу Тиция, а затем запрещу Тицию принимать деньги и должник, не зная об этом, заплатит, то он [Юлиан] решил, что он освобождается, если только Тиций не получил деньги с тем намерением, чтобы нажиться. В противном случае, раз он собирался их украсть, они останутся принадлежать должнику, и поэтому освобождение должника от обязательства в силу самого права наступить не может, но будет справедливо помочь ему эксцепцией, если он будет готов уступить мне кондикционный иск о краже, который он получит против Тиция; так же, как соблюдается в том случае, когда муж, собираясь одарить жену, приказывает своему должнику произвести уплату в ее пользу: ведь здесь также, раз деньги не становятся собственностью женщины, должник не освобождается, но его надо защитить эксцепцией против мужа, если он уступит кондикционный иск, который получит против женщины. Штрафной же иск из воровства в данном случае будет после прекращения брака следовать мне, раз я был заинтересован в том, чтобы деньги не были украдены.

Африкан последовательно воспроизводит возражения Юлиана Цельсу по всем пунктам: и по вопросу о переходе собственности при платеже мнимому поверенному, и по вопросу о действительности делегации, когда отношение валюты заключается в дарении между супругами. Однако в данном изложении трактовка эффекта делегации заметно обогащается. Наряду с уже знакомым признанием делегационного платежа при пороке отношения валюты ничтожным (D. 24, 1, 3, 13: «nullius esse momenti») и констатацией того, что должник не освобождается, юрист предлагает защитить его эксцепцией, если он уступит делеганту кондикционный иск против делегатария (женщины – во второй гипотезе). Это означает, что должник-делегат освобождается от обязательства ope exceptionis, то есть, что делегация производит эффект по преторскому праву. Более того, уступив кредитору иск, полученный в результате порочного платежа делегатарию, делегат полностью освобождается от обязательства. Источник такого заключения нельзя видеть в реальном эффекте платежа, поскольку собственность по мнению Юлиана к делегатарию не переходит. Столь же противоречиво усматривать основание решения в том, что делегат произвел платеж (независимо от перехода собственности) в исполнение iussum делеганта³⁰, так как приказ, имеет противоправную цель – дарение между супругами. Объяснение такому решению следует искать в ролевой структуре делегации (как мы сделали при анализе концепции Цельса в сравнении с решением Нерация): воля делегата связана приказом делеганта и акт передачи (datio), составляющий ее исполнение, ставит делегата в новое отношение к делеганту. Личное отношение между сторонами покрытия оказывается исчерпаным, и только отсутствие реального эффекта платежа (цивильное требование перехода собственности как существенного момента прекращения обязательства исполнением) оставляет делегата должником ipso iure.

Такое объяснение подтверждается решением первого казуса. Здесь порочен сам платеж, который вследствие умысла делегатария составляет кражу. Виндикационный иск для возвращения денег (кондикционный, если они истрачены) получает делегат, но если он уступит его делеганту, он освобождается от обязательства. Эта возможность означает, что отношение покрытия в результате платежа также оказывается, если и не погашенным, то в определенной степени переведенным на интерес делеганта. Тогда кража не наносит ущерба делегату, но непосредственно задевает интересы делеганта, который не получает причитающегося ему (обычное следствие делегации платежа не наступает). Отсюда – штрафной иск о краже у делеганта³¹.

Получить причитающееся делегант может только по линии валюты. Запрет принимать платеж от делегата еще не исключает эту возможность: делегатарий станет должником делеганта в объеме полученного (а делегат освободится). Но делегатарий, совершивший кражу, становится, по мнению Юлиана, должником делегата (плательщика), то есть, делегант не получает ничего (опять же, по линии валюты). Делегат не свободен от долга, но инициатива перешла к нему, поскольку передача дает ему в руки новое имущественное средство вместо уплаченных денег. Эта перемена является побочным результатом инициативы делеганта (осуществляя платеж делегат не знал об отмене приказа, косвенно обращенной и к нему), поэтому делегант обязан принять иск делегата к делегатарию. Деликт делегатария затрагивает не плательщика, а делеганта, имущественное положение которого по линии валюты при правильном платеже должно было измениться в его пользу. Отказываясь от конструкции «сквозной передачи», Юлиан исходит из того, что в структуре делегации платеж делегата делегатарию в действительности равносилен платежу делеганта (по линии валюты). Порок этого отношения лишает делегированное исполнение ожидаемого юридического значения, сводя его к фактическому движению денежных средств от делегата к делегатарию.

Наоборот, если реальное исполнение делегата объективно определяет выгоду делеганта (получаемую в рамках отношения валюты), то действительность платежа признается способным снять порок волеизъявления делеганта и восстановить действительность делегации в целом.

Hermog., 6 iuris epit., D. 44, 4, 16:

Si debitor a furioso delegatus creditori eius solvat, quem compotem mentis esse existimabat, et ita cum eo agatur: exceptione doli in id, quod in rem furiosi processit, defenditur.

Если должник, будучи делегирован безумным, которого он считал в своем уме, заплатит его кредитору, а против него все же подается иск, то он может защищаться эксцепцией об умысле в пределах того, что поступило в пользу безумного.

Из–за дефекта дееспособности безумный не может совершать акцепт платежа и тем освобождать должников от обязательства, поэтому исполнение, произведенное должником безумного, не приводит к его освобождению от долга, но реальный аспект платежа дает должнику эксцепцию, защищающую его от иска кредитора³². В данном случае исполнение произведено по делегации в пользу кредитора безумного. Делегация порочна, так как приказ, отданный безумным, ничтожен. Заблуждение делегата не спасает дела, но лишь определяет мотив для осуществления платежа. Объективно делегатарий является кредитором безумного, и отношение валюты погашается исполнением выплаченной делегатом суммы. Судьба же отношения покрытия решается так, будто порока делегации нет вовсе: освобождение делегата затрудняется недееспособностью делеганта, а не недействительностью исполнения. Основанием для такого решения является именно реализация отношения валюты, так что объем освобождения должника (ope exceptionis) определяется объемом действительного обогащения делеганта в результате его освобождения от долга делегатарию.

Сходная ситуация возникает и в том случае, когда делегат не заблуждается в отношении дееспособности должника и соответствующего порока приказа.

Pomp., 6 ex Plaut., D. 46, 3, 66:

Si pupilli debitor iubente eo sine tutoris auctoritate pecuniam creditori eius numeravit, pupillum quidem a creditore liberat, sed ipse manet obligatus: sed exceptione se tueri potest. si autem debitor pupilli non fuerat, nec pupillo condicere potest, qui sine tutoris auctoritate non obligatur, nec creditori, cum quo alterius iussu contraxit: sed pupillus in quantum locupletior factus est, utpote debito liberatus, utili actione tenebitur.

Если должник малолетнего по его приказу без одобрения опекуна выплатит деньги его кредитору, то он освобождает малолетнего от обязательства перед кредитором, но сам остается связанным обязательством; однако он может защищаться эксцепцией. Если же он не был должником малолетнего, то он не может ни предъявить кондикционный иск против малолетнего, раз тот без одобрения опекуна не может стать обязанным, ни против кредитора, с которым он заключил сделку по приказу третьего лица; но малолетний за то, что он обогатился, раз он освободился от долга, будет отвечать по иску, построенному по аналогии.

В тексте рассматриваются две гипотезы делегации платежа, объединенные тем обстоятельством, что приказ делеганта-малолетнего порочен из-за отсутствия одобрения опекуна³³, а в таком случае отношение покрытия не может быть прекращено в результате delegatio solvendi. Отношение валюты в обеих гипотезах составляет долг малолетнего, содержание отношения покрытия различается: в одном случае оно представлено действительным денежным обязательством, в другом – исполнением недолжного. Если долг, составлявший отношение покрытия существовал, уплата, произведенная делегатом, освобождает делеганта от обязательства перед делегатарием, прекращая отношение валюты, но не делегата от делеганта. Делегация, таким образом, производит эффект в рамках того отношения, которое может быть прекращено исполнением. Тем не менее, отношение покрытия испытывает некоторое изменение: платеж, осуществленный делегатом, освобождает его от обязательства ope exceptionis³⁴. Если в плане цивильного права малолетний не может утратить обязательственное требование без одобрения опекуна, то оно все же будет парализовано преторской эксцепцией. Платеж делегата, объективно осуществленный в интерсах малолетнего, трактуется как получение последним выгоды за счет делегата. Здесь имущественная ценность платежа опять-таки санирует формальные пороки приказа делеганта.

Во второй гипотезе этот аспект делегации усиливается тем, что сходное решение (опять же, в плане права справедливости), исходящее из необходимости учета имущественного действия, вызванного платежом делегата, принимается в ситуации конкуренция двух юридических фактов обязательственной природы. С одной стороны, делегант-малолетний не может заключать обязательство без одобрения опекуна, несмотря на то, что он получил недолжно уплаченное со стороны делегата, с другой – делегант обогатился за счет делегата, освободившись от долга по линии отношения валюты («debito liberatus»). Юрист (скорее, Плавций, нежели Помпоний), ориентируясь на объективное имущественное действие платежа, дает делегату иск, построенный по аналогии (actio utilis) с кондикционным иском об уплате недолжного (condictio indebiti)³⁵.

Особый интерес для выявления юридической природы делегации платежа представляет собой мотивация отказа делегату в прямом кондикционном иске: по словам юриста, иск против малолетнего невозможен в силу правила ius civile («qui sine tutoris auctoritate non obligatur»), а иск против делегатария – потому что делегат заключил с ним сделку по приказу третьего лица («alterius iussu contraxit»).

Известна контроверза, разделявшая римскую юриспруденцию по вопросу о допустимости condictio indebiti против малолетнего, принявшего уплату недолжного без одобрения опекуна.

Gai., Inst., 3, 91:

Is quoque, qui non debitum accepit ab eo, qui per errorem solvit, re obligatur; nam proinde ei condici potest si paret eum dare oportere, ac si mutuum accepisset. Unde quidam putant pupillum aut mulierem, cui sine tutoris auctoritate non debitum per errorem datum est, non teneri condictione, non magis quam mutui datione. Sed haec species obligationis non videtur ex contractu consistere, quia is qui solvendi animo dat, magis distrahere vult negotium quam contrahere.

Тот же, кто принимает недолжное от того, кто платит по ошибке, обязывается в силу получения вещи: ведь ему можно предъявить кондикционный иск «Если выяснится, что он должен дать», как если бы он получил заем. Поэтому некоторые полагают, что малолетний или женщина, которым по ошибке уплачено недолжное без одобрения опекуна, не отвечают по кондикционному иску, как и при получении займа. Но этот вид обязательства не считается возникающим из контракта, так как тот, кто дает с целью исполнения, скорее, хочет расторгнуть отношение, нежели заключить сделку.

Говоря о заключении обязательства в силу получения вещи («re»), Гай относит исполнение недолжного (solutio indebiti) к реальным сделкам (в отличие, например, от вербальных). Так, Юлиан, последний глава сабинианской школы (к которой принадлежали учителя Гая) также проводит различие между вербальными сделками и исполнением недолжного³⁶. Однако Гай, в отличие от Юлиана, считает допустимым кондикционный иск против малолетнего и в том случае, если недолжное было получено без одобрения опекуна. Он поэтому спешит определиться с классификацией solutio indebiti: признание этой сделки контрактом будет противоречить разделяемой им позиции. Здесь берет начало новая систематизация источников обязательств. Гай отказывается от строгой дихотомии «из контракта – из деликта» и вводит промежуточное звено, «особый вид обязательства» («species obligationis»)³⁷. Существенно, что уже Юлиан предпочитал говорить об исполнении недолжного как о «некоей сделке» («aliquid negotii», дословно: «нечто от сделки», – D. 12, 6, 33), обосновывая возникновение личной связи между сторонами вещно–правовым эффектом передачи (aliquid accipientis facere), а не соглашением сторон. Действительность передачи, несмотря на взаимное заблуждение сторон, объективно приводит к обогащению одного лица за счет другого и создает обязательство между ними (cp. D. 12, 5, 6).

В этом контексте приложение Плавцием (в изложении Помпония, современника Гая) термина «contrahere» («заключать сделку») к платежу делегата делегатарию получает значение основания для юридической квалификации отношения. Делегат, по Плавцию (Помпонию), не вступал в отношение с делегантом – малолетним, действовавшим без одобрения опекуна, он заключил сделку с делегатарием – лицом, посторонним к порочному отношению. Делегатарий поэтому правомерно оставляет полученное в своей собственности, и платеж оказывается необратимым. Однако этот вещно–правовой эффект платежа ведет к прекращению обязательственного отношения валюты, так что если делегат и не заключает обязательства с малолетним, он объективно действует к выгоде делеганта, создавая его обогащение за свой счет. Необратимость передачи, выполненной делегатом в пользу делегатария означает, что ситуация должна разрешаться согласно конструкции делегации, по которой один акт исполнения задействует оба подлежащих отношения. Таким образом, сделка с делегатарием порождает основание для иска делегата против делеганта, даже в отсутствие юридически значимого акта, заключенного между сторонами отношения покрытия. Порок волеизъявления делеганта и порок отношения покрытия все же не означают ничтожность делегации; наоборот, действительность сделки делегата с делегатарием определяет изменение юридических отношений и по линии валюты, и по линии покрытия.

Можно привести еще один текст, где обсуждается порок отношения валюты.

Pap., 11 resp., D. 46, 3, 96 pr:

Pupilli debitor tutore delegante pecuniam creditori tutoris solvit: liberatio contigit, si non malo consilio cum tutore habito hoc factum esse probetur. sed et interdicto fraudatorio tutoris creditor pupillo tenetur, si eum consilium fraudis participasse constabit.

Должник малолетнего по делегации опекуна уплатил деньги кредитору опекуна; имеет место освобождение от обязательства, если не будет доказано, что это было сделано по сговору с опекуном. Но кредитор опекуна будет отвечать перед малолетним по интердикту о действиях во вред кредиторам, если будет установлено, что сговор был злонамеренным.

На первый взгляд ситуация предстает в виде делегации исполнения, когда одним платежом прекращаются оба подлежащих отношения: долг перед подопечным (отношение покрытия) и долг перед кредитором опекуна (отношение валюты). Папиниан задается вопросом, действительно ли исполнение второго обязательства, и дает положительный ответ. Под сомнение ставится непорочность отношения валюты, и в случае наличия умысла делегатария, делегант получает реституцию. При ближайшем рассмотрении структура отношения предстает совершенно иным образом. Рассмотрим сомнение (ratio dubitandi), побудившее юриста к ответу внимательнее.

Речь идет о возможном прекращении обязательства, составляющего отношение валюты: если не будет доказано, что кредитор опекуна намеренно действовал во вред другим кредиторам, уменьшая активы неплатежеспособного должника, исполнение будет признано необратимым. Иначе, полученное кредитором опекуна будет взыскано с него по реституции. Применение для реституции характерного средства (interdictum fraudatorium)³⁸ указывает на то, что имущество опекуна, заподозренного в сговоре, в момент обращения за консультацией к юристу уже поставлено под наблюдение (cura bonorum). Реституция пойдет в пользу малолетнего, который выступает привилегированным кредитором обанкротившегося опекуна. Если опекун – делегант, кредитор – делегатарий, то подопечный оказывается делегатом, требование которого представляет собой отношение покрытия, возникшее в результате платежа: исполнив обязательство по линии валюты за счет малолетнего, делегант (опекун) оказался его должником в объеме полученной выгоды. Умысел при сговоре опекуна с его кредитором, скорее всего, действительно имел место, потому что опекун расплачивался по своим долгам активами подопечного, сберегая свое имущество. Здесь вырисовывается еще одна делегация (логически предшествующая первой), в которой отношение покрытия представлено денежным долгом в пользу малолетнего (causa solvendi), а отношение валюты – возникающим требованием малолетнего против опекуна о возвращении средств, присвоенных при отправлении опеки.

Платеж был выполнен должником малолетнего по приказу опекуна. Обычно опекун ведет дела подопечного в его отсутствие или в период, когда тот еще пребывает в младенческом возрасте. Тогда кредитор опекуна неотличим от кредитора самого подопечного и две делегации сливаются в одну. Однако обращение реституции в пользу малолетнего отводит ему роль кредитора опекуна, имущество которого арестовано за долги. В обсуждаемой ситуации опекун и малолетний предстают автономными лицами со своим имуществом каждый. Даже если опекун, отдавая распоряжение должнику малолетнего, действовал за него и в его интересах, в момент ответа юрисконсульта между ними существует обязательственная связь, которая применительно к погашенному обязательству должника подопечного составляет отношение валюты. С другой стороны, отдавая распоряжение должнику, опекун замещает собой малолетнего, который не мог самостоятельно прекратить обязательство своего должника, как и совершить акт отчуждения. Приказ опекуна действителен: прекращение отношения покрытия в результате делегации платежа не вызывает у юриста сомнений. Однако делегатарием по этой делегации выступает также опекун, но уже как самостоятельное лицо, противопоставленное малолетнему. Эта делегация является в свою очередь источником средств для погашения долга опекуна перед его кредитором: здесь прекращается отношение валюты. Оба подлежащих отношения, которые заключались в causa solvedi (долг в пользу подопечного и долг опекуна перед своим кредитором), прекращаются исполнением, будто это одна делегация платежа, и только дальнейшая квалификация второй делегации как действия во вред кредиторам позволяет произвести реституцию³⁹. Распадение единого субъекта «опекун–подопечный» при снятии опеки окончательно снимает покров, под которым две делегации могли выглядеть как одна (например, для должника подопечного). Две делегации объединяет один приказ и единственный платеж, выполненный делегатом первой делегации делегатарию второй. В первой приказ опирался на долг в пользу делеганта, во второй – на долг перед делегатарием. Обе делегации дали обычный результат, затронув оба подлежащих отношения: долги были погашены, обязательство опекуна перед подопечным составило отношение валюты в первой делегации и отношение покрытия во второй (см. Рис.2).

Рисунок 2

Структура казуса Pap., 11 resp., D. 46, 3, 96 pr

Опекун Кредитор опекуна

отношение валюты

2-й делегации

фактический

платеж

отношение покрытия

1-й делегации

Малолетний Должник малолетнего

Стрелками на рисунке показано, как в рамках первой делегации (жирный треугольник) платеж должника малолетнего составляет имущественную выгоду опекуна, тогда как в рамках второй делегации он же вызывает имущественные потери малолетнего (которые в дальнейшем и компенсирует реституция). Юридическое значение платежа проходит по линиям, отличным от действительного движения денежных средств, поскольку относится не к реальным, а к обязательственным отношениям между сторонами; напротив, факт получения денежных средств кредитором опекуна от должника подопечного не порождает между ними никаких правоотношений.

Оба движения средств (представленные на рисунке стрелками) являются следствиями одного реального платежа и раскрываются через аналитическое разложение внешне единой делегации исполнения – от должника малолетнего в пользу кредитора опекуна (пунктирная линия). В действительности, основания этого платежа – долг должника малолетнего и долг опекуна перед своим кредитором – относятся к разным делегациям; эта внутрення структура сделки и определяет направление реституции.

Реституция производится только в рамках второй делегации – в пользу делегата (подопечного), за чей счет было исполнено обязательство по линии валюты, – и не затрагивает первую делегацию: именно в рамках первой делегации действительность и бесповоротность исполнения со стороны должника подопечного (отношение покрытия), создает долг опекуна (как делегатария) перед подопечным (в качестве делеганта), как если бы он взял у него взаймы. Одновременное – но уже в рамках второй делегации – обращение опекуном полученной суммы на уплату собственного долга, также действительное (хотя и обратимое по реституции), порождает соответствующее обязательство опекуна перед подопечным (отношение покрытия), совпадающее с отношением валюты по первой делегации. Поскольку порочной признается именно уплата опекуном долга своему кредитору, которая относится ко второй делегации, то при реституции во внимание принимается только то обязательство опекуна перед подопечным, которое составляет отношение покрытия по второй делегации.

Реституция производится в интерсах кредиторов опекуна и направлена на восстановление объема конкурсной массы. В то же время, привилегированное положение подопечного позволяет ему реализовать свое притязание отдельно от остальных кредиторов, обратив взыскание на лицо, которое заключило сделку с должником, зная о грозящем ему банкротстве. Направление требования было бы тем же, даже если бы опекун, будучи должником подопечного, расплатился со своим кредитором собственными средствами. Можно сказать, что реституция в пользу привилегированного кредитора по interdictum fraudatorium в свою очередь также реализует конструкцию делегации платежа: долг банкрота составляет отношение валюты, отношение покрытия – обратимое исполнение, выполненное во вред кредиторам, а передача средств по реституции – само исполнение делегата (кредитора опекуна) в пользу делегатария (подопечного). Здесь инициатива делегации принадлежит делегатарию, который, не имея возможности произвести взыскание со своего должника из–за его неплатежеспособности, направляет требование на должника своего должника. Арест имущества делеганта (в отношении опекуна уже введена cura bonorum) передает инициативу делегатарию: отношение покрытия сформировано жалобой подопечного, сумевшего доказать сговор опекуна со своим кредитором и обратить порочную сделку в обязанность коварного кредитора вернуть взысканное в конкурсную массу. Эта делегация зеркальна по отношению ко второй делегации: реституции подвергается бывший делегатарий в пользу бывшего делегата. Такой платеж в направлении, обратном обычному, погасит требование делегата к делеганту и восстановит долг делеганта (опекуна) перед делегатарием (кредитором): ситуация развернулась в полном соответствии со структурой делегации.

С точки зрения первой делегации, реституция погашает долг опекуна перед подопечным, возникший по линии валюты, так что средства, составлявшие долг дожника малолетнего (отношение покрытия), в конечном счете достаются юридически оправданному адресату платежа и единственным действительным перемещением средств остается уплата долга в пользу малолетнего, произведенная его должником. Можно сказать, что вся вторая делегация составляет отношение валюты первой: реституция, которая полностью разворачивает (и исчерпывает) вторую делегацию, погашает и долг, возникший по линии порочного отношения валюты в рамках первой делегации, так что только отношение покрытия остается в силе. Фигура малолетнего как самостоятельного имущественного центра творится обособленным интересом опекуна, который рассматривает средства подопечного как источник наживы: делегант создает для себя делегата.Отношение покрытия второй делегации не имело бы имущественного наполнения без первой делегации: чтобы присвоить средства малолетнего их надо сначала создать.

Соответственно, первую делегацию можно свести к отношению покрытия во второй, будто опекун, заняв деньги у подопечного, расплатился со своим кредитором. Но структуру первой делегации определяет вторая, а не наоборот. Отдавая приказ должнику малолетнего произвести уплату долга, опекун выступал от имени подопечного, компенсируя дефект его дееспособности. Обращение же этого платежа на собственные нужды составляет злоупотребление опекуна, противопоставляющее его подопечному как автономное лицо со своими имущественными интересами. Этот разрыв и создает отношение валюты, превращающий взыскание с должника подопечного в делегацию. Если бы опекун получил платеж должника в свои руки или направил бы его в пользу кредитора подопечного, его роль в сделке продолжала бы совпадать с ролью малолетнего (делеганта). Инициатива опекуна по проведению взыскания с должника подопечного продиктована его ролью в структуре второй делегации. Именно отношение опекуна со своим кредитором, задающее структуру второй делегации, обозначает роль опекуна как лица, преследующего собственные имущественные интересы, и превращает взыскание с должника подопечного в делегацию исполнения. Изучение взаимозависимости аналитически выделенных делегаций в данном казусе позволяет раскрыть соотношение ролей в структуре делегации и соответствующую иерархию волеизъявлений в формировании приказа делеганта. Роль делеганта «наведена» объективно преобладающей позицией делегатария, в пользу которого и поступает исполнение со стороны делегата. Таким образом, инициатива делеганта в действительности отражает волю делегатария, ведущее положение которого определяет всю структуру делегации. Односторонний характер приказа, платежа и акцепта, воплощая многосторонюю сделку, наделяет всех участников делегации представительскими качествами. Как платеж делеганта, реализующий два предоставления, превращает делегата в представителя делеганта, как акцепт платежа объективно ставит делегатария в позицию лица, действующего в интересах делеганта, так и односторонний приказ делеганта, адресованный делегату, заключает в себе и интерес делегатария, представляя собой выражение сложной волевой структуры делегации.

Pap., 3 resp., D. 12, 6, 57, 1:

Creditor, ut procuratori suo debitum redderetur, mandavit: maiore pecunia soluta procurator indebiti causa convenietur: quod si nominatim, ut maior pecunia solveretur, delegavit, indebiti cum eo qui delegavit erit actio, quae non videtur perempta, si frustra cum procuratore lis fuerit instituta.

Кредитор дал [должнику] поручение заплатить долг его управляющему, если была уплачена сумма, превышающая долг, управляющего привлекают с связи с исполнением недолжного; если же он прямо указал при делегации, чтобы была выплачена сумма, в действительности превышающая долг, иск об исполнении недолжного будет дан против того, кто делегировал, и он не считается погашенным в том случае, если сначала тяжба будет безуспешно установлена против управляющего.

Должник, повинуясь указанию своего кредитора, производит исполнение в пользу указанного кредитором лица. Должник – делегат, кредитор – делегант, а управляющий кредитора – делегатарий. Отношение покрытия составляет causa solvendi – денежный долг, срок исполнения по которому наступил. Отношение валюты заключается в договоре поручения, и доверитель – кредитор – совершает делегацию исполнения с целью наделить своего поверенного (управляющего) наличными деньгами.

Должник, уплатив управляющему больше, чем была сумма его долга кредитору, истребует излишек с управляющего. Применимость condictio indebiti показывает, что собственно должным исполнением по делегации считается уплата долга, составлявшего отношение покрытия, по объему которого и определяется размер должного предоставления делегата: «то, что мне были должны».

Вторая гипотеза рассматривает ситуацию с пороком приказа делеганта. Приказ считается действительным в том объеме, который составляла сумма долга в рамках отношения покрытия. Излишек платежа составляет солидарный долг делеганта и делегатария, который может быть взыскан по правилам корреального обязательства: установление процесса против одного из должников само по себе не прекращает требование (actio non videtur perempta), которое может быть повторно предъявлено другому (если первый должник оказался, как в данном случае, неплатежеспособным). Основание возникновения солидарной ответственности, объединяющей делеганта и делегатария, отражает сложный юридический состав делегации платежа, для которой необходимы приказ со стороны делеганта и реальное исполнение в пользу делегатария. Ответственность делеганта определяется превышением распорядительных правомочий в отношении долга делегата, а делегатарий привлекается в объеме реально полученного сверх суммы долга делегата перед делегантом. Однако сказать, что каждый из них отвечает только за один из фактов, повлекших исполнение недолжного, значило бы разложить само исполнение недолжного на составляющие. Между тем, формирование ложного представления о сумме долга и исполнение завышенного платежа по–отдельности не составляют исполнения недолжного и не создают кондикционного обязательства⁴⁰. Единое требование с единым основанием (исполнение недолжного) объединяет делеганта и делегатария потому, что исполнение недолжного является следствием сложного юридического состава, включающего оба указанных факта и одинаково применимого к обеим сторонам сделки, вызвавшим порок исполнения. Делегант отвечает не только за то, что отдал неверный приказ, но и за то, что на основании этого приказа была произведена уплата сверх долга; делегатарий отвечает не только за то, что получил завышенный платеж (как в первом случае), но и в связи с тем, что эта уплата была произведена в исполнение порочного приказа.

Положение солидарного должника во второй гипотезе в определенной мере облегчает участь делегатария, поскольку взыскание может быть сразу обращено на делеганта, перед которым поверенный в дальнейшем будет отвечать в рамках отношения поручения, а не в силу регресса. Это связано тем, что исполнение недолжного в данном случае было вызвано поведением делеганта, отдавшего неверный приказ. Наличие солидарности на пассивной стороне также укрепляет позицию делегата, создавая гарантию взыскания недолжно исполненного. Это также результат участия делеганта в формировании юридического состава исполнения недолжного. Если в первом случае исполнение недолжного было результатом обоюдной ошибки делегата и делегатария, так что делегант остался за рамками кондикционных отношений, то во второй гипотезе, к ошибке самого делегата в качестве дополнительного фактора заблуждения добавляется приказ делеганта, что определяет и расширение круга участников кондикционного отношения. Первая гипотеза представляет собой лишь порок исполнения приказа, и возникающее в результате кондикционное отношение оказывается за рамками самой делегации. Во второй гипотезе порочна сама делегация (будучи инициирована порочным приказом делеганта) как сложный юридический состав, поэтому и круг лиц, вовлеченных в отношение по исполнению недолжного, совпадает с кругом участников делегации. В данном случае конструкция делегации в результате платежа не распадается, а консервируется в кондикционном отношении. Поскольку само кондикционное отношение, как мы видели, вызвано сложным юридическим составом, структура которого совпадает со структурой делегации, из анализа текста следует вывод о релевантности волеизъявлений делегата и делегатария для формирования конструкции делегации, в которой роль делеганта окакзывается не единственным существенным элементом.

Совпадение структуры кондикционного отношения со структурой делегации определяется тем, что в обоих случаях исполнение недолжного фиксируется только в отношении излишка платежа. В первой гипотезе квалифицировать в качестве исполнения недолжного всю выплаченную должником сумму препятствует наличие полного состава действительной делегации платежа: наличие долга (causa solvendi) в рамках отношения покрытия, приказ делеганта («mandavit»), уплата, произведенная делегатом по приказу делеганта. Здесь исполнение недолжного – это порок самого плажа, объем которого из–за ошибки делегата и неосведомленности делегатария превысил сумму долга делегата делеганту. Во второй гипотезе как исполнение недолжного также квалифицируется лишь уплата излишка, несмотря на то, что приказ делеганта называет («nominatim») сумму, превышающую долг, и является, таким образом, превышением полномочий на делегацию. Тем не менее, делегация признается действительной в той части, в которой сумма платежа соответствует объему отношения покрытия: объективно существующее основание для делегации определяет соответствующую квалификацию всей сделки.

Анализ данной ситуации также показывает, что существенный момент юридического действия делегации составляет обогащение делеганта в рамках отношения валюты. Римская фигура исполнения недолжного принципиально отличается от современного неосновательного обогащения тем, что предметом требования выступает не действительное обогащение (приобретение или сбережение за счет другого лица) ответчика, а прямой ущерб истца. Тем не менее, ответчиком по кондикционному иску может быть только лицо, получившее исполнение недолжного (даже если оно не обогатилось). Привлечение делеганта наряду с делегатарием к ответственности по кондикционному иску выставляет его в качестве лица, соучаствовавшего в получении платежа с делегата. Принципиальным фактором, определяющим в данном случае совпадение структуры кондикционного отношения с делегационным, является не реальный эффект платежа, а обязательственный, в соответствии с обязательственной природой исполнения, формой которого является делегация. Собственность на излишек в обоих случаях поступала делегатарию (тогда как уплата в размере долга делегата объективно представляла собой прекращение отношения покрытия), признание делеганта солидарным ответчиком по кондикционному иску во втором случае подчиняет режим излишка (который и составляет собственно исполнение недолжного) режиму обязательственного отношения, реализованного в результате делегации. Сумма, поступившая делегатарию, считается поступившей и делеганту, независимо от действительного объема долга в рамках отношения покрытия. Единство трактовки по модели делегации всех юридических элементов ситуации – и надлежащего исполнения, и исполнения недолжного – возможно только потому, что уплата в исполнение приказа кредитора одновременно реализует и отношение валюты. Делегация платежа, таким образом, признается единым платежом по линии обоих отношений, в котором участвуют все вовлеченные лица.

Это единство определяет совмещение характеристик обоих подлежащих отношений, а через них – и формальных ролей участников делегации.

Marcell., 8 dig., D. 21, 2, 61:

Si quod a te emi et Titio vendidi, voluntate mea Titio tradideris, de evictione te mihi teneri, sicuti si acceptam rem tradidissem, placet.

Если то, что я купил у тебя и продал Тицию, ты по моей воле передашь Тицию, решено, что ты отвечаешь передо мной за эвикцию, как если бы я передал вещь, получив ее от тебя.

«Я» купил вещь у «Ты» и еще до передачи товара заключил договор продажи с Тицием. Затем «Я» приказывает «Ты» передать товар Тицию. Отношения между первым покупателем, «Я», и первым продавцом, «Ты», строятся так, как если бы товар был передан непосредственно «Ты», то есть, передача, произведенная по приказу кредитра, рассматривается как исполнение в пользу самого кредитора. Специфика данного казуса определяется содержанием отношения покрытия: продавец обязан не только передать товар, но и обеспечить покупателя на случай эвикции (отсуждения вещи третьим лицом, например, истинным собственником). Здесь же вещь может быть отсуждена только от второго покупателя, владельца. В таком случае тот обратит взыскание на своего продавца, «Я», а «Я» взыщет убытки за эвикцию с «Ты», хотя в действительности он утратил владение вещью по своей воле (на основании второго договора купли–продажи), а собственно отсуждения вещи не испытывал. Взыскание с первого покупателя убытков в рамках второй продажи не может рассматриваться как эвикция в рамках первой. Существенным признаком эвикции классики признают ее реальный характер: владение вещью должно быть утрачено в результате вещного иска третьего лица.

Есть только одно объяснение решения Марцелла. Передача, выполненная продавцом по приказу покупателя в пользу второго покупателя, засчитывается как передача первому, причем не только как исполнение одной из обязанностей продавца (передать товар), но и как источник другой его обязанности (отвечать за эвикцию), возникающей с момента передачи товара. Получается, что эвикция непосредственно затронула не только второго покупателя, но и первого, поскольку вещь была изъята по суду из рук лица, которому она была передана по его приказу. С точки зрения реального аспекта передачи, делегатарий выступает представителем делеганта, принимая передачу за него (по линии отношения покрытия)⁴¹. Этот аспект согласуется с обязательственным эффектом передачи: она засчитывается как исполнение по линии отношения покрытия и прекращает обязательство делегата перед делегантом. Существенно, что в данном случае передача не просто прекращает долг делегата, но и является основанием для его дальнейшей ответственности как продавца за эвикцию: исполнение им этой обязанности обсуждается после передачи по личности делегатария, так что его представительские функции продолжаются и после принятия товара. Именно длящийся характер обязанности продавца позволяет на этом примере выявить представительский аспект, заключенный в делегации. Этот эффект представительства, таким образом, создан не приказом делеганта, а спецификой обязательства, составляющего отношение покрытия.

Зависимость эффекта платежа при delegatio dandi от основания отношений валюты и покрытия (и соответствующих юридических ролей участников этих отношений) наглядно демонстрирует и такой текст Нерация, непосредственно связанный с теорий «сквозной передачи».

Ulp., 31 ad Sab., D. 23, 3, 5, 8:

Si filius familias mutuatus creditorem delegavit, ut daret pro filia dotem, vel etiam ipse accepit et dedit, videri dotem ab avo profectam Neratius ait hactenus, quatenus avus esset dotaturus neptem suam: id enim in rem avi videri versum.

Если подвластный сын, заключив договор займа, делегирует кредитора, чтобы тот дал приданое за дочерью, или же сам возьмет деньги и отдаст, Нераций говорит, что считается, что приданое происходит от деда постольку, поскольку дед собирался дать приданое за своей внучкой: ведь это считается обращенным на счета деда.

Юрист решает вопрос о том, происходит ли приданое из семьи невесты, то есть является ли оно dos profecticia (D. 23,3,5,1; 43,1). Если подвластный сын, выдавая свою дочь замуж, возьмет заем и отдаст эту сумму мужу, будет считаться, что приданое установил его домовладыка, дед невесты, поскольку у подвластного сына нет своей собственности. Конструкция перевода имущества на счета деда-домовладыки – in rem versum – всплывает потому, что со времен Веспасиана (за поколение до Нерация) по Македонову сенатскому постановлению (SC Macedonianum) заем подвластного считался оспоримым (недействительным по преторскому праву). Иск заимодавца к сыну был бы опровергнут эксцепцией, поэтому вставал вопрос о допустимости иска к его домовладыке. Домовладыка отвечал в полном объеме по обязательствам подвластного, если сын действовал по приказу или по воле домовлыки (quod iussu), а также – если полученные от сделки средства переводились на счета домовладыки (in rem versum). В данном случае взятые взаймы деньги пошли на исполнение лежавшей на домовладыке обязанности (в социальном смысле – officium) по установлению приданого, поэтому юрист считает его волю объективно выраженной.

Говоря о способе установления приданого, Нераций приравнивает две ситуации: когда отец невесты делегирует заимодавца, чтобы он дал валюту займа непосредственно мужу, и когда отец невесты сам берет взаймы эту сумму, а затем передает ее мужу. Во втором случае используется versura –известный издревле способ расплатиться со старым долгом средствами, полученными от другого кредитора. Выражение «versuram solvere (facere)» зафиксировано уже в комедиях Теренция (II в. до н.э.). Разъясняя его смысл, комментатор Элий Донат (Donat., ad Terent., Phormio, V, 2, 15) говорит, что оно указывает на уплату долга за счет нового займа («cum quis alienum aes aere alieno solvat») с заменой кредитора. Антиквар II в. Фест (Paul., ex Fest. s.v. Versura) объясняет это выражение сходным образом: