ИГПЗС учебный год 2023 / доктрина о неизменности обстоятельст

ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 11. ПРАВО. 2009. № 2

НАУКА И ПРАВО ЗА РУБЕЖОМ

О.Л. Лысенко, кандидат юридических наук, доцент кафедры истории государства и права юридического факультета МГУ

ДОКТРИНА «О НЕИЗМЕННОСТИ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ»

(СLAUSULA REBUS SIC STANTIBUS) И СТАНОВЛЕНИЕ СОВРЕМЕННОЙ ТЕОРИИ «НАРУШЕНИЯ ОСНОВАНИЯ СДЕЛКИ» В ГЕРМАНСКОМ ПРАВЕ В КОНЦЕ XIX — НАЧАЛЕ XX в.

Институт нарушения основания сделки был введен в текст Германского гражданского кодекса (ГГУ) лишь в 2001 г., но фактически он возник давно и долгое время развивался в рамках судебной практики и правовой науки на основе доктрины «неизменности обстоятельств» (clausula rebus sic stantibus). Статья посвящена истории становления данного института гражданского права Германии.

Ключевые слова: нарушение основания сделки, доктрина «неизменности обстоятельств», обстоятельства, препятствующие исполнению договора.

Institution of the contract foundation breach was brought in the German Civil Code text just in 2001, but in fact it appeared long ago and developed in the context of jurisdiction and legal thought on the basis of the «circumstances invariability» doctrine (clausula rebus sic stantibus). The article is devoted to the history of the formation of this German civil law institution.

Keywords: breach of the contract foundation; clausula rebus sic stantibus; impediment to the performance of a contract.

Одним из наиболее важных достижений проведенной в 2001 г. в ФРГ реформы обязательственного права стало включение в текст ГГУ (§ 313)

института «нарушения основания сделки» (Wegfall der Geschaeftsgrundlage),

долгое время существовавшего в германском праве исключительно в рамках судебной практики и научной доктрины. Этот институт неразрывно связан с основополагающими принципами современного договорного права — «свободы договора» и «связанностью договором», — корректируя их действие в кризисные периоды. Подобно принципу «невозможности исполнения» «нарушение основания сделки» рассматривается в настоящее время как обстоятельство, препятствующее исполнениюдоговора.

В его основе лежит разработанная еще в период рецепции римского права средневековая доктрина «о неизменности обстоятельств» (clausula rebus sic stantibus). Существенное влияние на становление этой теории

ollysenko@mail.ru

15

оказало и учение известного германского пандектиста второй половины XIX в. Б. Виндшейда об основании (предпосылке) договора (Lehre von der Voraussetzung)1.

Римское право не знало сколь-нибудь развитого учения «о неизменности обстоятельств». Таким образом, первые научные разработки в этой области восходят к трудам глоссаторов и постглоссаторов. Исходным пунктом для этого стал фрагмент Дигест Юстиниана D.46,3,38. «(Африкан) утверждает, что когда кто-либо стипулировал совершение предоставления ему самому или Тицию, то скорее всего тогда только надо будет сказать, что исполнение Тицию производится правомерно, если он (Тиций) остается (на момент исполнения обязательства) в том же правовом положении, в каком он был, когда заключалась стипуляция. В ином случае, если он будет усыновлен, или удалится в изгнание, или (будет выслан) с запрещением предоставления ему воды и огня (т.е. крова), или станет рабом, надо сказать, что исполнение производится ему неправомерно. Ведь считается, что по умолчанию в такую стипуляцию включается и согласие “если (Тиций) останется в том же правовом положении”». Представление о некоем предполагаемом и молчаливо установленном согласии сторон о том, что условия договора не должны меняться, было в дальнейшем воспринято и постглоссаторами (комментаторами)2.

Особенно востребованной доктрина «о неизменности обстоятельств» стала в XVI—XVII вв., по мнению германского правоведа Ф.Леонарда, в связи с тяжелой социально-экономической и политической обстановкой, вызванной 30-летней войной (1618—1648)3. Так, отдельные положения этой теории раскрываются в работе германского пандектиста А. Лейзера

(«Mediationes ad Pandectas», 1717).

Доктрина «clausula rebus sic stantibus» нашла свое закрепление и в партикулярных кодификациях XVIII в.: в Баварии (Codex Maximilianeus Bavaricus civilis (IV, 15, § 12) и Пруссии (Ландрехт 1794 г. I, 5, § 377).

Тем не менее в XIX в. она была предана почти полному забвению вследствие того, что находившаяся под влиянием идей «исторической школы» и ориентированная сугубо на римское право наука пандектного права в Германии отрицала существование доктрины rebus sic stantibus. Так, А. Тибо (известный противник Ф.К. Савиньи) в своей «Системе пандектного права» (1803) довольно жестко ее критиковал4. По его мнению, даже и при кардинальном изменении обстоятельств договор может действовать до тех пор, пока не наступит полная невозможность его испол-

1 Historisch-kritischer Kommentar zum BGB (HKK zum BGB). Schuldrecht II. Allgemeiner Teil (§ 305—432) / Hrsg. von M. Schmoeckel, J. Rueckert, R. Zimmermann. Tuebingen, 2007. S. 1710.

2Ibid. S. 1711.

3Leonhard F. Allgemeines Schuldrecht des BGB. Muenchen; Leipzig, 1929. S. 414.

4Ibid. S. 62—63.

16

нения, что вполне соответствует и позиции Савиньи, не уделявшего clausula никакого внимания. Лишь в своей «Системе современного римского права» (1841, т. 4, § 169) Савиньи допускает действие этой «оговорки» в отношении дарения: отзыв дарения ввиду грубой неблагодарности одаряемого (оскорбление дарителя, совершение действий, угрожающих его жизни)5. Таким образом, по мнению германского правоведа Р. Коблера, в отличие от партикулярных кодификаций XVIII в. «оговорка о неизменности обстоятельств» в XIX в. теряет свои черты общеправового принципа, будучи применяемой лишь к отдельным видам договоров6.

Определенные научные разработки в этой области в XIX в. принадлежали известному германскому правоведу Бернарду Виндшейду, создавшему теорию «предпосылки договора» (Voraussetzungslehre)7. В своем учебнике пандектного права (ч. 1, § 97) автор так определяет это понятие: «предпосылкой договора является некое “неразвитое условие” (некоторое ограничение воли, которое не доведено до положения условия)»8. Это понятие введено самим Виндшейдом, поскольку, как указывает автор, в юридической науке отсутствует определение подобного отношения9. По мнению Виндшейда, любое лицо, выражающее свою волю, направленную на заключение сделки, подобно лицу, которое выражает свою волю под определенным условием, хотело бы, чтобы желаемое правовое последствие этого волеизъявления наступило лишь при определенном состоянии данного правоотношения. Однако речь вовсе не идет о том, что наступление ожидаемых правовых последствий ставится в прямую зависимость от этого состояния (как при договоре с условием). Правовое последствие волеизъявления в подобном случае наступит даже при оши-

бочной предпосылке (wenn die Voraussetzung ermangelt). Однако необхо-

димо иметь в виду, что если состояние правоотношения изменится настолько, что оно уже не будет соответствовать воле волеизъявителя, то, несмотря на то что с формальной точки зрения его последствия и будут считаться правомерными, с материальной точки зрения они не будут иметь основы (ohne rechtfertigenden Grund). Вследствие этого лицо, пострадавшее от своего волеизъявления, сможет как защитить себя ссылкой на это обстоятельство от притязаний третьих лиц, так и со своей стороны потребовать ликвидации правовых последствий от тех лиц, в пользу которых они наступили10. Обстоятельство же, с которым связана предпо-

5Ibid. S. 63.

6Ibid. S. 67.

7Windscheid B. Die Lehre des roemischen Rechts von der Voraussetzung. Düesseldorf, 1850; Idem. Die Voraussetzung // AcP. 1892. № 78.

8Die Voraussetzung ist eine unentwickelte Bedingung (eine Willensbeschraenkung, die nicht zur Bedingung entwickelt ist) // Windscheid B. Lehrbuch des Pandektenrechts. Bd. I. Frank- furt-am-Main, 1891. S. 275.

9Ibid. (fussnoten 1, 2).

10«In Folge davon kann der durch die Willenserklaerung Beeintraechtigte sich sowohl durch Einrede gegen die aus derselben hergeleiteten Ansprueche schuetzten, als auch seinerseits einen

сылка, может быть подобно условию договора фактическим или правовым, позитивным или негативным, прошедшим, будущим или настоящим, и это не будет оказывать никакого влияния на правовые последствия данного волеизъявления. Кроме того, предпосылка может быть связана или с последствием, или с существующим правоотношением, и это противопоставление будет иметь последствия лишь тогда, когда предпосылка последнего вида не просто определяет правоотношение как несуществующее, но и требует его ликвидации11.

По оценкам германских правоведов, в частности Р. Коблера, учение Б. Виндшейда о «предпосылке договора» — это «попытка устранить несоответствие между волей и фактическим состоянием, между сделкой и действительностью»12. Примечательно, однако, что даже огромный авторитет Виндшейда не помог включению его учения о «предпосылке» в текст ГГУ в ходе его разработки. Коллеги Виндшейда отвергли это учение полностью, продолжая отстаивать позиции науки пандектного права, отрицающую эту доктрину в качестве общего принципа. Одним из наиболее жестких критиков учения Б. Виндшейда стал Отто Ленель13, считавший главным недостатком «учения о предпосылке» угрозу возникновения «состояния правовой неопределенности» в области договорного права. Окончательный вердикт О. Ленеля звучал весьма безапелляционно: «Как мог такой (видный) ученый как Виндшейд прийти к такому для всех очевидному несостоятельному учению?»14.

Все это не могло не проявиться в ходе разработки проектов ГГУ. В Мотивах к 1-му проекту говорилось следующее: «Учение о предпосылке (договора) в качестве общего принципа самоограничения правовых сделок в настоящее время еще не достигло той степени разработанности и признания, которая бы позволила создать на его основе законодательное определение»15. Таким образом, в 1-м проекте возможность учета изменения обстоятельств допускалась лишь в отношении договора займа16. В ходе обсуждения и доработки проекта подобная «оговорка» была распространена и на некоторые другие виды договоров (однако по-прежнему в виде исключения и применительно к конкретным случаям, а не как об-

Anpruch auf Wiederaufhebung der rechtlichen Wirkung gegen denjenigen, zu Gunsten dessen sie eingetreten ist, erheben» (Ibid. S. 277).

11Ibid. S. 278.

12Koebler R. Die «clausula rebus sic stantibus» als allgemeiner Rechtsgrundsatz. Tuebingen, 1991. S. 66.

13Этому вопросу посвящены две статьи О. Ленеля: «Учение о предпосылке договора»

(Lenel O. Die Lehre von der Voraussetzung // AcP. 1889. № 74) и «Еще раз об учении о предпосылке договора» (Nochmals die Lehre von der Voraussetzung // AcP. 1892. № 79); также см.:

Кривцов А.С. Абстрактные и материальные обязательства в римском и современном гражданском праве. Юрьев, 1898.

14Lenel O. Die Lehre von der Voraussetzung. S. 215; HKK zum BGB. S. 1715—1716.

15HKK zum BGB. S. 1715.

16Entwurf eines BGB fuer das Deutsche Reich. Erste Lesung. Berlin, 1887. S. 458.

18

щий принцип). Так, в § 519-I, 528, 530 установлена возможность возврата дара в договоре дарения ввиду грубой неблагодарности одаряемого, разорения и тяжелого финансового положения дарителя. Согласно § 605-I, допускалось одностороннее расторжение договора ссуды, если данная вещь неожиданно стала необходимой самому ссудодателю. Учет изменения обстоятельств действовал и в отношении найма жилого помещения (§ 570): «Лица, состоящие на военной или государственной гражданской службе, священнослужители и учителя общественных учебных заведений могут при переводе их по службе в другую местность потребовать прекращения найма жилого помещения…с соблюдением, однако, установленного законом срока на предупреждение о том противной стороны». § 610 разрешал одностороннее расторжение договора займа, если вследствие значительного ухудшения имущественного положения противной стороны возникнет угроза «невозврата занятого». В § 627 допускалась возможность расторжения договора личного найма по инициативе нанимателя, если он «не поступая на постоянную службу с определенным окладом жалованья, обязался оказывать квалифицированные услуги, которые обыкновенно возлагаются лишь по особому доверию», в случае потери доверия.

Не имея возможности перечислить все возможные случаи, создатели ГГУ ввели некое общее понятие «уважительная причина», или «существенное основание» (wichtiger Grund). Так, согласно § 671-III, договор поручения может быть расторгнут по инициативе поверенного, если есть уважительная причина тому, «хотя бы он заранее отрекся от этого права». Подобное правило было закреплено также в отношении договоров личного найма (§ 626), хранения (§ 696), товарищества (§ 723). По мнению Р. Коблера, в ГГУ «существенное основание» стало своего рода заменителем «оговорки о неизменности обстоятельств». Таким образом, несмотря на отклонение самой теории «о неизменности обстоятельств» и теории «о предпосылке договора» был введен некий общий принцип, создающий почву для широкого судебного толкования в области договорного права и позволяющий адаптировать договор к изменившейся ситуации. «Со времени ГГУ, — пишет Р. Коблер, — закончилась… эра применения clausula к отдельным нормам. Понятие “существенное основание” позволило отойти от казуистики и вновь возвратиться к общему принципу»17. И все же представляется, что с этим выводом можно поспорить, так как «существенное основание» — это гораздо более общее понятие, чем clausula rebus. В силу этого оно не сводится к понятию «изменение обстоятельств», а создает лишь основу для широкого судейского толкования в области договорного права.

Возвращение к принципу clausula rebus sic stantibus все же произошло, хотя и несколькими десятилетиями позже. Уже вскоре после вступле-

17 Koebler R. Op. cit. S. 73.

19

ния в силу ГГУ обнаружилась необходимость в некотором смягчении жесткого принципа pacta sunt servanda в германском праве: Первая мировая война не только создала серьезные затруднения для исполнения отдельных договоров, но самым разрушительным образом сказалась на со- циально-экономической и политической жизни Германии; революция 1918 г., а также последующий глобальный экономический кризис поставили экономику страны, ослабленную войной и репарационными платежами, на грань почти полного краха18. Именно в это время в рамках судебной практики сложились такие принципы и институты, которые по существу определили основные тенденции развития договорного права Германии в течение всего XX в. Доктрина clausula rebus sic stantibus стала одним из них.

Анализ судебной практики показывает, что даже в условиях Первой мировой войны имперский суд долгое время просто игнорировал доктрину rebus sic stantibus, не рассматривая ее в качестве общего принципа. Поэтому в текст большинства договоров были включены так называемые «военные оговорки» (Kriegsklausel), позволившие скорректировать исполнение договора в условиях военного положения. Кроме того, имперский суд в сложившейся ситуации широко применял так называемые «каучуковые» нормы ГГУ (§ 157, 242), ссылаясь на «добрые нравы» и «обычаи делового оборота»19. Также не допускалось принудительное исполнение договора, если одна из сторон по договору ссылалась на «экономическую невозможность» исполнить договор (wirtschaftliche Unmoeglichkeit), вызванную войной и тяжелым состоянием экономики.

Тем не менее указанных мер было недостаточно. Одним из первых решений имперского суда по делу относительно одностороннего расторжения договора вследствие изменившихся обстоятельств было решение от 4 марта 1915 г. Суть данного дела состояла в следующем: 28 октября 1913 г. был заключен договор аренды циркового помещения, который должен был действовать до 31.08.1915 г. с внесением ежеквартальной арендной платы в размере 20 тыс. марок. Однако впоследствии арендатор потребовал одностороннего расторжения договора и снятия с него обязанности по внесению арендной платы. При этом он ссылался на то, что по независящим от него обстоятельствам он не смог получить никакой прибыли от цирка ввиду начавшейся войны. Имперский суд подтвердил решения двух нижестоящих судов, отклонивших данный иск. В обосновании решения было указано, что «расторжение договора из-за изменившихся

18Некоторая статистика: в 1923 г. 1 долл. США стоил 4,2 биллиона бумажных немецких марок; в 1928 г. в Германии насчитывалось около 1 млн безработных, зимой 1932— 1933 г. — до 6 млн.

19Это позволило впоследствии германскому правоведу Ю.В. Гедеманну охарактеризовать позицию имперского суда как «бегство в генеральную оговорку» (Flucht in der Generalklausel) (Hedemann J.W. Die Flucht in der Generalklauseln (Eine Gefahr fuer Recht und Staat).

Tüebingen, 1933).

20

обстоятельств не подтверждено ГГУ в качестве общего принципа, оно признается только тогда, когда об этом существовало негласное соглашение сторон». Суд указал на то, что здесь также не может быть ссылки на § 133 и 157 ГГУ, поскольку «добрые нравы и обычаи делового оборота никоим образом не могут служить основанием для переложения рисков, связанных с войной, с истца (арендатора) на ответчика (арендодателя)»20.

Другим примером, отразившим позицию Верховного суда к исполнению договора в условиях изменившихся обстоятельств, может служить решение от 8.02.1918. В данном деле речь шла о договоре поставки 25 тыс. кг ткани из египетского хлопка. Договор был заключен 11.06.1914 г. и начал действовать уже в условиях войны. По словам истца, 4.08.1915 г. стороны пришли к консенсусу по поводу того, что последние 4500 кг ткани будут поставлены уже после войны по той же цене, которая была установлена на момент заключения договора. Однако 11.04.1916 г. ответчик (поставщик) сообщил, что вследствие затяжного характера войны произошло кардинальное изменение обстоятельств, в результате чего цена на поставляемую продукцию должна быть повышена. В своем исковом заявлении истец потребовал, во-первых, подтвердить правомерность прежней цены, во-вторых, принудить ответчика к исполнению договора после окончания войны, в-третьих, рассматривать дополнительное соглашение 1915 г. как правовое основание для невозможности расторжения или изменения условий договора по инициативе ответчика. Суд II инстанции (Высший суд Гамбурга) иск отклонил, ссылаясь на то, что «в результате затянувшегося характера войны произошло кардинальное изменение всех экономических отношений, а также возникла невозможность получить данный материал». Таким образом, все риски по договору, связанные с войной, в полном объеме возлагались лишь на одну сторону — поставщика. Такую же позицию занял и 1-й Сенат в ходе рассмотрения данного дела в имперском суде, но 2-й Сенат иск удовлетворил. В своем решение суд придал особую значимость дополнительному соглашению 1915 г., в котором «стороны подтвердили готовность исполнять свои обязанности по договору без обращения внимания на изменившиеся в результате войны обстоятельства». Было указано на то, что «и в данное время это соглашение имеет силу и нет никаких оснований для освобождения должника от исполнения своей обязанности по договору»21.

Анализ данных решений позволяет сделать вывод о том, что большинство германских судов, и прежде всего имперский суд, в начале XX в. не видели в «изменившихся обстоятельствах», даже в условиях начала войны, никакого общего правового принципа и основания для расторжения или адаптации договора, рассматривая их лишь как вполне

20Entscheidungen des Reichsgerichts in Zivilsachen (RGZ). Bd. 86. 1915. №97. S. 397—399.

21RGZ. Bd. 93. 1918. № 105. S. 341—344.

возможный и естественный риск для одной из сторон, который никоим образом не освобождал ее от выполнения своей обязанности по договору.

Несколько позже имперский суд все же начал признавать доктрину «о неизменности обстоятельств», однако по-прежнему не в качестве общего принципа, а применяя ее лишь к отдельным конкретным случаям. Имперский суд часто прибегал к принципу аналогии, применяя положения § 321, 610 ГГУ к кредитным договорам (Kreditzusage), договорам ренты, аренды и другим долгосрочным обязательствам.

Сам термин «clausula rebus sic stantibus» впервые был использован имперским судом лишь в 1920 г. Решение суда от 8.07.1920 г. стало поворотным в истории развитии данного института в германском праве, поскольку суд впервые дал определение понятия «изменение обстоятельств» в условиях военного времени. Участниками данного спора выступали истец и трое ответчиков, которым истец сдал в аренду свое предприятие со всеми коммуникациями, а также электричеством и освещением. Все три указанных договора аренды должны были закончиться в 1921, 1922 и 1924 гг. соответственно. Однако в апреле 1921 г. арендодатель заявил о досрочном расторжении договоров. Свою позицию он обосновывал тем, что не может больше продолжать договорные отношения из-за чрезвычайного повышения цен на электроэнергию и использование паросилового оборудования. Однако его иск о досрочном расторжении договоров суд отклонил. В мотивировочной части решения указывалось на то, что «так называемая clausula rebus sic stantibus в качестве общего принципа не воспринята не только ГГУ, но и судебной практикой. Однако в силу изменившихся из-за войны экономических отношений происходило настолько существенное изменение условий отдельных договоров, которого стороны никак не могли предвидеть в момент заключения договора, что приводило к многочисленным отказам от исполнения договоров». Имперский суд пришел к выводу, что «обязанности исполнения больше не существует, если исполнение договора должно осуществляться в таких условиях, которые более не соответствуют разумным представлениям сторон, и невозможно использовать принуждение к исполнению в соответствии с § 157 и 242 на основе “добрых нравов” и “обычаев делового оборота”»22. Далее указывалось, что «отнюдь не любое серьезное изменение в экономической области должно приниматься во внимание и предоставлять одной из сторон по договору право отказаться от исполнения. В случае же повышения цен, как это и произошло в нашем деле, это право систематически возникает и не только в отношении договоров поставки: должна возникнуть такая ситуация, при которой чрезвычайное повышение особо негативным образом сказывается на состоянии соответствующей стороны по договору… Участие в долгосрочном договоре для этой стороны вследствие изменения экономиче-

22 RGZ. Bd. 99. 1920. № 77. S. 259.

22

ских отношений может угрожать необратимо разрушительными по-

следствиями (geradezu ruinoes) (выделено мной. — О.Л.)»23. В то же время суд отметил, что к рассматриваемому им спору данное положение применить нельзя. Повышение цен на электричество (постановление от 1.01.1919), безусловно, должно быть принято во внимание, однако необходимо также учитывать интересы и других участников данных договорных отношений. Таким образом, если арендаторы согласятся на компенсацию затрат на электричество за счет некоторого увеличения арендной платы, то долгосрочный договор не может быть расторгнут арендодателем в одностороннем порядке24.

Что именно следует понимать под «необратимо разрушительными последствиями», имперский суд объяснил в своих последующих решениях. Например, решение от 22.10.1920 г., связанное с договором поставки: согласно данному договору ответчик поставлял автомашины истцу по цене 12 000 DM за каждую, приобретая их по цене 11 250 DM непосредственно у производителя. Однако в июле 1919 г. цена на автомашины на данном предприятии возросла до 13 292 DM, поэтому ответчик с целью избежать возникновения убытков ввиду изменения обстоятельств решил поставлять машины истцу уже по цене 17 000 DM. Истец потребовал исполнения договора по прежней цене. Суд 1-й инстанции иск удовлетворил, а в ходе обжалования во 2-й инстанции иск был отклонен. Имперский суд отменил это решение и отправил дело на новое рассмотрение.

Ссылаясь на «обычаи делового оборота» (§ 157 ГГУ) и на «добрую совесть» (§ 242), суд указал, что нарушение договорных обязательств ввиду простого повышения цен на продукцию производителя не должно сказываться на обязанностях поставщика и подрывать стабильность торгового оборота. «Исключения из принципа о необходимости исполнения договоров допустимы только в том случае, когда речь идет о чрезвычайных изменениях экономических отношений, которые невозможно было предвидеть в момент заключения договора… В данном случае поставщик должен был предвидеть угрозу повышения цены, равно как и покупатель — ее обвал… Теория clausula rebus sic stantibus может применяться лишь при наступлении совершенно особых обстоятельств. Во всех остальных случаях договоры должны исполняться. Таким образом, и в нашем деле поставщик мог отказаться от исполнения своей обязанности по договору, если бы его следствием стало полное разрушение его экономического состояния (seinen geschaeftlichen Ruin)»25. В то же время суд обратил внимание на то, что ответчик являлся единственным поставщиком автомашин данного производителя во всей Южной Германии и в силу этого находился в договорных отношениях и с другими покупателями.

23Ibid. S. 260.

24Ibid.

25Ibid. Bd. 100. 1921. № 39. S. 134—136.

23

Было подсчитано, что в случае поставки машин по прежней цене у поставщика могли возникнуть убытки в размере до 800 000 DM. Это могло грозить ему полной потерей капитала и банкротством. Таким образом, суд 2-й инстанции должен был проверить верность утверждения ответчика о том, что исполнение договора по прежде установленной цене грозит ему немедленной ликвидацией и началом конкурсного производства. Именно эти обстоятельства могли в данном случае рассматриваться как «необратимо разрушительные»26.

С другой стороны, в одном из своих решений при рассмотрении споров, связанных с исполнением договоров в изменившихся обстоятельствах, имперский суд попытался прежде всего связать действие доктрины «неизменности обстоятельств» с принципом «доброй совести». Так, в решении от 29.11.1921 г. было сказано, что «оговорка rebus sic stantibus исходит из самой сущности синналагмы как двустороннего договора». «При возникновении ситуации, когда экономические отношения (Wertverhaeltnisse), особенно стоимость денег, настолько кардинально изменяются, что должник за свое исполнение получает встречный эквивалент, который, судя по содержанию договора, даже весьма отдаленно ему не соответствует, кредитор “погрешит” против “добрых нравов”, если будет настаивать на дальнейшем исполнении договора в изменившихся обстоятельствах»27. Именно этот факт, а не возникновение «необратимо разрушительных экономических» последствий для должника, суд призвал считать наиболее значимыми. Как далее указывалось в решении, «значительная часть населения не поймет, это вступит в противоречие с ее представлениями о справедливости, если вся выгода вследствие изменившихся обстоятельств, непредвидимых на момент заключения договора, окажется у одной стороны, а другая сторона экономически погибнет»28. Таким образом, в данном своем решении имперский суд сделал основной акцент именно на социальном аспекте, опасаясь прежде всего возникновения широкого общественного резонанса от исполнения подобных договоров. В то же время представляется, что применение понятия «добрые нравы» к договорам с изменившимися обстоятельствами создает гораздо более размытые критерии для оценки экономического состояния пострадавшей стороны, чем понятие «необратимо разрушительные экономические последствия»

(wirtschaftlich ruinieren).

От судебной практики не отставала и доктрина. Уже в первое десятилетие XX в. германские цивилисты в своих работах начали указывать на существование определенного пробела в законодательном регулировании договорных отношений в Германии, на необходимость закрепле-

26Ibid. S. 138.

27RGZ. Bd. 103. 1922. № 56. S. 179.

28Ibid.

24