новая папка 2 / 18981

варенье к

изобилии

к приезду Лаврентия Васильевича,

чаю, заготовленные в

сладкая

обеда

в

кресле и

ласковый шепот жены:

"Усни,

дремота после

Лаврик,

на

кровати", вечера в клубе или дома с несколькими хорошими

игроками за

маленькой,

эдак

робберов{53} двенадцать,

вкусная

вистом{53} по

закуска с

затем безмятежный сон

обильной,

выпивкой привезенной марсалы и

счастливого

мягкой пуховой постели рядом

со

своей Машетой,

человека на

необыкновенно

кокетливом ночном чепчике,

из-под

которого

авантажной в

своем

выбиваются

всегда нежной и ласковой (даже в случае проигрыша

черные косы,

Лавриком за

вистом),

- не счастливая ли это в самом деле жизнь, за которую можно

только

благодарить судьбу?!

последнее время все

чаще

и

чаще

приходили в

Такие мысли в

голову

и

он

все

более и более

благополучного Лаврентия Васильевича,

разгорался

испытанных тихих радостей семейной

желанием скорее вкусить давно не

жизни и

объятия своей верной Машеты.

И

сама

эта

броситься в

тридцатипятилетняя,

моложавым и

румяным,

но

самым банальным

полная и

рыхлая Машета с

лицом,

мичмана, видевшие Марью

Петровну на

проводах,

дерзко

которую

окрестили

рисовалась теперь

пылкому

воображению

"холмогорской коровой",

соломенного

самом

очаровательном,

соблазнительном

виде,

далеко

вдовца

в

не

- У

доктора, господа, в кубышке, наверное, тысяч десять

лежит!

-

- Мы

думали, гораздо

более,

и рассчитывали, что вы по

случаю

возвращения нас всех угостите шампанским!

господа, денег

- Ну,

уж это шалите!..

У меня на шампанское,

нет... У

как у вас,

у легкомысленного мичмана! Однако

меня не шальные деньги,

что ж

- круто обрывает доктор щекотливый разговор.

это не накрывают на стол?

- Уж

время и обедать! - прибавляет он, взглядывая на часы.

И при мысли об обеде

маленькие свиные глазки Лаврентия

Васильевича

осведомляется,

какие будут

загораются плотоядным огоньком. Он

кушанья,

и

Среди всех этих

радостных и веселых лиц моряков один

лишь

старший

офицер,

Никандр Миронович Пташкин, сохранял

обычный

штурманский

свой

холодный и сумрачный вид, не обнаруживая ничем, по крайней

сдержанный,

мере

жутко

когда внезапно набегала мнительная мысль: "А что, как

мучительное,

это

кончится и жена полюбит кого-нибудь молодого,

счастье вдруг

красивого,

изящного, как она сама?"

Ужас охватывал в такие минуты Никандра Мироновича...

VI

худой,

поджарый и сутуловатый,

со своими врозь расставленными,

по

морской

привычке, слегка изогнутыми короткими ножками!

Обычное

суровое

выражение, в

котором чувствовалась энергия

сильного

теперь

исчезло

с

его

умного, но

крайне

невзрачного

характера,

лица,

старообразного, точно сморщенного, с непропорционально

сухощавого,

большим,

опущенным

носом,

неуклюже

торчащим

между плоских

желтых

книзу

щек,

испещренных бородавками.

Взволнованное,

сконфуженное и словно еще более постаревшее,

бледное, с

штурмана светилось выражением

нервно вздрагивающей губой лицо

беспредельной

любви и глубокой скорби, когда он взглядывал на жену долгим,

неотрывающимся

теперь необыкновенно кротких глаз. И напрасно

взглядом своих серых,

Никандр

желая скрыть от посторонних волнение и печаль,

старался

Миронович,

принять

В небольшой кучке молодежи между тем шел оживленный обмен

впечатлений.

Восхищались и глазами, и руками, и "вообще", и детально.

- И где это штурман мог подцепить

такую красавицу, скажите на

милость?

этого не

знал

и

никто раньше не

видал

Оказалось, что никто

ее в

Кронштадте.

Выйти

замуж

за

такое мурло,

как

- Но она-то хороша!..

Никандр

Уже гудели пары,

выхаживали якорь, и провожавшие родные и друзья

стали

стоявший борт о борт с корветом,

по сходне переходить на пароход,

когда на

палубе показался Никандр Миронович с женой.

Она имела расстроенный, печальный вид, утирала обильно льющиеся

слезы и

"Смотри же, пиши чаще, береги себя!" Никандр Миронович

повторяла:

ничего не

Бледный как

полотно, видимо осиливая

душевную муку, он

говорил.

был

как человек,

мужественно идущий на казнь, к

безнадежно спокоен,

которой

Он

довел жену до сходни,

крепко сжал ее руку,

успел приготовиться.

хотел

судорога сжала горло, и

он

только махнул

что-то сказать, но

головой и

торопливо взошел на мостик, на свое место.

Пароход с провожатыми отошел,

и "Грозный" тихо тронулся вперед,

плавно

рассекая воду...

Никандр

Миронович

Пташкин

принадлежал

к

типу

"ожесточенного",

"непримиримого" штурмана.

Человек умный,

таивший в глубине души немало честолюбия, натура

вообще

энергичная и богато одаренная, он сознавал и чувствовал в

недюжинная,

себе,

может,

болезненно

преувеличивая

и

мнительно

питая

это

быть

чувство,

служебную безвыходность и приниженность.

развившееся

на

почве

Его

возмущало

это

неравенство,

сословных

привилегий и предрассудков*, создавших в старинное время во флоте

деление на

флотских офицеров, - все

касты.

Для привилегированных патрициев,

отличия и

а

для

плебея

штурмана

-

почести, так сказать сливки службы,

вечное

положение,

труженическая

ответственная

работа

и

-

подчиненное

ничего

впереди!..

______________

флоте явилось главным

*

Исключительное положение штурманов во

образом

что прежде флотскими

вследствие сословного различия. Дело в том,

офицерами

лишь

потомственные дворяне.

Представители других

могли

быть

сословий не

морскую (флотскую) службу.

Штурмана же (как и

имели доступа в

механики,

и

привилегированному классу и

морские артиллеристы) не принадлежали к

были из

из так называемых "обер-офицерских" детей,

из личных

разночинцев -

дворян,

т.п.

В

настоящее время штурмана

из бывших кондукторов и

упразднены.{59}

(Прим. автора.)

А

между

тем

служба

штурмана была

весьма

важная

и

требовала

Штурман прокладывал на

карте путь,

делал

основательных знаний.

счисление,

и

съемки,

производил

астрономические

наблюдения

описи

берегов

для

картами,

за

определения места корабля, наблюдал за морскими

верностью

за

хронометрами

-

одним

словом,

ведал

главным

компасов,

образом

и

вслед

за

капитаном

первый

подвергался

кораблевождением

особенно

когда

флотские офицеры гнушались "подлым",

в старое время,

недворянским,

(недаром и

штурманов презрительно звали

цифирным делом

"цифирниками"),

и

даже

совсем не

знала штурманской

большая часть капитанов плохо или

части,

военным обучением команд.

Без

ограничиваясь управлением судов и

хорошего

старину не могли бы плавать,

и по этому

штурмана многие капитаны в

поводу

прежде ходило немало анекдотов среди моряков.

их

Приниженное

положение

штурманов

не

ограничивалось

служебной

И

вне службы штурман,

как человек не

"белой кости", был,

карьерой.

так

сказать, "отверженцем". Он не был принят в привилегированной касте

флотских.

Ни один из моряков не подумал бы выдать дочь за

Его чуждались.

штурманского

штурмана

с

презрительной

офицера.

Начальство третировало

грубостью;

с небрежным превосходством. Штурман считался человеком

сослуживцы -

"низшей

Над ним издевались.

В

старину про штурманов даже

расы", "бурбоном".

была

сложена песенка, начинавшаяся словами:

Штурман! дальше от комода!

Штурман! чашку разобьешь!

Под влиянием такого отношения сложились типичные черты штурмана

старого

Это

был

обыкновенно

молчаливый, загнанный

человек,

времени.

зачастую

с

грубыми

манерами,

вечный

труженик,

педантичный

выпивавший,

морской

по-видимому,

без

ропота тянувший лямку и

служака, молча и,

переносивший

но в глубине души оскорбленный и

грубости капитанов старого закала,

нередко

комода!.."

Но вкоренившиеся в сознание людей кастовые предрассудки не

могли

и в самых, по-видимому, любезных и равноправных

исчезнуть сразу,

отношениях

штурманам

все-таки

невольно проглядывало

старое,

моряков к

годами

сознание

своего

привилегированного

положения,

унаследованное

морской

службы.

только штурманов, видно,

не хотят! Да

- Всех нынче освобождают,

и не

штурман в глазах

многих

человек?! Штурман -

стоит. Разве

терпеливое и

безропотное животное... Кто поднимет за него голос?

иронией

Так

изредка говаривал

с

ядовитой,

насмешливой

Никандр

обращаясь к своему помощнику,

молодому штурманскому

Миронович,

прапорщику,

говоря для всех сидевших в кают-компании моряков и

но, очевидно,

честности;

но его отчуждение, его,

чувствуемая всеми,

глухая

неприязнь,

озлобленный характер и, наконец, некоторые его

тяжелый, угрюмый,

взгляды,

многим

морякам

чересчур

либеральными,

-

все это

казавшиеся

невольно

особенно дружелюбные чувства.

возбуждало и к нему, в свою очередь, не

Несмотря, однако, на такое не

особенно лестное мнение о

характере

Никандра Мироновича, составившееся в кают-компании, этот

молчаливый

и

себе невольное уважение и

некоторую

серьезный человек внушал к

боязливость

Все были с ним особенно

иметь с

мрачным штурманом столкновение.

осторожны,

избегая затевать с Никандром Мироновичем споры, особенно на

некоторые

и

не позволяя себе со

штурманом никакой шутки,

щекотливые темы,

никакой

обычной в

тесном кают-компанейском

кружке.

Каждый

фамильярности,

хорошо

Никандр

Миронович этого

не

любил,

и

что,

несмотря на

знал, что

свою

сдержанность и умение владеть собой, может серьезно рассердиться, а

задевать

его небезопасно.

решался шутить с

ним.

Молодежь как-то

И

никто никогда не

невольно

женщинах,

зная,

что

стеснялась при нем вести фривольные разговоры о

таких

терпеть.

Он

разговоров Никандр Миронович особенно не мог

ничего,

по

не

говорил

в

таком

случае,

но

сумрачное,

серьезное

обыкновению,

лицо

среди

всеобщего веселого смеха,

лицо,

безмолвно не

штурмана

одобрявшее,

пошлые

разговоры,

производило

охлаждающее

действие,

и

казалось,

всем

легко,

когда

штурман

при

подобных

разговорах уходил

делалось

из

Никандра Мироновича знали и по его репутации

кают-компании. Вдобавок,

- за

человека "беспокойного характера", который очень ревнив к

собственному

даже и

достоинству и не позволит никому наступить себе на ногу,

начальству,

хотя бы при этом и пришлось рисковать многим.

На

корвете слышали о

разных прежних столкновениях мрачного

штурмана с

бывшем во

время

начальством и, между прочим, о столкновении,

одного из

"ничтожного штурмана",

и

в изумлении спустился к себе в каюту.

По

счастию,

был справедливым и

честным человеком,

этот "свирепый" адмирал

способным

вину.

Он

понял,

что

дерзость

оскорбленного штурмана

сознать

свою

была

и не дал никакого хода этой истории.

Отважный

вызвана им же самим,

штурман

Напротив,

по возвращении из плавания, адмирал дал о

не пострадал.

Пташкине

самую лестную аттестацию, представляя его к ордену.

школы,

но

Командир "Грозного", лихой парусный моряк старой

плохо

штурманскую

часть,

очень

дорожил

Никандром

Мироновичем

знавший

как

на которого можно было положиться,

как на

превосходным штурманом,

каменную

гору, и который "не подведет". Человек раздражительный и

резкий,

не

иногда

во

время

"разноса" кричать

на

господ

стеснявшийся

офицеров,

капитан,

однако, ничего

замеченных в неисправности по службе,

подобного не

Никандром Мироновичем и

был с

ним всегда вежлив и

позволял себе с

крайне

конечно,

осторожен. Беспокойный характер мрачного штурмана был,

известен и

капитану.

надо и то сказать: Никандр Миронович был такой

Впрочем,

добросовестный

он с такою бдительностью сторожил корвет около

и исправный служака,

опасных

осторожен

и

пунктуален во

всем, что касалось

мест, до того был

его

обязанностей, что даже и при желании решительно невозможно было

придраться к

мрачному штурману.

С этой стороны он был неуязвим.

поставить в

Таким образом,

Никандр Миронович сумел себя

независимое

находился со

всеми в

вежливо-холодных отношениях

положение и

вооруженного

нейтралитета.

двумя

членами

кают-компании

он

не

был

сдержан,

Только

с

сух и

и когда разрешал себя от молчания, то заговаривал всегда

подозрителен,

лишь

оказывая им неизменно знаки своего благоволения.

Такими

с ними,

фаворитами

Никандра Мироновича были: механик, Иван Саввич Холодильников,

милейший

человек неиссякаемой доброты, глядевший вообще на жизнь с

величайшим

и только что произведенный из

гардемаринов

философским оптимизмом,

мичман

Кривский.

Миронович прощал

не

только

его

Последнему Никандр

принадлежность к

отца адмирала и вообще влиятельное во флоте

"флотским",

но даже и