!!Экзамен зачет 2023 год / Гамбаров Условия

Во всяком случае, "обратное действие" условия в разъясненном сейчас смысле должно быть принято из практических соображений, так как без него условные сделки не достигали бы своей цели, и если Немецкое гражданское уложение отрицает в принципе "обратное действие" условия (§ 158), то оно же признает его в своих отдельных постановлениях. Это видно, между прочим, из установленных им в § 161 и приведенных выше последствий вещного права условных сделок. Если я закладываю, напр., 1 марта мою вещь в форме условной сделки А и затем, в период нерешенного состояния этой сделки, закладываю 1 мая ту же вещь без всякого условия Б, между тем как условие первой сделки наступает 1 июля, то залоговое право А исчисляется с 1 марта, а не с 1 июля, и предпочитается, как более старшее, залоговому праву Б. Или: собственник продает и передает свою вещь под суспензивным условием и, вступая снова во владение этой вещью, вторично продает и передает ее до наступления условия первой продажи другому лицу. Второй покупщик при наступлении условия первой продажи подвергается виндикационному иску первого покупщика, и вторая продажа оказывается недействительной. Точно так же в случае уступки (цессии) или залога под суспензивным условием какого-либо обязательства и вторичной уступки или залога того же обязательства другому лицу позднейшая уступка и позднейший залог при наступлении условия более ранних сделок будут недействительны. Все это есть не что иное, как "обратное действие" условия - в том же смысле, в каком мы говорим в исключительных случаях и об обратном действии закона, и все это вполне гармонирует с оборотной функцией условных сделок, которая иначе ничем не была бы гарантирована.

Эта функция чужда условным сделкам на случай смерти, и поэтому в отношении к ним об обратном действии условия не может быть речи. Но и в договорных отношениях "между живыми" это "обратное действие" применимо лишь в тех случаях, когда оно не исключено соглашением сторон, и его никогда не следует толковать в смысле завершения условной сделки в момент ее заключения. Это противоречило бы, с одной стороны, природе суспензивного условия, не допускающей разделения суспензивно-условной сделки на две части, но предполагающей, напротив, единство этой сделки и необходимую связанность ее юридических последствий поставленным для них условием, - и, с другой стороны, это противоречило бы и прямым законодательным постановлениям, исключающим "обратное действие", как мы это уже видели в отношении, напр., к осуществлению условного права, плодам вещи и т. д.

б) Резолютивные условия ставят в зависимость от наступления какого-либо будущего и неизвестного события не возникновение, а прекращение уже возникшего юридического отношения и имеют поэтому целью расторжение состоявшейся юридической сделки и уничтожение уже возникших последствий этой сделки на случай наступления события, которое должно положить конец как существованию сделки, так и всем ее юридическим последствиям: таково, напр., уничтожение продажи в случае несвоевременной уплаты цены за вещь и т. д.

В своем практическом значении резолютивные условия уступают намного суспензивным, и они были долго неизвестны даже римскому праву, тонко разработавшему все учение о сделках. Признанные здесь довольно поздно и снабженные последствиями вещного права только при Юстиниане, они конструировались римскими юристами как добавочные сделки под суспензивным условием, присоединяемые к главной и безусловной сделке. И действительно, если я продаю вещь под условием уничтожения этой продажи в случае неуплаты мне в такой-то срок цены за проданную вещь, я делаю два волеизъявления: одно - безусловное и направленное на установление права покупщика на проданную ему вещь, и другое - суспензивно-условное, имеющее содержанием уничтожение этого права в случае неуплаты цены за вещь. Таким образом, мы имеем здесь сделку, производящую все свои юридические последствия независимо от условия, которое присоединяется к ней только для уничтожения этих последствий, и поэтому римские юристы были правы, когда они говорили о резолютивном условии: obligatio pura, quod sub conditione resulvitur. Но современные юристы протестуют обыкновенно против такого расщепления резолютивного условия на две сделки и видят в нем, по большей части, такое же единство сделки, как и при суспензивном условии.

Указываемое различие между римским и новым взглядом не имеет, однако, практического значения, так как, и при допущении в случае резолютивного условия двух сделок, они не отделяются друг от друга, не следуют различным судьбам, а остаются связанными. И новые юристы, и новые законодательства следуют в большинстве случаев Юстинианову праву в том, что они признают последствия вещного права за наступлением и резолютивного условия. Так, напр., Немецкое уложение уравнивает почти во всем резолютивное условие с суспензивным и в своем § 158 устанавливает, что с наступлением резолютивного условия сделка прекращает свое юридическое существование: "с этого момента восстановляется прежнее юридическое состояние", т. е. то состояние, которое предшествовало заключению сделки. Отсюда - следующие последствия: владелец резолютивно-условленного права может во все время до наступления условия располагать своим правом во всем его объеме, отчуждать его, искать по суду, устанавливать в нем и для него сервитуты, требовать исполнения содержащегося в нем обязательства и т. д. Но приобретение резолютивно-условленного права следует считать все-таки нерешенным (in pendente), так как с наступлением резолютивного условия все поставленные в зависимость от него права и обязанности прекращают свое существование в силу закона (ipso jure). Поэтому и производных от них прав лишаются также третьи лица.

Нет сомнения, что эти последствия вещного права имеют характер "обратного действия", так как приведенный выше § 161 Немецкого уложения касается, наравне с суспензивными, и резолютивных условий. Смягчается и ограничивается это "обратное действие" как резолютивных, так и суспензивных условий многочисленными нормами того же уложения в пользу добросовестных владельцев. Но вопреки тем же последствиям вещного права участники резолютивно-условной сделки, подобно суспензивной, могут связать себя и только личными обязательствами, которые не затронут при наступлении условия прав третьих лиц. Такое значение может получить, напр., сделка о прекращении совершенной уже купли-продажи, если купленный товар не понравится покупщику. Наконец, резолютивного условия касается и цитированный выше § 162 Немецкого уложения.

Наше право не содержит в себе ни определения, ни особых норм, касающихся условий. Но что условия и в разъясненном выше смысле им допускаются, на это мы имеем многочисленные указания как в нашей сенатской практике, так и в следующих законах т. Х ч. I: ст. 1530 дозволяет включать в договор всякие условия, закону не противные; ст. 1425 и 1428 повторяют то же относительно купчих крепостей (ср. ст. 63 Полож. о нотар. ч.); ст. 976 разрешает делать дары под условием; ст. 933 говорит, что в случае пожалования казенной земли под условием ее заселения или устройства на ней хозяйственного заведения она обращается в полную собственность лица, ее получившего, не прежде, как по исполнении этих условий, и т. д.

В нашем законодательстве нет ни положительного, ни отрицательного ответа и на вопрос об "обратном действии" условия. Судебная практика и мнения наших теоретиков так же противоречивы по вопросу об этом "обратном действии", как и европейская юриспруденция и законодательства. По высказанным уже соображениям мы стоим за "обратное действие" в приведенном выше значении этого понятия, насколько оно не исключено противоположным ему соглашением сторон, и в этом же смысле высказывается отчасти и наш проект нового Гражданского уложения - в отношении, по крайней мере, тех условных обязательств, "которые состоят в передаче особливо определенного имущества (недвижимого имения, движимой вещи или права)" *(646).

Б) Срок (dies), присоединяемый к сделке, понимается также в широком и тесном (техническом) смысле. В первом случае сроком называют добавочное волеизъявление, которым начало или конец юридических последствий сделки ставится в зависимость от времени, в которое то или другое событие может наступить, все равно, известно или неизвестно наступление этого события в указанное для него время. Понятие срока в этом смысле обнимает собой и понятие условия, так как срок, относительно которого мы не знаем, наступит ли он, хотя бы нам и указывался возможный момент его наступления (dies incertus an, certus quando), не отличается от условия и подчиняется тем же правилам, что и это последнее. В пример неизвестности срока при известности момента его возможного наступления приведем обязательство уплатить определенную сумму денег в день совершеннолетия кредитора или достижения им 70-летнего возраста, а как на пример неизвестности срока, соединенной с неизвестностью и момента его наступления (dies incertus an et quando), можно указать на обязательство уплатить что-либо в день вступления кредитора в брак или рождения его первого ребенка.

В тесном или техническом смысле срок есть лишь такое присоединяемое к сделке сторонами добавочное определение воли, в силу которого юридические последствия сделки ставятся в зависимость, целиком или отчасти, от момента времени, который необходимо должен наступить и который уже поэтому, несмотря на свое отношение к будущему, не заключает в себе ничего неизвестного. Срок в этом смысле есть всегда dies certus, могущий быть, однако, как dies certus an, certus quando, когда он определяется по календарю (напр., обязуюсь уплатить в такой-то день такого-то года), так и dies certus an, incertus quando, когда известность срока затемнена неизвестностью момента его наступления (напр., обязуюсь уплатить в день смерти такого-то). Этот смысл срока есть преобладающий как в законодательных определениях, так и в юриспруденции, и мы, прежде всего, скажем, что и такой срок сходен во многом с условием. Это сходство выражается в следующем.

Во-первых, как срок, так и условие покоятся на частной воле, характеризуются чертами добавочных определений сделки и не требуются ее законным составом.

Во-вторых, как срок, так и условие устанавливают зависимость юридических последствий сделки от будущего и непременно возможного события, так что, напр., вексель, написанный на 30 февраля, будет признан недействительным.

В-третьих, как условием, так и сроком определяется или возникновение, или прекращение юридических последствий сделки, и различию суспензивных и резолютивных условий соответствует такое же различие суспензивных и резолютивных сроков; первые означают обыкновенно словами: dies ex quo, или начальным сроком (Aufangstermin), последние - dies ad quem, или конечным сроком (Eudtermin). Там сроком обусловлено возникновение, здесь - прекращение последствий сделки, и в обоих случаях наступлению срока предшествует промежуточная стадия сделки, соответствующая нерешенному состоянию ее последствий при суспензивных и резолютивных условиях.

В-четвертых, сделки, не допускающие присоединения к себе условия *(647), не допускают, по общему правилу, и присоединения срока, хотя, в противоположность римскому праву, которое разрешало, с одной стороны, назначение наследника под суспензивным условием, но не суспензивным сроком (этот последний зачеркивался) и, с другой - запрещало здесь как резолютивные условия, так и резолютивные сроки, - новые законодательства часто разрешают в этом случае и суспензивные условия, и резолютивные сроки, напр., назначение наследником одного лица после другого.

Указанными чертами сходства между сроком и условием объясняется распространение на срок, во всех случаях сомнения, правил, установленных для условия, напр., ответственность обязанного по срочному обязательству лица за убытки перед управомоченным по этому же обязательству лицом, уничтожение всех сделанных до наступления срока распоряжений, насколько они несовместимы с предположенными срочными сделками последствиями, и т. д. *(648)

Но между сроком и условием есть и существенное различие, состоящее, прежде всего, в известности первого и неизвестности второго. Этим различием вызывается большая прочность и надежность прав, приобретаемых по срочной сделке: это - не только эвентуальные, но и во всяком случае приобретаемые права, почему, напр., Французский кодекс (art. 1185) и определяет срок как событие, только откладывающее исполнение обязательства. То же различие срока от условия устраняет само собой и аналогичное распространение на срок тех установленных для условия положений, которые касаются недостоверности последствий условной сделки, напр., положений о препятствовании наступлению условия *(649).

Наконец, присоединение срока к сделке может иметь два значения: а) право будет считаться возникшим в момент заключения сделки, и только осуществление его отложено до наступления срока; б) наступлением срока будет обусловлено возникновение самого права. Первый случай мы имеем, несомненно, при всех срочных обязательствах, рассчитанных, как и все обязательства, на будущее и уже поэтому допускающих отделение момента своего возникновения от момента осуществления. Главное последствие обязательства - его исполнение должником - приурочено в срочных обязательствах к моменту наступления их срока: с этого лишь момента должник, уклоняющийся от исполнения обязательства, несет невыгодные последствия просрочки, и с этого же момента кредитор отправляет, по общему правилу, и свое право иска. Но если, с другой стороны, нам известно, что уже условные сделки сопровождаются существенными юридическими последствиями и до наступления обусловливающих их событий, то нельзя не признать того же и относительно срочных обязательств. Это признание мы и находим в большинстве европейских законодательств и, особенно, в новом Немецком уложении, которое допускает, с одной стороны, досрочное, вопреки воле кредитора, исполнение должником своего обязательства (§ 271), и исключает, с другой стороны - в противоположность тому, что происходит при условных сделках, - обратное требование уплаченного по ошибке до срока. Затем, мы уже указывали на ответственность должника по срочным обязательствам за убытки, причиняемые им кредитору, и до наступления срока по этим обязательствам, а из того, что кредитор распоряжается ими, как своим имуществом, включает их в свой торговый баланс, предъявляет на конкурсе. где сроки по этим обязательствам считаются уже наступившими, отчуждает эти же обязательства, передает их по наследству и т. д., нельзя не заключить, что срочные обязательства существуют как обязательства с самого момента заключения срочной сделки и что только осуществление их отлагается до наступления срока *(650).

Не так несомненно и, во всяком случае, видоизменимо то же положение в отношении к срочным сделкам, имеющим своим предметом вещные права, распоряжения на случай смерти и, вообще, такие волеизъявления, которые обусловливают наступлением срока, по общепринятому воззрению, не осуществление права, а самое его существование. Древнеримское право, в силу указанного выше принципа одновременности наступления всех последствий каждого данного права *(651), не признавало до наступления срока (dies ex quo) существования права. Но новое римское право отступило от этого принципа в отношении, по крайней мере, к суспензивным срокам, и, приняв аналогию между сроком как моментом осуществления права и суспензивным условием как моментом вступления сделки в силу, оно отвергло, в отношении к передаче собственности (traditio) и некоторых других прав, такую же аналогию между резолютивным условием и сроком как моментом прекращения прав (dies ad quem); и этому сроку было приписано только обязательственное действие, не затрагивающее прав третьих лиц. Этот взгляд справедливо оспаривался Иерингом, указавшим на отсутствие всякого основания относиться и к передаче собственности при суспензивном сроке иначе, чем при резолютивном: в обоих случаях следует или ограничиться обязательственными последствиями, или принять и последствия вещного права. Если же последствия вещного права, которые Иеринг объясняет не "обратным действием", а "связанностью объекта права" (пассивное действие права) *(652), признаны в отношении к условию, то нет основания не признавать их и в отношении к сроку; иначе неверное право пользовалось бы более обеспеченной защитой, чем верное *(653).

Защищаемый Иерингом взгляд принят и новым Немецким уложением, § 163 которого распространяет, с одной стороны, нормы, установленные для суспензивного условия, на суспензивные сроки (dies ex quo), и с другой - допускает последствия вещного права и для резолютивного срока (dies ad quem). Этот последний касается сделки, получившей уже свое осуществление, и наступление его восстановляет прежнее состояние непосредственно и ipso jure, т. е. без содействия сторон и в силу одного закона (§ 158). Поэтому при резолютивном, как и при суспензивном сроке, распоряжения, касающиеся предмета сделки, в промежуточную стадию между ее заключением и наступлением срока, будут недействительны, поскольку они противоречат здесь наступлению только отсроченных юридических последствий, а там - восстановлению также отсроченного до известного момента времени состояния. Исключения установлены, как и в отношении к условию, для добросовестных приобретателей вещи, служащей предметом сделки.

На старой точке зрения стоит еще французская юриспруденция, продолжая отрицать "обратное действие" за резолютивным сроком и признавать его только за резолютивным условием. Поэтому, напр., узуфрукт и другие права, устанавливаемые на время жизни данного лица, считаются прекращенными со смертью этого лица только на будущее время, без всякого ущерба для извлеченных из них выгод в прошлом *(654).

Наш т. Х не содержит в себе особых постановлений о сроке как добавочном определении воли и смешивает его в этом смысле с условием (ст. 1530). Так же поступает и наш проект Гражданского уложения, подчиняя срок правилам, установленным для условия (ст. 77).

В) "Возложение обязанности" (Modus) в широком смысле есть всякий модалитет сделки, т. е. указанный сторонами способ ее осуществления или оттенок этого осуществления, который, не затрагивая типа сделки, видоизменяет только ее исполнение. Таковы, напр., определения сделки об исполнении обязательства вместо одного места в другом, о платеже серебром вместо золота и т. д. Но в тесном, или технически-юридическом, смысле "возложением обязанности", или modus'ом, называют добавочное определение воли, присоединяемое только к безвозмездным сделкам - все равно, прижизненным или посмертным (напр., дарению, предоставлению привилегии, завещательному отказу, назначению наследником и т. д.) - и налагающее известную юридическую обязанность на лицо, в пользу которого сделано данное имущественное распоряжение. Это добавочное волеизъявление отличается особенностями, которые надо отметить.

Во-первых, основание специального отношения modus'а к безвозмездным сделкам лежит в его отличии от взаимного действия, предполагаемого всякой возмездной сделкой и сообщающего ей тип купли-продажи, найма, товарищества и т. д. Напротив, безвозмездные сделки не предполагают никакого взаимного действия, и присоединяемое к ним "возложение обязанности" отличается от взаимного действия в возмездных сделках именно тем, что оно не входит в законный состав безвозмездной сделки, не определяет ее юридической природы и имеет отношение только к ее исполнению. Иначе это было бы не "возложением обязанности", а законным составом сделки и противоречием понятию дарения, которое не изменяет своей юридической природы от того, что одаренному вменяют, напр., в обязанность обратить часть дара в пользу бедных. Поэтому же modus не может иметь значения и эквивалента, даже частичного, за приобретаемое право, и если бы, напр., какое-нибудь имение было продано с обязательством для покупщика держать состоящий при этом имении парк открытым для публики, это было бы не "возложением обязанности", а составной частью цены за купленное имение и элементом законного состава данной купли-продажи. Такого рода обязанности не имеют надобности в специальной юридической фигуре, представляемой modus'ом, и если многие считают этот последний возможным и при возмездных сделках, когда он выступает в них с теми же чертами добавочного и только модулирующего исполнение сделки определения частной воли, которые отличают его при безвозмездных сделках, то новые законодательства, как, напр., Немецкое уложение, говорят о "возложении обязанности" только при дарениях и распоряжениях последней воли *(655).

Во-вторых, отличительная черта сделки, снабженной modus'ом, есть та, что эта сделка преследует двойную цель: а) безвозмездную передачу имущества одним лицом другому, б) исполнение этим последним возложенной на него обязанности. Первая цель есть главная цель сделки, определяющая ее юридическую природу; вторая - имеет только добавочное значение и, не определяя собой сделки, производит лишь последствия обязательственного права. Существенна - передача имущества, так как она составляет главную цель сделки, а исполнение возложенной обязанности есть только последствие этой цели и стоит на втором плане. Поэтому и приобретение права происходит здесь независимо от исполнения возложенной обязанности, и недействительность возложения этой обязанности, если оно направлено, напр., на безнравственное или невозможное действие, не влечет за собой недействительности сделанного приобретения. Точно так же и чисто обязательственные последствия modus'а возникают лишь в том случае, когда "возложение обязанности" сделано с намерением связать им юридически того, на кого оно рассчитано: иначе это было бы простым советом или выражением желания, исполнение которого зависело бы от чувства благодарности или приличия и не имело бы юридической силы. Отсюда видно и различие "возложения обязанности" от потестативно-суспензивного условия, с которым оно сходно только с внешней стороны. Крылатые слова Савиньи: "Суспензивное условие останавливает, но не принуждает; modus принуждает, но не останавливает", - остаются верными и для современного права *(656). Суспензивное условие производит на волю более сильное давление, чем "возложение обязанности". Там сделка приходит к совершению только тогда, когда наступает условливающее ее событие или действие. Если это событие или действие не имеет места, - все равно, намеренно или случайно, - вся сделка трактуется как несуществующая. Здесь, напротив, сделка приходит к совершению и остается, по общему правилу, в силе и тогда, если modus не исполняется. Противоположное толкование применяется лишь к тем завещательным, а теперь и всем иным "возложениям обязанности", относительно которых можно допустить, что они не были бы сделаны иначе, как в зависимости от указанной ими обязанности. Но подобное распоряжение заключало бы в себе условие, а не modus, который рождает только обязанность к исполнению, вынуждает тем или другим способом это исполнение, но не опорочивает сделки. Поэтому в каждом отдельном случае и приходится исследовать, с чем мы имеем дело: с условием или "возложением обязанности", и употребленные в сделке слова: "если" и "с тем, чтобы" ("si" и "ut") не всегда дают надежную опору для решения этого вопроса. В случаях сомнения это решение дается в пользу "возложения обязанности" как меньшего ограничения свободы выбора и распоряжения.

В-третьих, средства понуждения к исполнению modus'а различаются по характеру устанавливающих его имущественных распоряжений (дарение, назначение наследника, завещательные отказы и т. д.) и могут быть обстоятельно рассмотрены только в связи с этими распоряжениями. Ограничимся здесь замечанием, что при неисполнении modus'а по прижизненным сделкам, напр., дарению, пандектное право предоставляло лицу, от которого исходило такое дарение, или его наследникам выбор между обратным требованием подаренного и требованием исполнения возложенной обязанности. При завещательных распоряжениях иск об исполнении этой обязанности предоставлялся наследнику, эвентуально - душеприказчику, и государству, если это последнее заинтересовано в ее исполнении. Отсюда было недалеко до признания обратного требования того, что дано с "возложением обязанности" (sub modo), одним из моментов цели такой сделки, и этот взгляд был действительно представлен в теории "общего права" Германии, где его выражали следующим положением: распоряжения с "возложением обязанности" делаются в том предположении, что эта обязанность будет исполнена, и неисполнение этой обязанности есть противоречие воле того, кем она установлена *(657). Это положение было обобщено Виндшейдом в его монографии "Die Lehre des rцmischen Rechts von der Voraussetzung" (1850) *(658), где "возложение обязанности" рассматривалось как одно из выражений принципа, в силу которого юридические последствия сделки подлежат оспариванию иском или возражением, если не наступает то "предположение", ввиду которого данная сделка заключена. "Предположением" называется здесь "недоразвившееся условие", или всякое фактическое представление, побуждающее данное лицо к заключению сделки, все равно, как бы это представление ни было выражено: явно или молчаливо. И это "предположение" возводится в самостоятельное юридическое понятие, стоящее рядом с условием и сроком и способное, в случае своего неосуществления, так же опорочить сделку, как и эти последние.

Учение Виндшейда отвергается теперь большинством именитых юристов, справедливо ставящих ему в упрек, с одной стороны, обобщение в один принцип явлений, не допускающих такого обобщения, и с другой - отрицание самостоятельной природы modus'а. Все то, что одинаково подводится под этот принцип: неосновательное обогащение одного лица на счет другого, оспаривание прижизненных сделок при отсутствии или недостаточности их каузального момента, оспаривание завещательных распоряжений в силу ошибки в мотивах воли и т. д. - принадлежит разным институтам, мало связанным как между собой, так и с институтом "возложения обязанности", и объединять все это одним понятием "предположения" неверно уже потому, что каждый из упомянутых институтов имеет свои собственные "предположения". Особенно же неверно распространять это понятие на договорные волеизъявления, которые нельзя оспаривать только потому, что одна сторона обнаруживает несоответствие своего волеизъявления с теми субъективными представлениями, которые служат его "предположением". Оспаривать договоры можно только при объективной известности этого несоответствия в момент заключения договора и другой стороне. Иными словами - зависимость волеизъявления от его "предположения" должна найти свое выражение в самом договоре: присоединенном к нему условии, сроке, соглашении об обратном требовании того, что выдано, и т. д. Если бы дело стояло иначе, то безопасность гражданского оборота была бы пожертвована нигде не обнаруженному и не поддающемуся никакому контролю усмотрению каждого из участников сделки. Под широким покровом "предположения" все мотивы сделки были бы возведены в основания ее оспоримости. Ни один договор не был бы надежен, и обеспеченность права была бы подорвана в своем корне *(659).

Что касается "возложения обязанности", то подчинение и этого института теории виндшейдовского "предположения" означало бы пренебрежение, с одной стороны, к воле дарителя и завещателя, и с другой - к тому кругу интересов, которые не всегда желательно защищать такими энергическими средствами, как объявление нарушающей их сделки недействительной. Сюда может быть отнесено, напр., возбуждение патриотического настроения, религиозного чувства, уважения к памяти умершего и т. д., и уничтожать сделки за неисполнение обязанности, возлагаемой по таким мотивам, было бы неправильно уже потому, что это противоречило бы цели сделок, направленных прежде всего на дарение и уже потом - на "возложение обязанности".