!!Экзамен зачет 2023 год / Карапетов. Том1

Глава 2. Эпоха laissez-faire

Развитие капиталистических отношений интенсифицировалось в позднем Средневековье. Жесткая цеховая система в городах начала разлагаться в XIV–XVI вв.1 Возникающие в разных уголках Европы мануфактуры не подчинялись цеховым ограничениям и быстро вытесняли ремесленное производство за счет большей эффективности и экономии на масштабе. На селе же начался процесс постепенного освобожднения зависимых крестьян, получавших все боˊльшую свободу в своих договорных оношениях с феодалом. Отношения между феодалами и крестьянами все меньше напоминали отношения хозяина и раба, в которых не было места для договорной свободы, и все больше походили на договорные отношения лично свободных арендодателя и арендатора. В области финансов и торговли религиозные догматы, с подозрением относящиеся к спекуляции и протестующие против взимания процентов, постепенно ослабевали, что влекло снятие ряда ограничений ценовой свободы и открывало каналы для интенсификации рыночных отношений. Постепенно начали отменяться некоторые щедро раздаваемые средневековыми монархами монопольные права2, что усиливало конкуренцию и экономическую свободу. Огромный объем экономического оборота, ранее существовавшего долгое время вне договорных рамок, постепенно перетекал в формат свободного договорного обмена.

Тем не менее полноценный подъем капитализма и рывок его промышленной составляющей в масштабах крупных европейских держав начались именно в XVIII в. В Англии все новые и новые мануфактуры начали поглощать труд постепенно вытесняемых со своих земель крестьян и наполнять своей продукцией весь цивилизованный мир. Все более интенсивные торговля и промышленные проекты требовали аккумуляции все более значительных коллективных инвестиций. Формировался достаточно могущественный слой коммерчески ориентированной элиты (в том числе так называемое обуржуазненное дворянство мантии), который постепенно стал вырывать реальную политическую власть из рук нищающего старого «дворянства шпаги», не желавшего расставаться с феодальными стереотипами и предубеждениями против коммерции.

Голландия многими исследователями характеризуется как первая крупная страна, вставшая на путь современного капиталистического развития. Уже в XVII в. протестантские Соединенные провинции были охвачены «капиталистическим духом» и являли собой образец

1  Подробнее см.: Коммонс Дж. Р. Правовые основания капитализма. М., 2011. С. 247, 248; Тимошина Т.М. Экономическая история зарубежных стран: Учебное пособие. М., 2010. С. 102.

2  Коммонс Дж. Р. Правовые основания капитализма. М., 2011. С. 249.

91

Раздел II. История развития принципа свободы договора

для капиталистических революций и реформ для других европейских стран1. Но капиталистический успех Голландии был основан в первую очередь на могуществе ее торгового флота и торговом посредничестве. Голландский капитализм был в значительной степени продолжением того сугубо торгового капиталистического развития, которое наблюдалось в свое время в Римской империи и итальянских торговых центрах Средневековья.

В XVIII в. к Голландии присоединилась Англия, также успешно начавшая капиталистическую трансформацию и к середине XVIII в. превратившаяся в полноценного мирового экономического и военно-по- литического гегемона (после последовательного устранения конкурентов в лице Испании, Франции и Голландии в результате ряда военных столкновений в XVI–XVII вв.). К концу Средневековья английская культура и социальная структура в силу ряда причин (среди которых

икальвинистская трудовая этика, и ориентация на морскую торговлю,

иослабление влияния классических дворян крови благодаря кровопролитным гражданским войнам, и ряд иных причин) оказались крайне благосклонны к предпринимательской деятельности, которая во многих континентальных странах того времени рассматривалась как недостойное занятие. Это способствовало быстрому укоренению коммерческого духа и стимулировало предпринимательскую активность, а также экономические и технологические инновации2.

Именно Англия, опираясь на деловую активность своего крайне предприимчивого населения, военно-морскую мощь, колониальные ресурсы и рынки сбыта, одна из первых начала трансформацию капитализма из сугубо торгово-посреднического в индустриальный, обеспечив перетекание капитала, производственных и трудовых ресурсов в сферу промышленного производства и создав необходимые условия для долгосрочных инвестиций и инноваций. Первая в мире промышленная революция3

1  Зомбарт В. Собрание сочинений. В 3 т. Т. 1: Буржуа: к истории духовного развития современного экономического человека. СПб., 2005. С. 188.

2  Вернер Зомбарт отметил, что английские элиты и все английское общество в позднем Средневековье оказались проникнуты «торгашеским мировоззрением» и полностью коммерциализировались (см.: Зомбарт В. Собрание сочинений. Т. II. СПб., 2005. С. 12–18). Дэвид Ландес писал: «…английская коммерция XVIII века – по сравнению со странами континента – была поразительно энергичной, предприимчивой, открытой к нововведениям. Ни одно государство не реагировало более активно на запросы коммерческих классов… Нигде решения предпринимателей не отражали в меньшей степени нерациональные соображения престижа и обычая… Нигде талант не был более готов ринуться в бизнес, составление проектов, изобретательство… Это был народ, зачарованный богатством и коммерцией сообща и поодиночке…» (цит. по: Олсон М. Возвышение и упадок народов: экономический рост, стагфляция и социальный склероз. Новосибирск, 1998. С. 135).

3  Само понятие «промышленная революция» в экономической науке иногда оспаривается как не вполне точно отражающее скорость происходившей индустриализации

92

Глава 2. Эпоха laissez-faire

обеспечила выход английской рыночной экономики на принципиально новый уровень.

Впоследствии рыночная трансформация и индустриализация несколькими волнами поглощали все новые и новые европейские страны (Бельгия, а затем Франция, Швеция, Германия, Швейцария и т.д.), революционно или эволюционно разрушая в этих странах ancien régime,

ив конечном счете перенеслись в некоторые бывшие колонии (в первую очередь в США, другие бывшие колонии Великобритании, а затем в Японию). Так для ведущих мировых экономик сформировалась продолжающаяся (с некоторыми существенными изменениями и страновыми различиями) до сих пор эпоха, которую Саймон Кузнец назвал эпохой современного экономического роста1.

Из каких же элементов состояла эта постепенно развивающаяся система экономической конкуренции, промышленного развития и рыночного обмена? Упрощая картину, можно зафиксировать четыре основные предпосылки успешного развития рыночной экономики европейских государств Нового времени.

Во-первых, торжество личной свободы участников оборота. Стремительный экономический рост невозможен в условиях, когда участники рыночных отношений не являются свободными. В определенные периоды и в определенных масштабах использование рабского или крепостного труда могло обеспечивать экономическое развитие. Но под воздействием этических, культурных, религиозных и экономических соображений этот ресурс оказался заблокирован или дискредитирован, уступая более эффективной и этически приемлемой системе организации экономического взаимодействия свободных граждан. В конечном счете рабский труд оказался менее эффективным по сравнению с трудом свободных граждан, имеющих стимулы к росту производительности. Эксплуатация труда несвободных людей могла быть эффективной, но до определенного предела. Не разрушив крепостное право и сельскую общину, ограничивающих экономическую свободу своих членов,

ине отменив рабство, России и соответственно США было бы сложно обеспечить урбанизацию, насытить рынок труда дешевой рабочей силой, направить последнюю в промышленную сферу экономики, которая в то время могла обеспечить максимально эффективное ее приложение, и в конечном счете шагнуть в индустриальную эру.

Только свободный человек способен на активное предпринимательство и инновации, и только свободный человек, являющийся хозяи-

(см.: Камерон Р. Краткая экономическая история мира от палеолита до наших дней. М., 2001. С. 205). Мы используем это понятие в качестве укоренившегося в нашем языке, не занимая позицию в этом споре.

1  Kuznets S. Modern Economic Growth: Rate, Structure and Spread. 1966.

93

Раздел II. История развития принципа свободы договора

ном результатов своего труда, способен стремиться к их максимизации

инаиболее выгодному обмену. Поэтому важный процесс, без которого капиталистическая трансформация была бы невозможна, это процесс освобождения основной массы граждан от феодальной, общинной

ииной личной зависимости в большинстве европейских государств. Во-вторых, особое значение для развития рыночной экономики име-

ло и имеет такое проявление личной свободы, как свобода выбора сферы приложения своей производственной деятельности. Чем сильнее профессиональная мобильность населения, тем больше шансов на то, что каждый будет заниматься именно тем, к чему у него имеются наибольшие природные способности и что вызывает у него личный энтузиазм. В Средние века эта свобода всячески ущемлялась феодальными, сословными, кастовыми, цеховыми и иными ограничениями. Человек, имеющий прекрасные предпринимательские навыки, но рожденный

всреде дворян, имел мало шансов применить свои способности в сфере торговли или банковского дела. Равным образом потенциально прекрасный мастер не мог свободно посвятить себя тому или иному промыслу, не войдя в соответствующий цех и не проработав долгое время

вучениках другого мастера. Так, Михаилу Ломоносову пришлось проявить настоящие чудеса смекалки и поймать немалую долю удачи, чтобы вырваться из тяжелых сословных ограничений и проявить свой талант на благо российской науки. Все эти искусственные, но столь характерные для феодализма профессиональные и сословные барьеры крайне ограничивали возможности свободного экономического обмена.

Процесс разрушения этих барьеров начался еще в период позднего Средневековья, что играло важную роль в медленном, но верном увеличении экономической эффективности и росте производительности труда. Окончательное разрушение сословных, цеховых и многих иных профессиональных и социальных барьеров и табу в ряде европейских стран в XVIII–XIX вв. создало крайне благоприятные условия для промышленной революции и бурного экономического роста, а изначальное отсутствие подобных барьеров (не считая расовых) в США сыграло важную роль в экономическом чуде, которое в рекордные сроки поставило Штаты вровень с наиболее развитыми экономическими странами мира.

В-третьих, безусловно, неотъемлемым условием формирования рыночного хозяйства является свобода частной собственности. Если бы средства производства и результаты экономической деятельности в виде земли, иных средств производства, товарных излишков и денег не находились в полном и абсолютном господстве соответствующего участника оборота и не было бы гарантий от их силовой экспроприации, то значительно снижались бы стимулы к инвестициям в производство экономических благ и накоплению капитала. Поэтому во все време-

94

Глава 2. Эпоха laissez-faire

на те общества, которые обеспечивали лучшие гарантии прав частной собственности, и те правители, которые ограничивали себя в желании отобрать имущество у своих более удачливых и успешных подданных, в долгосрочной перспективе получали больший размер общего экономического «пирога» и более стабильную экономическую базу для успешного развития. Без частной собственности никогда не будет устойчивого и динамичного экономического развития1.

В последнее время вышел целый ряд исследований, демонстрирующих центральную роль защищенности и четкого оформления прав частной собственности в экономическом развитии2. И этот вопрос сейчас мало у кого вызывает сколько-нибудь серьезные сомнения. Следует признать, что без гарантированности частной собственности все личные свободы, включая свободу заключения договоров, теряют свое реальное значение3.

В-четвертых, свобода осуществления экономического обмена. Для того чтобы рыночная система работала эффективно, количество искусственных ограничений обмена экономическими благами должно стремиться к минимуму. Чем свободнее условия обмена, тем проще те или иные экономические блага циркулируют в обороте и тем выше эффективность обмена. В обществах свободных людей, где обеспечивается свобода профессиональной деятельности и защищаются права частной собственности, но при этом сильно ограничивается свобода экономического обмена, процветания ожидать очень сложно. Более того, сама идея частной собственности во многом профанируется, если собственник лишается права распоряжаться своей собственностью по собственному разумению.

Идея свободы договора является юридическим проявлением именно этого последнего условия успешного функционирования рыночной

1  Здесь нужно согласиться с тем, что сами капиталисты в период первоначального накопления капитала зачастую подходили к этой идее достаточно односторонне, попросту грабя и мошенничая, беззастенчиво нарушая права собственности общин (например, огораживание в Англии), приобретая экспроприированную государством собственность монастырей, присваивая собственность периодически попадающих в опалу евреев, силой прибирая к рукам колонии (многие голландские, французские и английские колонии находились в управлении частных компаний) или захватывая имения и земли аристократов и церкви в периоды революций. Но как только основная собственность оказалась в руках тех, кто является наиболее эффективным ее владельцем и ориентирован на наибольшую отдачу от ее использования (т.е. капиталистов), им потребовалась абсолютная защита вновь приобретенных прав. См.: Кагарлицкий Б. От империй – к империализму. Государство и возникновение буржуазной цивилизации. М., 2010. С. 262.

2  См.: Де Сото Э. Загадка капитала. Почему капитализм торжествует на Западе и терпит поражение во всем остальном мире. М., 2004; Беттел Т. Собственность и процветание. М., 2008 и др.

3  Беттел Т. Собственность и процветание. М., 2008. С. 231.

95

Раздел II. История развития принципа свободы договора

экономики. Как справедливо отмечал Саватье, «свобода обмена означает свободу договора»1. Свобода договора отражает в праве идею о децентрализации принятия экономических решений, лежащую в основе рыночной экономики2. Экономическая свобода находить пути сбыта результатов своего труда и распоряжаться собственностью проявляется в первую очередь в праве заключать договор с любым контрагентом по своему усмотрению. Экономическая свобода определять параметры обменных операций проявляется в свободе выбора типа договора, заключения непоименованных и смешанных договоров, а также в праве определять предмет, цену и иные условия договора по своему усмотрению.

Идея свободы договора набирала силу пропорционально тому, как укреплялось понимание важности обеспечения свободы экономического оборота. Утверждение в европейских странах полноценных рыночных экономик неминуемо приводило к формированию тех или иных форм «волевой теории» контракта, примата автономии частной воли и свободы договора.

Эти коренные изменения в области производственных и торговых отношений приводили к формированию запроса на экономическую экспертизу и правовое регулирование, которые должны были создать максимально комфортные условия для функционирования набирающей мощь рыночной экономики. Постепенно укрепляющая свои позиции буржуазная элита и часть встроившейся в капиталистический мир аристократии получили (вследствие буржуазных революций или в результате естественного политического процесса) контроль над законотворческой программой правительств. Это не преминуло сказаться и на реальной экономической политике, на развитии гражданского права и на правовом отражении принципа свободы договора.

Интеллектуальная, деловая и бюрократическая элиты ведущих европейских стран в период коммерциализации экономического оборота и начала капиталистического перехода кардинально отличались от горстки грамотных монахов, всюду гонимых ростовщиков, пребывающих в вечном страхе экспроприации торговцев и низкопрофессиональных чиновников времен Крестовых походов. Новая структура элиты, так или иначе вбиравшая в себя буржуазный социальный элемент, была готова к восприятию новой экономической и правовой парадигмы, которая могла бы легитимировать складывающуюся гегемонию интересов прорыночных сил. В этих условиях принцип свободы договора,

1  Саватье Р. Теория обязательств. М., 1972. С. 175, 176.

2  Furubotn E.G., Richter R. Institutions and Economic Theory. The Contribution of the New Institutional Economics. 2000. P. 124 (русский перевод: Фуруботн Э.Г., Рихтер Р. Институты и экономическая теория: достижения новой институциональной экономической теории. СПб., 2005. С. 161).

96

Глава 2. Эпоха laissez-faire

который в прежние эпохи не претендовал на сколько-нибудь важную роль, да и попросту был не отрефлексирован как некий универсальный концепт, постепенно становился центральным звеном системы гражданского права.

Этот процесс выделения принципа свободы договора, как мы видели, шел в течение всего Средневековья. Постепенно идея свободы договора кристаллизировалась глоссаторами и постглоссаторами на основе интерпретации римских источников, подкреплялась идеями канонической традиции права и концептуализировалась в рамках естественно-пра- вовых исследований. Но для того, чтобы эта идея взошла на пьедестал центральных принципов частного права Нового времени и получила широкую поддержку правительств европейских государств, не хватало четкого понимания ее политико-правовых преимуществ и в первую очередь ее роли в развитии новой экономики.

Эта задача начала решаться только в XVIII в. Отсутствие концентрированной и систематизированной экономической научной мысли вплоть до второй половины XVIII в. мешало осознанию реальных причин успешного функционирования экономики и принципа свободы экономического оборота в частности. Экономические воззрения испанских поздних схоластов иногда были достаточно точны, но, как правило, не оформлялись в некую систему экономических знаний и так и не сформировали отдельный научный домен экономической мысли.

Кроме того, для реализации здравых теоретических экономических идей представителей испанской саламанкской школы была необходима политическая надстройка, способная соответствующие меры последовательно проводить в жизнь. В то же время испанское государство, чье военно-политическое могущество за счет заморских открытий в начале XVI в. достигло своего зенита, в реальности управлялось из рук вон плохо и страдало от фатального отсутствия внятной долгосрочной экономической политики (изгнание евреев и мусульман, неумелое управление внешней задолженностью, неспособность обратить небывалый приток заморского золота в развитие производства внутри страны и т.п.)

иуже во второй половине XVI в. перешло в режим стагнации, а затем экономического и политического упадка1. Есть основания считать, что в обществе, управляемом сугубо абсолютистским, истово католическим

ифеодальным политическим режимом, последовательная реализация идеалов laissez-faire и в целом продуманной капиталистической регулятивной стратегии, некоторые элементы которой действительно проступали в экономических воззрениях поздних схоластов, была попро-

1  О близорукости экономической политики испанских королей см.: Камерон Р. Краткая экономическая история мира от палеолита до наших дней. М., 2001. С. 168–173.

97

Раздел II. История развития принципа свободы договора

сту заблокирована. На мудрые экономические воззрения не предъявлялся реальный спрос со стороны тех, кто имел возможность эти идеи реализовать.

Для реализации рыночно ориентированной регулятивной политики был необходим приход к политической власти тех сил, которые отстаивали интересы буржуазных кругов. Такие политические условия в Новое время сложились прежде всего в Голландии и впоследствии в Англии после соответствующих буржуазных революций.

Католическая и философская основы многих работ испанских схоластов и теологов затрудняли восприятие этих идей политическими элитами тех протестантских стран, которые в силу ряда причин оказались

вXVII–XIX вв. в авангарде рыночной трансформации. Прозрения испанских католических теологов и схоластов были, видимо, крайне далеки от того, что читали политики в протестантской Англии, видевшие

вкатолической Испании основного политического противника, и Голландии, только что сбросившей гнет испанской короны и инквизиции

врезультате кровопролитной национально-освободительной войны.

Всилу этих и ряда иных причин к XVIII в. основы экономической теории в этих протестантских странах, вступивших на путь капиталистической экономики, представляли собой в большей степени «рассеянное знание», недостаточно структурированное и доступное, чтобы превратиться в некую идеологическую основу для последовательной прорыночной экономической политики этих стран. В этой связи огромную роль в формировании целостного представления о важности, сути и экономической роли принципа свободы договора сыграло возникновение

вряде наиболее развитых стран второй половины XVIII в. нового домена научной мысли – политической экономии (экономической теории).

Кконцу XVIII столетия широкие круги интеллектуальной и политической элиты стран, наиболее продвинувшихся в капиталистическом отношении, начали наконец систематизировать и осознавать общий комплекс закономерностей рыночного экономического развития,

атакже признавать роль позитивного права как неотъемлемого элемента обеспечения благоприятной для этого институциональной среды. Это

всвою очередь ускорило осознание законодателями, судьями и иными представителями властной элиты политико-правовой важности идеи свободы договора и слом неоправданных барьеров, мешающих функционированию свободного экономического оборота. В результате тенденции по кристаллизации принципа свободы договора, намеченные

врамках сугубо догматического научного дискурса Средневековья, получили широкую политическую легитимацию и усиление.

Таким образом, когда в наиболее развитых странах Западной Европы и США к концу XVIII в. пришли к доминированию идеологии laissez-

98

Глава 2. Эпоха laissez-faire

faire, взывающей к последовательному отказу государства от активного ограничения свободного экономического оборота1, окончательно созрели условия для возведения принципа свободы договора в ранг абсолютно приоритетных начал гражданского права.

Возникновение экономической теории

Первые систематические атаки против ограничения экономической свободы и свободы частных коммерческих сделок начались еще в конце XVII – начале XVIII в. В 1730-е гг. Ричард Кантильон, успешный банкир с испано-ирландскими корнями, живший то в Лондоне, то в Париже, написал книгу, которая некоторыми расценивается как первый систематизированный трактат по экономической теории рыночной экономики, – «Очерк об общей природе торговли». В ней он одним из первых детально охарактеризовал рыночную экономику как самоорганизующуюся систему, которая балансирует спрос и предложение без участия государства2. Эта книга так и не была опубликована при жизни автора, что, правда, не помешало ей оказать серьезное влияние на развитие экономической мысли и воззрения как французских, так и английских экономистов.

Вконце XVII – начале XVIII в. многие другие французские купцы

иинтеллектуалы пытались сопротивляться повсеместным ограничениям контрактной свободы, выдвигая все новые и новые аргументы в поддержку тезиса о необходимости проведения политики laissez-faire и устранения государства от непосредственного и неусыпного контроля над экономическим оборотом. Среди них звучал и позднее популяризированный Адамом Смитом тезис о том, что общественное благо реализуется путем стремления каждого конкретного индивида к личному успеху3.

Идея laissez-faire была одной из центральных тем французских физиократов XVIII в. (Ф. Кенэ и его последователей), сформировавших, пожалуй, одну из первых полноценных экономических школ.

1  Термин-призыв «laissez-faire» (вольный перевод: «дайте возможность вести себя по собственному усмотрению») традиционно приписывается купцу Лежандру, который в XVII в. в ответ на вопрос Кольбера, чем французское правительство может помочь ему, ответил, что лучшей помощью будет дать возможность свободно работать. Но, видимо, первым, кто письменно зафиксировал данный призыв, был известный защитник свободной торговли маркиз дʼАрженсон, который в 1751 г. писал: «Laissez-faire – таким должен быть девиз любой общественной власти… Laissez-faire, черт побери! Laissez-faire!» См.: Кейнс Дж.М. Конец laissez-faire // Истоки. Вып. 3. М., 2001. С. 265.

2  Rothbard M.N. An Austrian Perspective on the History of Economic Thought. Vol. I: Economic Thought Before Adam Smith. 2006. P. 359, 360.

3  Подробный анализ этого французского предреволюционного дискурса об экономической свободе см.: Rothbard M.N. An Austrian Perspective on the History of Economic Thought. Vol. I: Economic Thought Before Adam Smith. 2006. P. 254–274.

99

Раздел II. История развития принципа свободы договора

Данная идея разделялась известным французским экономистом и последователем многих идей физиократов А.Р.Ж. Тюрго. Тюрго в 1750– 1760-е гг., за два десятилетия до выхода основной работы Смита, активно выступал против государственных мер по ограничению цен, защищал рыночную свободу и конкуренцию как механизмы балансирования спроса и предложения1. Он достаточно убедительно пытался продемонстрировать пагубность государственного патернализма в отношении экономического оборота и сферы контрактных отношений. Для Тюрго свобода договора была центральным механизмом обеспечения экономической жизни, и поэтому государство должно было воздерживаться от ее ограничения. Он писал, что в некоторых случаях невмешательство государства позволит мошеннику обмануть неопытного в делах контрагента. Но Тюрго считал этот побочный эффект приемлемым: в следующий раз обманутый контрагент будет осторожнее и умнее. В любом случае практика злоупотреблений, на его взгляд, не может быть сильно распространена, так как коммерсанты вынуждены заботиться о своей репутации. Государственный же патернализм, основанный на желании предотвратить обман и злоупотребления при заключении договоров, по мнению Тюрго, создает больше проблем, чем решает: во имя защиты отдельных «праздных людей», не желающих быть внимательными в своих делах, он сдерживает развитие экономической динамики, усиливает роль бюрократов и коррупцию, а также возлагает на общество налоговое бремя по содержанию этого аппарата. Как отмечал Тюрго, «предполагая, что все потребители простофили, а все торговцы и фабриканты – мошенники, мы разрешаем им быть таковыми и унижаем всю работающую часть нации»2.

Получив пост генерального контролера финансов, Тюрго начал реализовывать на практике некоторые идеалы laissez-faire в реальной экономической политике (например, пытался ликвидировать некоторые монополии, расширить сферу свободной торговли, упразднить торговые гильдии и ремесленные цеха)3. Реформы Тюрго в конечном счете не нашли понимания у короля и были свернуты. Французская абсолютная монархия, равно как и испанские короли ранее, не была готова к последовательной реализации этой прорыночной регулятивной стра-

1  Кенэ Ф., Тюрго А.Р.Ж., Дюпон де Немур П.С. Физиократы: избранные экономические произведения. М., 2008. С. 533, 534.

2  Там же. С. 557, 558. Знакомство с трудами Тюрго дает нам некоторые основания усомниться в тезисе Карла Поланьи, который считал, что идеи саморегуляции рынков и laissez-faire не были осознаны французскими физиократами XVIII в. в полной мере (см.: Поланьи К. Великая трансформация: политические и экономические истоки нашего времени. СПб., 2002. С. 152, 153).

3  Тимошина Т.М. Экономическая история зарубежных стран: Учебное пособие. М., 2010. С. 207.

100