!!Экзамен зачет 2023 год / ширвиндт
.docИз приведенных фрагментов может быть сделан вывод, что Обзор полагает условием предоставления защиты добросовестному приобретателю именно передачу владения, а не вообще всякое поступление имущества во владение. В то же время анализ правил об истребовании имущества из чужого незаконного владения позволил обнаружить основания только для подхода, требующего от добросовестного приобретателя лишь владения, но не передачи. Есть ли в законе основания для отраженного в Обзоре подхода, настаивающего на передаче владения как условии защиты добросовестного приобретателя?
Во всяком случае, этот подход верен применительно к добросовестному приобретению движимых вещей, если стороны договора об отчуждении не исключили своим соглашением действие правила п. 1 ст. 223 ГК РФ и, следовательно, передача владения как момент возникновения права собственности оказывается элементом состава, необходимого для перехода права собственности (см. выше).
Но в Обзоре названный подход сформулирован как общий, распространяющийся и на движимые, и на недвижимые вещи. Так, в п. 6 речь идет о приобретении недвижимого имущества, причем текст пункта не содержит указаний на какие-либо особые положения заключенного сторонами договора мены, обусловливающие переход права собственности к приобретателю передачей владения.
Обзор не содержит какой бы то ни было мотивировки такого подхода. Неочевидна и его законодательная основа. Вероятно, предложенное в Обзоре решение зиждется на том соображении, что добросовестным может быть только такой приобретатель, который имел дело с владельцем спорной вещи, поскольку именно в этом случае налицо основания полагать отчуждателя управомоченным, например собственником (см. об этом подробнее ниже).
Подводя итог сказанному, можно заметить, что Обзор, настаивая на необходимости передачи владения, предъявляет к приобретателю имущества от неуправомоченного отчуждателя требования более строгие, чем к лицу, получающему вещь от управомоченного лица. Здесь ВАС РФ, с одной стороны, прямо следует ГК РФ, конструирующему защиту добросовестного приобретателя посредством ограничения виндикации, всегда обращенной к владельцу, с другой стороны, наполняет конкретным содержанием легальное понятие "добросовестность".
Добросовестность. Что понимается под добросовестностью приобретателя? При каких условиях лицо, которое не знало об отсутствии правомочий у отчуждателя, признается добросовестным? Какое значение для добросовестности имеют сведения Единого государственного реестра прав на недвижимое имущество и сделок с ним (далее - ЕГРП, Реестр)? Лежит ли на приобретателе вещи обязанность по проверке правомочий отчуждателя? В какой момент или в течение какого периода времени лицо должно быть добросовестным, чтобы получить защиту в соответствии с правилами ст. 302 ГК РФ?
Ответы на эти вопросы Обзор дает прежде всего в п. 7 - 9, а также, что касается добросовестности во времени, в п. 4 и 6.
В соответствии с п. 1 ст. 302 ГК РФ приобретатель именуется добросовестным, если "он не знал и не мог знать", что имущество приобретено у лица, которое не имело права его отчуждать. В связи с этим сразу обращает на себя внимание то обстоятельство, что Обзор определяет добросовестность иначе, используя вместо глагола "мочь" слова "быть должным": "Не знал и не должен был знать" (тезис и абз. 3 изложения фабулы дела п. 4, абз. 6 изложения фабулы дела п. 5, абз. 4 изложения фабулы дела п. 6, тезис и абз. 4 и 6 изложения фабулы дела п. 7, тезис и абз. 5, 10 и 17 изложения фабулы дела п. 8, абз. 3 и 5 изложения фабулы дела п. 9; иначе - в абз. 6 изложения фабулы дела п. 7, где Обзор точно цитирует текст закона, возвращаясь, однако, уже в том же абзаце к словам "должен был"). С чем связана такая замена? Обоснованна ли она?
Прежде всего заметим, что, отклоняясь от словоупотребления ГК РФ, Обзор воспроизводит формулировку, которой пользовались все предшествующие отечественные кодификации гражданского права, - и примечание к ст. 60 ГК РСФСР 1922 г., и ст. 28 Основ гражданского законодательства СССР и республик 1961 г., и ст. 152 ГК РСФСР 1964 г., и п. 1 ст. 54 Основ гражданского законодательства СССР и республик 1991 г. говорят: "Не знал и не должен был знать".
По каким причинам ГК РФ изменил сложившейся традиции? Едва ли можно определенно ответить на этот вопрос, тем более что и сами разработчики Кодекса "не заметили" произошедшей перемены: так, в комментарии к ст. 302 ГК РФ читаем о добросовестном приобретателе, который "не знает и НЕ ДОЛЖЕН знать", и о приобретателе, который с учетом обстоятельств "ДОЛЖЕН знать" и, следовательно, добросовестным не является (выделено мной. - А.Ш.) <29>.
--------------------------------
<29> Научно-практический комментарий к части первой Гражданского кодекса Российской Федерации для предпринимателей. М.: Спарк, 1999. С. 381 (автор Комментария - Е.А. Суханов).
Интересно, что помимо обсуждаемой статьи ГК РФ использует оборот "не знал и не мог знать" лишь однажды (п. 2 ст. 698), если, конечно, не принимать в расчет имеющую явно отличное содержание формулировку п. 5 ст. 1405, где речь идет о лице, "которое не знало и не могло на законных основаниях знать"; то же выражение, но со знаком "плюс" ("знал или мог знать") в Кодексе вообще не встречается. Гораздо более востребованными оказались слова "не знал и не должен был знать" (п. 1 ст. 901, ст. 903, п. 2 ст. 1019, п. 2 ст. 1022, п. 1 ст. 1155, ст. 1456 и п. 2 ст. 1472 ГК РФ) и "знал или должен был знать" (п. 1 ст. 171, п. 2 ст. 189, ч. 1 ст. 303, п. 3 ст. 428, п. 2 ст. 459, п. 1 ст. 460, п. 1 ст. 461, п. 3 ст. 483, ч. 1 ст. 986, п. 2 ст. 1005 и п. 3 ст. 1044 ГК РФ). Причем анализ нормативного материала не позволяет выявить специфику двух случаев употребления оборота "не знал и не мог знать" в сравнении со случаями использования оборотов, включающих слова "должен был".
Попытки сопоставления буквального значения анализируемых выражений едва ли окажутся плодотворнее. Строго говоря, толкование текста ст. 302 ГК РФ в полном соответствии с буквальным значением глагола "мочь" лишило бы содержащиеся в ней правила всякого смысла. Ведь если речь идет о возможности, т.е. если вопрос стоит так: "Возможно ли об этом знать?" - приобретатель всегда может знать об отсутствии правомочий у отчуждателя, поскольку об этом вообще можно знать, поскольку такая информация вообще доступна человеку.
Наконец, сомнения вызывает и необходимость совмещения двух требований: (1) не знал и (2) не мог знать. Есть ли в этом смысл? Понятно, что для отказа лицу в добросовестности достаточно несоблюдения любого из этих требований. Добросовестности не будет ни в том случае, когда приобретатель знал, ни в том, когда он только мог знать. Но мыслима ли самостоятельная реализация первой гипотезы? Иными словами, представима ли ситуация, в которой лицо знает о чем-то, хотя и не может об этом знать?
Можно предположить, что именно ввиду изложенных соображений ВАС РФ произвел обсуждаемую замену. Законна ли она? Ответ на этот вопрос зависит от того, какую занять позицию относительно правил толкования закона. Так или иначе, предложенное в Обзоре толкование делает текст ст. 302 ГК РФ осмысленным, чего нельзя сказать о возможном грамматическом толковании.
Что же скрывается за словами "не знал и не должен был знать"? Здесь мы имеем дело с двумя условиями квалификации приобретателя как добросовестного, каждое из которых является необходимым, не будучи достаточным. Приобретатель не будет считаться добросовестным ни в том случае, когда знал об отсутствии правомочий у отчуждателя, хотя и не должен был, ни в том случае, когда не знал об этом, хотя и был должен <30>.
--------------------------------
<30> Здесь отчетливо видно, что совмещение этих двух условий обретает смысл только при замене слова "мог" на "должен был".
Первое из этих условий ("не знал") касается самого приобретателя, представляя собой субъективный критерий. Второе условие ("не должен был знать") относится к ситуации, в которой имущество приобреталось, т.е. задает объективный критерий: обстоятельства приобретения таковы, что любое лицо (или - если допустить поправку на особенности субъекта - любое такое лицо) полагало бы отчуждателя управомоченным.
С первым из названных условий связан ряд вопросов, могущих иметь значение для судебной практики. Вопросы эти лежат в первую очередь в плоскости доказывания. Абзац 3 п. 24 Постановления Пленума ВАС РФ от 25 февраля 1998 г. N 8 возлагает на ответчика по виндикационному иску, ссылающегося на свою добросовестность, бремя доказывания того, что он не знал и не мог знать об отсутствии правомочий у отчуждателя <31>. Между тем незнание как отрицательный факт не поддается доказыванию (в отношении второго условия дело обстоит несколько иначе). Кроме того, внимания заслуживают требования к качеству знания - к его источнику, достоверности, предмету. В ходе переговоров о купле-продаже маслобойного оборудования потенциальный приобретатель получает от третьего лица письмо, содержащее призыв не покупать эту технику, так как в действительности она принадлежит не продавцу, а отправителю письма. После того как, несмотря ни на что, договор купли-продажи сторонами заключен и исполнен, третье лицо обращается к покупателю с виндикационным иском. Можно ли сказать, что покупатель знал об отсутствии правомочий у отчуждателя? Изменится ли решение при модификации казуса в ту или иную сторону: скажем, если к письму были приложены доказательства права собственности отправителя или, наоборот, текст послания ограничивался утверждениями, что продавец мошенник или нечист на руку, что, кстати говоря, также может подтверждаться более или менее убедительными доказательствами? Ни эти, ни какие бы то ни было иные проблемы, связанные с субъективным критерием добросовестности приобретателя, в Обзоре звучания не получили.
--------------------------------
<31> "В рассматриваемой ситуации собственнику практически невозможно доказать недобросовестность приобретателя, поскольку он в большинстве случаев вообще не располагает никакими данными о способе и условиях приобретения имущества приобретателем, в то время как сам приобретатель может доказывать свою добросовестность, опираясь на данные Государственного реестра и на другие обстоятельства, которые ему достоверно известны. Вероятно, соображения именно такого практического свойства и легли в основу названного пункта Постановления" (Козырь О.М. Указ. соч. С. 193 - 194).
Как бы там ни было, в этой паре гораздо больший интерес представляет второе условие - объективный критерий добросовестности (что значит "не должен был знать"?). Именно на раскрытии его содержания и сосредоточился Обзор.
Реестр. Какое значение для объективного критерия добросовестности имеют сведения, содержащиеся в ЕГРП? В первую очередь необходимо отметить, что в действующем законе не нашел воплощения принцип публичной достоверности Реестра, в силу которого само по себе наличие регистрационной записи о праве собственности отчуждателя давало бы достаточные основания для возникновения права собственности у приобретателя независимо от того, соответствуют ли данные ЕГРП действительности. Законом установлена лишь опровержимая презумпция достоверности Реестра (в соответствии с абз. 2 п. 1 ст. 2 Федерального закона 21 июля 1997 г. "О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним" государственная регистрация является единственным доказательством существования зарегистрированного права; зарегистрированное право на недвижимое имущество может быть оспорено только в судебном порядке) <32>.
--------------------------------
<32> Ср. о публичной достоверности, напр., у В.Б. Ельяшевича: "...Германское уложение выставляет ПРЕДПОЛОЖЕНИЕ ПРАВИЛЬНОСТИ ВОТЧИННОЙ КНИГИ... Это предположение, правда, всегда может быть опровергнуто путем доказательства обратного. Но благодаря ему положение всякого, кто опирается на книгу, становится особенно выгодным: он избавлен от доказательства того, о чем свидетельствует книга... Но одного укрепления позиции лица, опирающегося на книгу, в процессе еще мало для обеспечения прочности оборота... Книга не только предполагается правильной впредь до доказательства обратного, но закон постановляет, что для ДОБРОСОВЕСТНОГО ТРЕТЬЕГО ЛИЦА СОДЕРЖАНИЕ КНИГИ БЕЗУСЛОВНО ПРАВИЛЬНО И ПОЛНО. Недостатки вещного права, которые не могут быть усмотрены из книги, этих лиц не касаются. Книге придана, таким образом, публичная достоверность. Кто, доверяя книге, вступает в юридические отношения с управомоченным по книге лицом, достигает полного результата, соответствующего содержанию книги, хотя бы это содержание не совпадало с действительностью. Кто занесен в книгу в качестве собственника, рассматривается по отношению к добросовестному третьему, которому он переносит собственность или устанавливает какое-либо право как действительный собственник, хотя бы он таковым не был (выделено автором. - А.Ш.)" (Ельяшевич В.Б. Очерк развития форм поземельного оборота на Западе // Избранные труды о юридических лицах, объектах гражданских правоотношений и организации их оборота. М.: Статут, 2007. С. 333 - 334).
Именно на таких позициях стоит Обзор (п. 6 - 9): если достоверность Реестра в ходе рассмотрения спора в суде будет опровергнута (и, таким образом, будет исчерпан защитный потенциал Реестра, предусмотренный законом), приобретатель недвижимого имущества сможет защищаться только в порядке, общем для всякого приобретения от неуправомоченного лица - с опорой на правила п. 1 ст. 302 ГК РФ. В таком случае встанет вопрос о его добросовестности.
Судя по всему, Обзор в этом вопросе придает Реестру определенное значение для распределения бремени доказывания. В соответствии с абз. 3 п. 24 Постановления Пленума ВАС РФ от 25 февраля 1998 г. N 8 бремя доказывания добросовестности лежит на ответчике по виндикационному иску. Обзор в известной степени корректирует этот подход применительно к недвижимости.
Как видно из фабулы дела п. 7, в подтверждение своей добросовестности ответчик по виндикационному иску ссылался на данные Реестра: "По мнению ответчика, он имел все основания полагаться на достоверность содержавшихся в ЕГРП сведений, согласно которым собственником помещений являлся предприниматель", продавший ему спорное имущество (абз. 3 изложения фабулы п. 7).
Отказ в удовлетворении заявленных требований суд мотивировал следующим образом: "...приобретатель имущества признается добросовестным, если он не знал и не мог знать, что лицо, у которого он приобрел имущество, не имело права его отчуждать. Как следует из материалов дела, ответчик приобрел помещения у лица, право собственности которого зарегистрировано в установленном законом порядке. Истец не доказал, что, несмотря на наличие соответствующей регистрационной записи, ответчик знал об отсутствии у предпринимателя права на отчуждение спорных помещений. Не доказал истец и осведомленности ответчика о наличии притязаний третьих лиц в отношении приобретаемого имущества" (абз. 6 и 7 изложения фабулы п. 7).
Как видим, суд предоставил защиту приобретателю, доказавшему, что правомочия отчуждателя подтверждались данными Реестра. Означает ли это, что применительно к недвижимому имуществу добросовестность приобретателя всегда налицо, если в пользу права отчуждателя говорит Реестр? Приведенный текст абз. 6 и 7 с очевидностью свидетельствует об обратном. Суд отказал в удовлетворении иска не только потому, что на стороне ответчика был Реестр, но и потому, что "истец не доказал, что, несмотря на наличие соответствующей регистрационной записи, ответчик знал об отсутствии у предпринимателя права на отчуждение спорных помещений". Иными словами, речь здесь идет не о сужении содержания добросовестности, а о распределении бремени доказывания относительно элементов, составляющих добросовестность. Ответчику по виндикационному иску, ссылающемуся на свою добросовестность, достаточно доказать, что он приобретал недвижимое имущество у лица, значившегося в Реестре в качестве собственника. Успешное доказывание еще не гарантирует ему победы в процессе, но "перебрасывает" бремя доказывания на сторону истца, оспаривающего добросовестность, создавая своего рода опровержимую презумпцию добросовестности. Эту презумпцию можно сформулировать так: лицо, приобретшее вещь у лица, чье право на недвижимую вещь подтверждалось Реестром, предполагается добросовестным, если не доказано иное.
Важно подчеркнуть, что Обзор говорит не о праве истца оспаривать обстоятельства, подтвержденные доказыванием ответчика (такое право едва ли может быть поставлено под сомнение), а о бремени доказывания иных обстоятельств, исключающих добросовестность. Какие это обстоятельства? Во-первых, как прямо сказано в п. 7 Обзора, истец может представить доказательства того, что ответчик знал об отсутствии правомочий у отчуждателя, т.е. обладал информацией о недостоверности Реестра. Во-вторых, как следует из п. 8 и 9 Обзора, истец не лишен возможности доказывания того, что ответчик должен был знать о недостоверности Реестра <33>.
--------------------------------
"Не должен был знать". Статья 302 ГК РФ отказывает в защите даже тому приобретателю, которой не знал об отсутствии правомочий у отчуждателя, но "должен был знать". Что это значит? Ответить можно словами Обзора: это значит, что "совершению сделки сопутствовали обстоятельства, которые должны были вызвать у приобретателя имущества сомнения в отношении права продавца на отчуждение спорного имущества" (тезис п. 9) <34>.
--------------------------------
<34> Ср.: "Разумеется, это незнание приобретателя о неуправомоченности отчуждателя не должно быть основано на грубой небрежности. Оно должно опираться на внешнюю обстановку отчуждения - приобретения, создающую видимость правомочий отчуждателя. Наоборот, НЕЛЬЗЯ ПРИЗНАТЬ ПРИОБРЕТАТЕЛЯ ДОБРОСОВЕСТНЫМ, КОГДА ВНЕШНЯЯ ОБСТАНОВКА ОТЧУЖДЕНИЯ - ПРИОБРЕТЕНИЯ ЗАСТАВЛЯЕТ ЕГО УСОМНИТЬСЯ В ПРАВОМЕРНОСТИ ОТЧУЖДЕНИЯ. В этих случаях он должен знать, что лицо, от которого он приобретает вещь, не имеет права отчуждать ее (выделено мной. - А.Ш.)" (Черепахин Б.Б. Юридическая природа и обоснование приобретения права собственности от неуправомоченного отчуждателя // Труды по гражданскому праву. М.: Статут, 2001. С. 276 - 277).
Разумеется, необходимо уточнение: о сомнениях речь пойдет только там и тогда, где и когда налицо основания полагать отчуждателя управомоченным. Для недвижимости это условие выполняется при подтверждении его правомочий Реестром (см. выше). Что же касается вещей движимых, то однозначных выводов на сей счет из Обзора сделать нельзя. Возможно, требование Обзора о передаче владения добросовестному приобретателю (см. выше) основано отчасти на том, что владение отчуждателя движимой вещью дает основания предполагать в нем управомоченное лицо.
Итак, "не должен был знать", если имел основания полагать отчуждателя управомоченным и не имел оснований сомневаться в его правомочиях. Причем, как следует из слов тезиса "Должны были вызвать... сомнения", Обзор говорит об объективно сомнительных обстоятельствах.
Пункт 9 Обзора посвящен такому основанию для сомнений, как "явно заниженная цена продаваемого имущества". "Ответчик по виндикационному иску должен был знать об отсутствии у лица, продавшего ему спорное имущество, права на его отчуждение, так как согласно представленным истцом доказательствам имущество приобретено ответчиком по цене почти вдвое ниже рыночной" (абз. 5 изложения фабулы дела).
Изложенное как будто заставляет сделать вывод, что наличие оснований для сомнений в праве отчуждателя вообще исключает добросовестность.
Однако Обзор дает повод для корректировки сделанного утверждения: "В данном случае ответчик, проявляя обычную степень осмотрительности, должен был предпринять дополнительные меры, направленные на проверку юридической судьбы вещи". Это замечание порождает вопрос: изменилось бы решение суда, предприми ответчик дополнительные меры? Иными словами, быть может, основания для сомнений в праве отчуждателя не исключают добросовестности, а обусловливают ее совершением тех или иных действий приобретателем? Например, обоснованно засомневавшийся приобретатель "для очистки совести" предпринял дополнительные меры и не нашел новой пищи для сомнений. Добросовестен ли он?
Судя по всему, несколько иное значение словам "должен был знать" придает п. 8 Обзора: "Разрешая вопрос о добросовестности приобретателя и определяя круг обстоятельств, о которых он должен был знать, суд учитывает родственные и иные связи между лицами, участвовавшими в заключении сделок, направленных на передачу права собственности. Кроме того, суд учитывает совмещение одним лицом должностей в организациях, совершавших такие сделки, а также участие одних и тех же лиц в уставном капитале этих организаций, родственные и иные связи между ними" (тезис).
Речь здесь, надо полагать, идет о том, что при наличии указанных обстоятельств приобретатель, скорее всего, знал, поскольку имел источники информации, обычно обеспечивающие такое знание. Поэтому в такой ситуации суд с учетом иных обстоятельств дела (в тезисе "Суд учитывает") может сделать вывод об отсутствии добросовестности у приобретателя.
Изложенное заслуживает одной оговорки. Пункты 8 и 9 Обзора отказывают приобретателю в добросовестности на том основании, что либо цена "занижена", либо между участниками отношений "родственные или иные связи". Но ведь закон не запрещает ни того ни другого?
Представим себе такую ситуацию. На овощном рынке подходит ко мне незнакомый человек, озирается и украдкой демонстрирует золотые швейцарские часы, которые он "готов уступить" по цене в десятки раз ниже обычной. Мы бьем по рукам, и я покупаю часы. Соответствует ли заключенная сделка закону? Стал ли я собственником? В случае если продавец имел право на отчуждение спорной вещи, ответ будет положительным. Но и в случае если отчуждатель окажется неуправомоченным, ответ будет отрицательным только потому, что никто не может передать другому больше права, чем имеет сам. Обстоятельства, при которых совершалась эта сделка, сколь бы экстравагантны они ни были, не имеют значения для выводов о ее соответствии закону.
Ввиду того что во втором случае сделка недействительна по причине отсутствия правомочий у отчуждателя и, следовательно, приобретатель собственником вещи не стал, существует возможность предъявления к нему виндикационного иска со стороны собственника. Именно при рассмотрении спора по такому иску, точнее, при обсуждении добросовестности ответчика, и поднимется впервые вопрос о ситуации, в которой совершалось приобретение <35>.
--------------------------------
<35> Ср. у К.И. Скловского: "Если вещь приобретается у собственника, то никакого заблуждения относительно управомоченности отчуждателя, понятно, быть не может. Ведь продавец, будучи собственником, не будет представляться посторонним лицом, а если ему и будет угодно вести себя столь причудливо, то даже инсценированное таким образом заблуждение получателя никак не влияет на приобретенное им действительное право. При наличии действительно права не может быть недобросовестности (как, впрочем, и доброй совести: она не нужна, если есть право на вещь)" (Указ. соч. С. 641).
В этом плане показательна полемика между абз. 7 и 10 изложения фабулы дела п. 8 Обзора: "Признавая ответчика добросовестным приобретателем, суды не приняли во внимание наличия родственных связей лиц, принимавших участие в заключении сделок по отчуждению спорного помещения, поскольку действующее законодательство не устанавливает для подобных случаев каких бы то ни было ограничений на заключение сделки". "По мнению суда кассационной инстанции, установление указанных обстоятельств является существенным при оценке того, знал ли приобретатель спорного помещения или должен был знать о ничтожности первоначальной сделки по предоставлению отступного и, соответственно, можно ли его признать добросовестным приобретателем".
В п. 9 Обзора можно наблюдать аналогичный диалог между абз. 3 и 5 изложения фабулы дела: "По мнению суда первой инстанции, продажа имущества по цене ниже рыночной не противоречит действующему законодательству и сама по себе не свидетельствует о том, что приобретатель знал или должен был знать об отсутствии у продавца права на отчуждение этого имущества". "...Право сторон по своему усмотрению определять цену в договоре (статьи 421 и 424 ГК РФ) при таком подходе не ограничивается, поскольку выводы суда касаются добросовестности ответчика, а не соответствия сделки закону".
Время, когда требуется добросовестность приобретателя. Добросовестность заключается в том, что приобретатель не знает и не должен знать об отсутствии правомочий у отчуждателя. Однако ссылку на собственную добросовестность мы услышим лишь из уст лица, которое уже знает о том, что получило вещь от неуправомоченного отчуждателя: до этой поры приобретатель защищается с опорой на свое право, основанное на договоре. Проще говоря, ответчик по виндикационному иску всегда ссылается на былую добросовестность: требование добросовестности в настоящем, в момент судебного спора, лишало бы ст. 302 ГК РФ смысла. Поэтому для добросовестного приобретения в смысле ст. 302 ГК РФ с логической необходимостью действует правило, в соответствии с которым последующая утрата добросовестности не лишает приобретателя защиты (не случайно закон пользуется прошедшим временем: "Не знал и не должен был знать").
В связи с изложенным встает вопрос: имеет ли значение момент утраты добросовестности или каков период, в течение которого добросовестность необходима? Ответ на этот вопрос дают п. 4 и 6 Обзора.
Как следует из абз. 4 изложения фабулы дела п. 6, "добросовестность приобретателя должна наличествовать как в момент заключения договора, направленного на отчуждение имущества, так и в момент поступления этого имущества в фактическое владение приобретателя".
Пункт 4 называет наряду с двумя указанными еще один момент. Так, например, в абз. 5 указано: "По смыслу этой нормы приобретатель получает защиту, только если был добросовестен как в момент заключения возмездной сделки, направленной на приобретение спорного имущества, в момент поступления имущества в его владение, так и в момент, когда отчуждатель получает от него плату или иное встречное предоставление за переданное имущество".
Итак, в соответствии с реализованным в Обзоре подходом, чтобы получить защиту, приобретатель имущества от неуправомоченного лица должен оставаться добросовестным в период, включающий три момента: (1) заключения сделки об отчуждении, (2) поступление имущества в его владение и (3) совершение встречного предоставления.
При всей строгости выставленных требований можно заметить их неполноту: Обзор молчит о добросовестности в момент, с которым договор или закон связывают возникновение права собственности (ст. 223 ГК РФ). Между тем принято считать, что добросовестность должна охватывать по крайней мере весь период "накопления фактического состава приобретения права собственности на вещь" <36>. Очевидно, умолчание Обзора не следует считать квалифицированным: невнимание к этой стороне дела может быть объяснено тем, что соответствующие обстоятельства не имели значения для разрешения приведенных в п. 4 и 6 казусов.