Посторонний

Повесть «Посторонний» — это своеобразная исповедь главного героя. Все пространство в ней занято единственным вариантом выбора, который совершает единственный герой романа. Мерсо все время говорит о себе. Это постоянное «я» подчеркивает отсутствие общности людей, «коллективной истории», потребности в других людях.  Герой Камю «не от мира сего» потому, что он принадлежит совершенно иному миру — миру природы. Не случайно в момент убийства он ощущает себя частью космического пейзажа, говорит о том, что его движения направляло само солнце. Но и до этого мгновения Мерсо предстает естественным человеком, который может подолгу и без всякой как будто причины смотреть на небо. Мерсо — словно пришелец на нашей планете, инопланетянин, а его родная планета — море и солнце. Мерсо — романтик, но «романтик-экзистенциалист». Слепящее солнце Алжира освещает поступки героя, которые невозможно свести к социальным мотивировкам поведения, к бунту против формальной нравственности. Убийство в «Постороннем» — еще одно «немотивированное преступление». Мерсо в одном ряду с Раскольниковым. Различие между ними в том, что Мерсо уже не спрашивает о границах возможного, — само собой разумеется, что для него возможно все. Он свободен абсолютно, ему «все дозволено». «"Все дозволено" Ивана Карамазова — единственное выражение свободы», — считал и сам Альбер Камю (с юности он зачитывался Достоевским, Ницше, Мальро).  Название повести Камю символично. Оно фиксирует мироощущение главного героя. А повествование, ведущееся от первого лица, дает автору возможность познакомить читателей с образом его мыслей, понять суть его «посторонности». Дело в том, что Мерсо равнодушен к жизни в ее привычном смысле. Он отбрасывает все ее измерения, кроме единственного — своего собственного существования. В этом существовании не действуют привычные нормы: говорить женщине, что ты ее любишь; плакать на похоронах матери; думать о последствиях своих поступков. Здесь можно не притворяться и не лгать, а говорить и делать то, к чему ведет само существование, не думая о завтрашнем дне, потому что только психологические мотивировки и есть единственно верные мотивировки человеческого поведения. Герой Камю не решает никаких социальных вопросов; ни против чего не протестует. Для него вообще не существует никаких общественно-исторических обстоятельств. Единственное, в чем уверен Мерсо, это то, что скоро придет к нему смерть.  «Мерсо не признает важнейших заповедей и потому не вправе ждать милосердия». Но он абсолютно равнодушен к этому, ведь он знает, что ничто не имеет значения, что жизнь не стоит того, чтобы «за нее цепляться»: «Ну что ж, я умру. Раньше, чем другие, — это несомненно. Но ведь всем известно, что жизнь не стоит того, чтобы за нее цепляться.. В сущности не имеет большого значения, умрешь ли ты в тридцать или в семьдесят лет, — в обоих случаях другие-то люди, мужчины и женщины, будут жить, и так идет уже многие тысячелетия».  Мерсо не живет — он существует, без «плана», без идеи, от случая к случаю, от одного мгновения к другому. В «Объяснении «Постороннего» (1943) Ж. П. Сартр сделал акцент на том, как построено повествование: «Каждая фраза — это сиюминутное мгновение... каждая фраза подобна острову. И мы скачками движемся от фразы к фразе, от небытия к небытию».  Смерть как проявление абсурдности существования — вот основа освобождения героя Камю от ответственности перед людьми. Он раскрепощен, ни от кого не зависит, ни с кем не хочет себя связывать. Он — посторонний в отношении к жизни, которая ему представляется нелепым собранием всевозможных ритуалов; он отказывается выполнять эти ритуалы. Гораздо важнее любых принципов и обязательств, долга и совести для Мерсо то, что в момент совершения им убийства было нестерпимо жарко, а голова страшно болела, что «солнце сверкнуло на стали ножа... и Мерсо будто ударили в лоб длинным острым клинком, луч сжигал ресницы, впивался в зрачки и глазам было больно». Таким образом, конфликт в повести Камю находится на оси столкновения людей-автоматов, выполняющих ритуалы, и живого существа, не желающего их выполнять. Трагический исход здесь неизбежен. Трудно совместить собственное эгоистическое существование и движение человеческих масс, творящих историю. Мерсо напоминает и язычески раскрепощенную личность, выпавшую из лона церкви, и лишнего человека, и аутсайдера, который оформится в литературе во второй половине XX века.  На двойной — метафизический и социальный — смысл романа указывал и сам Камю, пояснявший странное поведение Мерсо прежде всего нежеланием подчиняться жизни «по модным каталогам».  Сюжет «Постороннего» Камю видел в «недоверии к формальной нравственности». Столкновение «просто человека» с обществом, которое принудительно «каталогизирует» каждого, помещает в рамки правил, установленных норм, общепринятых взглядов, становится открытым и непримиримым во второй части романа. Мерсо вышел за эти рамки — его судят и осуждают.  Образ « постороннего », выведенный Альбером Камю, вызвал в свое время много различных толкований. В кругах европейской интеллигенции военного времени он был воспринят? как новый «Экклезиаст» (этому способствовало высказывание автора о своем герое: « Единственный Христос, которого мы заслуживаем»). Французская критика проводила параллель между «посторонним» и молодежью 1939-го и 1969 годов, так как и те и другие были своего рода посторонними и в бунте искали выход из одиночества.  Параллели можно проводить бесконечно, ведь история хранит немало примеров, когда человек обостренно чувствовал свое одиночество и неприкаянность, страдая от «неправильности», «искривленности » окружающего мира. Эти чувства возникают всякий раз, когда в обществе царит всеобщее отчуждение, когда человеческое существование сводится к равнодушному исполнению определенных норм и правил, а любой, кто отказывается следовать заведенному порядку, не приемля эгоизма, равнодушия и формализма, становится «чужаком», изгоем, «посторонним». 

Остается одно: он «чужой», «посторонний». Но посторонний по отношению к кому? к чему? На этот счет у Камю нет сомнений: невольный убийца осужден за то, что не играл по правилам окружающих. Его судят не за убийство, убил он человека бессознательно. Мерсо судят за то, что он пренебрег условными формами отношений между людьми, принятыми в обществе. Он отказывается лгать, говорит то, что есть на самом деле, он избегает маскировки, «и вот он уже ощущает себя под угрозой», потому что отвергает мир, сотканный из лицемерия. Мерсо выбирает свободу знать, что мир абсурден. Отказавшись пойти на компромисс, Мерсо принимает смерть. Роман разбит на две равные части. В первой части Камю рассказывает о будничной невзрачной жизни холостяка: смерть матери в богадельне, встреча с Мари, отношения с соседом, по слухам, сутенером, разговоры с другим соседом, тоскующим о пропаже собаки... И вдруг происходит это безумие — убийство араба. Глупый выстрел был вызван скорее мороком послеполуденной жары и физической издерганностью Мерсо, чем злым умыслом.

Перед казнью Мерсо не принял священника, не разрешил ему обнять себя, «обвиняемый чувствовал, что у него мало времени и тратить его на Бога он не пожелал».

В конце концов Мерсо понимает смысл человеческой жизни. Его принципы несложны: рано или поздно, старым или молодым, в собственной постели или на эшафоте, каждый умрет в одиночку. И перед этой истиной тают все миражи, за которыми гоняются люди. Невесть зачем явился на свет, невесть почему исчезнешь без следа, — вот и весь сказ о смысле, вернее, бессмыслице жизни. Мерсо не ополчается на мнимые святыни цивилизации — он просто уклоняется от них и хочет, чтобы его оставили в покое, позволив ему наслаждаться своими радостями.

Все выглядит так, будто, не случись нелепого выстрела на берегу моря, «посторонний» своей жизнью, глядишь, и ответил бы на вопрос: как и для чего жить, если жизнь — приближение к смерти? А. Камю видел в своем Мерсо человека, который, не претендуя на героизм, согласен умереть за правду.

Приговор ставит Мерсо в положение Сизифа. И, в конце концов, герой уподобляется ему. «В неумолимое мгновение, когда человек оборачивается и бросает взгляд на прожитую жизнь, Сизиф, вернувшись к камню, созерцает бессвязную последовательность действий, ставшую его судьбой. Она была со­творена им самим, соединена в одно целое его памятью и скреплена смертью. Сизифа следует представлять себе счастливым». К такому же выбору приходит и Мерсо. Священника он обвиняет в том, что тот жив как мертвец (путь рели­гиозного «уклонения»), «...Все, что мне сулили и навязывали, становилось столь же призрачным, как те годы, что я прожил на самом деле» - это призна­ние абсурдности, как в прошлом так и в будущем. Но герой утверждает инди­видуальность своей судьбы и своего пути, выражает готовность все пережить заново и избавляется от надежды: «Как будто порыв гнева очистил меня от бо­ли, избавил от надежды, и перед этой ночью, полной загадочных знаков и звезд, я впервые раскрываюсь навстречу тихому равнодушию мира». Мерсо принима­ет свой приговор подобно тому, как Сизиф принимает свое наказание.

«Миф о Сизифе» — «эссе об абсурде», в котором Альбер Камю, собрав свои размышления о смерти, отчужденности даже от самого себя, о невозможности определить, расшифровать существование, об абсурде как источнике свободы, роль героя абсурдного мира отводит легендарному Сизифу. Труд Сизифа абсурден, бесцелен; он знает, что камень, который по велению богов тащит в гору, покатится вниз и все начнется сначала. Но в том-то и дело, что он знает — а значит, поднимается над богами, над своей судьбой, значит, камень становится его делом. Знания достаточно, оно гарантирует свободу. Поведение главного героя определяется всесильным абсурдом, обесценивающим действие. 

Что есть абсурд? Автор в своём произведении просит не путать чувство абсурда и понятие абсурд! Если абсурд — «это невозможно», а его сущность «раскол», его доказательство осуществляется при помощи логических умозаключений, то чувство абсурда это его «точка опоры», т.е. это мы слушающие свои умозаключения.

Камю делает предупреждение читателю и тем самым убивает двух зайцев одним выстрелом. С одной стороны он сразу подгатавливает к «абсурдным рассуждениям», а с другой доказывает гипотезу, что абсурд это изначальное состояние человека, в котором он обитает и покинуть его врят ли удастся, так как отказаться от него — отказаться от жизни, отсюда идёт размышление о самоубийстве, но так как мы ушли уже далеко от заданного вопроса, то, наверное стоит к нему вернутся и прояснить...

Из ранее написанного можно определить абсурд, как действие, или попытку совершить действие, противоречащие логической системе, или её не соблюдение, или, что ближе к философии Камю, отсутствие таковой.

Теперь немного о философском направлении абсурдизм, так как Камю, это его неотъемлимая часть...

Абсурдизм — система философских взглядов, развившаяся из экзистенциализма, в рамках которой утверждается отсутствие смысла человеческого бытия.

Одна из излюбленных тем абсурдизма — это самоубийство! Оно и ясно, если жизнь бессмысленна, то для чего жить? Камю эту мысль выразил в следующих словах: «стоит или не стоит жизнь того, чтобы ее прожить?» Тему самоубийства можно проследить на протяжении всего произведения. Интересно само отношение автора к суициду. Не смотря на описываемую абсурдность жизни, он не пропагандирует досрочный уход из неё, а всего лишь пытается найти логику самоубийцы и, естественно, её не находит.

.Одну из мыслей самоубийцы Камю берёт поиск смысла жизни, её цели, её логического объяснения и в качестве абсурда автор приводит одного из персонажей Ф.М.Достоевского - Кирилова из романа «Бесы», который при таком развитии логической системы не нашёл логики в этом мире. Или не захотел!? Чуть позже Камю поставит этот вопрос в отдельной главе, под названием «Кирилов», где можно проследить более глубокий абсурд: с одной стороны самоубийца не может найти смысла жизни, но в то же время верует в Спасителя, что само по себе отсекает, если не мысль, то действия самоубийцы. Но Кирилов следует своей построенной логики, которая держится на том, что Иисуса обманули и теперь он должен стать человекобогом, дабы принести себя в жертву для начала последней революции (Иисуса он называет Богочеловеком, игра слов) По Камю это действие связано с определёнными желаниями героя романа, а именно, как это не абсурдно — стать Богом.

Другой пример абсурдности более понятен и обоснован. Камю приводит пример с Галилеем, который, как известно отказался от своих научных идей и не был сожжён на костре, Земля от этого ничего не потеряла, она как крутилась вокруг солнца, так и крутится. Такие идеи не стоят смерти! Ведь если ты умрёшь, то , если брать загробный мир, тебе уже всё равно — у тебя другие «проблемы», ну или их нет (смотря какой ты человек...), а если другой жизни нет, то самоубийство для цели, вообще, глупо, так как тогда уж ты точно не познаешь радости своего открытия. В первом случае, с Галилеем, его действия понятны, но что стало толчком в действиях того же Джордано Бруно? В данном случае отказ от идей влечёт отказ от своего Бога, который отличался от «церковного», в данном случае это означало бы, что Бруно, подобен Иуде, которому заплатили за предательство золотом, а в нашем случае свободой. Имеет ли он после этого право на жизнь в загробном мире?

В своём произведении автор всё время рассматривает самоубийство, как уход от абсурда в надежде на больший порядок, который сам по себе абсурден, и задаётся вопросом об осмысленности жизни — нужна ли она, чтобы жить.

Стена. Что это такое? Под стенами автор подразумевает те грани познания, которые доступны человеку. Камю считает, что мир нельзя объяснить с позиции рационализма: «С помощью науки можно улавливать и перечислять феномены, ни сколько не приближаясь тем самым к пониманию мира» Но в отличии от А.Шопенгауэра, наш автор понимает иррацианальность, не как «обман» наших чувств, в данном случаи воля причина всего, а человек это часть воли (причём человеком становится из-за присутствия интелекта, который недоступен подчинению воли), а как чувства недоступные познанию, т.е. мы видим, слышим, осознаём этот мир таким какой он есть, но этого недостаточно, поэтому мы натыкаемся на стены и каким бы интеллект не был он всё больше и больше убеждает нас в том, что мир непознаваем, здесь просматривается мысль Камю о том, что абсурд можно не замечать и тем самым его победить. Получается, что чем меньше человек стремится к познанию, тем мир в его глазах более закономерен, а именно, не имеет абсурда. Вспоминаются слова С.И.Поварнина: «Чем менее человек компетентен в данном вопросе,тем более он уверен в своей правоте.

Стереотипное мышление видит стены, но не думает о том, что за их пределами, что в свою очередь избавляет человека от абсурдности, так как познание он воспринимает, как пробивание стены за которой луч «света ясности», в то время как Камю говорит о том, что мы можем лишь расширить стены, но не убрать их совсем и в этом месте появляется чувство абсурда. С одной стороны человек стремится к ясности, с другой — он её никогда не постигнет. Следовательно, возникает вопрос - «Зачем?» Это абсурдно! Что движет этим стремлением к познанию? И здесь писатель даёт свой ответ: «Скука является результатом машинальной жизни, но она же приводит в движение сознание», — а именно, не смотря на кратковременность жизни, не смотря на стены, т.е. не смотря на абсурдность тяги к познанию, человек хочет уйти от скуки и у него два выхода либо суицид. либо «восстановлением хода жизни» - тяга к познанию, это если наступило «окончательное пробуждение», но есть и более частый вариант, это возвращение к привычному кругу жизни.

Вообще, по логике Камю получается, что мир непознаваем и абсурден. Свою точку зрения он пытается отчасти вывести с помощью метафизики. В своих высказываниях он говорит, что по сути наши познания — это теории, которые не имеют практического подтверждения, а являются лишь умозаключениями, поэтому могут быть ложными. Камю своей системой ограничивает способность познания «короткой жизнью», в чём собственно и видит абсурд, но именно в этом я не согласен с автором. Абсурд это нелогичность, нелепость, чтобы его выявить нужно иметь модель, которая свойственна данной ситуации и здесь писатель берёт модель «пуля — цель», а так как цель непоставлена получается абсурдное использование «патронов», которое он объясняет скукой.

Ещё одно состояние абсурдности автор видит в свободе, которая нам дарована Богом. Он объясняет это тем, что если Бог есть и допускает зло, то он не так всемогущ, а если он специально допускает зло, то мы не свободны.

В работе " Миф о Сизифе. Эссе об абсурде " Камю предлагает ответ на абсурдность жизни. Заключается он в том, что человек может обрести "свободу", презирая тот мир, в котором он живет.

  Вопрос Камю таков: как жить без высшего смысла и благодати? Сам по себе мир не абсурден, он просто неразумен, так как полностью является внечеловеческой реальностью, не имеющей ничего общего с нашими желаниями и нашим разумом.

Камю исследует в «Мифе о Сизифе» два неправомерных вывода из констатации абсурда. Первый из них - самоубийство, второй - «философское самоубийство». Если для абсурда необходимы человек и мир, то исчезновение одного из этих полюсов означает и прекращение абсурда. Абсурд есть первая очевидность для ясно мыслящего ума. Самоубийство представляет собой затмение ясности, примирение с абсурдом, его ликвидацию. Такое же бегство от абсурда представляет собой «философское самоубийство» - «скачок» через «стены абсурда». В первом случае истреблен тот, кто вопрошает, во втором - на место ясности приходят иллюзии, желаемое принимается за действительной, миру приписываются человеческие черты - разум, любовь, милосердие и т.п. Очевидная бессмыслица трансформируется в замаскированную, человек примиряется со своим уделом.

Древнегреческий мифический герой Сизиф наказан богами за свой проступок и вынужден всю жизнь вкатывать в гору камень, который тут же скатывается назад. У Камю Сизиф – это человек, который поднялся над бессмысленностью своего существования, который в этой бессмысленности обрел свой смысл и свою гордость. Как бы тяжела и бесцельна ни была бы жизнь – это моя жизнь, и я должен ее прожить достойно.