!Учебный год 2023-2024 / A_G_Karapetov_Ekonomicheskiy_analiz_prava_2016

Читатель, который наверняка наблюдал в своей жизни массу примеров иррационального поведения людей в ответ на соответствующие правовые нормы, может воспринять скептически сделанные выше выводы. Но это было бы большой ошибкой. Тот факт, что как минимум

вразвитых странах, где к правотворчеству относятся серьезно, в общем и целом право достаточно эффективно регулирует, модифицирует и контролирует человеческое поведение, является хорошим доказательством относительной прогнозируемости и предсказуемости поведенческих реакций большинства людей этих стран на правовые стимулы.

Таким образом, вторым краеугольным камнем экономического анализа права после модели рационального выбора является тезис о том, что люди реагируют на внешние стимулы и такими стимулами могут быть правовые нормы.

Безусловно, согласно описанной выше закономерности участники оборота будут умножать величину таких регуляторных издержек и выгод на процент вероятности их возникновения (т.е. учитывать их ожидаемое, а не номинальное значение), но как минимум если вероятность срабатывания (фактического применения) правовых норм сколь- ко-нибудь значима, то величина ожидаемых регуляторных издержек и выгод оказывается выше нуля и начинает оказывать определенное влияние на поведение. При этом чем выше либо номинальное значение издержек и выгод, либо вероятность срабатывания таких норм, тем сильнее это регуляторное воздействие.

Так, например, нефтедобывающая компания будет оценивать необходимый объем инвестиций в экологическую безопасность своей добычи и транспортировки нефти на основе сопоставления неминуемых издержек, которые придется нести для повышения уровня такой безопасности (например, закупки и установки нового, более экологически чистого оборудования), и ожидаемых издержек в виде частных исков пострадавших от разлива нефти землевладельцев или административной ответственности за экологические нарушения. Будучи рациональным предпринимателем, руководствующимся исключительно циничным, прагматическим расчетом, такая компания будет инвестировать в экологическую безопасность ровно до тех пор, пока сумма таких инвестиций не окажется выше ожидаемых издержек привлечения к гражданской и административной ответственности. Если установка нового оборудования потребует от нее инвестиций

вразмере 10 млн руб., а ожидаемые издержки от проигранных споров по взысканию административных штрафов и частных компенсаций будут равны 15 млн руб. (например, 150 млн руб. возможных штрафов и компенсаций, умноженные на 10% вероятности допустить правонарушение и оказаться привлеченным к ответственности), то

рациональный выбор состоит в осуществлении модернизации своего оборудования. Но если уровень ожидаемых издержек будет составлять всего 5 млн руб., то такие инвестиции не оправданны, и компании проще оплачивать штрафы и компенсации. Соответственно, право может повышать уровень таких издержек экологического нарушения, повысив уровень ответственности, введя лицензирование и грозя лишением лицензии за подобные нарушения или создавая иные правовые стимулы к изменению исхода рационального выбора в сторону соблюдения экологических стандартов.

Право может увеличивать издержки, вводя нотариальную форму тех или иных сделок или лицензирование той или иной деятельности, публичную ответственность за то или иное поведение, либо, наоборот, снижать их, отменяя те или иные ранее существовавшие административные барьеры или санкции. Право может создавать и прямые стимулы, вводя налоговые льготы, предоставляя монопольные исключительные права на объекты интеллектуальной собственности или ограниченную ответственность акционеров корпорации. Такими или подобными приемами позитивное право стимулирует то или иное поведение людей.

При этом продуцирование одних издержек может минимизировать другие издержки, а выгоды для одних могут означать издержки для других. Сейчас нет нужды погружаться в анализ этих деталей. Достаточно продемонстрировать, что право может являться мощнейшим инструментом моделирования человеческого поведения. Появление правовых норм может существенно менять результат производимой рациональным лицом оценки издержек и выгод и тем самым оказывать влияние на поведение людей.

Читателю такой подход к праву как системе стимулов, провоцирующих предсказуемые поведенческие реакции, может показаться циничным, но, если вдуматься, он в общем и целом отражает реальность. Государственные машины продуцируют миллионы правовых норм ежегодно, пытаясь что-то изменить в области социально-эконо- мического базиса. А изменить что-то посредством издания правовых норм можно, только так или иначе изменив человеческое поведение. Соответственно, основная цель издания большинства правовых норм состоит именно в том, чтобы в духе психологического бихевиоризма посредством внешнего стимула спровоцировать у граждан определенный поведенческий ответ (реакцию). В правотворческой практике желаемой реакцией в ответ на правовые стимулы может являться подавление преступности, снижение коррупции, экономический рост и т.п., некие социальные макрофеномены, которые на самом деле складываются из тысяч, миллионов конкретных поведенческих актов отдельных индивидов. В той степени, в которой поведение граждан

оказывается рациональным и прогнозируемым, государственная машина имеет шанс справиться с задачей выбора верного стимула для достижения желаемого результата.

Конечно же взгляд на правовые нормы как на стимулы к изменению человеческого поведения в какой-то степени самоочевиден, характерен практически для любого направления в политике права и, по-видимому, разделялся и разделяется большинством правотворцев всех времен и народов, не имеющих никакого представления об экономическом анализе права. Роль экономического анализа в том, что эта функция правовых норм здесь была очень четко артикулирована

истала разрабатываться методология моделирования поведенческих реакций на те или иные правовые стимулы.

Таким образом, экономический взгляд в принципе оценивает правовые нормы не столько с позиции адекватности их применения к ка- кому-то уже произошедшему случаю, сколько с точки зрения их роли в качестве стимулов. Влияние, которое данные нормы будут оказывать на управление человеческим поведением в будущем, – вот что в первую очередь беспокоит экономиста. Его взгляд устремлен в будущее1. В этом наблюдается некоторое отличие от классического взгляда юриста, который скорее ретроспективен, ориентирован на определение справедливого и разумного разрешения какого-то уже случившегося казуса2.

Это отличие ex ante подхода экономической теории и ex post взгляда классического правоведения на проблемы права наблюдается повсеместно3. Классические юристы любят спорить о том, насколько справедливо и оправданно то или иное судебное решение, или готовы с жаром отстаивать какую-то локальную идею, реализация которой, на их взгляд, позволит эти дела решать справедливее, но нередко не могут предложить ничего внятного, если их просят предсказать возможные социально-экономические последствия реализации их предложения,

ичасто оказываются крайне близоруки, не предвидя массы достаточно очевидных побочных экономических следствий. У классических юристов обычно нет для ясных прогнозов регуляторного воздействия предлагаемых проектов элементарного методологического инструментария. Этому никто юристов не учит.

Вооружившись методологией экономической теории, юристы могут лучше оценивать перспективы влияния правовой реформы на экономические реалии, включая побочные издержки и поведенческие реакции.

1  Posner R.A. Economic Analysis of Law. 8th ed. New York: Aspen Publishers, 2010. P. 9. 2  Mercuro N., Medema S.G. Economics and the Law: From Posner to Post-Modernism and

Beyond. 2nd ed. Princeton University Press, 2006. P. 43.

3  Одинцова М.И. Экономика права. М., 2007. C. 24–25.

§ 2. Роль теории рационального выбора в объяснении правовых феноменов

Кроме того, возможность строить предсказательные модели человеческого поведения в экономической сфере и предвидеть его реакции на те или иные внешние стимулы позволяет многое объяснить в существующем праве, в том, почему оно имеет именно такое содержание, как оно работает, а равно когда и почему не работает.

Так, например, факт того, что люди в принципе склонны к рациональному поведению, лежит в основе всей правовой базы регулирования рыночной экономики. То, что в конце XX в. все большее и большее число государств решалось на отход от установленной ранее под влиянием идеологии коммунизма плановой экономики, в рамках которой государство не доверяет самим индивидам определять параметры оборота и принимать основные решения в области инвестиций и торговли, и переходило к рыночной экономике, происходило во многом потому, что появлялась вера в рациональность участников оборота

испособность возникновения «спонтанного рыночного порядка» из миллиарда экономических трансакций, совершаемых рациональными индивидами не по плану, спущенному государством, а в соответствии с собственными интересами. Рыночная экономика работает и привела к небывалым в мировой истории росту экономического благосостояния, уровню жизни, продолжительности жизни, технологическому прогрессу

искорости введения инноваций в последние несколько веков именно потому, что люди в целом ведут себя достаточно рационально. Если они вступают в сделки между собой, это означает, что соответствующая трансакция выгодна им обоим. Товары и иные ресурсы в результате миллиардов таких сделок перераспределяются в экономике и оказываются в руках тех, кому они ценнее больше всего. Это естественным образом настраивает законы спроса и предложения, создает нужные стимулы для производителей и потребителей и в конечном счете обеспечивает экономический рост без непосредственного и глубокого вмешательства государства в сам экономический процесс. По мере осознания этого государства в области права начинали бороться с неоправданными барьерами на пути заключения свободных рыночных сделок, расширяли сферу свободы договора, пытаясь запустить естественный рыночный процесс и все его «волшебные» закономерности.

Как бы мы ни относились к этому, следует признать, что комплементарное отношение права практически всех развитых и развивающихся государств к рынку и развитие прорыночного правового регулирования основывались именно и во многом на доверии к рациональности участников оборота. В той степени, в которой это доверие

падает и растут опасения в отношении вероятности иррационального поведения индивидов, обычно начинаются активное вмешательство государства, патернализм и отказ от экономической свободы и рыночных принципов в регулировании (потребительское право, пенсионное право, введение обязательных стандартов качества и т.п.).

Архетипом индивида, которому адресуется основной массив правового регулирования, чаще всего является человек рациональный, взвешивающий издержки и выгоды, последовательный в своих предпочтениях, в конце концов способный понять смысл правовых норм. Если бы развитые страны отказались от теории рационального выбора

ипризнали, что бо́льшая часть взрослого населения патологически

инеисправимо иррациональна, это неминуемо сказалось бы на содержании права настолько, что изменило бы его до неузнаваемости. По сути такие изменения в праве перевели бы государство в число тоталитарных. Любое тоталитарное государство, как правило, строит свои правовые институты на основе предположения о том, что личному выбору человека доверять нельзя, человек слаб и требует постоянного контроля и управления как в области поведения, так и в области своих желаний и предпочтений. Соответственно, когда мы наблюдаем за правом относительно демократического и либерального правового государства, мы должны четко понимать, что теория рационального выбора лежит в основе не только регулирования коммерческих или иных сугубо экономических отношений, но и всего правового режима в целом, включая даже регулирование демократических процедур. Ведь сама идея, допускающая участие народа в отборе своих политиков, основывается на предположении о том, что люди в общем и целом в состоянии оценить, нравятся ли им условия жизни при текущем правительстве и насколько убедительно звучат обещания конкурента.

Глава 4. ОГРАНИЧЕННАЯ РАЦИОНАЛЬНОСТЬ

§ 1. Общие замечания

Читатель легко догадается, что теория рационального выбора как дескриптивная модель человеческого поведения есть хотя и полезное, но сильное упрощение реальности. Теория рационального выбора может давать сбои в силу естественных ограничений человеческой рациональности. Соответственно, в таких случаях правовые стимулы, смоделированные на основе предположения о рациональном выборе, могут не достичь ожидаемого эффекта и, более того, породить нежелательные побочные последствия.

Одним из первых фактор иррациональности участников оборота поставил в центр экономической теории Джон Мейнард Кейнс, который именно в особенностях человеческой психологии видел одну из главных причин экономических колебаний и кризисов. Но некоторое время «неудобный» психологический фактор не привлекал значительного внимания1. Однако впоследствии экономисты ряда экономических школ и психологи (такие, как Герберт Саймон, Джордж Акерлоф, Джейкоб Маршак, Амос Тверски, Даниэль Канемен, Рой Раднер, Роберт Шиллер, Дэн Ариэли, и многие другие) все чаще стали выражать неудовлетворение тем, что более сложная структура человеческой психики игнорируется при построении упрощенных экономических моделей2. Возникло такое направление, как поведенческая экономическая теория (behavioral economics).

Сейчас уже практически общепризнанно, что вопреки аксиомам неоклассической микроэкономической теории индивиды в реальности часто действуют при принятии экономических решений на основе субъективно выработанных и зачастую ошибочных эвристических моделей. Как пишет Дэн Ариэли, экономисты должны принимать во внимание то, что люди являются во многом иррациональными существами3. Некоторые исследователи с иронией отмечают, что столь укоренившемуся в неоклассической экономической теории образу «экономического человека» может соответствовать как минимум выдающийся математик4.

Современные исследования в области поведенческой экономики вскрыли множество сбоев рациональности человеческого поведения. Причем не случайных сбоев, которые неизбежно вкрадываются в любую модель, а сбоев вполне предсказуемых и системных.

Убедительность доводов критиков теории рационального выбора кажется многим особенно очевидной на примере поведения потребителей. Анализ последнего в рамках многочисленных исследований показал, что потребители, покупая те или иные товары или услуги, проявляют патологическую нерациональность. Они часто не читают контракты5, а если и читают, то не уделяют должного внимания сложным и многословным контрактным положениям, в которых

1  Акерлоф Дж., Шиллер Р. Spiritus Animalis. Как человеческая психология управляет экономикой. М., 2010. С. 17–19.

2  Ходжсон Дж. Экономическая теория и институты. М., 2003. С. 129–132.

3  Ариэли Д. Предсказуемая иррациональность: скрытые силы, определяющие наши решения. М., 2010. С. 67.

4  Ходжсон Дж. Экономическая теория и институты. М., 2003. С. 132.

5  Обзор литературы о неосведомленности потребителей о содержании заключаемых контрактов как факторе, подрывающем тезис о неизбежной взаимовыгодности свободных договоров и колеблющем идею о недопустимости патернализма, см.: Korob-

могут скрываться серьезные для них риски; не могут верно про­ считывать финансовое бремя, возлагаемое на них договором, когда цена представляется не в виде фиксированной суммы, а растворяется в разнородных платежах; недооценивают отдаленные в будущее риски и переоценивают свои реальные возможности – в общем, ведут себя далеко не так, как предсказывает классическая экономическая теория с ее акцентом на рациональном поведении контрагентов1. Эти когнитивные сбои потребителей активно используют профессиональные коммерсанты, применяя самые последние наработки в области психологии и маркетинга для навязывания потребителям условий, которые могут максимально защищать интересы коммерсантов, но отнюдь не обязательно влечь обоюдный выигрыш от исполнения договора с учетом не просчитанного потребителем ущерба, который эти условия ему причиняют.

В настоящий момент многие ученые, занимающиеся современной когнитивной психологией и поведенческой экономикой, всерьез изучают психологические особенности принятия экономических решений и заключения сделок, пытаясь составить объективное представление о доминирующих моделях человеческого поведения и разбавить редукционизм теории рационального выбора исключениями и уточнениями. Отыскание примеров устойчивых отклонений от упрощенной модели абсолютной рациональности людей в определенных моделях экономического поведения постепенно выявляет случаи, когда теория рационального выбора в ее первозданной простоте и ясности может действительно не сработать, а индивид – неосознанно выбрать то, что он бы никогда не выбрал, будь он тем самым абстрактным homo economicus, каким его видит неоклассическая экономическая теория.

Эти исследования выявили множество устойчивых сбоев рациональности или отклонений от модели «человека экономического». Нерациональные поведенческие особенности принятия решений, оценок и поступков получили название когнитивных искажений или ошибок (cognitive bias). Выявление и инвентаризация данных прояв-

kin R. Bounded Rationality, Standard Form and Unconscionability // University of Chicago Law Review. 2003. Vol. 70. P. 1217.

1  См.: White A.M. Behavior and Contract // Law and Inequality. 2009. Vol. 27. P. 135 ff.; Edwards M.A. The Law, Marketing and Behavioral Economics of Consumer Rebates // Stanford Journal of Law, Business & Finance. 2007. Vol. 12. P. 362 ff.; McCoy P.A. A Behavioral Analysis of Predatory Lending // Akron Law Review. 2005. Vol. 38. P. 725 ff.; Becher S.I. Behavioral Science and Consumer Standard Form Contracts // Louisiana Law Review. 2007. Vol. 68. P. 117 ff.; Block-Lieb S., Janger E.J. The Myth of the Rational Borrower: Rationality, Behaviorism, and the Misguided «Reform» of Bankruptcy Law // Texas Law Review. 2006. Vol. 84. P. 1481; Wright J.D. Behavioral Law and Economics, Paternalism, and Consumer Contracts: An Empirical Perspective // New York University Journal of Law and Liberty. 2007. Vol. 2. P. 470 ff.

лений «ограниченной рациональности» (bounded rationality)1 оттенили общую презумпцию рациональности и высветили те случаи, когда регулятивная политика, основанная на презумпции рациональности, может не быть оптимальной.

Как считают некоторые исследователи (например, один из основоположников поведенческой экономики Дэниэль Канеман), основная причина когнитивных ошибок связана с тем, что наше сознание имеет два разных аппарата принятия решений: Систему-1 и Систему-22. Система-1 управляет нашим поведением практически ежесекундно, автоматически и без вовлечения аналитических способностей индивида. Она руководствуется унаследованными и приобретенными инстинктами, интуицией, стереотипами, привычками, а также упрощенными правилами, эвристиками, выработанными в течение жизни для решения каких-то задач и в общем и целом показывающими свою эффективность. Это самая древняя часть нашего сознания, роднящая нас с нашими предками и собратьями в животном мире. Она не требует анализа, критической оценки, балансирования всех «за» и «против», перепроверки интуиций. Так как ее функционирование требует небольших жизненных ресурсов, по большей части она оказывается эффективной в решении большинства самых элементарных задач. Мы часто даже не осознаем, как наша Система-1 помогает нам доехать до работы и принять тысячи решений, связанных с управлением автомобилем, за этот короткий отрезок времени, пока наши мысли были все посвящены аудиокниге, звучащей из колонок автомобиля.

Система-2 – это прогрессивная, выработанная на поздних этапах эволюции человека аналитическая часть сознания, оценивающая, просчитывающая, балансирующая и сомневающаяся. Она функционирует на основе осознанного контроля за поведением, способна выступать в качестве фильтра на пути автоматических и интуитивных решений, к которым подталкивает нас Система-1, ограничивать наши эмоциональные порывы, сдерживать немедленное удовлетворение во имя больших отсроченных выгод, оценивать все аспекты того или иного выбора, критически оценивать издержки и выгоды. Функционирование Системы-2 требует больших жизненных ресурсов и напряжения мысли. Поэтому при ослаблении концентрации из-за усталости мы все чаще полагаемся на работу Системы-13.

1  Подробнее о понятии ограниченной рациональности см.: Уильямсон О. Экономические институты капитализма. СПб., 1996. С. 94–96.

2  Канеман Д. Думай медленно… решай быстро. М., 2014. С. 29–131.

3  Так, например, одно недавнее исследование показало, что процент вероятности удовлетворения ходатайства об условно-досрочном освобождении израильскими судьями в значительной степени зависел от усталости судьи. После каждого перерыва про-

Без особой нужды мы Систему-2 не используем и запускаем ее работу в основном тогда, когда сталкиваемся с серьезными задачами с большими ставками или нестандартными проблемами, в отношении которых в Системе-1 нет готовых интуиций, эвристик или инстинктов. Многие люди, как иногда кажется, не задействуют свою Систе- му-2 годами, полностью отдаваясь природной, инстинктивной части сознания, в то время как некоторые (например, ученые, политики) эксплуатируют аналитические возможности Системы-2 куда более интенсивно.

Такое расщепление оказывается очень удобным и, видимо, эволюционно детерминировано. Когнитивные ошибки чаще всего происходят из-за сбоев в работе Системы-1. Простота работы этой системы оборотной стороной своей имеет частые сбои. Нередко цена этих ошибок невелика. Но часто они могут обойтись человеку, вовремя не включившему Систему-2 своего сознания, очень дорого. Кроме того, часть когнитивных ошибок происходит из-за слабого развития, «детренированности» нашей аналитической Системы-2.

На основе большого объема накопленных за последние годы эмпирических данных и аналитических трудов в 1990-е годы на передний план в зарубежной правовой науке выдвинулось новое междисциплинарное течение на стыке права, экономики и психологии – Behavioral Law and Eсonomics (бихевио-экономический анализ права). Объем и количество научных статей, в которых десятки зарубежных правоведов (К. Санстин, Р. Коробкин, Т. Улен, К. Джоллс и др.) развивают те или иные аспекты этой новой научной методологии, бьют все рекорды1. Би-

цент удовлетворенных ходатайств резко возрастает (до 65%), так как судьи имеют жизненные ресурсы для того, чтобы сконцентрироваться на вопросе и вынести наиболее взвешенное решение. Но далее по мере накопления усталости судье оказывается проще полагаться на базовую, действующую по умолчанию модель поведения и отказывать в освобождении, и в итоге вероятность освобождения спускается практически до нуля. После перерыва и отдыха эта динамика повторяется (см.: Канеман Д. Думай медленно… решай быстро. М., 2014. С. 60–61).

1  См., например: Behavioral Law and Economics / Ed. by C.R. Sunstein. Cambridge University Press, 2000; Jolls C., Sunstein C.R., Thaler R. Behavioral Approach to Law and Economics // Stanford Law Review. 1997–1998. Vol. 50. P. 1471 ff.; Jolls С., Sunstein C.R. Debiasing Through Law // Journal of Legal Studies. 2006. Vol. 35. P. 199 ff.; Korobkin R.B., Ulen T.S. Law and Behavioral Science: Removing the Rationality Assumption from Law and Economics // California Law Review. 2000. Vol. 88. P. 1051 ff.; Eisenberg M.A. The Limits of Cognition and the Limits of Contract // Stanford Law Review. 1994–1995. Vol. 47. P. 211 ff.; Langevoort D.C. Behavioral Theories of Judgment and Decision Making in Legal Scholarship: A Literature Review (Symposium: The Legal Implications of Psychology: Human Behavior, Behavioral Economics, and the Law) // Vanderbilt Law Review. 1998. Vol. 51. P. 1499 ff.; Camerer C., Issacharoff S., Loewenstein G., O’Donoghue T., Rabin M. Regulation for Conservatives: Behavioral Economics and the Case for «Asymmetric Paternalism» // University of Pennsylvania Law Review. 2003. Vol. 151. P. 1211; Rachlinski J. The Uncertain Psychological Case for Paternal-

хевио-экономический анализ права сегодня является одной из самых влиятельных школ правового анализа и оказывает непосредственное воздействие на принятие правового регулирования в таких, например, странах, как США1.

О каких же когнитивных ошибках, в частности, идет речь?

§ 2. Устойчивые когнитивные ошибки

Сверхоптимизм (overoptimism)

Так, среди различных экспериментально доказанных и многократно подтвержденных когнитивных ошибок широко признан так называемый фактор «сверхоптимизма» (overoptimism). Многочисленные эксперименты современных западных исследователей подтверждают, что в среднем люди склонны переоценивать свои возможности

инедооценивать риски, формируя свои планы на будущее2. В частности, издержки конкретного экономического решения, наступление которых в будущем не гарантировано, большинство людей склонно патологически недооценивать3. При этом возможность получения выгоды от совершения трансакции люди часто склонны существенно переоценивать.

Это, пожалуй, самый яркий и одновременно самый важный в практическом плане пример когнитивного сбоя. Сверхоптимизм во многом питает всю современную рыночную экономику, заставляя людей

иинвесторов начинать все новые и новые бизнес-проекты на фоне

ism // Northwestern University Law Review. 2003. Vol. 97. P. 1165 ff.; Trout J.D. Paternalism and Cognitive Bias // Law and Philosophy. 2005. Vol. 24. P. 393 ff. Критику нового движения с позиции классического, чикагского экономического анализа права, продолжающего отстаивать методологическую непоколебимость теории рационального выбора, см.: Posner R.A. Rational Choice, Behavioral Economics and the Law // Stanford Law Review. 1997–1998. Vol. 50. P. 1551 ff.; Scott R.E. The Limits of Behavioral Theories of Law and Social Norms // Vanderbilt Law Review. 2000. Vol. 86. P. 1603 ff. Призыв к более осторожному использованию наработок бихевио-экономического анализа, опровергающих теорию рационального выбора, см.: Mitchell G. Why Law and Economics’ Perfect Rationality Should Not Be Traded for Behavioral Law and Economics // Georgetown Law Journal. 2002. Vol. 91. P. 67 ff. Обзор литературы см.: Contract Law and Economics / Ed. by G. De Geest. 2nd ed. Edward Elgar, 2011. P. 421–423.

1  Wright J.D., Ginsburg D.H. Behavioral Law and Economics: Its Origins, Fatal Flaws and Implications for Liberty // Northwestern University Law Review. 2012. Vol. 106. P. 1055 ff.

2  Eisenberg M.A. The Limits of Cognition and the Limits of Contract // Stanford Law Review. 1994–1995. Vol. 47. P. 216–218; The Law and Economics of Irrational Behavior / Ed. by F. Parisi and V.L. Smith. Stanford University Press, 2005. P. 270 ff.; Korobkin R.B., Ulen T.S. Law and Behavioral Science: Removing the Rationality Assumption from Law and Economics // California Law Review. 2000. Vol. 88. P. 1091 ff.

3  Институциональная экономика. Новая институциональная экономическая теория: Учебник. М., 2005. С. 384.