!!Экзамен зачет 2023 год / Дювернуа_Н.Л._Чтения по гражданскому праву. Т. 1 _Учение_о_лице

нельзя обособить элемент цивильный данного отношения от публичного, не разбивая насильственно всей конструкции.

Но зато ресурсы нашей юстиции для достижения цели практического применения не одних статей X т., а наряду с этим и начал права общего, много скуднее, чем на Западе.

Это не лежит упреком ни на ком лично. Это условлено краткостью, частью непостоянством традиций нашей юридической школы, слабым влиянием римского права, глубокими разрывами в органическом процессе национальной жизни, где часто самые счастливые зачатки цивильной системы не только не культивировались вовсе впоследствии, но совершенно, так сказать, вытаптывались и, наконец, бесследно выходили из памяти позднейших поколений.

Еще труднее задача науки общего действующего в России гражданского права. Действующий в центральных частях территории X т., ч. I, почти совершенно отрешен от обыкновенных элементов общих цивильных конструкций других кодексов. Из систем, действующих на окраинах государства, кодекс польский настолько же становился (до последнего времени) менее известным в кругах русских юристов оттого, что он стал польским, насколько язык польский менее распространен в России, чем французский. Остзейский слишком юн по происхождению и слишком стар по составу, чтоб в этом своем любопытном образе вызвать энергию русских или немецких ученых к обработке его в удобный для общего академического изучения вид. К тому же весь он создан вовсе не для того, чтоб подвинуть задачи развития общего русского права, а, скорее, чтоб отсрочить их. Элементы, из коих он сложился, суть все хорошо известные в науке права и притом в значительной части давно отжившие на Западе. Разработка элементов права обычного русского, со всеми его подразделениями, инородческого, местного для отдельных областей - начинает серьезно занимать мысль юристов лишь с самого недавнего времени и не представляет собой не только ничего оконченного, но нередко много сомнительного, для того чтоб в этом виде она могла послужить надежным средством обогащения нашей общей цивильной системы.

В этих условиях ожидание успешной кодификации общего русского гражданского права*(197), возбужденное, по-видимому, у нас кодификационными задачами, поставленными на очередь в Германии в последнее время, едва ли скоро оправдается.

Призвание науки русского гражданского права, однако, не может быть ни в каком случае поставлено ниже определившейся практически потребности раскрытия норм общего цивильного права в России. Мы видели выше, что повсюду на Западе ответом на эту потребность служила рецепция римского права, прошедшая широким потоком по всем политически розным территориям Запада. Движение этого потока остановилось там, где не было постоянных органов, способных воспользоваться его, так сказать, даровой для новой юриспруденции силой, где не было школ, где не образовалось условий рецепции, не определилась потребность обособления гражданского права от нецивильных примесей, где не нужно было права общего... В изменившихся ныне условиях нашего юридического быта мы поставлены в необходимость

разрешать те же трудные задачи, которые в свое время одолевали одна за другой юриспруденция итальянская, французская, немецкая. Какие практические средства способны нас приблизить к цели? Думаем, что сомнений не может быть. Это должен быть тот же труд, то же умственное движение в кругах русских юристов, которое привело юристов западных к разработке их систем, к обособлению у них институтов чисто приватного типа, к расширению сферы общего права у них.

Будет ли нас смущать отдаленность цели, незначительность выполненных нашей литературой трудов в сравнении с заслугами других наций?..

Мы ответим на эти сомнения прекрасным уподоблением, к которому прибегает Савиньи в одном трактате. Живет сказание в некоторой древней обители об иконе, хранящейся там. Икона та выше самого высокого человека, подходящего к ней, всего на одну ладонь. Но чудесное свойство иконы в том, что кто бы ни приближался к ней, великий или малый, она все остается выше приблизившегося на ту же ладонь...

Говоря о влиянии римского права на дальнейшую разработку наших цивильных институтов, мы не разумеем вовсе какого-либо определенного процесса рецепции, который при этом носил и на Западе столь различный характер в разных государствах и в разное время.

Задача наша ограничена целями только научными. И в этом смысле мы не найдем более удобного способа выполнения ее, как тот же, какому следуют наука гражданского права и цивилистическая школа на Западе. Чтобы достигнуть известности действующей у нас системы гражданских институтов, нам нельзя полагать в основу ее одни только начала, выраженные в действующем Своде Законов. Самое простое сопоставление его статей с задачами, которые приходится разрешать нашей практике, убедит нас в том, что современная жизнь русского общества требует ответа на вопросы, которые вовсе в нем не разработаны. Мы будем иметь случай много раз убедиться в этом в дальнейшем изложении наших учений. Нам необходимо разрабатывать наши цивильные учения ввиду тех же общих начал римского права, которые легли в основу разработки гражданского права на Западе. Принимая эту основу, мы не думаем допускать обязательной силы каких бы то ни было положительных определений юстиниановского кодекса. Ни одна римская конструкция не может быть принята нами без поверки ее применимости в новых условиях, в условиях современного праворазвития. Те положения и начала, которые ясно выражены в нашем действующем законодательстве, явятся для нас необходимым видоизменением в принятой нами основе. В тех случаях, где не отдельные положения позитивного характера, а теоретические конструкции нашего Свода окажутся ошибочными, ложными, недостаточными, мы отвергнем их, заменим, восполним соответственно методам хорошо развитых современных цивильных систем, поставим их в более прямое и близкое отношение к практическим целям юстиции. Сверх того, и там, где это возможно, мы будем, на основании исторических данных русского гражданского права, вводить в наши учения и его элементы, хотя бы не вошедшие в действующий Свод, совершенно так, как вводят в современные практические системы западные учители институты так называемого общего германского права, которые оказываются нередко вовсе не

исключительно германскими, а настолько же и русскими.

В этом будет состоять задача нашего курса и только этим путем мы приблизимся к цели - известности общей цивильной системы, имеющей в настоящее время действительное приложение в России. Сопоставления постоянных основ ее с отдельными положениями местных наших кодексов мы будем избегать во всех тех случаях, где возможно заменить их прямыми указаниями на право римское и на начала общего права германского.

Что касается назначения университетских чтений вообще, так же как и самих университетов, то вы уже видели, как смотрела на этот вопрос императрица Екатерина в указанном выше (с. 205) законоположении. Только при условии такого взгляда возможно образование преемства, необходимого для достижения высоких целей действительного влияния науки гражданского права на практическую юстицию. Савиньи, выражая приблизительно ту же мысль, определяет назначение университетских курсов в следующих словах: "они должны дать идее науки господство в среде слушателей и вызвать в них способность самостоятельного творчества".

Общие учения

§ 13. Задача курса. - Стремление к объединению цивильных норм. - Общее направление законодательного движения к этой цели. - Русское право как система права общего. - Наши ресурсы. - Общая часть и ее содержание. - Основы современного учения об органическом строении системы гражданского права. - Субъективное право и юридическое отношение. - Соответствие этих основ практическим требованиям нашей цивилистики. - Юридическое отношение и юридический институт

Задачу этого курса составляет систематическое изложение действующего русского гражданского права, каким оно является в наше время в положениях нашего законодательства и в практике наших судов. Пестрота и разнообразие действующих на территории русского государства норм гражданского права различного исторического происхождения настолько значительны, что исчерпывающее изложение этих партикуляризмов не может составить содержания одного систематического курса. Мы в этом отношении в настоящее время находимся в условиях, аналогичных состоянию гражданского права в Германии в эпоху, предшествующую введению общего императорского гражданского кодекса.

В наших научных и академических задачах мы не можем не считаться с тем же стремлением к объединению норм гражданского права, разрозненных в значительной мере кодификацией партикулярных систем. Это стремление к объединению не составляет у нас программы какой-либо политической партии, оно определилось давно, еще в эпоху составления действующего Свода Законов. Отчасти, в области процессуальных норм, оно теперь уже достигнуто. Применение начал, положенных в основу Уставов гражданского судопроизводства 20 ноября 1864 года, распространилось ныне на всей

государственной территории, где общий уровень культуры не стоит на пути такому правообщению. Наряду с уставами происходит постоянное изменение и самых норм гражданского права, его институтов, на всей территории русского государства в духе обособления его начал от примесей нецивильного свойства. Это движение русского законодательства есть органическое, условленное общими национальными целями, исторически определившееся, а не случайное.

Посему, принимая за основу изучения именно русское действующее гражданское право и оставляя в стороне остзейские и иные партикуляризмы, мы изучаем не русское только право как особое, тоже как бы партикулярное, & русское право как систему права общего для империи.

В составе собственно русских легальных норм, в действующем общем Своде, мы найдем, наряду с началами общего гражданского права, институты совершенно партикулярного характера, ограниченные в своем применении коренными русскими областями, каково, напр., общинное землевладение. Это будет особенность имущественных институтов русских с характером исторически-исключительным. Таких исключительных институтов найдется немало в составе русского законодательства, как и в составе несравненно более развитых европейских кодексов, что не мешает им, в других своих частях, носить характер кодексов общего права.

По времени и условиям, в коих возник наш действующий Свод Зак. и X т., ч. 1 в особенности, он далеко не изобилует содержанием норм общего характера. Но с того времени само законодательство и практика применения его норм до такой степени изменились, расширились, приобрели характер общности, что ограничивать нашу задачу изучением текстов X т., полагая, что тут именно и скрыто все действующее русское гражданское право, было бы вполне ошибочным. Убедиться в этом будет нетрудно на любом вопросе системы действующих институтов русского гражданского права. Натурально, там, где ни исторические данные нашего права, ни действующее гражданское законодательство в составе Свода и в практике наших судов не удовлетворяет понятию и требованию института общего права, мы должны будем в курсе отмечать это явление и приводить, в виде образца, строение института таким, каким он выработан в других положительных системах или составляет достояние науки и практики независимо от прямого воздействия положительного авторитета.

Вот признаки, коими мы ближайшим образом определяем задачу курса русского гражданского права.

Само собой разумеется, что повсюду, где это возможно, изложение действующих современных норм русского гражданского права мы будем связывать с началами реципированной римской цивильной системы, отмечая в главнейших пунктах отступления современного права от ее основоположений. Это тот путь, который откроет нам возможность идти, в нашем курсе, рука об руку с успехами работ западных цивилистов, способных часто восполнять скудость развития русской цивилистики.

Выделяя из системы цивильных институтов часть общую или общие учения, мы следуем образцам, принятым далеко не в одних юридических науках, но в последних очень ныне распространенным. В каждом отдельном институте

гражданского права найдется так много элементов, общих для них всех, что предварительное ознакомление с этими общими элементами любой цивилистической конструкции очень упрощает последующее знакомство с каждым институтом в особенности. Этому приему выделения общей части следуют не только ученые-систематики (особенно немцы, по образцу Гуго - Гейзе), но и составители кодексов, особенно позднейшие, напр., кодекса саксонского и имперского гражданского Уложения 1896 г.

Западные систематики вводят нередко в состав общей части гражданского права и общие учения о юридических нормах. Это объясняется тем, что на Западе институты права частного полагаются обыкновенно в основу всей системы юридических построений.

Наш X т., ч. I Свода, согласно воззрениям наших кодификаторов, вполне отвечавшим общему состоянию права в ту пору, не служил, однако, основой всего нашего кодификационного плана, как, напр., прусский ландрехт, и сам занял далеко не первостепенное место в составе целого свода, среди законов о состояниях и уставов государственного благоустройства и благочиния. В связи с этим понятно, что никакие общие положения, не только о нормах, но и о лицах, вещах, действиях, волеизъявлениях, не были вовсе в нем выработаны так законченно, как их вырабатывают, особенно теперь, западные системы. Если мы находим в составе старого Свода общие положения о нормах, законах - общих и местных, - о порядке их составления, хранения, обнародования, о действии законов в отношении места, времени, лиц, об исполнении, толковании, отмене законов и о применении законов иностранных, так же как об обычае и обязательных постановлениях (см.: Сборн. Гожева и Цветкова*(198). с. 1-30), то все эти положения возникли вовсе не в виду гражданских законов в особенности.

Для характеристики этих учений в составе старого Свода мы возьмем следующие положения. Законы должны быть исполняемы по точному и буквальному смыслу оных, без всякого изменения или распространения. Все места, не исключая и высших правительств, должны утверждать свои определения на точных словах закона (Зак. Основн. ст. 65). В случае неясности или недостатка существующего закона каждое место и правительство имеет право и обязанность представлять о том начальству (там же. ст. 52). Судебные решения дел частных хотя могут быть приводимы в пояснение в докладах, но не могут быть признаваемы законами общими, для всех обязательными, ниже служить основанием окончательных решений по делам подобным (Зак. Осн. ст. 69). Насколько иным духом проникнуто отношение закона к суду в Уставах 20 ноября 1864 г., можно судить по ст. 9 и 10 Уст. гражд. суд. Все судебные установления обязаны решать дела по точному разуму действующих законов, а в случае неполноты, неясности, недостатка или противоречия основывать решение на общем смысле законов. Воспрещается останавливать решение дела под предлогом неполноты, неясности, недостатка или противоречия законов. За нарушение сего правила виновные подвергаются ответственности как за отказ в правосудии (Уст. гр. суд. ст. 9 и 10 и ст. 52, пр. 2-е Осн. Зак.). Все решения и определения Кассационного департамента Сената, которыми разъясняется точный смысл законов, публикуются во всеобщее сведение для руководства к единообразному истолкованию и применению законов (ст. 815, там же). Суд, в

который обращаются дела для нового производства и решения, обязан, в изъяснении точного разума закона, подчиняться суждению Прав. Сената (там же.

ст. 813).

Таковы старые и новые положения о нормах, старые - идущие впереди всего действующего Свода, составляющие основной закон, и новые - предпосланные Уставами 20 ноября 1864 г. и получившие применение в условиях нового быта.

Мы увидим далее, что не одни эти положения составляют обыкновенно содержание вводных законоположений и общих учений о нормах.

С тех пор как элементы общих цивильных конструкций стали прилежно разрабатываться учеными, преимущественно немецкими, в нашем столетии, объем общей части быстро разрастался в теоретических трактатах, в системах, в

учебниках. У Савиньи, в его System des heutigen romischen Rechts, общая часть

(для особенной у этого писателя мы имеем только неоконченное обязательственное право) занимает 8 томов. Из новых учебников у Виндшейда общая часть составляет половину 1-го тома его Lehrbuch des Pandektenrechts. Германист Otte Stobbe посвящает весь первый том своей Handbuch des deutschen Privatrechts введению и общим учениям о юридических отношениях.

В новых кодексах и проектах не только немецкого, но и французского типа содержание общей части развивается значительно больше, чем в старых. Я

укажу в особенности на Avantprojet de revision du Code civil, написанный именитым бельгийским ученым F. Laurent (подробности в Юридической библиографии, издававшейся Юрид. фак. С.-Петерб. унив. Т. I. с. 35 и 118. N 26

и 57*(199)).

Учение о нормах, за исключением сделанных здесь заметок, не составит в этом курсе предмета особой обработки. В этом пункте мы отступаем от образца некоторых западных, особенно немецких, цивилистов, и следуем примеру других

(особ. Arndts. Lehrbuch d. Pandekten, 11-е изд.). Мы не думаем, что учение о нормах не должно было бы входить в курс гражданского права. Но согласно порядку преподавания, принятому в наших факультетах, многие части этого учения излагаются с достаточной полнотой в других курсах, в курсе энциклопедии, римского права, права государственного и международного*(200).

Мы остановимся в дальнейшем на одном вопросе, касающемся строения и норм юридических и прав в субъективном смысле, на вопросе систематизации юридических явлений. Это вопрос очень важный вообще и имеющий специфический интерес для нашего гражданского права ввиду неполноты его содержания. Сейчас было указано, что, за недостатком прямого указания закона, юрист обращается к общему смыслу закона, к духу, к разуму законодательства как к средству толкования. Какой точнейший смысл этих указаний законодателя для юриста? От целого мы должны делать заключение к частям. Какие же это части, что такое это целое, от которого мы имеем делать наши заключения? Вопрос явно идет о системе права. Это систематический метод толкования, могущий иметь в особых условиях данного праворазвития самое серьезное значение для юриста*(201).

Из чего же и как слагается система гражданского права?

Современные цивилисты-систематики в своих построениях обыкновенно

ищут установить предварительно такое, способное определять юридические явления, понятие, которое вытекало бы прямо из жизненного свойства этих явлений и давало бы удобную исходную точку и вместе технический термин для последующих систематических построений. В латинской терминологии мы встречаем слово jus, которое имеет, однако, далеко не одно постоянное техническое значение и под которым разумеют одинаково и нормы, регулирующие отношения людей между собой, и власть, предоставляемую этими нормами лицу, субъекту права (jus civile, jus gentium, а также jus mihi esse utendi, fruendi, eundi, agendi, Гай. IV. 3; слово это имеет не эти только два смысла - объективной нормы и субъективного притязания, а еще иные в разнообразных его сочетаниях и нюансах). Таким образом, для права в объективном смысле (norma agendi) и для права в субъективном смысле (facultas agendi) служит один и тот же термин.

Имея перед собой необъятной трудности проблему согласования начал римской цивильной системы с условиями нашего быта, новая юриспруденция ищет таких посредствующих между жизненными процессами и нормами права понятий, в коих выразился бы сколь можно полнее органический, жизненный характер юридических явлений, свободно образующихся в любых условиях и не теряющих вместе с этим свойств понятий юридических.

Начиная с Савиньи, новая юриспруденция все более и более осваивается с термином юридическое отношение. В последнее время этот термин входит в язык легальных сборников*(202) и в практику судов и сделок. Что же мы под этим разумеем и в чем состоят удобства пользования этим понятием? Римская терминология не знает соответствующего технического термина. Можно ли без него обойтись или лучше его принять? Есть писатели, и в числе их виднейший Пухта, которые думают, что для исчерпывающего изображения целого юридического быта достаточно оперировать посредством понятия субъективного права. Все наличное состояние права данного общества может быть мыслимо как совокупность прав, полномочий, предоставленных юридическими нормами отдельным лицам.

В том, что основу понятия субъективного права составляет именно полномочие лица, что оно воплощает в себе идею власти, Machtbegriff, в этом нет сомнения. Вопрос только в том, представляет ли собой это понятие тот именно жизненный элемент, из коего органически слагается целое построение данного юридического быта? Пухта думает именно так. Для того чтобы бесчисленные явления таких прав не представляли для нашей мысли простого механического конгломерата, а сочетались в некоторую систему, достаточно, по идеям Пухты, группировать их в комплексы, полагая в основу группировки различия объектов, на кои полномочия направлены.

Цивильная система Пухты ближе становится, так. образом, системой субъективных прав, распадающихся, по принятой им основе классификации (объект права), на пять категорий: 1) права на собственную личность, 2) на вещи, 3) на действия, 4) на чужую личность, 5) на перешедшую на нас личность другого (наследство). Довольно близкое и задолго предшествовавшее этому теоретическому построению системы практическое осуществление ее начал мы имеем в прусском ландрехте. Мы характеризовали ее выше. Она дает удобное

для механического применения сопоставление норм, ограждающих субъективные права, в коем легко найтись судье, как аптекарю в его фармакопее*(203).

Всматриваясь ближе в эту систему, мы видим, что в результате она разрывает все, что в жизни представляется цельным, отношения союза семейного, право наследования, обладания вещами, обязательственные связи, по несущественному признаку объекта притязания. Не объект права (действие, деньги, вещь) характеризует жизненное отношение, из коего вытекло право лица, а, наоборот, самое это право лица квалифицируется так или иначе, смотря по свойству отношения, из коего оно возникло. Недостатки этого приема систематизации, как для научных целей, так и для жизненного разумения практических проблем юриспруденции, давно были замечены Савиньи, и мысли, выраженные им в его System des heut. romisch. Rechts, не утратили своего значения, быть может, даже выигрывают, ввиду современной путаницы понятий*(204), в своем достоинстве и полезности для юриспруденции.

Шталь объясняет искусственность классификации Пухты его основным воззрением на право, которое, по его учению, не воплощает в себе идеи порядка, а исключительно идею свободы, признанной объективным правом*(205).

Савиньи не кладет в основу построения системы юридических явлений понятия субъективного права, ибо субъективное право составляет лишь одну сторону другого, более близкого к жизни и более сложного явления юридического быта. Это другое явление составляет не простое притязание лица к лицу, к вещи,

аизвестное отношение между ними, имеющее юридический характер и служащее органической основой для права в субъективном смысле, для притязаний односторонних или взаимных этих лиц друг к другу.

Для разрешения какого-либо юридического казуса недостаточно знать норму и притязание одного лица к другому, основанное на этой норме. Для деятельности судьи, когда он разрешает спорный вопрос, необходимо живое воссоздание в каждом отдельном случае юридического отношения, из которого возникло данное притязание*(206). Только тогда возможно правильное решение отдельно взятого спорного вопроса, как акт свободной умственной деятельности судьи.

Если в основу систематических построений мы кладем живое явление, а не одну его сторону, то не будет никакой надобности классифицировать права по их объектам, как это делает Пухта. Не по различию прав и их предметов группируются юридические отношения в естественные для них живые сочетания,

анаоборот, различием юридических отношений и их типических категорий определяется разнообразие возникающих из этих сочетаний отдельных прав. В процессе их образования мы видим, что раньше возникают те или другие юридические отношения, и ими определяется тот или другой характер отдельного права, особого притязания данного субъекта. Отношения суть, таким образом, prius, а права - posterius.

Юридические отношения могут, по непосредственному наблюдению, казаться нам тоже ничем не связанной массой разнообразных явлений. Однако, близко прикасаясь к жизненным отношениям, они необходимо отражают на себе

черты действительности, которые лежат в их основе. Простое жизненное отношение, насколько оно в данных исторических условиях восприимчиво к внешним юридическим определениям*(207), становится юридическим, и поскольку явления жизни носят характер не случайных, а необходимых сочетаний, постольку же и на юридических отношениях, в которые они облекаются, будет лежать тот же характер органически связанных, не разных явлений. Группы их не будут произвольными или одним внешним признаком (объект права) определившимися, а данными самой природой жизненных отношений сочетаниями. Каким было содержание известного жизненного отношения, - строй семьи, раздельное или связанное соседством обладание недвижимостями, на соглашении, воле или ином основании построенная обязательственная связь лиц, преемство отдельных прав или целой их совокупности, таким же оно, по его способности к группировке, к сочетанию в живые комплексы, останется и тогда, когда к этому содержанию примкнет элемент формального признания его возникновения, прекращения, защиты. Не только само отношение, - семейное, по наследованию, вещное, договорно-обязательственное, простое или сложное - не утратит в силу воздействия на него юридической нормы свойственной ему жизненной, органической природы, а, наоборот, отдельные нормы юридические, коими оно определяется, станут связанными в некоторые комплексы потому именно, что обращены на отношения одного характера, одного типа, отличного от других и в то же время так или иначе связанного с другими типами или с целым. Как юридические отношения сочетаются в типические родовые группы, публично-правных, частноправных, и в последней группе - семейных, имущественных, с низшими их подразделениями, семейно-имущественных, по приданому, с общностью имущественных отношений супругов и т.д., имущественно-вещных и обязательственных, договорно-обязательственных разных строений и деликтно-обязательственных и т.д.; так точно и нормы, определяющие эти отношения, группируются в комплексы институтов публичного

ичастного права, а в последней в институты права семейного и имущественного,

иниже - в институты приданого, общности обладания и проч.*(208)

По мере изменения жизненных отношений должны изменяться соответственно и органическим путем и отношения юридические, и институты права. Это процесс исторической жизни права. Мы видели его образцы выше. Пока слабы начала раздельности обладания и господствуют союзные формы, система цивильных норм тоже небогата. По мере того как развиваются начала раздельности обладания вещами, потребность связи взамен разбитых старых начал общности удовлетворяется системой договорных обязательств...

В условиях каждой данной фазы этого исторического процесса происходит такой же живой обмен, но изначала не в сфере прав субъективных, а, прежде всего, как в явлении определяющем, в области отношений, которые определяются теми или другими факторами, принимают живой и распознаваемый юридически образ, сочетаются с другими, осложняются, упрощаются, изменяются, перестают существовать.

Данный юридический быт, таким образом, не будет представлять собой для взора юриста случайного конгломерата субъективных прав и регулирующих

их отдельных правил, кои упорядочить можно только внешним приемом систематизации по какому-либо произвольному признаку (по предмету), а наоборот, будет представлять собой органическое единство и цельность, из коей легко выделяются природой юридического отношения определенное ему место и существом нормы, определяющей то или другое из них, место ее в составе отдельных институтов и всей их системы.

Не подлежит сомнению, что в массе случаев деятельность юриста может вся в данном вопросе ограничиваться механическим применением данного правила к данному случаю, ограждением субъективного права, отдельно взятого притязания прямо указанным в сборнике норм юридическим средством. Это зависит часто и от свойства задачи юриста в отдельном случае, и в особенности от характера и строения сборников юридических норм.

Но тут ли граница задачи юриста? Представим себе сложные сочетания встречных притязаний тяжущихся сторон, представим себе скудный инструктивными для цивилиста нормами сборник законов с характером локальных, отживающих, казуистических правил, прибавим к этому пестроту таких норм разноместного, разноязычного, разновременного происхождения, - тогда возможна ли практическая деятельность, основанная на простом механическом приеме применения данного правила к притязанию, вся особая юридическая природа которого характеризуется не отношением, из коего она возникает, а только объектом, на который притязание направлено? Всего менее!

Законодатель, как было видно выше, различным образом относится к деятельности юриста-судьи, смотря по изменяющимся бытовым условиям времени. В условиях нашего прежнего порядка жизни суд обязан был знать букву закона и давать ей применение безусловное, испрашивая, на случай недостатка, законодательного указания, непосредственного руководства законодателя во всех затруднительных случаях. В изменившихся бытовых условиях требования того же органа законодательства становятся иными. Решения должны безусловно следовать за возникшим спорным правоотношением, невзирая на недостаточность и неполноту закона, по соображениям общего духа или разума законодательства. Деятельность юриста поднимается вместе с этим от простой механической в высшую, творческую, где ответ на притязание не может быть дан сейчас наличными правилами, где сама законодательная воля требует от юриста некоторого подъема умственной деятельности, предполагает в нем способность созерцания цельного организма юридических норм, в составе коих, хотя бы скрытым, невыраженным образом, должен находиться ответ на вопросы практики, и этот ответ, эта скрытая норма имеет быть обнаружена, выражена для каждого данного отношения подлежащим судом.

Таким образом, задача нашего преподавания будет поставлена не врозь, а в согласие с видами и указаниями законодателя, с состоянием действующего права и с целями русской цивильной практики, если мы будем следовать разъясненному выше методу систематизации нашего материала.

В целом курс будет заключать в себе общую часть, с обычным расчленением ее на отдельные учения, о лицах, вещах, способах возникновения и прекращения юридических отношений вообще, и особенную часть, в составе институтов вещного, обязательственного, семейного и наследственного права.