!!Экзамен зачет 2023 год / Белов В.А. - ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ УЧЕНИЯ О СПОСОБАХ

<27> В литературе почти не обращается внимания на то, что между обеспеченным и обеспечивающим правоотношениями существует еще и обратная связь, которая обыкновенно проявляется в следующем: реализация обеспечивающего (дополнительного) правоотношения прекращает либо видоизменяет правоотношение обеспеченное (основное). О погашающем эффекте уплаты неустойки - факта реализации неустоечного правоотношения - прямо говорится в ст. ст. 396 и 409 ГК; вывод о погашающем действии задатка может быть получен из абз. 2 п. 2 ст. 381 ГК, упоминающего о его зачетном характере; на правопрекращающий эффект экзекуции предмета залога и удержания ГК РФ указывает всякий раз, говоря об удовлетворении требований кредитора из стоимости заложенного (удержанного) имущества. Исполнение обязательства поручителем имеет суброгационный результат (п. 1 ст. 365 ГК); лишь по вопросу о влиянии исполнения обязательства по банковской гарантии на основное обязательство Кодекс хранит полное молчание. В литературе, впрочем, господствует мнение, согласно которому уплата по банковской гарантии прекращает основное обязательство; иное могло бы привести к неосновательному обогащению кредитора и было бы несправедливым. (См.: Брагинский М.И., Витрянский В.В. Указ. соч. С. 479; Гражданское право: Учебник / Под ред. Е.А. Суханова. Т. III. С. 113 и др.) Что же выходит? Основное обязательство в вопросе о своем прекращении зависит от дополнительного? С прекращением дополнительного обязательства прекращается и основное? Где же здесь акцессорность?

Кроме того, вспомогательный характер присущ не только способам обеспечения исполнения, но и другим правовым средствам <28>. Таковы многочисленные элементы, осложняющие обязательства (кредиторские обязанности, а также возможности односторонних действий сторон обязательства, направленные на конкретизацию или изменение его содержания <29>); таковы обязательства уплаты процентов в качестве платы за кредит (ст. ст. 487, 488, 489, 809 и др. ГК РФ) и санкции за неправомерное пользование чужими денежными средствами (ст. 395 и п. 2 ст. 1107 ГК РФ); таковы обязательства возмещения издержек, расходов и убытков (ст. ст. 15, 393, 1064 ГК РФ); наконец, таковы обязательства по передаче принадлежностей вещей и прав (например, обязательства передачи документов об уступленном праве или проданном товаре, предусмотренные, соответственно, п. 2 ст. 385 и ст. 464 ГК РФ).

--------------------------------

<28> Сказанное позволяет по достоинству оценить мнение, согласно которому "...понятия "обеспечительное обязательство" и "акцессорное обязательство" можно рассматривать как синонимы", за одним незначительным исключением - обязательством из банковской гарантии (Гражданское право: Учебник / Под ред. А.П. Сергеева, Ю.К. Толстого. Т. 1. С. 683, 687). Еще более категоричен Б.М. Гонгало (Указ. соч. С. 37 - 38), не усматривающий никакого исключения из принципа акцессорности даже для банковской гарантии, поскольку и она с функциональной точки зрения "...производна от обеспечиваемого ею обязательства". Это верно. Но производность и акцессорность - понятия вряд ли совпадающие.

<29> О таких элементах см.: Агарков М.М. Указ. соч. С. 60 и сл.

Таким образом, коль скоро, с одной стороны, не все способы обеспечения исполнения обязательств характеризуются акцессорностью, а с другой - не все правовые средства, обладающие ею, могут быть отнесены к числу способов обеспечения исполнения обязательств, свойство акцессорности нельзя признать отличительной чертой, "цементирующей" способы обеспечения исполнения в однородную гражданско-правовую конструкцию.

Можно ли выявить еще какую-либо черту (наряду с функциональной направленностью), общую для всех способов обеспечения обязательств? Наверное, это возможно, но, к сожалению, пока этого никому сделать не удалось.

Отчаянную и потому заслуживающую всяческого уважения (несмотря на провал) попытку в этом отношении предпринимает отечественный ученый Б.М. Гонгало. Неоднократно упрекнув своих современников в абсолютизации (гиперболизации) функционального начала, приведшей в конце концов к "размыванию" понятия о способах обеспечения исполнения обязательств <30>, он выделил аж четыре признака, присущих, по его мнению, всем средствам, претендующим на ранг способов обеспечения исполнения обязательств. "Использование способа обеспечения обязательства, - пишет он, - а) приводит к появлению акцессорного обязательства; б) предполагает возможность наступления имущественных последствий; в) имущественные последствия могут наступить только в случае нарушения должником основного обязательства; г) до нарушения способ обеспечения обязательства проявляет себя либо стимулированием должника к исполнению, либо приданием кредитору уверенности в том, что нарушение обязательства не приведет к умалению его имущественной сферы" <31>.

--------------------------------

<30> См.: Гонгало Б.М. Указ. соч. С. 28, 30, 33, 34, 35, 41.

<31> Там же. С. 40.

Вряд ли с этим мнением можно согласиться. Выше мы уже доказали, что далеко не всегда способы обеспечения обязательств акцессорны и, кроме того, не всякое акцессорное правоотношение имеет обеспечительные цели; ниже покажем, что далеко не все способы обеспечения исполнения обязательств порождают обязательства. Названный признак "б" (имущественные последствия) в равной степени может быть отнесен к подавляющему большинству институтов гражданского права как регламентирующему, в первую очередь, частные имущественные отношения. Во всяком случае, для целей отграничения способов обеспечения обязательств от смежных институтов и конструкций этот признак совершенно непригоден. Признак "в" <32>, по сути, в общем, правильный, мало совместим с признаком "г", согласно которому способы обеспечения обязательств все-таки "проявляют себя" не только после нарушения обязательства, как констатируется в "в", но и ранее, только по-другому. Независимо от этого признак "в" не позволяет разграничить способы обеспечения исполнения с мерами гражданско-правовой ответственности, "настигающими" субъектов частного права тоже не ранее совершения ими правонарушений, и вообще с мерами правоохранительного характера. Сомнителен с содержательной точки зрения и признак "г": вряд ли мыслимо такое нарушение обязательства, которое совсем уж не умалит имущественной сферы кредитора, - скорее уж должна идти речь об уверенности кредитора в возмещении имущественных потерь от правонарушения за счет дополнительно привлекаемых для этого источников. Но в такой "редакции" признак "г" сводится к уже известному и, в общем, многими, не исключая и самого Б.М. Гонгало, признанному разделению способов обеспечения на стимулирующие и гарантирующие.

--------------------------------

<32> Приуроченный автором (указ. соч. С. 38 - 39) к имени А.Л. Маковского.

Думается, что гораздо более плодотворным, заслуживающим всяческой поддержки и развития, является указание Б.М. Гонгало на непосредственный характер направленности способов обеспечения именно на обеспечение обязательств <33> и ни на что более; если при их посредстве достигаются и какие-то иные результаты (например, компенсируются имущественные потери кредитора), то они должны быть эффектами побочными, в какой-то мере даже случайными. И наоборот: гражданско-правовые институты и конструкции, непосредственно направленные на иные, кроме обеспечения обязательств, цели (например, на определение порядка его исполнения), но попутно играющие еще и обеспечительную роль, не могут быть отнесены к арсеналу способов обеспечения исполнения. Именно с помощью этого критерия - непосредственной направленности - и должно быть сформировано понятие о способах обеспечения исполнения обязательств в собственном смысле этого слова; именно при его посредстве и следует преодолевать отмеченную ученым действительно негативную тенденцию к его "размыванию".

--------------------------------

<33> См.: Гонгало Б.М. Указ. соч. С. 35.

Если следовать тем характеристикам сути шести способов обеспечения исполнения обязательств, что содержатся в ГК, то выявление общей для всех них правовой природы окажется невозможным еще и по причине отсутствия в определении сущности этих способов какого-либо "общего знаменателя". Лишь неустойка и задаток прямо определяются Кодексом (п. 1 ст. 330 и п. 1 ст. 380) как денежные суммы; определения эти, впрочем, не могут не вызвать определенного скептического к себе отношения <34>. Определений залога и банковской гарантии в ГК РФ не содержится вовсе; вместо них имеются формулировки, начинающиеся словосочетанием "в силу залога..." (см. п. 1 ст. 334) и "в силу банковской гарантии..." (ст. 368) (происходит то-то и то-то). Они позволяют предположить, что залог и банковская гарантия представляют собою либо какие-то юридические факты (обстоятельства, в силу которых возникают определенные гражданские правоотношения), либо некие документы, с помощью (в силу) которых доказывается наличие правоотношения <35>. Нет в Кодексе и определения понятия поручительства, вместо которого ст. 361 определяется договор поручительства; последнее заставляет предположить, что поручительство - это правоотношение, возникающее из договора поручительства. Наконец, описание п. 1 ст. 359 ГК РФ допускает предположение о том, что сущность удержания заключается то ли в действии кредитора по удержанию чужой вещи, то ли в его субъективном праве на совершение такого действия (во всяком случае, ни о чем другом там речи не идет). И если денежные суммы (неустойка и задаток) - это понятия, которые могли бы быть сопоставлены друг с другом по своему правовому режиму, то как сравнить этот последний с "режимами" юридического факта, субъективного права, правоотношения или документа? Да и правильно ли ставить вопрос о правовом режиме субъективного права и правоотношения? Не являются ли эти понятия элементами ... самого правового режима?

--------------------------------

<34> Как уже отмечалось, обеспечительную функцию выполняют не столько сами денежные суммы (неустойка и задаток), сколько угроза их уплаты, утраты или возврата.

<35> Содержательное изучение норм о залоге и банковской гарантии показывает, что в отношении залога неверно ни одно из предположений и под словом "залог" разумеется комплекс специфических гражданских правоотношений а в отношении банковской гарантии вполне оправдывается предположение, что это документ.

Представляется, что различные способы обеспечения исполнения обязательств могли бы быть сопоставлены друг с другом лишь при условии их однородного юридического понимания. В то же время если способы обеспечения представляют собой гражданско-правовые средства, объединенные одной лишь направленностью на достижение определенной цели, то далеко не факт, что они непременно будут иметь и общую категориальную родовую принадлежность. В исследовании Б.И. Пугинского "Гражданско-правовые средства в хозяйственных отношениях" (М., 1984) на многочисленных примерах наглядно показано, что любое экономически- или хозяйственно-функциональное понятие (а понятие гражданско-правовых средств относится к их числу) может и, естественно, должно обнимать собою различные с юридической точки зрения институты и конструкции. Ярким примером является объединение ученым под общим ярлыком гражданско-правовых средств таких юридически ничего общего между собою не имеющих институтов, как юридическое лицо (юридическая личность), хозяйственный договор и возмещение убытков. Ну что, казалось бы, может быть общего между понятиями субъекта права и юридического факта? Единство целей, которым они могут служить <36>. Сравнение на хозяйственном, функциональном уровне, соизмерение эффективности практического использования этих институтов вполне естественно. Но непосредственное юридическое сравнение этих институтов друг с другом, конечно, немыслимо; оно было бы равносильно сравнению несравнимого, например, круглого с зеленым или холодного с тяжелым.

--------------------------------

<36> Еще один яркий пример: что общего между классической конструкцией юридического лица и английским трастом? С точки зрения права - ничего; с точки же зрения тех хозяйственных целей, ради достижения которых оба института создавались, - все, ибо и тот и другой предназначались для минимизации имущественных потерь капиталоемкой рисковой деятельности.

Итак, способы обеспечения исполнения обязательств не имеют общего для всех них родового юридического понятия и не могут быть непосредственно сравниваемы друг с другом. В таком случае закономерен другой вопрос: нет ли у них общей гражданско-правовой производной, которая и могла бы послужить предметом сравнения? Ведь что-то же все-таки объединяет их в рамках понятия гражданско-правовых средств! Да, несомненно, и найти такую производную весьма не сложно. Это - гражданские правоотношения, возникающие в связи с применением средств (способов) обеспечения исполнения обязательств. Мы назовем их обеспечительными гражданскими правоотношениями.

Разберем гражданско-правовую природу обеспечительных правоотношений, регулируемых нормами гл. 23 ГК РФ. Какое юридическое выражение имеет угроза взыскания неустойки? В гражданском неустоечном правоотношении, содержанием которого является юридически защищенная возможность (субъективное право) требования кредитора об уплате должником в случае нарушения им определенного обязательства определенной денежной суммы (неустойки); как и всякое субъективное право это требование обеспечивается корреспондирующей ему юридической обязанностью должника. Неустоечное правоотношение имеет, следовательно, классическую обязательственную природу и должно быть отнесено к категории денежных обязательств. Неустоечное правоотношение может возникнуть, согласно п. 1 ст. 330, ст. 331 и 332 ГК РФ, либо из письменного соглашения - договора (договорная неустойка), либо из наступления иного юридического факта, указанного в законе (законная неустойка). В роли последнего выступает чаще всего юридический факт, являющийся основанием возникновения определенного обязательства, подлежащего, согласно мнению законодателя, неустоечному обеспечению <37>. Выходит, что в течение некоторого времени требование уплаты неустойки пребывает в своеобразном сомнамбулическом состоянии, исключающем возможность его реализации, актуализируясь лишь в момент нарушения обеспеченного обязательства. Возникает вопрос: что же это за право? Зачем оно нужно, если его нельзя осуществить? Не логичнее ли признать, что требование уплаты неустойки возникает не из договора, а из факта нарушения обеспеченного обязательства, то есть является обязательством охранительного характера? Положительный ответ на последний вопрос даст повод к другому недоумению: какова же в таком случае роль соглашения о неустойке в период, прошедший между его заключением и наступлением срока исполнения обеспеченного обязательства? Ответ может быть лишь одним: соглашение о неустойке само по себе (вне связи с нарушением обязательства) не имеет традиционных обязательственно-правовых последствий.

--------------------------------

<37> Примеры законных неустоек - см.: Брагинский М.И., Витрянский В.В. Указ. соч. С. 388 - 390, 391 - 392. Далее мы будем говорить только о неустойке договорной.

Неустоечное обязательство возникает, следовательно, не из договора (закона), а из сложного фактического состава, элементами которого являются: 1) письменное соглашение о неустойке (либо иной факт, указанный в законе) и 2) нарушение основного обязательства. Обеспечительную функцию выполняет, таким образом, не сама неустойка и даже не неустоечное правоотношение, а соглашение о неустойке (или норма закона, устанавливающая неустойку). Именно оно (соглашение), будучи элементом незавершенного фактического состава, создает у должника представление о перспективе отягощения его имущественного положения в случае нарушения обязательства <38>, таким образом и предупреждая его неисправное поведение.

--------------------------------

<38> Вопрос о правовой природе того состояния, в котором оказывается должник после заключения неустоечного соглашения, в литературе совершенно не исследован. Ясно лишь то, что никаких обязательств в этот период он не несет, а также то, что это состояние не может считаться юридически индифферентным: если до заключения соглашения о неустойке должник не имел никакой возможности стать пассивным субъектом неустоечного правоотношения, то после такого заключения он эту возможность приобрел. Аналогичное изменение происходит и в статусе кредитора обеспечиваемого обязательства. Можно предположить, что неустоечное соглашение само по себе оказывает определенное влияние на гражданскую правоспособность его участников, точнее - на ее динамические элементы, то есть предопределяет способность к приобретению не просто субъективных прав определенного рода или вида, а способность к приобретению данного конкретного субъективного права (в нашем случае - на взыскание неустойки). Будущий кредитор по неустоечному обязательству попадает в состояние перспективы (ожидания) возникновения у него субъективного права требования неустойки, а будущий должник - в состояние связанности возможным падением на него юридической обязанности ее уплаты.

Аналогичную юридическую форму приобретает угроза утраты или возврата задатка (п. 2 ст. 381 ГК РФ). Письменное соглашение о задатке (п. 2 ст. 380) является одной из необходимых предпосылок к приобретению сторонами основного обязательства, способности к участию в конкретном задаточном правоотношении (возникновению задаточного правоотношения). Другой необходимой предпосылкой возникновения задаточного правоотношения является дача задатка. Сторона, давшая задаток, получает возможность ожидать возникновения у нее требования о возврате задатка в двойном размере; сторона, его принявшая, попадает в состояние связанности перспективой падения на нее юридической обязанности произвести такой возврат. Подобно неустоечному правоотношению задаточное правоотношение возникает не ранее, чем к соглашению о задатке и даче задатка прибавится и третий юридический факт - нарушение обязательства стороной, принявшей задаток <39>. Таким образом, и задаточное правоотношение - суть договорное денежное обязательство правоохранительного характера, возникающее из сложного юридического состава <40>.

--------------------------------

<39> Вряд ли правильно цепляться к словам Закона, акцентируя внимание на том, что применительно к задатку им говорится только о неисполнении (но не о ненадлежащем исполнении!) обязательства (см.: Гражданское право: Учебник / Под ред. А.П. Сергеева, Ю.К. Толстого. Т. 1. С. 739, сноска). При таком "толковании" норма об обеспечительном действии задатка по отношению к давшей его стороне окажется неработающей: задаток-то дается в счет причитающихся с нее платежей по основному обязательству (п. 1 ст. 380) и, стало быть, составляет частичное исполнение; полного неисполнения, значит, с его стороны быть просто не может.

<40> Возникновение задаточного правоотношения может стать невозможным, если нарушение обязательства со стороны, принявшей задаток, будет предупреждено нарушением со стороны, его давшей. В этом случае задаток остается у стороны, его принявшей (п. 2 ст. 381 ГК). Таким образом, незавершенный фактический состав, состоящий из двух фактов (соглашения и дачи задатка), также порождает особое правовое состояние связанности стороны, давшей задаток, угрозой невыгодных имущественных последствий, предостерегающее ее от нарушения обязательства.

Сходным образом возникает и имеет обязательственно-правовую природу правоотношение поручительства. Заключение письменного договора поручительства <41> создает предпосылку к участию в таких правоотношениях: кредитор обеспеченного обязательства приобретает право ожидать возникновения в его лице требования к поручителю в случае нарушения должником обеспеченного обязательства, а поручитель попадает в состояние связанности таким нарушением; его положение отягощается ожиданием возникновения в его лице обязанности, корреспондирующей кредиторскому требованию. Обязательство поручителя возникнет не ранее, чем в момент нарушения обеспеченного им основного обязательства <42>. Обязательство поручителя является денежным и сводится к уплате кредитору денежной суммы в размере убытков, вызванных нарушением обязательства (п. 2 ст. 363 ГК РФ), а также основной суммы долга <43>.

--------------------------------

<41> Или наступление обстоятельств, указанных в ч. 2 ст. 532 ГК - единственном случае возникновения поручительства из закона. О несогласованности этой нормы с общими положениями о поручительстве - см.: Гонгало Б.М. Указ. соч. С. 46 - 47.

<42> Иначе - Б.М. Гонгало (Указ. соч. С. 39): "Нарушение обязательства, в обеспечение которого заключен договор поручительства, является основанием ДЛЯ РЕАЛИЗАЦИИ ПРАВ кредитора по данному договору" (выделено нами. - В.Б.). То есть права ВОЗНИКАЮТ уже из самого договора поручительства, а РЕАЛИЗУЮТСЯ (осуществляются) не ранее нарушения должником обеспеченного обязательства; до этого момента они как бы "дремлют" и лишь с правонарушением "пробуждаются". О недостатках такой концепции уже говорилось выше - она не в состоянии объяснить цель признания права, которое никогда нельзя осуществить.

<43> Это положение вытекает из российской арбитражной практики, с одной стороны, квалифицирующей уплату основной суммы долга в качестве исполнения обязательства в натуре, а не возмещения убытков, с другой - повсеместно допускающей ее взыскание как с основного должника, так и с поручителя, по-видимому, на основании норм ст. 361, п. п. 1 и 3 ст. 363 и ст. 365 ГК РФ.

Идентичным образом развиваются правоотношения из банковской гарантии. Из ст. 368 и последующих норм § 6 гл. 23 ГК РФ недвусмысленно вытекает, что они слагаются из денежного требования бенефициара к гаранту, обеспеченного обязанностью последнего удовлетворить это требование при условии его предъявления в письменной форме с изложением сути допущенного принципалом нарушения обеспеченного обязательства и с приложением указанных в гарантии документов <44>. Основанием возникновения такого правоотношения является, по общему правилу, сложный юридический состав, сложенный из факта выдачи банковской гарантии (ст. 373) и нарушения обеспеченного ею обязательства (п. 1 ст. 374). Незавершенный фактический состав снабжает бенефициара ожиданием возникновения у него права требования по гарантии и связывает гаранта перспективой возникновения у него обязанности, корреспондирующей этому требованию.

--------------------------------

<44> Упоминание о документах, указанных в гарантии, наводит на мысль, что непременным условием предъявления требования к гаранту является также и предъявление самой гарантии.

Обеспечительные правовые связи, возникающие из факта удержания вещи, распадаются на два различных по своей природе правоотношения. Первое - правоотношение удержания в собственном (дефензивном) смысле, содержанием которого является юридически защищенная возможность кредитора (ретентора) удерживать чужую вещь, то есть возможность владения чужой вещью. Второе - правоотношение так называемого удержания в экзекутивном смысле, заключающееся в возможности ретентора удовлетворить свои требования к должнику по основному, удержанием обеспеченному обязательству из стоимости удерживаемой вещи преимущественно перед другими кредиторами собственника предмета удержания. Правоотношение удержания в дефензивном смысле, имея своим объектом индивидуально-определенную вещь, а содержанием - возможности совершения управомоченным лицом собственных активных действий непосредственно в отношении объекта, нуждается в обеспечении обязанностями всех посторонних лиц и, следовательно, должно быть причислено к категории вещных правоотношений. Правоотношение же удержания в экзекутивном смысле, по-видимому, представляет собой правомочие ограниченного распоряжения чужим субъективным правом собственности, обособившееся в самостоятельную юридическую возможность, - возможно, что субъективное право (право экзекуции) <45>, но более вероятно - динамический элемент правоспособности ретентора <46>.

--------------------------------

<45> См.: Венедиктов А.В. Право удержания и зачета в банковской практике // Избранные труды по гражданскому праву. Т. 2. М., 2004. С. 202, 203, 204.

<46> Впрочем, само по себе распоряжение правом на чужую вещь еще не приводит к удовлетворению требований ретентора. Дабы это произошло, ретентору необходимо иметь еще и право присвоения выручки, полученной от распоряжения чужим правом собственности. В настоящее время, когда Гражданский кодекс РФ не говорит ни слова о подобном праве, основанием для удержания ретентором выручки, полученной от распоряжения чужим правом собственности, могло бы быть прекращение обязательства по ее выдаче его зачетом своим (встречным) однородным (денежным) требованием по обеспеченному удержанием основному обязательству.

Наиболее сложный комплекс обеспечительных правоотношений образуется при залоге (§ 3 гл. 23 ГК РФ). Подобно неустоечному правоотношению залог может возникать не только из договора, но и из закона <47> (п. 3 ст. 334). Существенным своеобразием залога является возможность его возникновения и распространения на различные по своей юридической природе объекты - недвижимые и движимые (кроме денежных знаков) вещи, а также имущественные права - требования (п. 1 ст. 336), в том числе денежные. Кроме того, залог движимых вещей может совершаться в двух различных формах - с передачей предмета залога в фактическое владение залогодержателя и с оставлением его во владении залогодателя (ст. 338). Первая форма залога называется закладом, вторая - ипотекой <48>. Вопрос о содержании и юридической природе залоговых правоотношений решается, таким образом, различно, в зависимости от того, что является предметом залога, а для движимых вещей - также и от формы залога. Его исследование осуществлено нами в специальной статье <49>; не пересказывая содержания, позволим себе ограничиться здесь воспроизведением основных ее выводов.

--------------------------------

<47> Вопрос о юридическом значении (гражданско-правовых последствиях) заключения договора залога и нарушения обеспеченного залогом обязательства решается аналогично тому, что было изложено выше, применительно к неустойке.

<48> Ипотекой называется также залог недвижимых вещей.

<49> См.: Залоговые правоотношения: содержание и юридическая природа // Бизнес и банки. 2001. N. 41. С. 1 - 3; N 42. С. 4 - 5; То же // Законодательство. 2001. N 11. С. 9 - 17.

Залог - это гражданско-правовой институт, представляющий собой систему абсолютных и относительных правоотношений, связанных общими целью (обеспечение исполнения обязательства), основанием (обычно это договор залога) и объектом (заложенное имущество, предмет залога). "Сердцевину" залога недвижимости и заклада составляют ограниченное вещное право залогодержателя, обременяющее недвижимость и включающее в себя, во-первых, возможность ограниченного владения заложенной движимой вещью, во-вторых, связанность отдельных элементов динамической правоспособности залогодателя, в том числе возможностей осуществления права на предмет залога и распоряжения им. Этим (последним) элементом исчерпывается ядро ипотеки движимости и залога прав, где залогодатель ограничивается в возможностях осуществления прав на заложенную движимость (заложенных прав) и распоряжения ими. Ко всякому варианту залога обязательно присоединяется и упоминавшееся выше право экзекутивного содержания (право экзекуции), заключающееся в возможности залогодержателя удовлетворить свои требования к должнику по основному, обеспеченному залогом обязательству из стоимости предмета залога <50> преимущественно перед другими кредиторами его собственника <51>. Наконец, к любому варианту залога может быть присоединен комплекс относительных (обычно - обязательственных) правоотношений залогодателя с залогодержателем (например, в области обеспечения сохранности заложенного имущества и его страхования, проверки его состояния и т.п.).