книги / Пережитое земля и жизнь

дом уже был разобран на топливо, и часть его использовали под хлев. Имелась корова, свиньи, овцы. Родители целиком были заняты на работе в колхозе. Дома хозяйствовала бабушка, вернувшаяся из Нылги, не нашедшая там приюта у дочерей.

Конечно, я в конце лета, перед началомучебного года, посетил дедушку и бабушку в Уленвае. Меня уже принимали не как мальчика. Ради меня бабушка специально зарезала курицу. Курятина в те времена была изысканным блюдом (не нынешние «ножки Буша»). Накануне моегоухода произошел курьезныйслучай.

Дед Семен поинтересовался: «Чему вас там учат? – Учат всему, – отвечал я, не подозревая цели его интереса. – А облегчивать (т.е. кастрировать) научили? – Научили, – говорю с гордостью. – Дак, давай, кота облегчим!». Хвастовство подвело меня. Кастрацией мы еще не занимались, о ней я имел смутное представление. Пытаюсь ретироваться, не опозорившись: «Дедушка, ведь для этого нужен инструмент. Скальпелем называется...». «Старуха, где у нас там бритва? Поищи-ка!» С надеждой отделаться от «хирургии» и неминуемого позора говорю: «Йод нужен, дедушка». Йод нашелся. Осталась последняя надежда: «Шелковые нитки, говорю, нужны». Дед, конечно, знал, что коновалы шелковыми нитками не пользовались. Принес скрученные нити и валенок. Смотрю, поймал кота и впихнул его в валенок головой вперед – только задние лапы да хвост торчат. О таком способе фиксации в учебниках не написано, а от кого-либо я об этом не слышал. Я удивился.

Приступили к операции. Дед прочно держит кота за задние лапы. Стоило мне сделать первый разрез, как струя мочи ударила мне в лицо, сопровождаемая душераздирающим мяуканьемревом, напоминающим весенние кошачьи концерты. О поведении котов при кастрации я не слышал, не читал (хотя потом кастрировал их за время моей работы десятки). Однако в этой ситуации помнил поучение нашего хирурга Григория Андреевича Устюжанина: «Не теряться!» Смахнув мочу с лица, продолжил работу, но копался с непривычки долго. Кот у деда из валенка успел вывернуться и, скрючившись, начал деда царапать перед-

211

elib.pstu.ru

ними лапами. Дед кота упустил. Кот шмыгнул с его коленей в подполье. Яичко (к счастью, второе) осталось у меня в руке. А за котом, помню, скрылась в дыре какая-то тонкая кишочка. Дед махнул рукой. А я, обескураженный, гадал: что за кишочка? Уж не выпадение ли кишечника? Такое осложнение при кастрации не редкость и требует немедленной помощи. Однако я не подал виду, да и понимал: кота в подвале теперь не поймать.

Так состоялось мое первое занятие самостоятельной ветеринарной практикой, затянувшееся более чем на 50 лет. К 1 сентября 1940 года нас, атабаевцев, прибыло в Вавож четверо. Корнил Швецов и Саша Липин учебу оставили. Я остановился на квартире с Митей и его компанией. Ваня Бесогонов остался на прежней квартире. Размер квартирной платы не помню. Родители деньги на квартплату и за обучение нашли. У меня же на расходы осталось немного, экономил на желудке.

Учиться я стал старательнее. Не помню, со второй четверти или со второго полугодия я стал получать стипендию. Ее явно не хватало, но я из ложной гордости денег из дома не просил.

В Вавоже была столовая потребсоюза, сюда преимущественно ходили студенты, те, у кого были деньги, но большинство готовили на квартирах, я тоже. Новая квартира была далеко (около километра), поэтому на обед мы не ходили. Я иногда обедал в столовой, но чаще оставался голодным: пять–шесть часов после завтрака переносил легко.

Меню в столовой было небогатым; даже мясные блюда имелись не каждый день. В основном – молочные. Мы, студенты, нажимали на брынзу. Ее поставлял здешний молокозавод. Но, главное, все хуже становилось качество хлеба. Местная хлебопекарня выпекала хлеб, который именовали серым; он, помоему, выпекался из яровых сортов пшеницы в смеси с ржаной мукой. Более того, в хлеб стали добавлять картофель. Местные жители почти все выпекали хлеб дома, так как местность сельская. В Вавоже был колхоз, и вавожцы наполовину были колхозниками, наполовину служащими. Потребителями продукции пекарни в основном стали студенты техникума. Среди нас даже начались волнения. Многие жаловались на боли в желудке.

212

elib.pstu.ru

Мы, атабаевцы, приезжали со своей мукой, и квартирные хозяйки выпекали нам хлеб. Правда, приходилось довольствоваться хлебом преимущественно в черством состоянии. Квартирные хозяйки стирали нам одежду. Общественной бани в Вавоже не было. Пользовались частными банями. Со мной произошла очень неприятная история.

Буров, Габидуллин, Стяжкин и Сергеев спали на койках, а мне предоставили полати. Постелью служили мне неизменный войлок и шуба. Постепенно там, на полатях, у меня появились платяные вши. Понятно, я «наградил» моих соквартирников ими. И вообще среди студентов распространялась вшивость. Медики провели генеральную проверку. У всех четверых моих соквартирников обнаружили нескольких, но я как-то оказался чистым. Зная присутствие их у себя, я периодически осматривал свое белье вне чужих глаз, и потому во время проверки оказался чистым. Однако тревога была поднята по всему Вавожу. Хозяйка проверила постель и у нас всех. Оказалась завшивевшей только моя постель. Мне было очень стыдно перед товарищами. Они слегка пожурили меня, но отношения наши не изменились. А хозяйка взялась за наши постели и одежду энергично. Жарко натопила свою баню, стаскала все в нее и основательно прожарила. То же проделали другие квартиросодержатели. Вшивость была если не полностью ликвидирована, то опасности не представляла.

Среди изучаемых дисциплин ввели военную подготовку. Уроков физкультуры не стало. Военруком был Берзин. Кроме строевой подготовки (в строю я оказался где-то в конце левого фланга) много времени уделялось стрелковому делу и лыжной подготовке. Изучали устройство винтовки-трехлинейки: разборка, сборка, уход. Как и у всех, возникали проблемы со сборкой/разборкой затвора. Для меня этой проблемы не было: смог бы собрать затвор с завязанными глазами. К сожалению, сейчас забыл. Подготовку к стрельбе начинали на тренажере, потом стреляли из мелкокалиберной винтовки. Тир устраивался в коридоре. Весной провели стрельбу из боевой винтовки.

213

elib.pstu.ru

Для стрельбища была выбрана площадка в пойме Валы. Дистанция – 300 метров; лежа, с опоры. В окопе за мишенями следил Берзин, после каждого выстрела отмахивал число очков. Работник военкомата выдавал (под расписку) патроны по пять штук. Стрельбы проводились два или три дня, по курсам.

Результаты были разные. Когда очередь дошла до меня, выявились победители. Из 50 возможных более 45 попаданий не было. Я целился и производил выстрелы очень тщательно. Первый выстрел – 10, второй – 10, третий – 10, четвертый – 10... Пятый – тоже 10! Из 50 возможных – 50! В это не верил я сам и, видимо, не произвел на других такого впечатления: посчитали за ошибку Берзина.

Возвращаясь со стрельбища, я подошел к Берзину. Говорю, не ошиблись ли, мол, вы, махая число очков? Он как бы с обидой ответил мне, мол, не доверяете мне, что ли? Все было правильно. И очень удивился, что 50 очков мои. Он ведь не знал там, в окопе, кто стреляет. Так я при первой стрельбе имел «снайперский» успех и более никогда. Сколько ни стрелял потом – такого результата не получалось!

И еще один случай из жизни, происшедший в Вавоже. Страна жила в ожидании войны. В качестве военной подготовки населения существовали общественные организации. Основали санитарные общества «Красный крест», «Красный полумесяц» и другие общества. Мечтой молодежи было получить значки «Ворошиловский стрелок», «Готов к труду и обороне», «Готов к санитарной обороне». Для этого были установлены нормы. Я к концу учебы в техникуме имел все три значка.

Кроме этого, поощрялись другие спортивные занятия военного направления. В городах виды подготовки были значительно сложнее, например парашютизм и летное дело, в деревнях – проще. Например, кидание ручной гранаты. Особое место занимал лыжный спорт, но только там, где имелась лыжная база, так как лыжи заводского производства стоили дорого и их имели лишь немногие. У техникума была партия лыж десятка три. Однако за ними не было хорошего ухода, а главное – креплений. Те лыжи, что лучше, использовались старшеклассниками.

214

elib.pstu.ru

Вероятно, в честь дня РККА в выходной день были лыжные соревнования. Участие в них было обязательным. Дистанция – десять километров. Трасса была проложена. Первая половина по лугу и кустарнику вдоль р. Валы – поворот вправо на возвышенность в поле, обратно – по открытому полю. Мне достались лыжи с креплением в виде петли, без резиновой полоски под подошвой ступни, конечно, несмазанные. Одна палка с кольцом, вторая – без кольца.

Пущен я был где-то в третьей десятке. Лыжня уже была неплохо прикатана, и по лугу я бежал неплохо. Однако двое или трое вышедших позднее обошли меня. У них лыжи были в хорошем состоянии. Старался не упускать их из виду, но не получалось. Мои лыжи плохо скользили. Когда же я вышел на поле, силы мои иссякли. Не могу, хоть ложись! Но я шел. И вдруг стало легко, усталость как рукой сняло, я прибавил резко в темпе. Так впервые (первыйипоследнийраз!) яузнал, что такое«второе дыхание»!

В открытом поле – легкий встречный ветерок, кое-где лыжня переметена, но я бегу. И тут почувствовал боль. К счастью, больше такое не случалось. Не случалось потому, что на дистанции я больше не выходил. Результат мой был 70 минут.

Этой зимой вспыхнула моя юношеская любовь. Еще на первом курсе у нас, мальчиков, начали болеть соски. Взрослые улыбались, а мы еще тогда не понимали, что у нас происходило половое созревание. Теперь, вероятно, не только я, а многие (в том числе и девушки) испытывали на себе закон природы.

Предметом моего внимания стала Юля Назарова. Волновали, как ни странно с позиции сегодняшних взглядов, ее пышные груди и губы. Она, возможно, и чувствовала на себе мои тайные взгляды, но вела себя отчужденно. Вероятно, я не вызывал у нее взаимности, и ее интересовал кто-то другой. Скорее – парни

счетвертого курса.

Ябуквально страдал недели две. Доходило: руки грыз до боли; хорошо, до крови не доходило. Потом острота прошла, но еще с месяц она оставалась предметом моего внимания. В тот период пришлось мне пережить еще одно психологическое испытание.

215

elib.pstu.ru

Серьезной внеурочной работы с нами, студентами, не велось. В общественную жизнь нас не втягивали. Одно-два комсомольских и профсоюзных собрания, одно из них – отчетновыборное. Секретарем комсомольской организации в Вавоже стал Алексей Девятых, а председателем профкома Коля Балабанов. В комсомольское бюро еще входила Фая Мезрина. Они же оба и Фая, точно знаю, входили в состав Вавожского райкома. Очень хотел быть введенным в состав бюро протеже Саши Стяжника – Коля Балабанов. Если кто-то и занимался общественной работой, так только они. Остальная масса студентов была политически нейтральна. Они проводили свои заседания, чтото там решали, но что решали – никто не знал.

Больше по части внеурочной работы проводились вечера отдыха. На такие вечера кроме техникумцев приходили учащиеся средней школы. Как правило, начальная часть вечера – это выступление кружков художественной самодеятельности. Их было два: музыкальный и драматический. Кажется, хотели создать хоровой, но певцы не проявились. Я и Юля оказались в драматическом кружке.

Разучивали какой-то скетч, где я должен был приводить свою партнершу, по сценарию впавшую в беспамятство, в чувство. Поскольку у меня был слабый слух, то текст запоминал, заучивал. Юля же надеялась на суфлера. Разница в игре (а действующих лиц было двое) была настолько заметна, что мне потом говорили: тебе надо идти в артисты. Игра есть игра. Я Юлю обнимал и так далее, но чувств ни ее, ни моих особых не было, не проявились.

Музыкальный кружок мастерством не отличался, хотя и гитары, и мандолины, и балалайки у студентов имелись, не было среди студентов очень выдающихся певцов и танцоров. Хотя танцы вносили разнообразие в вечера.

Западно-европейские танцы до наших мест еще не дошли. Танцевали обычно девушки, правда, не помню, под какую музыку, скорее – под гармонь. Еще оживлял вечер Берзин – наш военрук. Он исполнял чечетку. И один паренек из десятого класса по имени

216

elib.pstu.ru

Левка с кавказской фамилией (отец его был каким-то важным лицом в районе). Левка, говорили, учился в Ижевске в танцевальной школе, но бросил. Плясал он отменно, профессионально. Однако выходил после многочисленных упрашиваний-увещеваний. Для нас, деревенских, его пляска была внове. Это сейчас через телевидение знаюто профессиональныхнародных танцах.

Решено было сделать выезд с концертом в соседнюю крупную д. Водзимонье. Концерт мы дали платный. Сколько собрали денег и куда использовали, не знаю. Но концерт запомнился! Переночевали мы, артисты, после концерта в одном доме. В наше распоряжение отдали полати. Там я оказался соседом Берзина, а Юля – с другой стороны от него. Мне пришлось чувствовать, как Берзин тискал Юлю. Чем у них кончилось – не знаю. Как ни велика и тяжела была ревность, я уснул. Утром к коечьему удивлению я не стал дожидаться завтрака и подводы, чтобы ехать, а пешком ушел в Вавож. Думается, «моя» Юля была уже не девушка. Чувства к Юле скоро остыли.

Коротко о моих товарищах по квартире. Квартировали

вдоме почти на самом конце главной улицы. До техникума было далеко, да и столовая не рядом, как на первой квартире. Меня

вморозные, особенно в ветреные дни стала «предавать» верхняя одежда. Более всего зябли ноги, так как кроме тонких сатиновых брюк у меня ничего не было, если кальсоны были в стирке. Но ничего! Хоть и мерз, но закалился. Мои товарищи по квартире ничего подобного не испытывали.

Прежних полудружеских отношений с Митей Буровым уже

не стало. Митина подруга Лида на Областной вышла замуж, приезжала один или два раза. Наставляла здесь мужу рога: Митя хвалился проведенной с ней ночью.

Теперь мне ближе стал Петр Иванович Сергеев. Петя пользовался вниманием девушек, хотя лицо его было сильно изуродовано оспой, а половина шеи имела заметный шрам – последствие перенесенной в детстве свинки или скарлатины. Я не знаю, кто его родители, очевидно, не колхозники, так как у него водились деньги, небольшие, но водились, не то что у меня.

217

elib.pstu.ru

Петя хорошо играл на гитаре, хотя виртуозом не был. Одно ухо у него «подводило». Он уже в то время отличался храбростью. Церковь в Вавоже – двухэтажная, кирпичная. Шарообразный купол ее был высоко вознесен: смотришь снизу – шапка с головы сваливается. Купол, облицованный железом, опирался на круглый цоколь из кирпича. Петя на такой головокружительной высоте запросто заходил по цоколю вокруг купола, хотя выступ цоколя был всего-навсего восемь–десять сантиметров. Точно так же он ходил внутри купола по каким-то выступам над алтарем.

Судьба свела меня с Петей летом 1942 года. После войны я долго не знал судьбы Пети. Лишь в 1945 году в Книге памяти прочел: погиб в конце войны. «Умер от ран 13 января 1945 года. Похоронен в г. Раве Русской Львовской области. Родился в д. Князево Можгинского района в 1922 году. Призван в 1942 году. Не точно – мыпризваны всентябре1941-го».

Саша Стяжкин – очень живой парень. Невысокий ростом брюнет с ярким румянцем во всю щеку. Очень был «политизирован». Не мог спокойно говорить, если речь заходила о кулаках и классовой борьбе. Был активен в комсомоле и профсоюзе. О нем я тоже долго ничего не знал после войны. Кто-то говорил, что он приезжал на побывку в чине капитана-политработника. Было похоже на это, зная его «политичность». Однако в Книге памяти написано, что Александр Семенович Стяжкин пропал без вести в марте 1942 года.

Гена Габидуллин – татарин по национальности; действительное его имя не знаю; монголоидности в чертах лица не заметно: русый, с легким оттенком рыжеватости. Поведения гордого, ко мне относился свысока. В 1942 году под Новгородом я его встречал. Он презрительно отозвался о моем коне. В 1970-х годах я узнал его адрес в Ленинграде и навестил его. Он к тому времени заочно окончил институт советской торговли и работал в Гостином дворе в отделе тканей. Меня напоил до рвоты. Он был женат; хвалился очень красивым сыном, который вто время служилв армии.

218

elib.pstu.ru

Из других товарищей по техникуму, помнится, выделялся своим крупным телосложением Николай Сергеевич Балабанов. Во время учебы в техникуме в Вавоже он был избран председателем профкома. Саша Стяжкин очень хотел его избрания. Коля был сыном ветеринарного фельдшера и хорошо материально обеспечен. Близко с ним я в техникуме не сошелся. Мы, соквартирники, пять человек, и Коля Балабанов однажды устроили вечер с выпивкой. Организатором был Саша Стяжкин. Какую цель он имел: стать соучастником авторитетного Коли Балабанова? Представления не имею. Сложились из расчета на одну чекушку (1/4 литра) водки. Так я впервые участвовал в попойке. Не помню, о чем шли речи, кроме того, что Коля с похвалой говорил, что его отец пьет водку стаканами. Я быстро захмелел, и меня долго «тянула» рвота, а остальные не пострадали. Я пил тогда водку впервые, а они, видимо, не в первыйраз.

Позднее с Колей Балабановым у меня сложились особые отношения, о чем подробнее – в своем месте. Здесь же скажу: служили мы в одной кавалерийской дивизии. После войны я был у него под началом. Коля в Камбарке работал заврайсельхозотделом, председателем райисполкома и секретарем райкома, а я рядовым ветеринаром. После моего приезда в Пермь он бывал у меня, а кончилось тем, что умер у меня на моей крова-

я к ним просто не подходил. Из других запомнился Абдулов. Он хорошо учился. Мы с ним потом оказались в одной кавдивизии. Он вернулся домой живым, но рано умер. Говорили, от пустяка – родимое пятно превратилось в злокачественную опухоль.

Из девушек после Юли Назаровой мне очень нравилась Фая Мезрина, черноволосая, слегка косила глазами. Она училась средне, но была общественницей – членом бюро комсомола в техникуме и членом райкома комсомола. У нее было много поклонников, в том числе и я. Она и кроме нее другие девушки обращали на меня внимание. Обычно, глядя на меня, восклицали: «Ах, эти глаза!» Что они находили в моих голубых глазах – не знаю, но я был роб-

219

elib.pstu.ru

ким и своих глаз в практике любви не использовал. Правда, может по отношению к Фае, потому что Петя Сергеев признался мне, похвастался, как легко Фая отдалась ему где-то в лугах на Вале еще весной прошлого 1940 года. Однако во время войны я вел с ней переписку, и она призналась, если не сочинила, что любила меня горячо. Ее взяли потом в армию, в зенитные войска. Зная о легкости ее поведения от Пети, я представил ее в новом положении и писать не стал. Другие девушки все «созрели». Многие стали видными, но наша атабаевка Аня Богданова этим не отличилась, зато была высокой ростом(вотца).

Из событий того времени запомнилось одно. Придя в одно утро зимой 1940–1941 года, услышал: в техникуме ночью произошел пожар, но странно – следов пожара нет. Лишь позже, через сорок с лишним лет, Коля Балабанов мне рассказывал: они проводили вечером какое-то заседание профкома, кажется совместно с бюро комсомола, и увидели в коридоре полыхающее пламя. Бросились тушить. Пламя быстро погасили. Встал вопрос: диверсия? Начальство приказало молчать, старательно зачистили следы огня. Началось следствие, допрашивали всех, в том числе и Колю. Виновника не установили. Подозрение было на военрука Берзина. Случайного возгорания быть не могло, так как по полу был разлит керосин. Освещение производилось керосиновыми лампами. Однако, вспоминая обстановку того времени, можно предположить, что пожар был местью вавожской молодежи студентам техникума, как соперникам по отношению к девушкам-вавожанкам.

В памяти сохранились зимние каникулы 1941 года: 30 или 31 декабря 1941 года многие были вынуждены идти домой пешком. Не помню, как добирались до Атабаева Никита Кривоногов и Ваня Бесогонов. Я с группой студентов человек двадцать пошли пешком. Грузу немного, но одежонка на мне была плохая. Погода – встречный ветер со снегом, буран. Чую: продувает насквозь, замерзаю. Однако через полчаса ходу лицо разогрелось, тело согрелось, идти стало легче. К обеду погода успокоилась. Засветло мы с двумя-тремя попутчиками прошли, наверное,

220

elib.pstu.ru