книги / Русские карты Московии XV - начала XVI века
..pdfной Московии. Вот здесь-то и мог прийти к нему на помощь один из его московских друзей, «муж воинственный и отличавшийся опытностью во многих делах»— князь Иван Михайлович Воротынский, только недавно вышедший из-под стражи и полу чивший обратно свою опальную вотчину. Его схема взаимного расположения бывших княжеств дышала, с одной стороны, ненавистью к великому князю Московскому, владения которого представлены на карте в объеме на 1300 г., а с другой стороны, преувеличенным расположением к своим друзьям и единомышленникам: огромное Рязанское княжество переходило на левый берег Оки, Вельское растянулось на полторы сотни верст, а его собственное Воротынское княжество (хотя его вотчина и была богата) покрыло территорию в 15 000 кв. км. (но карте Делиля). Преувеличе ны и владения последней жертвы тирана — северского князя Василия Шемячича; Северское княжество никогда не простиралось до Угры и истоков Десны.
Для русских людей такая карта была совершенно не нужна, а все ее тенденциоз ные искажения были для всех русских слишком заметны. Подобную карту нельзя было показать даже в тех же оппозиционных московских кругах, к которым принад лежал сам Воротынский — князья Одоевские, Новосильские, Мосальские, Волхов ские, Мезецкие и другие были бы кровно оскорблены отсутствием их вотчин при на личии непомерно большого княжества Воротынского.
Карта не отвечала ни одному хронологическому моменту; обозначенные на ней княжества в таком виде не существовали одновременно. Это карта с условным вре менем.
На всей карте княжеств лежит отпечаток нарочитого архаизма, сознателвного углубления в золотой век великих и удельных князей, предшествовавший той стре мительной централизации, которая проходила почти на глазах у Герберштейна.
Может быть, здесь учитывался специальный интерес Герберштейна к русской истории, его занятия летописями, его тщательные расспросы о действиях двух мо нархов — Ивана III и Василия III.
Из всех высказанных соображений складывается убеждение, что схему кня жеств с историческим уклоном изготовил для Герберштейна одни из его информато ров, которого в своих «Записках» австрийский дипломат всячески стремился выго
родить,— князь |
И. М. Воротынский. |
|
Карта княжеств послужила основой для написания Герберштейном раздела |
||
«Хорографии», |
где |
обзор географических областей (поразительно совпадающих |
с картой княжеств) |
дополнялся по устным рассказам историческими справками |
|
о захватах Ивана III |
(на карте — Новгород, Тверь, Суздаль, Ярославль) и о недав |
|
них коварных действиях Василия III (Рязань, Северская земля, Воротынск, Вельск, |
||
Псков и Смоленск) 40.
В этом смысле карта Воротынского удовлетворяла трем элементам любознатель ности Герберштейна: географическому, историческому и политическому. Но такая карта (как и речи с послом императора) была криминальна и осмотрительный Герберпггейн ни на нее, ни на ее автора не сослался. Вспомним его осторожность по поводу Михаила Глинского: Герберштейн еще в свой первый приезд собрал подроб нейшие сведения о всей жизни этого князя, начиная с его юношеских дел в Саксонии, подробно изложил вероломство Василия III по отношению к Глинскому (в связи со взятием Смоленска), но когда в 1526 г. москвичи спрашивали его мнение о Глинском (находившемся под арестом), Герберштейн отмалчивался: «Я отвечал им то, что, ыо моему мнению, должно было служить к его выгоде, а именно — что я когда-то слыхал только его имя» 4l. Это говорил человек, добивавшийся встречи с Михаилом Глинским еще в 1517 г. Такая же дипломатичность была, очевидно, проявлена и по отношению к только-что вышедшему из-под опалы князю Воротынскому — Гербер-
i0
К устнъш сообщениям само $о И. М. Воротынского сле дует отнести не только биографические данные о де лах 1521 ем но и точнейшее определение географического положения такого ««значи тельного еородка, какил* яв лялся по существу Воротынск; недалеко от Оки» $ трех .игмяд: от Калугиs ewute ее по течению реки (!).
41 Ç* Герберштейн* Укаг.
соч.* стр* 172.
КАРТА
КНЯЖЕСТВ 1526 ГОДА
42
h. В a g г о w, At (he source of (he Cartography of Russia, (tlmago Mundi», vol. XVI. Amsterdam, 1262, p. 41,
КАРТА
КНЯЖЕСТВ 1526 ГОДА
штейн его похвалил, взял под защиту, но о крамольной карте, так помогшей ему в составлении «Записок», он умолчал, как умолчал он и о том, что обращался за по мощью к другому подозрительному лицу — И. В. Ляцкому.
Карта Воротынского так, вероятно, и осталась потаенной в его роду и при по следнем из Воротынских, Иване Алексеевиче, ведавшем картами, вышла из Посоль ского приказа спустя полтораста лет после ее составления и попала в руки королев ских географов Людовика XIV, воскрешая не столько давно забытые границы рус ских княжеств, сколько жаркую полемическую борьбу удельных князей с москов ским самовластием в далеком 1526 г., когда на сторону оппозиционеров стал не слиш ком удачливый дипломат, но хороший ученый Сигизмунд Герберштейн.
Старинные русские чертежи Московского государства долгое время скрывались в западноевропейских картах Баттиста Аньезе, Антония Вида, Антония Дженкинсона, Герарда Меркатора, Гесселя Герритса, Николая и Гийома Сансонов, Гийома Делиля. Иноземцев, пользовавшихся русскими оригиналами, нельзя обвинить в том, что они умышленно умалчивали о своих источниках: Аньезе в 1525 г. честно писал, что его карта составлена с помощью Дмитрия Герасимова, Антоний Вид в 1542 г. подробно изложил содействие II. В. Ляцкого, к которому, оказывается, обращался за 16 лет до этого С. Герберштейн, Гессель Герритс в 1613 г. добросовестно признал, что, за исключением Русского Севера, его карта составлена по автографу царевича Федора Борисовича. Гийом Делиль в 1706 г. торжественно посвятил свою исключительно интересную общую карту России русскому послу при дворе Людо вика XIV графу А. А. Матвееву и дал на карте ряд географических терминов по-рус ски (город, село, слобода, деревня, волость, ям, наволок, держава, пристань, остров, кабак, волок, озеро, пятина), подчеркивая этим русское происхождение карты.
В этих ссылках на русские источники для иностранных картографов была гаран тия достоверности их карт нового, почти неведомого мира, названного ими по новой столице Московией.
Важность европейских карт Московии XVI—X V III вв. для истории русской картографии повышается в связи с тем, что, как показал анализ, в руки иноземцев обычно попадали старые, безнадежно устаревшие русские карты, время составления которых отдалено от получившего их счастливца-публикатора на несколько десяти летий. Так, карта А. Дженкинсона 1562 г. восходит к русскому чертежу 1497 г. (65 лет разницы); карта Гесселя Герритса 1613 г .— к чертежу 1523 г. (90 лет разни цы); карта Делиля 1706 г. отделена от исходного русского чертежа на 180 лет.
Иностранные карты России X V I—XVII вв. благодаря своей архаичной сущности представляют мало интереса для изучения той эпохи, которая обозначена как год издания карты, но, будучи возвращены на свое истинное историческое место, они становятся для нас драгоценным историческим источником.
До недавнего времени считалось, что «истоками русской картографии» являются карты Антония Вида (1542— 1555 гг.) иСигнзмунда Герберштейна (1546г.), в которых сказалась помощь русских людей иностранцам, но что первой, действительно рус ской картой следует считать только Большой Чертеж, созданный в 1590-е г. 12
Теперь выяснилось, что дату первой русской карты всей Московии нужно пере двинуть на целое столетие назад, а это уже существенно меняет взаимоотношение между западноевропейской и русской картографией в XV—XVI вв. и значительно увеличивает вклад русской науки в европейскую географию эпохи Ренессанса.
Эта книга посвящена не всему периоду, предшествующему оформлению такой огромной стратегической карты, как Большой Чертеж, а лишь только первой его половине, тому полустолетию, которое предшествовало изготовлению карты Ляцкого — Вида в 1542 г. на чужбине, в отрыве от московских государственных чертежей. Автору трудно судить, насколько убедительны все его соображения и построения; моей путеводной нитью были прежде всего анахронизмы европейских карт, резкое несоответствие в ряде случаев государственной границы России времени публикации карт. Устарелость границ вела к той эпохе, когда они, эти границы, были еще жиз ненны и истинны; этот простой и ясный принцип позволил передвинуть ряд русских оригиналов карт XVI—XVII вв. в эпоху Ивана III и Василия III, к первым десяти летиям жизни только что объединенного Московского государства.
Этапы развития русской картографии можно представить себе так.
В конце XIV в. в московских правительственных и церковных кругах началась систематизация географических материалов как по всем русским землям, так и по соседним государствам Европы и Ближнего Востока.
Развитие писцового дела в XV в. увеличило фонд детальных географических дан ных почти по всем русским землям. Создание Московского государства с его тысяче верстными пространствами вызвало к жизни специальные «дорожники» с расчетом
расстояний в |
верстах. |
Появление планов отдельных земельных участков, вычер |
ченных «на лубе», в конце |
XV в. содействовало восприятию русскими людьми идеи |
|
графического |
изображения государств, идеи чертежа или карты. |
|
Учителями картографии были, по всей вероятности, итальянцы, «фрязове», жив шие в большом числе в М-оскве в последней четверти XV в.
Первой русской картой всей Московской державы следует считать «старый чертеж» 1497 г., датированный достаточно точно по данным русско-шведской войны (взятие шведами Ивангорода).
Составители этого чертежа постарались охватить всю основную территорию тогдашней Московии, подразделив ее на ряд крупных военно-фискальных областей. Главной своей задачей, как можно думать, картографы Ивана III считали общее представление о новой державе, ее обозримость, синтезирование сотен мелких удель но-феодальных владений в единое государственное целое. Чертеж единого государ ства Ивана III был ровесником единого законодательства — Судебника 1497 г.
Чертеж, но всей вероятности, был ориентирован, как и старые итальянские карты, по югу или юго-востоку; такая традиция прослеживается от 1542 по 1680-е годы. Общий чертеж составился из двух половин (Новгородско-Двинской и Москов ско-Казанской), выполненных в разных масштабах, Чертеж мог быть большим, значительно крупнее (а может быть, и подробнее?) той карты Дженкинсона, которая сохранила нам его схему.
Русско-литовские войны конца XV — первой четверти XVI в. и ожесточенные споры дипломатов о пограничных областях вызвали к жизни целую серию локаль ных чертежей служебного, демаркационного назначения, составлявшихся, очевидно, по мере воссоединения той или иной земли с Россией. Названия этих чертежей сохра нились в описях царского архива Грозного и архива Посольского приказа 1614 г., но сами чертежи не уцелели, разделив, очевидно, судьбу Большого Чертежа, сгорев шего в пожар 1627 г.
В 1523 г. (или около этого времени), по всей вероятности, в Посольской Избе создается новый чертеж Московского государства, послуживший в 1600 г. царевичу Федору в качестве основы, на которую он наносил засечную черту и города, по строенные его отцом. Составители нового чертежа были невнимательны к восточной окраине государства, где дела решались не за дипломатическим столом; на новом
чертеже отсутствовал русский Север, тоже не представлявший в эти годы ничего спорного, но зато все западное пограничье, широкая полоса Псковских, Смоленских и Северских земель показана с необычайной подробностью: нанесены реки и мелкие речки, озера, города, крепости и даже пограничные деревни. Можно думать, что новая карта Московии с особым, пристальным вниманием ко всему западному порубежью «государевой земли» с «Лифляндскими немцы и с Литовскою землею» возникла на осно ве серии пограничных чертежей 1503—1514 гг. и была создана специально для ди пломатического закрепления новых приобретений Москвы в западнорусских землях. Одним из таких моментов, когда карта помогла обсуждению нового положения, был 1517 г., а другим — 1523 год — год подписания перемирия с королем Сигизмундом. Государственная граница на востоке (без Казани) склоняет к признанию второй даты.
Новый чертеж |
1523 г. прежде всего демонстрировал Московское государство |
в его новом объеме, |
отражая условия мира 1523 г., но которому Смоленск и Север |
ские города прочно закреплялись за Москвой. Эта была карта результатов огромных побед московского оружия за 35 лет, прошедших со времени «старого чертежа 1497 г.».
Когда Василий III отправил в 1525 г. посольство в Рим к папе Клименту V II, то с именем русского посла Дмитрия Герасимова неоднократно связывалась какая-то карта Московии, так и оставшаяся нам неизвестной. Надо полагать, что для такого торжественного случая, когда нужно было показать могущество Московской дер жавы главе католического мира, был выбран новейший чертеж, включавший все старые и новые земли Москвы, т. е. чертеж типа 1523 г.
Слабым отражением загадочной карты Д. Герасимова является карта венециан ца Б. Аньезе 1525 г. В пользу того, что ее оригинал был близок к чортежу 1523 г ., может говорить то, что на нем (на оригинале Герасимова) тоже не был представлен Русский Север, и Дмитрию Герасимову, превосходному знатоку Севера, плававшему еще в 1496 г. по Ледовитому океану, пришлось сделать то, что спустя 88 лет сделал с картой Федора Годунова Гесседь Герритс,— дополнить карту основных москов ских земель пространным чертежом Ледовитого океана от устья Северной Двины до Печоры и Оби («Югорской реки»).
Карта Севера Дмитрия Герасимова была иллюстрацией к его устному рассказу, чрезвычайно заинтересовавшему итальянцев эпохи Ренессанса, о морском пути в Китай и Индию вдоль побережья Ледовитого океана.
Почти в эти же годы появляется еще одно своеобразное дополнение к сущест вовавшим чертежам Московии. Если «старый чертеж 1497 г.» давал державу Ивана III во всем ее объеме, а новый чертеж повествовал о значительно возросшей к 1523 г. державе Василия III, то новое дополнение, которое можно связывать хронологически
сприездом С. Герберштейна в 1526 г., ставило своей задачей познакомить читателя
сграницами исчезнувших княжеств (карты Сансона и Делиля). Гипертрофия Воро тынского княжества на этой карте, вытеснившего все остальные верховские княже ства, позволяет связать составление этой оригинальной карты с именем опального князя И. М. Воротынского, одного из информаторов Герберштейна.
Впротивовес государственным чертежам 1497 и 1523 гг., проводившим государ ственные идеи и пренебрегавшим феодальным дроблением русских земель, карта Воротынского является как бы политическим памфлетом, вышедшим из недр удельно княжеской оппозиции Василию III и его централизаторской политике. Карта с гра ницами княжеств превращала Московское княжество в небольшую вотчину в грани цах времен Даниила Александровича. Н а карте воскрешены как самостоятельные государства давно влившиеся в Московское государство земли вроде Нижегород ского, Владимирского или Тверского княжеств; здесь непомерно раздуты такие кня жества, как Воротынское, Вельское, Рязанское.
КАРТА
КНЯЖЕСТВ 1526 ГОДА
