Добавил:
kiopkiopkiop18@yandex.ru Вовсе не секретарь, но почту проверяю Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
5 курс / Психиатрия и наркология для детей и взрослых (доп.) / Бейтсон_Г_Кибернетика_Я_теория_алкоголизма.doc
Скачиваний:
1
Добавлен:
24.03.2024
Размер:
144.38 Кб
Скачать

Гордость или доказательство от противного?

Алкоголики могут казаться упрямыми, но они не глупы. Та часть ума, которая управляет их политикой, явно лежит слишком глубоко, чтобы к ней можно было применять слово "глупость". Эти уровни ума являются прелингвистическими и вычисления, происходящие в них, кодируются как первичные процессы.

Как во снах, так и во взаимоотношениях млекопитающих единственный способ достижения утверждения, содержащего собственное отрицание ("я не укушу тебя", "я не боюсь его") состоит в форсированном имажинировании или изображении отрицаемого утверждения, что ведет к доведению до абсурда. Два млекопитающих выражают утверждение "я тебя не укушу" посредством экспериментальной схватки, которая есть "не-схватка", иногда называемая "игрой". Именно по этой причине "антагонистическое" поведение обычно развивается в дружеское приветствие.

В этом смысле так называемая гордость алкоголика в известной степени является иронией. Она является целенаправленным усилием к испытанию концепции "самоконтроля" со скрытой, но недвусмысленной целью доказать, что "самоконтроль" является неэффективным и абсурдным. "Это не работает". Это ультимативное утверждение содержит простое отрицание и не может быть выражено первичным процессом. Поэтому его финальным выражением является действие - выпивка. Героическая борьба с бутылкой, этим фиктивным "другим", заканчивается "поцелуем и примирением".

В пользу этой гипотезы говорит тот несомненный факт, что испытание самоконтроля на прочность ведет обратно к выпивке. Как я утверждал выше, вся эпистемология самоконтроля, которую друзья пытаются внушить алкоголику, является чудовищной. Если это так, то алкоголик прав, когда ее отвергает. Он довел конвенциональную эпистемологию до абсурда.

Но такое описание "доведения до абсурда" граничит с телеологией. Если утверждение "это не работает" не может быть выражено в кодах первичных процессов, то каким образом вычисления в кодах первичных процессов могут тогда направить организм к испробованию таких типов действий, которые продемонстрируют, что "это не работает"?

Проблемы этого общего типа часто встречаются в психиатрии. Возможно, они могут быть разрешены только в рамках модели, в которой при определенных обстоятельствах дискомфорт, испытываемый организмом, активизирует петлю положительной обратной связи для усиления поведения, предшествовавшего дискомфорту. Такая положительная обратная связь могла бы предоставить подтверждение, что дискомфорт порожден именно этим поведением, и могла бы увеличивать дискомфорт до некоего порогового значения, при котором стали бы возможны изменения.

В психотерапии такая петля положительной обратной связи обычно представлена терапевтом, который толкает пациента навстречу его симптомам. Эта техника была названа "терапевтический double bind". Пример такой техники приводится далее, где АА подталкивает алкоголика к тому, чтобы пойти и попробовать "пить под контролем", чтобы он мог лично убедиться, что не обладает никаким контролем.

Также вполне правдоподобно, что симптомы и галлюцинации шизофреника - как и сновидения - представляют собой корректирующий опыт. Так весь шизофренический эпизод приобретает характер самоинициации. Отчет Барбары О'Брайен о ее собственном психозе является, возможно, самым сильным примером этого явления изо всех обсуждавшихся где бы то ни было. Следует добавить, что возможное существование такой петли положительной обратной связи, которая приводит к движению в направлении усиливающегося дискомфорта вплоть до некоторого порогового значения (которое может лежать и по другую сторону смерти), не включается в общепринятые теории обучения. Тем не менее, тенденция проверять неприятное его повторным переживанием является обычной человеческой чертой. Возможно это то, что Фрейд назвал "инстинктом смерти".