История
.docxИсходя из указанного выше различия трех основных типов горного законодательства вообще, мы видим, что уже в глубочайшей древности, в Египте и Греции, главнейшие ископаемые рассматривались как собственность государства. «Так в Египте», говорит г. Штоф1, «где были значительные разработки золота, серебра и меди, на эфиопско-арабской границе, рудники составляли собственность царей». Собственностью государства считались рудники и в Кареагенской республике и точно так же знаменитые Лаврионские (серебряные) и Паганейские (золотые) рудники в древней Греции отдавались на разработку государственной властью, независимо от воли владельцев тех земель, под которыми они находилисть2.
Иначе было в древнем Риме, по крайней мере в период владычества римлян в Италии. Здесь продукты недр рассматривались законом как плоды земли и принадлежали землевладельцам. Но и тут, в отношении, например, вне итальянских владений, мы имеем указания, что распоряжение недрами земли принимало на себя государство.
Из дошедших до нас отрывков горного положения для римских провинций, относящегося, как указывает г. Штоф2, к концу 1 в. по Р. X., видно, что государство чрез особое должностное лицо (procurator metallorum) отдавало там участки для горной разработки частным лицам за известную плату, причем дозволения на поиски и разработки новых месторождений выдавались каждому желающему. Относительно позднейшего же римского права следует прийти к несомненному заключению, что землевладельцы вовсе не считались, по крайней мере, безусловными собственниками недр земли.
Несомненно также, что принадлежность главнейших ископаемых не землевладельцу, но правительственной власти - царю (гех), который мог отдавать это право кому угодно, является общим правилом и в период Средних веков.
Указанное право, являясь, может быть, и не вполне формулированным в начале Средних веков, впоследствии приобретает вполне уже определенное название «горной регалии» и находит совершенно законченное выражение в общих Распоряжениях верховной власти, куда может быть отнесено, Например, законоположение о горной регалии (на серебряные рудники и соляные источники) Императора Фридриха от 1058г.; английского Короля Иоанна от 1201 г. — относительно оловянных рудников; Генриха Ш от 1262 г. — относительно рудников медных; эдикт, изданный во Франции Филиппом в 1321 г.; изданный в Швеции эдикт Карла VIII от 1480 г. И многие другие.
Судьба «горной регалии» была, однако, далеко не везде одинакова. Так, в то время, когда в Германии регальное право перешло от Императора к королям и другим территориальным владельцам1, а во Франции оно сохранилось вплоть до XVIII столетия — в Англии понятие горной регалии пало вместе с другими прерогативами королей. Уже в хартиях Эдуарда I (от 1305 г.) регалия на оловянные руда сохраняется только в графствах Корнваллис и Девон, а при английских королях Якове I и Карле I мы встречаемся с непосредственными указаниями на то, что разработка олова без согласия землевладельцев допускалась в этих местностях лишь в землях «общинных» и притом лишь тогда, когда разработка эта была производима до перехода земель в частное владение. Точно также и еще скорее подверглась весьма существенным ограничениям горная регалия в Англии, относительно прочих ископаемых. Сохранялось в силе лишь понятие регальной разработки золота и серебра.
Но в общем необходимо признать, что кроме Англии, где право распоряжения недрами земли сравнительно очень скоро было признано исключительно за землевладельцами, почти во всей Западной Европе с древнейших времен существовала горная регалия, принадлежность же отдельных видов ископаемых землевладельцам считалась исключением.
Установив, таким образом, факт существования горной регалии в период Средних веков, необходимо, однако, здесь же оговориться, что самое пользование горной регалией со стороны ее обладателей было в различных государствах далеко не одинаково. Бывали случаи, когда короли обращали добычу всего ископаемого в свою собственность, монополию, т.е. оставляли за собой исключительное право добычи горных богатств хозяйственным образом или чрез посредство частных предпринимателей относительно тех или других ископаемых в отдельности и притом или во всем государстве, или только в известных местностях, что особенно часто практиковалось относительно добывания соли и железа — или отдавали право разработки во всех своих владениях или части их отдельным лицам и компаниям. Так было, например, во Франции в 1548 г. при Генрихе II, который выдал исключительную привилегию на поиски и добычу ископаемых на всяких землях, сроком на много лет некоему Робервалю, причем впоследствии, когда была разрешена деятельность и других горнопромышленников, то последним было запрещено приближаться своими разработками к рудникам Роберваля на 2 мили. Но наиболее общим способом пользования горной регалией, по крайней мере в Германии, является тот случай, когда, как указывает г. Штоф1, король, имеющий исключительное право на богатства, заключенные в недрах земли его королевства, объявлял так называемую горную свободу (Bergbaufreiheit), т. е. дозволял каждому искать месторождения ископаемых на всяких землях и в случае открытия таковых предоставлял открывшему право получать известную площадь для разработки на неопределенное время, но под условием, во-первых, уплаты известной, определенной в пользу правительства подати (Urbure, Frohngeld); во-вторых, постоянного ведения разработки, раз начатой и, в-третьих уплаты известного вознаграждения в пользу того землевладельца, в имении которого производится разработка, что, впрочем, иногда заменялось правом для землевладельца участвовать также в разработке (так называемое Mitbaurecht) или уплатой ему горнопромышленником известной части королевской подати или, наконец, прямо предоставлением известного участия в прибылях от разработки, что выражалось словами «Grundkux», «Freikux», «Erbkux».
«Такой порядок», говорит Штоф2, «получивший в Германии характерное название горной свободы (Bergbaufreiheit или просто Bergfreiheit) и справедливо составляющий предмет гордости для германцев, появился весьма рано в горном законодательстве Германии и вероятно еще ранее, в виде права обычного на практике^; в XVIII в. он существовал по всей Германии и, затем, с некоторыми видоизменениями, послужил основою действующего горного законодательства не только этой страны, но и многих других европейских и даже некоторых американских государств». «Здесь же», продолжает г. Штоф, «мы видим один из наиболее интересных примеров исторической метаморфозы. Что горная свобода вытекла непосредственно из горной регалии — в этом едва ли может быть сомнение, как доказывают новейшие исследования». «Они», говорит тот же автор, «показали, что горная свобода и право первого открывателя месторождения ископаемого на его разработку появляются только там, где была горная регалия и не относятся (по крайней мере, до позднейшего времени, когда горные законы были подвергнуты пересмотру с сознательно-государственной целью) к ископаемым, которые не подлежали регалии (таков был, в большей части Германии каменный уголь) и что, напротив, регалия существовала в некоторых местностях по отношению к известным месторождениям и без горной свободы, тогда как обрат- наго случая не было нигде до новейшего времени. Подобным образом, едва ли может подлежать сомнению и то, что объявление горного промысла свободным совершилось владельцами регалии просто в видах достижения больших выгод для своей казны: промысел этот сопряжен с риском слишком большим для того, чтобы владельцы регалии могли вообще желать вести его своими средствами; для получения выгод от него, им оставалось только передать разработку частным лицам и брать с них за это подати, — а опыт вскоре показал, что разработка ископаемых наиболее развивается там, где право первого открывателя является для частных предпринимателей могучим стимулом к риску».
Коренной переработке горные законы Западной Европы подверглись впервые лишь в конце XVIII в. и именно во Франции^
Уже к XV столетию мы видим во Франции массу эдиктов, предписаний, деклараций, различного рода решений Советов, которые, несмотря на их многочисленность, являются крайне, однако, недостаточными.
«Во Франции», говорит Грамматчиков1, «прерогатива короля раздавать права на разработку минеральных богатств была употреблена во зло: рудники сделались предметом нескончаемых интриг; разработка их производилась дурно, многие рудники оставались тунележащими; промышленность и торговля громко жаловались и требовали радикальнаго изменения суще- ствовавшаго законодательства».
Отсутствие общих принципов горного права во Франции и в особенности ряд ничем не оправдываемых монополий привели к проекту нового горного закона 20 марта 1791 г. И вот интересно, как докладчик этого проекта, знаменитый Реньо д’Эперси, останавливаясь, прежде всего, на принципиальном вопросе о том, должно ли вообще рудники рассматривать как собственность частную или как собственность общественную, приходит к заключению, что ископаемые вообще не могут являться продуктом промышленности, они не могут также считаться плодами почвы, получаемыми трудами человека, они суть дары природы, и потому все люди имеют на них одинаковые права. Они могут принадлежать только всем, и только одна нация имеет право распоряжаться ими и регулировать их употребление.
Докладчик проекта горного закона 1791 г. указывает как бы в подтверждение своих выводов на историю древнейшей Франции. Разработка рудников издревле зависела от государства, а вовсе не от землевладельцев. Если при возникновении гражданского общества, говорит Реньо д’Эперси1, собственность могла произойти лишь вследствие разделения труда, то ясно, что только поверхность земли, обработка которой доставляла пищу людям и их стадам, могла быть ее предметом. Собственность не могла простираться до ископаемых, скрытых в недрах земли и остававшихся в неизвестности еще долгое время после основания гражданского общества.
Сообразно сказанному и проект нового закона, внесенный в так называемое национальное собрание, начинался словами: «les mines et les minieres sont a la disposition de la nation», т. e. что рудники и копи состоят в распоряжении нации. Но вот явился контрпроект, внесенный г. Эрто Ламервилем, и во главе этого проекта стоит другое начало, совсем противоположное, а именно признание того, что «les mines et les minieres font partie de la propriete fonciere et individuelle des citoyens», т. e. что рудники и копи составляют часть индивидуальной поземельной собственности граждан. «Пусть нация», говорит Э. Ламервиль1, «возьмет у меня за вознаграждение всю мою собственность, если ей это нужно, но пусть она не делается совладельцем моим в одном и том же пространстве, избрав себе недра и оставив мне поверхность.
Экзальтированный идеи Ликурга и мечты Платона должны быть далеки от нас. Уничтожение частной собственности и замена ее общим владением никогда не может соответствовать общему благу; только свет, вода и воздух могут быть в таком владении... Действительно, всякая национальная собственность ограничивает личную свободу, вредит общим интересам и составляет источник раздоров. Недостаток ее всегда будет тот, что как в судебные приговоры, так и в декреты законодательной власти будет замешан, в силу природы вещей — личный интерес... Ни один судья, ни один представитель народа не мог бы при этом остаться вполне беспристрастным. — Кто будет считаться собственником ископаемых при добыче их от имени нации? Видите ли, вы все угнетения, всю вражду, которые были бы порождены этим? Видите ли вы те преступления против земледелия или даже против личности землевладельца, которые стал бы себе позволять горнопромышленник или его подчиненные? ... Основавшись на чужой земле, он будет обращаться с ней как со своей собственностью; прекращая разработку, он оставит землю в печальном состоянии опустошения, часто ничего не уплативши вперед землевладельцу или его арендатору.
Многие жители департамента Шеры и других местностей удостоверяют в заявлениях своих Комитету, что горные работы ежедневно производят нарушения свободы, спокойствия и собственности... На сколько же более страдала бы частная собственность в том случае, если бы ваш декрет дал горнопромышленнику право считать, что он пользуется благом общественным и, следовательно, отчасти принадлежащим ему самому? Напрасно законодательная власть издавала бы подробные постановления и точные правила о вознаграждении собственника; последний всегда оставался бы жертвой национальной собственности... это была бы борьба железа с глиной. Известные проступки не могут быть доказываемы, по своей незначительности и скрытности, а частое повторение делает их невыносимыми; прибегать же в деревне каждую минуту к полицейской власти — очень трудно».
Горячая речь Эрто Ламервиля в защиту контрпроекта нашла много сторонников, и вот возникает разноречие, устранить которое берется знаменитый Мирабо1. Он действительно совершает это со свойственным ему талантом, становясь на почву примирения двух крайностей и отстаивая, так сказать, принцип горной свободы, а рудники и копи как «собственность нации».
Мирабо предлагает признать за землевладельцами исключительное право разработки ископаемых открытыми работами до юо футов глубины и распространение горной свободы на подземные богатства, скрытые глубже.
И крайне интересны в этом отношении соображения, высказанные Мирабо: «Нельзя отрицать», говорить он, «что месторождение ископаемого должно быть разрабатываемо по всему своему протяжению, но объявление его частной собственностью не содействовало бы этому. Я опускаю шахту в своем владении; едва я получил луч надежды на открытие, как я нахожусь уже под поверхностью земли соседа и если он не дозволит мне опустить вторую шахту, я должен отказаться от работы... Но не говоря уже об этой первой трудности, можно ли ожидать, чтобы землевладелец сам рискнул значительными издержками, необходимыми для горного предприятия?.. Большая часть землевладельцев не имеет достаточно средств для обработки земли, откуда же им взять средства, чтобы вложить в такое опасное предприятие? Может быть скажут, что землевладельцы составят компанию. Но часто пришлось бы для обработки рудника на две мили окружностью соединить две тысячи собственников... Как может такое большое число участников действовать согласно? Состояние их было бы почти всегда недостаточно для дела, ибо бывают рудники, разработка которых стоит в ю раз дороже ценности земли их покрывающей, а при этом не должно забывать, что встречается больше таких горных предприятий, которых предприниматели разорились, чем таких, которые вернули сделанные на них затраты. Если мне возразят, что горномышленные компании могут купить все те земли, в которых хотят производить разработку, и таким образом сделаться землевладельцами, то я спрошу — было ли бы такое соединение многих земельных участков удобоисполнимо и, по основам нашей новой конституции, полезно? Притом, можно ли надеяться, чтобы компания, которой приходится делать такие большие затраты, прежде чем найти то, чего может быть вовсе и не существует, — ко всем препятствиям, с которыми ей надо бороться, присоединила бы еще покупку земли?.. Или же мне возразят, что в таком случае вместо значительных горных предприятий возникнет множество мелких разработок? Но уже замечено, что минеральное месторождение не может быть раздробляемо подобно полю. При крупных предприятиях, издержки производства меньше и добываемый материал может быть продаваем дешевле. Затратив большие суммы, можно проследить месторождение до его пределов; вследствие этого увеличивается количество добычи и уменьшается цена. Две тысячи землевладельцев устроят две тысячи шахт для такой разработки, для которой одной компании было бы достаточно устроить их четыре. Первые будут употреблять при работах ручные способы, последняя же заменит человеческую силу машинами...»
И действительно, взгляды, высказанные Мирабо в общем легли в основу французского горного закона 28 июля 1791 г.1
Затем следуют все новые и новые проекты горных законов, но на утверждение законодательного корпуса является лишь восьмой проект, именно представленный в 1810 г. и созданный под непосредственным руководством Наполеона.
Закон 1810 г. весьма резко отличается от закона 1791 г. | Ни о праве землевладельцев на все ископаемые до глубины юо футов, ни о каком-либо преимущественном праве их на концессию в законе 1810 г. нет и речи.
Хотя первоначальной мыслью Наполеона и было признание, что минеральные богатства не подлежат никакому регальному праву, тем не менее впоследствии сам же Наполеон, согласно мнению большинства, высказал мнение, что минеральные богатства должны именно представлять из себя особый новый вид собственности и что право разработки их составляет совершенно особый источник богатства. Минеральные богатства должны считаться собственностью лиц, получивших концессию, на условиях, определяемых самим актом концессии, и условия эти согласуются с 552-й статьей Гражданского кодекса
Франции. —
Из указанного же положения вытекают основные принципы закона 1810 г., согласно которому наряду с признанием, что рудники (т. е. вообще минеральные богатства) составляют предмет собственности совершенно особенной, создаваемой актом концессии, не упускаются из виду и права владельцев поверхности. Владелец поверхности признается подлежащим вознаграждению за разработку ископаемых, находящихся под его землей, но самые минеральные богатства, т. е. рудники (mines), рудо- копни (minieres) и каменоломни (cairieres)1, в силу акта получаемой от правительства концессии, образуют собственность, отдельную от права собственности на поверхность и подлежащую передаче и отчуждению, как и всякая другая собственность (в согласии со ст. 552 кодекса Гражданских законов).
Развивающий указанные идеи Французский горный закон 1810 г. перешел в Бельгию и Голландию, а наиболее существенные (но небольшие) его изменения были сделаны в 1880 г.2, самый же позднейший проект нового горного закона для Франции, проект, по типу своему приближающийся к новейшим Германским горным законам, был внесен в 1894 г., от имени покойного президента Французской республики Карно, Министром публичных работ. Действующим и в настоящее время, как во Франции, так и в Бельгии, является в сущности закон 1810 г.
В Германии горное право разрабатывалось главным образом наукой и особенно усердно в 30-х и 40-х гг. XIX столетия, причем главной задачей теоретиков (Bergrechtslehrer) была безусловная защита принципа горной свободы (Bergbaufreiheit). Большинство соображений, как теоретических, так и практических, приводилось для доказательства того же самого положения, что ископаемые отнюдь не должны составлять принадлежность права собственности на поверхность земли. Стремясь осязательно установить логическую связь между горной регалией и горной свободой, германские ученые старались всеми силами повлиять на законодателя в том смысле, что главное в горном праве есть горная свобода, а вовсе не регалия, и что эту-то свободу и следует сохранять и укреплять.
Такое именно положение послужило основой всего пересмотра горных законов в Германии. Начался такой пересмотр в Пруссии. Общий горный Устав в Пруссии был введен в 1865 г. Изданию нового закона предшествовали десять проектов.
Первые законодательные акты по горной части, изданные в Пруссии, относятся к 1691 г. «До Фридриха Великого», говорит Грамматчиков, «творца Прусской Монархии, и не могло быть ничего подобного общему законодательству». Фридрих Великий впервые занялся кодификацией горного законодательства, а с 1780 г. мы встречаемся уже с деятельностью специальной кодификационной комиссии по горному праву, причем главным принципом законодательства того времени являлся так называемый Direction Prinrip, т. е. полнейшее подчинение частной горной промышленности вмешательству и опеке горных чиновников.
Вмешательство и опека, по указанию Грамматчикова3, доходили до таких размеров, что, в наше время, при подобных условиях, трудно себе представить возможность не только развития, но даже существования горной промышленности. Стремление освободиться от такой зависимости вызвало целый ряд законодательных актов, и акты эти, издававшиеся до конца 1863 г., подготовили общую реформу, завершившуюся изданием закона 1865 г. Прусский горный закон 1865 г., являющийся в сущности действующим и по настоящее время, признавая горную свободу, вовсе не содержит в себе упоминания о горной регалии, а говорит лишь об изъятии известных ископаемых из права неограниченного распоряжения землевладельцев, наряду с признанием понятия о горной свободе.
Прусский горный закон 1865 г., после войны 1866 г., был распространен и на присоединенные провинции: Ганновер, Кургессен, Нассау, Гессен-Гамбург, Франкфурт, Гессен и Обергессен, а затем он был принят, с небольшими видоизменениями, и в других государствах нынешней Германской Империи1. —
Весьма схожим по своим принципам с горным законодательством Пруссии является горное законодательство Австрии.
Пересмотр Австрийских горных законов привел к изданию действующего, с несущественными изменениями, и по настоящее время Общего Горного Устава 22 мая 1854 г. До издания последнего почти каждая область или коронная земля Австрии имела свой особый горный закон. Законы эти не были между собой согласованы и совершенно не соответствовали современным требованиям горнозаводской промышленности.
Объединение ввел закон 1854 г. Согласно ему все минеральные вещества, содержащие металлы, серу, квасцы, купорос, поваренную соль и составляющие предмет промышленной обработки, графит, асфальт и все роды бурого и каменного угля, представляют предметы горной регалии, и, таким образом, почти все минеральные богатства недр являются исключенными из собственности владельцев поверхности и предоставленными в полное распоряжение Верховной власти. Разведки и разработка подчиняются принципу концессионному, и права землевладельцев в отношении недр сводятся лишь к получению определенного за таковые недра вознаграждения. Так завершилась реформа горного законодательства у немцев, завершилась, как метко замечает г. Штоф1, торжеством ученых и всего горного дела путем признания горной свободы, с устранением (или по крайней мере с одним лишь формальным признанием) горной регалии, «как понятия не нужного для обоснования тех прав государства, которыми оно должно в общественных интересах пользоваться в отношении горного дела, а также с устранением и различных вредных для этого дела стеснений со стороны государства, имевших место прежде»2.
В отношении истории развития горного законодательства в Англии необходимо иметь в виду прежде всего, что изучение английского права вообще весьма затруднительно. „
Строгой, единообразной системы в английском горном праве, как и вообще английском законодательстве, мы не находим вовсе. Горное законодательство Великобритании составляет как бы ряд отдельных законов, создавшихся в силу крайней необходимости и образовавшихся путем историческим, наряду с лежащим в основе римским правом. В английском горном законодательстве имеет еще чрезвычайно большое значение обычай (custom, prescription) и за последним признается, в весьма многих случаях, сила закона, результатом же является полное отсутствие систематичности.
В сущности, в Англии признается действующим принцип безусловного права землевладельца на недра. Такое право землевладельца сложилось исторически и вытекло из постепенных ограничений признававшейся в свое время в Англии, как и в других странах, горной регалии. Ограничения, однако, принципа права землевладельца и на недра принадлежащей ему земли весьма существенны. Так, например, в силу исключения, все месторождения золота и серебра в Англии и Ирландии считаются принадлежностью Короны. Точно так же за правительством признается право на преимущественную покупку (по определенной таксе) руд медных, свинцовых, железных и оловянных, если только эти руды содержат в себе хотя бы какое-нибудь количество золота или серебра.
Далее следуют, также исторически сложившиеся, ограничения чисто территориальные. Сюда относится находящий отклик и в английском праве принцип горной свободы, т.е. возможность свободной (на условиях, указываемых правительством) разработки для каждого желающего свинцовых руд в графстве Дерби, оловянных руд в Корнвалле и Девоне и железных руд и каменного угля в лесу Дин. Затем остается и доныне непоколебимым исторически сложившееся исключительное право Короны на ископаемые в недрах моря и в морском берегу, между линиями самого высокого прилива и самого низкого отлива (кроме берегов графства Корнвалля, которые принадлежат герцогу Корнваллийскому).
Право собственности землевладельца и на недра принадлежащей ему земли, как основной принцип английского горного права, обусловливающий приобретение права собственности на недра земли покупкой ее поверхности, претерпевает, однако, также весьма важное исключение относительно железнодорожных обществ. Последние, приобретая землю, не получают права собственности на недра. Они остаются в распоряжении землевладельца, и только лишь те части, которые должны быть сняты, выкопаны или употреблены при постройке дороги, составляют исключение. Таковы положения юридические. Практически, однако, в большинстве случаев разработка рудников, как на казенных землях, так и на землях частных владельцев, осуществляется в Англии путем отдачи разработки этой в арендное содержание. '—
Условия аренды самые разнообразные. Все предоставляется определению сторон. Срок аренды обычно устанавливается не более 99 лет, а имеющиеся в законе условия аренды горных разработок применяются лишь в тех случаях, когда в договорах аренды являются неразрешенными основные вопросы. ^ ^
Сюда относятся примерные постановления касательно размера поверхности, занимаемой для горных работ, относительно права проезда через поверхность землевладельца, не отданную под горную разработку, права пользования подземными водами, по вопросам о возмещении убытков землевладельца, вызванных работами арендатора, и проч.
Относительно же правильности эксплуатации рудников в экономическом отношении никакого правительственного надзора в Англии не существует.
Горное законодательство с принципом права землевладельца и на недра принадлежащей ему земли было, очевидно, заимствовано из Англии и в Америке. Наряду с этим в большинстве Северо-Американских Штатов действует, однако, и «горная свобода», которая находит применение главным образом относительно государственных земель, которых особенно много в Северной Америке и которые передаются там частным лицам участками на основании особых правил. Вообще же история развития горного законодательства в Америке чрезвычайно своеобразна и интересна.
Мы видим, что и здесь государственные земли, известные по богатству содержащихся в них ископаемых, издавна передавались для разработки частным лицам. Никаких препятствий к свободной разработке ископаемых на этих землях центральное правительство не ставило. Между тем, в некоторых местностях, как, например, в знаменитой Калифорнии стечение горнопромышленников было до такой степени громадное, что спорам и столкновениям не было конца. И вот тогда было применено то крайне оригинальное, чисто американское средство, которое в Европе показалось бы, пожалуй, как справедливо замечает г. Штоф1, немыслимым. Совершенно помимо государственной власти горнопромышленники определенной местности сами, по взаимному между собой соглашению, устанавливали известные правила относительно порядка занятия земель под горную разработку и условий, при соблюдении которых раз приобретенное право на участок за ними сохранялось. Как исполнение, так и видоизменение таких правил зависело лично от самих горнопромышленников. Первоначальное появление таких правил или «регулятивов» относится к началу XIX столетия. Но существование их продолжается во многих округах и поныне. Впервые же вмешательство государственной власти в дело горного промысла имело место в Америке в 1866 г., когда был издан первый Обще-Американский горный закон, положивший начало действительному упорядочению горного промысла, так как уже слишком очевидна была царившая ранее и главным образом, за отсутствием всякого надзора правительственной власти крайняя недостаточность обеспечения действительной разработки месторождений, сводившаяся к захвату последних спекулянтами без действительно рациональной их разработки.