- •Семиотическая традиция: коммуникация как межсубъектное взаимодействие, опосредованное знаками
- •Феноменологическая традиция: коммуникация как проживание иного опыта
- •Социопсихологическая традиция: коммуникация как экспрессия, взаимодействие и влияние
- •Социокультурная традиция: коммуникация как (вос)производство социального порядка
- •Критическая традиция: коммуникация как дискурсивная рефлексия
КОМПАРАТИВИСТИКА-Ш: Альманах сравнительных социогуманитарных исследований / Под ред. Л.А. Вербицкой, В.В. Васильковой, В.В. Козловского, Н.Г. Скворцова. — СПб.: Социологическое общество им. М.М. Ковалевского, 2003. — 408 с.
Р.Т. Крэйг
(ф-т коммуникации Университета Колорадо, США)
ТЕОРИЯ КОММУНИКАЦИИ КАК ОБЛАСТЬ ЗНАНИЯ*
Предлагаемое эссе реконструирует теорию коммуникации как диалектико-диалогическую область знания, основываясь на двух принципах: 1) в качестве метамодели принимается конститутивная модель коммуникации, 2) теория рассматривается как метадискурсивная практика. Приводятся доводы в пользу того, что все теории коммуникации, будучи обращены к реальным явлениям жизненного мира, в котором «коммуникация» уже стала многозначным термином, важны по-своему. Каждое направление в теории коммуникации опирается и апеллирует к одним положениям и оспаривает другие. Дополняя друг друга и враждуя друг с другом, они вызывают к жизни теоретический метадискурс, который отчасти совпадает и потенциально обогащает практический метадискурс, используемый в обществе. В предлагаемом подходе к теории коммуникации риторическая, семиотическая, феноменологическая, кибернетическая, социопсихологическая, социокультурная и критическая традиции в том виде, как они сложились на сегодняшний день, различаются определениями коммуникации и коммуникативных проблем, научной лексикой и теми характерными для каждой традиции общими местами, к которым они апеллируют или которые оспаривают. В работе предлагаются единые координаты, в рамках которых проводится обсуждение всех традиций, рассматривается значение теоретической и образовательной деятельности в данной области знания.
Теория коммуникации необыкновенно богата идеями, которые оседают в обозначенных ею границах; недавно появились новые блестящие теоретические работы по коммуникации1. Тем не менее я утверждаю, что несмотря на древние корни и все увеличивающееся число толкований, теории коммуникации как четко определенной области знания пока не существует2.
Складывается впечатление, что мы работаем не в единой теоретической области, а большей частью изолированно. В книгах и статьях по теории коммуникации редко упоминаются другие авторы, работающие в этой же отрасли знания; исключение составляют узко специализированные (междисциплинарные исследования и работы, выполненные в рамках научных школ3. За пределами этих небольших групп между теоретиками коммуникации просто не возникает ни соглашений, ни расхождений
* Печатается по разрешению издательства University Press Oxford. Оформление сносок в соответствии с оригиналом. Отдельные фрагменты первых вариантов этой статьи были представлены в качестве второй Ежегодной лекции по коммуникации в Университете Индианы, Блумингтон, 16 октября 1996 г., а также на ежегодных конференциях Международной коммуникативной ассоциации в Монреале в мае 1997 г. и Национальной коммуникативной ассоциации в Чикаго в ноябре 1997 г.
72
по значительному кругу вопросов. Отсутствует общетеоретический канон, к которому они все могли бы обращаться. Не существует ни общих целей, которые объединяют их, ни спорных вопросов, которые их разъединяют. Вот почему чаще всего они просто игнорируют друг друга4.
В университетах предлагается все больше курсов любого уровня по теории коммуникации, публикуется множество учебников. Но если внимательно вчитаться в содержание этих учебников, становится ясно, что хотя и существует множество теорий коммуникации — в действительности даже слишком много, чтобы эффективно преподавать предмет в рамках одного курса,'— консенсус относительно теории коммуникации как области знания отсутствует.
Андерсон (Anderson, 1996) проанализировал содержание семи учебников по теории коммуникации и выделил 249 различных «теорий», 195 из которых упоминались лишь в одном из семи. То есть только 22 % теорий были упомянуты более чем в одном учебнике, и всего 18 из 249 теорий (7 %) были включены более чем в три книги. Если бы теория коммуникации действительно была единой областью знания, по крайней мере больше половины учебников по вводному курсу имели бы согласованное содержание уж более, чем на 7 %. Вывод о том, что теория коммуникации все еще не являет-ся согласованной областью знания, становится неизбежным5.
Хотя теория коммуникации еще не стала областью согласованного знания, думаю, она может и должна стать таковой. Это произойдет по мере того, как мы, теоретики коммуникации, станем больше заниматься социально значимыми целями, вопросами и проблемами, что предполагает обращение к различным дисциплинарным традициям, конкретным специальностям, методологическим принципам и философским школам, в настоящее время разделяющим нас.
В предлагаемом эссе я доказываю, что все теории коммуникации релевантны реальным явлениям жизненного мира, в котором «коммуникация» уже стала многозначным термином. С этой точки зрения, теория коммуникации выступает согласованной областью метадискурсивной практики, это область дискурса о дискурсе, имеющая значение для практики коммуникации Каждая из многочисленных традиций предлагает свои собственные способы концептуализации и обсуждения коммуникативных проблем и практик. Эти способы исходят из некоторых общих представлений о коммуникации, к которым они апеллируют, подвергая сомнению другие. Но только благодаря диалогу между этими традициями теория коммуникации может быть реально связанной с практическим дискурсом (или метадискурсом) о коммуникации в обществе (Craig, 1989; Craig & Tracy, 1995).
Далее будут обсуждаться следующие тезисы:
73
Теория коммуникации до сих пор остается несогласованной областью знания потому, что исследователи пока не нашли способа преодоления блокирующих дисциплинарных практик, которые разделяют их.
Потенциал теории коммуникации как области знания может быть реализован наилучшим образом не в виде единой теории коммуникации, но на основе диалогически-диалектической дисциплинарной матрицы, системы допущений, понимаемых всеми сходным образом (хотя и постоянно оспариваемых), что создает возможность для продуктивной дискуссии между различными традициями теории коммуникации.
Дисциплинарную матрицу можно разработать, используя конститутивную метамодель коммуникации, которая создает концептуальное пространство, где могут сосуществовать и находиться во взаимодействии различные модели первого порядка, и концепцию теории коммуникации как теоретического метадискурса, продуктивно связанного с практическим' ме-тадискурсом повседневной жизни.
На основе этих принципов можно осуществить предварительную реконструкцию как мультидисциплинарных традиций теории коммуникации, так и семи альтернативных терминологических словарей, необходимых для теоретического осмысления коммуникации как социальной практики.
В заключение я опишу способы применения матрицы и дополнения к ней, а также ее значение для образовательной практики в области теории коммуникации.
Корни несогласованности
Несогласованность теории коммуникации как области знания можно объяснить как ее междисциплинарным происхождением, так и тем, как исследователи коммуникации использовали, и слишком часто неверно, интеллектуальные плоды, сыплющиеся из междисциплинарного рога изобилия.
Междисциплинарные истоки
Один из наиболее интересных фактов, касающийся теории коммуникации, связан с тем, что она более или менее независимо возникла во многих различных академических дисциплинах. Работа Литлджона (Littlejohn, 1982), в которой представлен наиболее полный на сегодняшний день обзор подходов, выявила вклад в теорию коммуникации таких далеких друг от друга дисциплин, как литература, математика и техника, социология и психология6. Антология теории коммуникации Бадда и Рубенса (Budd and Ruben, 1972) включает главы, представляющие 24 дисциплины в алфавитном порядке, от антропологии до зоологии.
С самого начала коммуникативная дисциплина стремилась утвердиться в качестве междисциплинарного информационно-аналитического центра,
74
своеобразной «расчетной палаты» (клиринг-хауз) для всех дисциплин. Дух междисциплинарности еще жив в нас и заслуживает того, чтобы его культивировали как одно их главных наших достоинств. Однако объединение большого числа различных научных подходов значительно затруднило восприятие теории коммуникации как согласованной области знания. Что, собственно, эти подходы может связывать между собой? Разработанные в различных науках для решения различных интеллектуальных задач, они несоизмеримы в том смысле, какой вкладывал в этот термин Кун (Kuhn, 1970). Им не о чем договариваться или спорить, они вполне могут не замечать друг друга, поскольку представляют свой лишь номинально общий предмет — коммуникацию — фундаментально различными способами.
Данс (Dance, 1970) рассмотрел 95 определений коммуникации, приведенные в работах, которые появились в 1950-1960-е гг.7 Он пришел к выводу, что эти определения столь различны (им было выделено 15 концептуаль-ных компонентов), что коммуникацию лучше было бы представлять как «семью» родственных понятий, а не как единый концепт, чтобы избежать «разногласий, академических перестрелок и теоретических поводов для раскола» (Р. 210). Придерживаясь позитивистской традиции, которая, во всяком случае, сохраняет стабильность в отношении понятия «теория», Данс, вероятно, недооценил сложность интегрирования определений, эклектично порученных из дисциплин, имеющих несопоставимые интеллектуальные про- граммы и часто вкладывающих принципиально различное содержание в понятие «теория» (Craig, 1993). Обилие определений коммуникации и слож- ность их интеграции или выбора между ними на условиях, которые удовлет-ворили бы всех, привели исследователей коммуникации к компромиссной позиции (например, Fisher, 1978; Murphy, 1991) о бесполезности спора по поводу определений коммуникации. Но о чем же в таком случае спорить теоретикам, как не об основном понятии, которое конституирует общую для них область исследования?
От стерильного эклектизма к продуктивной фрагментации
По мнению Петерса (Peters, 1986), тот способ, которым коммуникация как дисциплина вводилась в американских университетах, в какой-то мере интеллектуально обеднил ее научное исследование. Термин «коммуникация», полагает он, был использован В. Шраммом и другими в качестве средства институционализации дисциплины, причем сделано это было таким образом, что оказалось невозможным какое-либо согласованное определение этой «области знания, ее интеллектуального центра и ее миссии» (Р. 527). Утверждаясь под знаменем коммуникации, эта дисциплина заявила об академическом притязании на всю область коммуникативной теории и исследований — весьма значительное притязание, поскольку коммуникация к тому времени уже широко изучалась, под нее подводилась теоретическая база.
75
Петерс замечает, что исследование коммуникации стало «интеллектуальным Тайванем, претендующим на то, чтобы быть всем Китаем, фактически же изолированным на маленьком островке» (Р. 545). Вероятно, наиболее вопиющий случай связан с математической теорией информации Шеннона (Shannon & Weaver, 1948), которую ученые, занимающиеся коммуникацией, использовали для подтверждения потенциального научного статуса своей области знания, хотя не имели никакого отношения к ее разработке, часто плохо понимали ее и редко находили ей практическое применение в своих исследованиях. Стерильный эклектизм теории коммуникации такого рода особенно очевиден в стремлении каталогизировать подходы, все еще часто встречающемся в большинстве учебников по теории коммуникации. «Область» теории коммуникации стала чем-то напоминать рекламу средства борьбы с вредными насекомыми, которое называется «The Roach Motel» («Мотель для тараканов»): теории регистрируются при входе, но никогда не выходят. Исследователи коммуникации присваивали идеи, невзирая на их происхождение, но мало что делали с большинством из них, можно сказать, погребали их после того, как изымали из той дисциплинарной среды, где они расцветали и могли быть плодотворными. Собственных оригинальных идей теоретики коммуникации создали немного.
Петере (Peters, 1986) указывает на еще один подобный феномен, который я мог бы интерпретировать иначе. Ведущие ученые в области коммуникации вполне осознавали проблему, которую я называю «стерильный эклектизм», и стремились преодолеть ее, разрабатывая теоретически обоснованные исследовательские программы. Так как большинство теорий и исследовательских парадигм было заимствовано из других дисциплин, это фактически означало запуск коммуникативных исследований, тесно связанных с исследовательскими программами других дисциплин, поэтому, например, большая часть работ в области политической коммуникации немногим отличалась от «политической науки, применяемой в области коммуникации» (Ibid. Р. 548). Аналогично, большая часть исследований по межличностной коммуникации была и продолжает оставаться слегка расширенной экспериментальной социальной психологией, применяемой в области коммуникации.
Междисплинарные и кроссдисциплинарные заимствования, конечно, полезны сами по себе и должны поощряться, чтобы уменьшить фрагментацию знания между разными дисциплинами. Проблема, как ее поставил Петере (Peters, 1986), состоит в том, что эти заимствования были использованы преимущественно для поддержания институциональных притязаний на дисциплинарный статус без ясно определенной темы или миссии предполагаемой коммуникативной дисциплины.
Коммуникативные исследования стали продуктивными, введя в собственную культуру фрагменты других дисциплин; но эти фрагменты не были, да и не могли быть объединены (в том виде, в каком они использовались) в
76
самостоятельное целое, оставшись лишь суммой составляющих его частей. Это обстоятельство объясняет, почему теория коммуникации все еще не сложилась в область согласованного знания. Каждый из фрагментов коммуникационных исследований был продуктивным в своей сфере; отсюда мой термин «продуктивная фрагментация». Однако до тех пор, пока дисциплина фрагментирована таким образом, учебники будут продолжать увязать в стерильном эклектизме, появится все больше теорий коммуникации, но так и нe будет теории коммуникации как области знания.
Реконструкция теории коммуникации как области знания. Цель: диалогически-диалектическая согласованность
Размышляя о путях преодоления несогласованности, мы не должны ставить целью создание химерически объединенной теории коммуникации «где-то за радугой». Такая теория всегда останется вне досягаемости, а если и можно было бы достичь этого, нам, вероятно, не стоило бы к этому стре-миться. Ни одна активная область исследования не имеет абсолютно единой теории. Идеально согласованное знание оказалось бы статичным и мертвым, в то время как практика коммуникации — это область жизни, она постоянно развивается на житейской сцене случайностей и конфликтов. Теория коммуникации как теория такой практики, вероятно, никогда не обретет окончательную, единую форму. Целью, на самом деле, должно стать то са-мое условие, которого так стремился избежать Данс (Dance, 1970): теоретическое многообразие, аргументация, полемика, пусть даже ценой возникающих время от времени академических перестрелок. Цель — это не такое состояние, когда нам не о чем спорить, но когда мы лучше понимаем, что у всех нас для обсуждения есть что-то очень важное.
Впрочем, как не следует гоняться за химерой единой теории, так не следует позволять антидисциплинарности отвлечь наше, внимание от исследований. Плодотворные теоретические споры чаще возникают на основе дисциплинарной матрицы, отталкиваясь от базовых допущений, разделяемых всеми. Дисциплинарность при этом не предполагает подавления многообразия или отказ от взаимодействия с другими дисциплинами8. Наличие дисциплины означает лишь то, как минимум, что многие из нас согласились не соглашаться относительно определенных вещей, имеющих важное значение и потому заслуживающих обсуждения. В этом смысле дисциплина — это «говорящее сообщество, имеющее традиции проведения дискуссий» (Shotter, 1997), не больше и не меньше.
Цель коротко можно определить как диалогически-диалектическую согласованность: достижение общего понимания о взаимодополняемости и напряженности между различными типами теории коммуникации, понимания того, что эти разные теории не могут нормально развиваться в полной изоляции, но должны вовлекать друг друга в полемику. В своей работе я
77
намерен исследовать условия, при которых возможно реконструирование теории коммуникации в рамках практической дисциплины так, чтобы выявить отмеченные выше взаимодополняемость и напряженность и, тем самым, создать согласованную область знания. Для решения этой задачи будет предложена теоретическая матрица, сконструированная на основе двух принципов. Первый из них выведен из «конститутивной» модели коммуникации, которая представляет собой еще одну попытку концептуализации теории коммуникации как области знания, однако, рассматривая эту модель в рефлексивном ракурсе, можно взглянуть на нее совершенно по-другому.
Принцип первый: конститутивная модель коммуникации как метамодель
Хотя дебаты по поводу определения коммуникации в основном прекратились после выхода работы Данса (Dance, 1970), понятие коммуникации примерно с конца 1980-х гг. вновь стало темой серьезных дискуссий среди теоретиков коммуникации. В период общего признания и расцвета коммуникативной теории возрождение интереса к данному понятию отражает растущую убежденность, по крайней мерс некоторых ученых, в том, что теория коммуникации может стать областью согласованного знания и занять центральное место в социальной науке. Разрабатывая понятие «коммуникация», мы фактически конструируем «коммуникационное» направление в изучении социальной действительности и тем самым определяем границы и цели дисциплины коммуникации, отделяющие ее от других социальных дисциплин9.
Среди наиболее интересных предложений, касающихся определения этой области, было несколько версий конститутивной, или ритуальной модели коммуникации.
Упомянутая модель обычно определяется по контрасту с ее диалектической противоположностью, трансмиссионной, или информационной моделью коммуникации, причем последняя, как утверждается, продолжает доминировать как среди непрофессионалов, так и в академических кругах (Carey, 1989; Cronen, 1995; Deetz, 1994; Pеarce, 1989; Peters, 1989; Rothenbuhler, 1998; Shepherd, 1993; Sigman, 1992, 1995b). Согласно общепринятому пониманию трансмиссии, коммуникация — это процесс отправления и получения сообщений, или передача информации от одного лица другому.
Трансмиссионная модель коммуникации подверглась серьезным нападкам в последние годы. Петере (Peters, 1989) обнаружил ее истоки в эмпиризме XXI в. с его индивидуалистическими и крайне солипсическими допущениями (см. также: Carey, 1989; Deetz, 1994; Pearce, 1989; Shepherd, 1993; Taylor, 1992, 1997); наряду с другими учеными он приводит различные доводы, доказывая, что трансмиссионная модель ошибочна с философской
78
точки зрения, полна парадоксов, что она идеологически устарела и должна, по крайней мере, быть дополнена, если не полностью вытеснена, такой моделью, которая концептуализирует коммуникацию в качестве процесса производства и воспроизводства общих смыслов. Конститутивная модель отводит коммуникативной дисциплине центральное место в интеллектуальной жизни и возлагает на нее культурную миссию (например, выступать с критикой культурных притязаний трансмиссионной модели).
В литературе по этому вопросу можно выделить несколько важных идей. Одна связана с тем, что представления о коммуникации исторически эволюционировали и лучше всего могут быть поняты в более широком контексте культурной и интеллектуальной истории. Вторая состоит в том, что коммуникационные теории рефлексивны, т. е. формальные теории часто черпают материал из обычного, культурно обусловленного способа размышлений о коммуникации, но, будучи сформулированы, теоретические взгляды в свою очередь оказывают влияние на обычное мышление и повседневную практику, поддерживая их или изменяя. Связь между теорией и культурой, таким образом, рефлексивна, или взаимно конститутивна. Теории коммуникации помогают в создании того самого феномена, объяснить который ставят своей целью Кэри и Криппендорф (Carey, 1989; Krippendorff, 1997).
Это подводит нас к третьей идее, которая состоит в том, что теории коммуникации, в силу их исторической и культурной укорененности и рефлексивности, имеют практическое значение, в том числе и политическое. Оказывая влияние на общество, они всегда служат чьим-то интересам, и — что не удивительно — более привилегированным и влиятельным слоям общества чаще, чем другим. Например, трансмиссионная модель коммуникации может служить интересам технических экспертов — ученых и инженеров, если она используется для подкрепления культурных установок о ценности экспертов как надежных источников информации.
Сущность четвертой идеи заключается в том, что коммуникация может быть полноправной интеллектуальной дисциплиной только в том случае, если она предполагает коммуникативный подход к анализу социальной действительности, который радикально отличается, но вместе с тем равен по статусу таким устоявшимся дисциплинарным направлениям, как психология, социология, экономика, лингвистика и т. д. У каждой из этих дисциплин свои способы объяснения определенных аспектов коммуникации. Психологические теории, например, объясняют когнитивные процессы, с помощью которых люди могут создавать сообщения (Berger, 1997). Однако коммуникативный подход полностью переворачивает пояснительные таблицы. Коммуникация в коммуникативном аспекте — это не вторичный феномен, который можно объяснить предшествующими психологическими, социологическими, культурными или экономическими факторами; скорее, сама коммуникация — это первичный конститутивный социальный процесс, который объяс
79
няет вес эти и другие факторы. Теории коммуникации, разрабатываемые другими дисциплинами, строго говоря, не относятся к области коммуникативной теории, поскольку они не опираются на коммуникационный подход. Подлинная теория коммуникации признает важность коммуникации (Sigman, 1995b); признает, что коммуникация сама выступает основным способом объяснения (Deetz, 1994)10.
Дитц отмечает, что новые дисциплины (в смысле фундаментально новых способов объяснения) «появляются, когда существующие способы объяснения не могут обеспечить бесспорное руководство при поиске ответов на ключевой набор новых социальных вопросов» (Deetz, 1994. Р. 568). В настоящее время важнейшие вопросы связаны с тем, кто и какими способами участвует в социальных процессах, в рамках которых конструируются персональные идентичности, социальный порядок и коды коммуникации. В противоположность традиционной информационной точке зрения на коммуникацию, безоговорочно принимающей эти элементы в качестве фиксированной структуры, которая должна присутствовать, чтобы коммуникация состоялась, Дитц поддерживает развивающееся «коммуникационное направление», которое сфокусировано на «описании того, как внутренний и внешний мир, социальные связи и средства выражения соответственно конституированы интеракционным процессом в качестве его собственного наилучшего объяснения» (Ibid. Р. 577).
Особенно важно, что аргументы, выдвинутые в поддержку конститутивной модели коммуникации, такие, как только что процитированные фрагменты из Дитца (Deetz, 1994), чаще всего не являются чисто теоретическими. Меняющаяся социальная ситуация, в которой разрабатывается теория коммуникации, требует новых способов размышления о ней. Конститутивная модель представляется практическим ответом на современные социальные проблемы, возникающие, например, вследствие эрозии культурных основ традиционных идей и институтов, увеличивающихся культурных различий и взаимозависимости и широко распространенных требований демократического участия в создании социальной действительности. Подобно тому, как трансмиссионная модель может использоваться для поддержки авторитета технических экспертов, так конститутивная модель, надеемся, послужит целям свободы, толерантности и демократии".
Хотя я во многом согласен с аргументами в пользу конститутивной модели коммуникации, я предпочел бы прагматическую интерпретацию, а именно, исходя из практических целей, не отрицать другие модели, например трансмиссионную. Я предлагаю рассматривать конститутивную модель в качестве метамодели, создающей концептуальное пространство, в котором могут сосуществовать и взаимодействовать различные теоретические модели коммуникации. Логично считать моделью коммуникации первого порядка такой подход, который выделяет определенные аспекты процесса комму
80
никации. Так, например, трансмиссионная модель представляет коммуникацию как процесс, в котором сообщения передаются от источника к получателю. Модель второго порядка, или метамодель, — это подход, выделяющий конкретные аспекты моделей. Конститутивная метамодель представляет модели коммуникации как разные способы организации коммуникативного процесса символически с определенными целями. Думаю, что неразличение моделей первого порядка и конститутивной мета-модели является категориальной ошибкой, которая ведет по меньшей мере к двум видам путаницы.
Во-первых, парадокс скрыт в самом диалектическом противопоставлении конститутивной и трансмиссионной моделей. Поскольку конститутивная модель в принципе отрицает, что какое-либо понятие обладает истинным содержанием — оно лишь создается в процессе коммуникации, в этом случае утверждение, что конститутивная модель является «подлинной» моделью коммуникации оказывается противоречащим самому себе. Несмотря на впечатление, которое можно получить при поверхностном чтении литературы по данной теме, определение коммуникации не является бинарным выбором между двумя конкурирующими моделями, трансмиссионной против конститутивной, это даже и не выбор вовсе, так как трансмиссионная модель, как ее обычно представляют, является не более чем упрощенной схемой. Трансмиссионная модель, если рассмотреть ее как один из символических способов представления коммуникации в соответствии с какими-то прагматическими целями, прекрасно согласуется с конститутивной моделью. Последняя не рассказывает нам о том, чем является коммуникация на самом деле, она скорее подразумевает, что коммуникацию символически можно представить (разумеется, посредством и в рамках коммуникации) самыми различными способами, в том числе и как процесс трансмиссии (почему бы и нет, если это необходимо для достижения определенных целей)12. Трансмиссионные понятия в коммуникации, каковы бы ни были их недостатки с философской точки зрения, продолжают иметь культурную ценность13. Более того, при критическом рассмотрении мы обнаружим множество причин для обращения именно к этой модели: в прагматическом смысле она может быть полезной Для различения коммуникативных источников и получателей, для отображения движения потока информации через системы, для рассмотрения сообщений как вместилищ значения, а коммуникации — как намеренного действия, выполняемого с целью достижения какого-то ожидаемого результата. Трансмиссионную модель можно оправдать, например, на том основании, что она культивирует определенную осторожность в отношении разнообразия и относительности направлений, а также в отношении всегда существующей опасности искажения и непонимания в коммуникации14.
Во-вторых, в более общем плане, конститутивная модель, пока она четко не определена как метамодель, может смешивать коммуникацию как тако-
81
вую с тем, как определяется коммуникация в рамках той или иной традиции и, уделяя внимание одним традициям в ущерб другим, чрезмерно сузить область теории коммуникации. Конститутивную модель, вероятно, легче всего спутать с тем, что в данном эссе позже я определю как социокультурную традицию теории коммуникации. В этой традиции коммуникация рассматривается в качестве процесса, который производит и воспроизводит (и тем самым конституирует) социальный порядок. Смешение конститутивной метамодели с социокультурной моделью коммуникации первого порядка может создать ложное впечатление, что другие традиции теории коммуникации, например те, что я назвал кибернетической и социопсихологической, не являются подлинно коммуникативными, поскольку они не используют коммуникативный подход в анализе социальной реальности. Однако, как я покажу, конститутивная метамодсль позволяет реконструировать эти иные традиции в качестве альтернативных типов коммуникативного анализа, а не просто объяснения коммуникации на основе некоммуникативных факторов. Одним словом, в рамках конститутивной метамодели существует множество различных способов теоретического осмысления коммуникации, или, говоря иначе, ее символического конституирования. Социокультурная традиция теории коммуникации — лишь один из этих способов.
Тот факт, что в рамках конститутивной метамодели коммуникация может быть теоретически осмыслена разными способами, все же не дает нам серьезного основания делать это, как не даст основания ожидать, что в результате быстрого увеличения количества теорий возникнет согласованная область коммуникации. Не возвращает ли нас эта «прагматическая» точка зрения — чем больше теорий, тем лучше — назад, к неприятному положению стерильного эклектизма или, в лучшем случае, продуктивной фрагментации? Я постараюсь доказать, что теория коммуникации, во всем своем многообразии, допускающем разные толкования, может быть согласованной областью знания, к тому же полезной, если мы поймем ее как метадискурс, дискурс о дискурсе, в контексте практической дисциплины. Это второй принцип создания диалогически-диалектической дисциплинарной матрицы.
Принцип второй: теория коммуникации как метадискурс
Во время чтения работы Тейлора (Taylor, 1992) мне пришла в голову ключевая идея, которая в результате и привела к появлению этого эссе по теории коммуникации как области знания. В своем критическом анализе теории языка от Локка до наших дней Тейлор «показывает особую практику создания теорий языка, перевода, коммуникации и понимания... в качестве производной от ... обычной, повседневной практики обсуждения того, о чем мы говорим и что делаем с языком» (Р. 10). Он считает, что формальная лингвистическая теория могла быть и фактически была создана путем трансформации
82
общих мест практического метадискурса (например, обыденного представления о том, что люди обычно понимают высказывания друг друга) в теоретические аксиомы или эмпирические гипотезы. Любая языковая теория упрочивает правдоподобие своих утверждений, риторически обращаясь к само собой разумеющейся достоверности некоторых метадискурсивных положений такого рода, скептически относясь к другим. Поскольку любая лингвистическая теория подвергает сомнению метадискурсивные положения, которые другие теории считают доказанными, лингвистическая теория в целом становится интеллектуальным метадискурсом, структурированным как закрытая, самодостаточная игра. По мнению Тейлора, единственный выход из этой замкнутой риторической игры интеллектуального метадискурса — оставить без внимания псевдопроблему, на которой эта игра основана, проблему объяснения того, как коммуникация становится возможной, и вместо этого обратиться к эмпирическому изучению практического метадискурса — того, как коммуникация осуществляется на практике.
Практический метадискурс встроен в коммуникативную практику. То есть коммуникация — это не только то, что мы делаем, но также и то, к чему мы относимся рефлексивно, выполняя это таким способом, который практически переплетается с нашими действиями. Когда Энн говорит Биллу: «Вряд ли ты сможешь понять то, о чем я говорю», Энн обращается в форме метадискурсивной ремарки к определенным обыденным представлениям о связи между тем, что сказано, и тем, что подразумевалось (таково, например, распространенное убеждение, что подлинное понимание приходит только с личным опытом), возможно, чтобы поколебать какие-то суждения Билла. Практический дискурс изобилует такими метадискурсивными приемами, имеющими важное значение в повседневной жизни для всех видов прагматических действий.
Осуществленная Тейлором (Taylor, 1992) деконструкция теории языка привела меня к мысли о том, что любая теория коммуникации, а не только лингвистическая теория, представляет собой разновидность метадискурса, способ разговора о разговоре, доверие и интерес к которому в значительной Степени объясняется его обращением к ставшему привычным повседневному практическому метадискурсу. Теории коммуникации социопсихологической направленности, например, кажутся убедительными потому, что обращаются как к само собой разумеющемуся представлению о том, что коммуникативные стили разных людей несут на себе отпечаток их личности. Теория коммуникативного понимания — лишь более сложная версия повседневного метадискурса о застенчивости, как, например: «она боялась говорить с ним, потому что была слишком застенчива».
Перефразируя Тейлора (Taylor, 1992), я выскажу рабочее предположениe, что особая практика коммуникативной теории во многом выводится из нашей обычной, повседневной практики разговора о коммуникации, и мой
83
анализ более обширной и разнородной области теории коммуникации в некоторых отношениях будет следовать проведенному Тейлором анализу более узкой и высоко структурированной лингвистической теории. Имеется, однако, и существенное отличие. В то время, как Тейлор (Taylor, 1992) описывает лингвистическую теорию как закрытую, самодостаточную игру, полиостью отделенную от прагматических функций, связывающих практический метадискурс с жизнью, я рассматриваю теорию коммуникации как открытую область дискурса, занятого проблемами коммуникации как социальной практики, как теоретический метадискурс, который возникает из практического, расширяет и обогащает его.
С этой точки зрения, нашей задачей не является Реконструкция коммуникативной теории. (В чем же тогда дело? И без того имеет место изрядная путаница.) Скорее, мы должны реконструировать теорию коммуникации как теоретический метадискурс, вовлеченный в диалог с практическим метадискурсом повседневной жизни. Предлагаемая концепция теоретического метадискурса вбирает в себя положения и выводы конститутивной метамодели коммуникации. Она признает рефлексивность теории коммуникации и в связи с этим нашу обязанность, как теоретиков коммуникации, обращаться в своих исследованиях к той культурной ситуации, которая и дала начало нашей дисциплине. Она признает, другими словами, способность теории коммуникации содействовать укреплению понимания коммуникации как социальной практики и, соответственно, превращению коммуникации в практическую дисциплину (Craig, 1989, 1995, 1996а, 1996b; Craig & Tracy, 1995).
В рамках коммуникации как практической дисциплины теория призвана обеспечить концептуальные ресурсы для размышления о коммуникативных проблемах. Это происходит путем теоретического представления (концептуального реконструирования) коммуникативных практик с использованием относительно абстрактных, хорошо аргументированных, нормативных идеализации коммуникации (Craig, 1996b; Craig & Tracy, 1995). Разумеется, подобное теоретизирование может быть реализовано разными научными направлениями, поэтому область теории коммуникации становится форумом, на котором обсуждаются сравнительные достоинства альтернативных теоретических подходов. Подобное обсуждение альтернативных теорий и составляет то, что я называю теоретическим мстадискурсом.
Коммуникация способна стать практической дисциплиной прежде всего потому, что в нашем жизненном мире понятие «коммуникация» уже является хорошо разработанным концептом. Раз мы принадлежим культуре, в которой все проблемы нами рассматриваются как по существу проблемы коммуникации (МсКеоn, 1957), в которой часто считается, что нужно «сесть и поговорить», если требуется «наладить» отношения (Katriel & Philipscn, 1981), в которой провозглашается, что коммуникация является той единственной связью, которая может удерживать вместе разнородное общество, не
84
смотря на огромные пространственные и культурные пропасти, разделяющие нас (Carey, 1989), значит, коммуникация стала темой, широко обсуждаемой в обществе, и уже каждый знает, что коммуникацию важно и нужно изучать для того, чтобы ее улучшить. Поскольку о коммуникации в обществе уже так много говорится, теория коммуникации может быть создана индуктивно посредством критического изучения повседневной практики и частично — с помощью преобразования и теоретического реконструирования «ситуативных идеалов», которые люди сами артикулируют в повседневном метадискурсе. Такой критико-индуктивный способ конструирования теории коммуникации был исследован в моей ранней работе по «приземленной практической теории» («grounded practical theory») (Craig & Tracy, 1995).
Коммуникация обладает потенциалом для того, чтобы стать практической дисциплиной, отчасти и благодаря тому, что «коммуникация» является ключевой теоретической категорией в большой группе уже признанных дисциплин, которые могут обеспечить нас концептуальными ресурсами осмысления практики коммуникации. Эти уже упрочившиеся традиции анализа коммуникации предлагают каждая свой особый, альтернативный терминологический аппарат, который можно критически реконструировать в альтернативные способы концептуализации проблем и практик коммуникации. Богатое интеллектуальное наследие выступает второй отправной точкой на пути создания теории коммуникации как области знания. Теория коммуникации, таким образом, может создаваться как дедуктивно, отталкиваясь от теории, так и индуктивно, отталкиваясь от практики. В данном эссе мы исследуем критико-дедуктивный способ конструирования теории коммуникации.
Хотя теоретическая разработка коммуникации осуществляется научными направлениями с несопоставимыми интеллектуальными программами, все же резонно предположить, что любая из выдвинутых этими дисциплинами идей потенциально имеет отношение к практике. Одно из объяснений этого, впрочем умозрительных, состоит в том, что теоретический интерес к коммуникации на протяжении всего XX в. связан с тем, что она стала культурно значимой категорией социальной практики. Это предположение находится в полном соответствии с рефлексивностью, или взаимным влиянием, теории коммуникации и культурной практики, о чем говорили Кэри (Carey, 1989), Дитц (Deetz, 1994) и другие авторы. С точки зрения риторики, одна из возможностей для академической дисциплины получить признание в конкретной культуре лежит' на пути доказательства ее социальной востребованности, демонстрации того, что она может интересно рассказать о культурно значимых темах и практических проблемах — например о коммуникации в нашей культуре.
Если верно, что широко распространившийся теоретический интерес к коммуникации среди столь большого числа академических дисциплин отча
85
сти вызван ее практической актуальностью, в этом случае мультидисципли-нарное наследие теории коммуникации в определенной степени уже настроено на задачи, стоящие перед практической дисциплиной. В оставшейся части данного эссе я намерен показать, как практический потенциал всех теорий коммуникации, каково бы ни было их дисциплинарное происхождение, может быть использован при конструировании научной области, общего поля, общего (мета)дискурсивного пространства, где все теории коммуникации могут продуктивно взаимодействовать как между собой, так и, посредством практического метадискурса, с коммуникативной практикой. Мой метод реконструирования традиций теории коммуникации с целью привлечь внимание к их практической значимости свободно следует за методом Тейлора (Taylor, 1992). Я полагаю, что теоретический метадискурс (т. е. теория коммуникации) ведет свое происхождение и одновременно теоретически осмысливает практический метадискурс (повседневные способы разговора о коммуникации); при этом и тот, и другой а) риторически обращаются к определенным метадискурсивным устойчивым формулировкам, что внушает доверие к теории и выглядит разумно с точки зрения неспециалиста; б) подвергают сомнению другие метадискурсивные устойчивые формулировки, что делает теорию интересной и проницательной либо бессмысленной до абсурда с точки зрения неспециалиста. Эта комбинация правдоподобия и «ин-тересности» обеспечивает предположительную практическую значимость теории. Поскольку разные теории обретают свою значимость разными, нередко конфликтными способами, теоретический метадискурс обращается к самому себе, чтобы обдумать эти различия, и тем самым конституирует себя как диалогически-диалектическую область знания. Задача, которую я ставлю, состоит в том, чтобы начать этот процесс саморефлексии в области теории коммуникации.
Семь традиций: краткий обзор области знания
До сих пор я приводил доводы в пользу утверждения, что теория коммуникации пока не является областью согласованного знания, однако обладает потенциалом стать диалогически-диалектической областью при условии следования следующим двум принципам: а) конститутивной метамодели коммуникации и б) концепции теории коммуникации как метадискурсивной практики в рамках практической дисциплины. Чтобы продемонстрировать возможности предлагаемого подхода, я кратко рассмотрю семь реконструированных направлений в теории коммуникации с использованием матрицы, которая выявляет практически значимую взаимодополнительность и напряженность между ними.
Таблицы 1 и 2 суммируют семь традиционных точек зрения, которые будут рассматриваться в дальнейшем. В табл. 1 каждая традиция сопоставлена с типичным для нее определением коммуникации и связанным с ним
86
определением коммуникативных проблем, с метадискурсивной терминологией, с теми привычными повседневными метадискурсивными формулировками, которые придают данной традиции правдоподобие, и с теми, которые данная традиция интерпретирует по-новому или подвергает сомнению. Таблица 2 продолжает анализ, предлагая единые координаты (а именно, общепринятые суждения или привычные аргументы, способные вызвать спор) для обсуждения традиций. Цель табл. 2 — выделить характерные критические возражения, которые каждая традиция выдвигает против типичного способа анализа коммуникативных практик, предлагаемого другой традицией15.
Я обращаюсь, когда это уместно, к последним работам по теории коммуникации для того, чтобы пояснить то или иное конкретное направление, а также сочетания разных традиций. Бесспорно, это скорее инструментальные конструкции, нежели определенные категории, но они представляют узнаваемые научные сообщества. Хотя я и пытался учитывать все возможное при отборе и определении традиций, тем не менее мои решения, несомненно, отражают мои интеллектуальные пристрастия и предубеждения. Прошу других ученых обратить на это внимание.
Содержание рассматриваемых семи направлений, надеюсь, отражает то, что известно любому читателю, достаточно хорошо знакомому с широким спектром теорий коммуникации. Какие-то из этих направлений соответствуют в известной степени, например, некоторым главам авторитетного учебника Литлджона (Littlejohn, 1996b). Однако несмотря на то, что содержание кажется знакомым (в конце концов, это традиции теории коммуникации), структура матрицы радикально отличается от общепринятых способов выделения направлений в данной области. Теории коммуникации обычно классифицировались по своему дисциплинарному происхождению (например, психологические, социологические, риторические), уровню организации (например, теории межличностной, организационной, массовой коммуникации), способу объяснения (например, теория черт, когнитивная, системная теории), по взятой за основу эпистемологии (например, эмпирические, интерпретирующие, критические теории). По контрасту, предлагаемая мною схема делит область в соответствии с принятыми за основу концепциями коммуникативной практики. Результатом такого изменения ракурса стало то, что теории коммуникации не обходят больше друг друга стороной в силу следования различным парадигмам или принадлежности различным уровням. Неожиданным образом теории коммуникации получают нечто, с чем каждая соглашается или не соглашается, и этим «нечто» оказывается коммуникация, а не эпистемология.
92
Риторическая традиция: коммуникация как практическое искусство разговора
Формально риторика — это искусство, соединяющее ораторскую речь и управление убеждениями и мнениями людей, обычно общественным мнением, которые не могут быть приняты под давлением или с помощью экспертов. Риторические исследования, больше известные как изучение публичной коммуникации, — это одна из немногих областей научного знания, на которую все еще активно влияют ее собственные традиции (Farrell, 1993. Р. 1).
С древнейших времен и до наступления XX в. основным источником идей по коммуникации была риторика (Littlejohn, 1996а. Р. 117).
В традиции риторической теории, созданной древнегреческими софистами и прошедшей долгий и сложный исторический путь вплоть до наших дней, коммуникация обычно рассматривается как практическое искусство разговора16. Такой способ теоретического анализа коммуникации полезен, если требуется объяснить, почему наше участие в разговоре, особенно публичном, важно, и как это происходит; кроме того данный подход открывает возможность для развития и улучшения практики коммуникации посредством ее критического изучения и образования. Проблемы коммуникации в риторической традиции понимаются как способность разрешать социальные трудности посредством умелого речевого воздействия на убеждения слушателей (Bitzer, 1968).
Риторическая традиция кажется убедительной и практичной, поскольку обращается к некоторым общепринятым представлениям о коммуникации. Все мы знаем, что риторика — влиятельная общественная сила. Большинство с готовностью согласится, что если речь идет об убеждениях, то всегда полезно выслушать разные стороны по какому-то вопросу и лишь затем выносить собственное суждение; поэтому риторика и кажется жизненно необходимой и полезной, даже если выступления довольно часто бывают невыразительными, раздражающими или просто вредными. По этим причинам нам важно понять, как риторика работает, и совершенствовать свои способности как в роли критических потребителей, так и в роли эффективных производителей риторики. Мы знаем, что некоторые люди как коммуникаторы лучше других, что лучшие образцы риторики могут подниматься до уровня великого искусства. Поскольку мы знаем, что коммуникаторы различаются своими умственными способностями и мастерством и что если не ум, то мастерство можно усовершенствовать обучением и практикой, логично думать, что люди как коммуникаторы могут стать лучше, изучая и применяя на практике приемы коммуникации, которые могут быть изобретены или открыты в ходе исследований и освоены посредством систематического обу
93
чсния. Более того, если мы понимаем, что защита интересов общества — лишь одна из многих сфер коммуникативной практики, таких, как межличностное общение, сообщение новостей, дизайн CD-ROM и т. п., го становится очевидным, что всю коммуникацию можно рассматривать как практическое искусство и изучать так же, как традиционно изучается риторика. Вот почему думать о коммуникации как о практической дисциплине не противоречит здравому смыслу.
Хотя риторическая традиция выглядит убедительной и практичной, поскольку апеллирует к множеству общепринятых суждений о коммуникации, она интересна еще и тем, что подвергает сомнению другие расхожие мнения и выявляет некоторые глубинные парадоксы коммуникации. Она оспаривает мнения о том, что слова менее важны, чем действия; что истинное знание — нечто большее, чем просто позиция в споре; что простые истины — нечто иное, чем стратегическая адаптация сообщения к уровню аудитории. Более двух тысяч лет ученые-риторики спорят о соотношении эмоций и логики в убеждении, о том, является ли риторика по своей природе хорошим, плохим или нейтральным инструментом, имеет ли ораторское искусство какое-то свое особое содержание, полезна ли теория для практики. Эти вопросы интересны (или могут стать интересными благодаря опытному преподавателю) отчасти потому, что содержат интеллектуальную задачу, отчасти потому, что их можно связать с реальными проблемами, которые встают перед нами в повседневной жизни. Нам действительно стоит подумать над тем, например, как влияют на нас эмоциональные призывы, которыми наполнена политическая и коммерческая реклама, и риторическая теория предоставляет ценный лексический инструментарий, с помощью которого можно концептуализировать и обсуждать этот общий опыт.
Семиотическая традиция: коммуникация как межсубъектное взаимодействие, опосредованное знаками
Семиотика много внимания уделяла тому, как люди передают значения, и в результате разработала терминологию, которой мы можем воспользоваться для наших собственных целей (Leeds-Hurwitz, 1993. P. XV).
Нарушенная коммуникация ... — это скандал, который стимулирует концепцию коммуникации (Peters, 1989. Р. 397).
Семиотика, наука о знаках, как и риторика, имеет древние корни (Manctti, 1993), однако о семиотике как об определенном направлении в теории коммуникации можно сказать, что она ведет начало от теории языка Джона Локка (его во многом недооцененной Книги III)17. Затем эта традиция была продолжена Пирсом и Соссюром, чьи работы легли в основу двух абсолютно разных направлений семиотики, и развита в современных теориях языка,
94
дискурса, перевода, невербальной коммуникации, культуры и массовой коммуникации. В семиотической традиции коммуникация рассматривается как межсубъектное взаимодействие, опосредованное знаками. Коммуникация, понимаемая таким образом, позволяет объяснять и совершенствовать использование языка и других знаковых систем в качестве посредников между различными сторонами. Проблемы коммуникации в семиотической традиции — это, в первую очередь, проблемы (ре)презентации и передачи значений, непонимания между субъектами, которых можно связать, пусть и несовершенно, с помощью общих знаковых систем.
Локк (Locke, 1690/1979) утверждал, что нельзя считать очевидным представление, будто обычно люди понимают друг друга. Тейлор (Taylor, 1992), как я упоминал выше, показывает, что все теории языка можно истолковать как серию ответов на скептические аргументы Локка относительно распространенного мнения о межсубъектном понимании. Современная семиотическая теория утверждает, что знаки создают своих пользователей (или «позиции субъекта»), что содержание значений открыто и, в конечном счете, неопределенно, что понимание — это скорее практическое действие, нежели межсубъектное психологическое состояние, и что коды и средства коммуникации — это не просто нейтральные структуры или каналы для передачи значений, они имеют собственные знаковые свойства (код оформляет содержание, и средство само становится сообщением) (McLuhan, 1964).
Семиотическая теория коммуникации кажется, правдоподобной и практичной, когда обращается к общепринятому мнению, что коммуникация протекает легко в том случае, если мы владеем общим языком; что слова могут означать разные вещи для разных людей, поэтому постоянно присутствует опасность сбоев в коммуникации; что значения часто передаются косвенным образом или едва уловимыми оттенками поведения, которые могут остаться незамеченными; что определенные идеи легче выразить определенными средствами (изображение бывает дороже тысячи слов; e-mail нельзя Использовать при проведении деликатных деловых переговоров). С другой стороны, семиотика простому человеку может казаться интересной, проницательной или же абсурдной, когда подвергает сомнению другие расхожие Представления, например, что идеи существуют в головах людей; что слова Имеют точное значение; что значения можно ясно сформулировать; что коммуникация — добровольный акт и что мы используем знаки и средства коммуникации в качестве инструментов для представления и обмена мыслями.
Будучи самостоятельными традициями в области теории коммуникации, риторика и семиотика в чем-то родственны, и гибриды этих двух дисциплин не так уж необычны (например, Burke, 1966; Kaufer& Carley, 1993). Риторику можно рассматривать как отрасль семиотики, изучающую структуры языка и способы аргументации, которые служат посредниками между коммуникаторами и аудиториями. Но и семиотику можно рассматривать как теорию
95
риторики особого рода, изучающую ресурсы, необходимые для передачи значений в риторических сообщениях.
Вместе с тем семиотика и риторика имеют принципиальные отличия, влекущие за собой важные практические следствия. Петере отмечает, что «Локк понимал коммуникацию не как вид речи, риторики или дискурса, но как альтернативу им» (Peters, 1989. Р. 394). В модернистской научной мысли на риторику часто смотрят как на врага коммуникации. Для модернистов коммуникация это то, что связано с разумом, правдой, ясностью и пониманием, а риторика — это традиционализм, уловки, затуманивание разума и манипуляции. Коммуникация указывает новый путь науке и просвещению, риторика идет по старому пути обскурантизма и реакции.
Постмодернистская научная мысль, конечно, поставила все это в значительной степени с ног на голову. Для семиотиков-постструктуралистов вся коммуникация — это риторика, если под риторикой понимать использование языка, для которого разум, правда, ясность и понимание уже не могут служить нормативными критериями. Однако в риторической традиции теории коммуникации риторика, как правило, означает нечто совершенно другое и, как можно судить, более полезное (см. выше). Это — коммуникация, организованная как обращение к аудитории и формирование взглядов, касающихся важных спорных вопросов и решений. Одним словом, теоретическая дискуссия между риторикой и семиотикой имеет важное практическое значение, так как, в конечном счете, это — дискуссия о нормативной базе повседневного использования в практическом метадискурсе таких понятий, как суждение, значение и правда.