А.А. Леонтьев

Теория речевой деятельности и лингвистика (Существует ли лингвистика, ориентированная на теорию речевой деятельности?)

1. Что мы описываем, когда описываем язык?

1.1. Что означает — описывать язык вообще или тот или иной конкретный язык? Другими словами: где и в какой форме существует объект этого описания?

1.2. Лингвист всегда располагает собственной языковой компетенцией, идет ли речь о его родном языке или о неродном. Эту компетенцию, однако нельзя идентифицировать с языком. Она — не те лингвистические категории, которые, например, необходимо усвоить школьнику в школьном курсе родного языка; такие категории вторичны, они не образуют основы для языковой компетенции, но лишь обеспечивают то или другое сознательное структурирование этой компетенции. Но это и не чисто оперативные единицы или правила: то, чем располагает человек (а лингвист тоже человек), — это система психолингвистических единиц, распределяющихся по различным уровням такой системы, как, например, слог, слово, предикативная пара, высказывание. Эти психолингвистические единицы имеют в каждом конк­ретном (национальном) языке свои корреляты: нет языков без слогов, без слов (как коммуникативных единиц, выделя­емых на основе критерия потенциальной изолируемости), без высказываний; но в том или ином конкретном языке они могут выглядеть совершенно по-разному и вступать в весьма различные структурные отношения.

1.3. Язык — это «действие как действительность, отде­ленная от человека». Он может и должен рассматриваться как внутренняя организация этого «действия». Язык, следовательно, в определенном смысле существует как соци­альная память, как совокупность (тотальность) значений, образующих ориентировочную основу для каждого отдель­ного акта деятельности. Если говорить именно и только о речевой деятельности, возникает сложное для для разграничения слияние значений, относящихся к социальной памяти (и в этом качестве представленных в словаре) и средств их реализации в процессе общения. Под этими средствами мы понимаем универсальные деятельностные структуры (как, например, упомянутые выше психолингвистические единицы) и надстроенные над этими структурами грамматические (в широком смысле слова) операторы, специфичные для каждого отдельного языка.

1.4. Следовательно, язык — это деятельностная структу­ра, к которой принадлежат: социальные значения как ком­поненты образа мира человека; универсальная организация (единицы, уровни) (речевой) деятельности (психолингви­стическая структура); и наконец, специфичные для конк­ретного языка операторы — непосредственные средства производства и понимания речи. Под грамматикой опреде­ленного языка чаще всего и понимается описание этих опе­раторов.

2. «Множественность» описаний языка

2.1. В принципе может существовать бесконечное множе­ство описаний одного и того же языка. Однако это множест­во существенно ограничивается некоторыми факторами:

а) упомянутой выше универсальной психолингвистиче­ской структурой языковой компетенции (языковой способ­ности). Так как наряду с осознанием существует такой фено­мен, как «вычленение» (даже неграмотный дошкольник или афатик, потерявший способность к осознанию речи, может спонтанно вычленить смысловые единицы, хотя они могут не полностью совпадать с лингвистическими единицами), каждый лингвист более или менее интуитивно использует в своем описании языка универсальные психолингвистиче­ские единицы;

б) лексиконом соответствующего языка, т.е. семантиче­скими отношениями внутри образа (картины) мира;

в) задачей описания языка. Хотя все описания языка в определенном смысле одинаково теоретичны (или должны быть таковыми), каждое такое описание возникает как от­ражение чисто научной (типология) или прикладной (обу­чение языку) проблемы. Например, фонологическая тео­рия Н.С.Трубецкого типологически ориентирована, а тео­рия Л.В. Щербы коренится в проблемах практического преподавания языка;

г) определенной научной традицией. Например, в немецком и русском языкознании принято рассматривать местоимения как самостоятельную часть речи, a во французском чаще трактуют их как местоименные существительные, местоименные прилагательные и т. д.;

д) возможностями и ограничениями внутри одного и того же описания. Например, ожидается, что критерии вы­деления различных частей речи должны быть одними и теми же — другое дело, что в практике так бывает редко.

2.2. Читатель, конечно, ожидает пункта (е), а именно ограничений, накладываемых спецификой данного конк­ретного языка. Такие ограничения действительно существу­ют — но только с точки зрения приложения общих принци­пов описания (общих моделей описания) к этому конкрет­ному языку. Здесь возникает чрезвычайно важный вопрос: а существуют ли такие общие модели или нам достаточно пол­но и последовательно описать данный язык? Сегодняшние описания языков по большей части построены так, что мо­дель, разработанная, скажем, для немецкого языка, не может быть приложена к описанию русского и наоборот. Даже тер­минология описания существенно расходится. По нашему мнению, следует основывать описание любого конкретного языка (даже из практических соображений) на одних и тех же принципах, осуществлять такие описания в рамках единой модели. Грамматики китайского, арабского, немецкого или русского языка должны быть «сшиты», в сущности, по одной выкройке.