FILOSOFIYa_YaZYKA_GUSTAVA_ShPETA_1
.docx
ФИЛОСОФИЯ ЯЗЫКА ГУСТАВА ШПЕТА В КОНТЕКСТЕ ЕВРОПЕЙСКОЙ ФИЛОСОФИИ ПЕРВОЙ ЧЕТВЕРТИ XX ВЕКА
"Zu den Sachen selbst!" – "К самим вещам!"
Густа́в Густа́вович Шпет (26 марта 1879, Киев – 16 ноября 1937, Томск) – русский философ, психолог, теоретик искусства, переводчик философской и художественной литературы (знал 17 языков).
Родился и получил образование в Киеве в дворянской семье, отец – словак, офицер австрийской армии, граф Кошиц, мать – полька. С 1907 года жил в Москве, где читал лекции во многих вузах и гимназиях. В 1910 году получил звание приват-доцента. В 1912–1913 годах стажировался в Гёттингенском университете, слушал лекции Гуссерля по феноменологии. Результатом стажировки стала работа Шпета «Явление и смысл» (1914), в которой представлена первая интерпретация гуссерлевских «Идей к чистой феноменологии…». Диссертация Шпета «История как проблема логики» была защищена в Московском университете в 1916 году. До 1935 года вел большую научную и преподавательскую работу. Затем был арестован и сослан в Томск. Там занимался переводами (переписка Шиллера с Гёте, «Три разговора…» Беркли и др.) Последняя работа Шпета: перевод «Феноменологии духа» Георга Гегеля (изд. 1959). В 1937 году был снова арестован и расстрелян.
С 2005 г. под ред. Т.Щедриной выходит собрание сочинений из архива философа, вышло 12 томов.
Ученик известного русского психолога Г.И.Челпанова и основателя феноменологии Э.Гуссерля (слушал его лекции и посещал семинары в 1912 г.).
Гео́ргий Ива́нович Челпа́нов (16 [28] апреля 1862, Мариуполь – 13 февраля 1936, Москва) – русский философ, логик и психолог.
Эдмунд Гу́ссерль (8 апреля 1859, Просниц, Моравия (Австрия) – 26 апреля 1938, Фрайбург-в-Брайсгау) – немецкий философ, основатель феноменологии.
Сфера научных интересов Шпета: история философии, психология, философия истории, эстетика, философия языка, семиотика, логика, герменевтика, этнология.
Один из создателей отечественной феноменологии, социальной психологии, семиотики и философии языка.
Исследовательский метод: феноменология+герменевтика+диалектика.
По не всеми принимаемому мнению В.Калиниченко, имела место эволюция от первого ко второму. Шпет не считал себя ни материалистом, ни идеалистом. Он был сторонником «3-й возможности». По его мнению, совпадавшему с гуссерлевским, она заключается в том, что нужно исходить из непосредственного опыта сознания.
Один из первых в России интерпретаторов и последователей Э.Гуссерля.
Исходный принцип феноменологии Гуссерля – принцип очевидности. Очевидно то, что дано непосредственно; поэтому непосредственное знание, как самое изначальное, лежит в основе всякого другого знания. Цель – путем редукции достичь данностей чистого сознания/феноменов.
Шпет пришел к идеям Гуссерля бл. изучению психологии под рук. Челпанова. В результате чего у него сформировалось устойчивое неприятие преобладавшего тогда в науке физиологического понимания сознания.
А Гуссерль как раз создавал философию сознания с преобладающим интересом не к предметному содержанию сознания, а к его трансцендентальным формам, т.е. стремился изучать чистое сознание и его данности.
Шпет – последовательный сторонник платоновской традиции в философии, которую он называл положительной философией (антитеза Платону – Кант).
Положительная философия – это чистое, до-теоретическое знание, имеющее дело с идеями, а не предметами. Кант попытался сделать идеи иллюзорными и тем повернул философию в сторону интереса к феноменам/явлениям.
Единственный предмет чистой философии, по Шпету, – мысль о бытии, т.е. сознание и его формы.
Важнейший шаг после Платона в этом направлении сделал, по его мысли, Гегель, который показал единство логического и чувственного мира. Феноменология Гуссерля – продолжение дела Гегеля и Платона, наука о предметностях/содержании сознания, а не сущего.
Позже у Шпет все больший интерес стал вызывать язык, в котором он видел ключ для постижения человеческой реальности, архетип всякого духовного образования.
Мировоззрение Шпета – последовательный рационализм и платонизм.
“Рационализм – первое слово, постоянное, и останется последним словом европейской философии. Всё, что есть, сущее, в своей сущности разумно; разум – последнее основание и первая примета сущего.”
Задача философии – искать смысл сущего, “который раскрывается перед нами как разумное основание, заложенное (кем?) в самой сущности”.
Шпет – атеист, но не марксистского разлива. Он также противник всякого скептицизма и агностицизма. Все эти -измы он пережил в юности: и скепсис, и цинизм («добрые не бывают умными») и политический радикализм.
В гносеологическом плане он следует Гуссерлю, утверждавшему, что “всякий вид бытия… имеет сообразно сущности свои способы данности и, следовательно, свои способы метода познания”.
В работе “Явление и смысл” Шпет дополнил предложенную учителем трехчленную классификацию видов бытия, четвертым членом – социальным бытием. Именно оно позднее станет одним из центральных пунктом его исследований.
Познание начинается с прямого, интуитивного схватывания сущностей. Есть три вида интуиции (у Гуссерля – два): чувственная (ее объект – непосредственный опыт сознания), идеальная (ее объект – сущности вещей) и интеллигибельная (объект – социальные феномены).
Эти три вида познания (опытное (чувственное), интеллектуальное и социальное) у Шпета центральным членом имеют социальность, то есть язык. Он срединное звено, связующее и организующее первые два вида познания.
Описывать смысл сущего нужно не сам по себе, а через исследование социальных отношений. Потому что смысл проявляется только в исторической конкретике, в тех или иных социальных формах, порождаемых деятельностью человеческого духа.
Архетипическая форма проявления смысла в человеческой реальности – язык. Им или через него опосредуется все остальное способы жизнедеятельности человека (схожие идеи позже станет пропагандировать Гадамер).
Опыт, говорит Шпет, с которым мы имеем дело, выступает “непременно облеченным в слово…”. “Язык – условие всего социального…”.
Любая философия, считает Шпет, какой бы скепсис она не исповедовала в отношении возможности познания мира человеком, опирается, “проистекает из некоторого рода метафизических (онтологических) предпосылок”.
Спустя полвека Гадамер их назовет и опишет под именем онтологических пред-полаганий.
Сам Шпет в качестве таковых предпосылок видит логическое строение мира. “Логический слой”, по его мнению, определяет наше познание, все содержание знания мы видим сквозь него.
У него сходная с ранним Витгенштейном модель логически обустроенной действительности, в которой эмпирика подчинена законам разума и доступна нам только в языковом выражении.
Но в отличие от Витгенштейна этот логический слой не просто постулируется в качестве трансцендентального основания действительности, но и отыскивается – с помощью феноменологических и герменевтических процедур – в самом человеческом языке.
Почему логика? Высшим проявлением сознания является разум. Поэтому и эмпирический опыт, и язык, и мир, – все опосредовано разумом человека, а разум работает по законам логики.
Отсюда разумность сущего, логическая подоснова языка и трансцендентальная по существу роль разума в познавательной деятельности человека.
Мир требует прочтения. Из этой посылки Шпет разворачивает свою теорию языка и искусства.
Структурная организация языка, по мнению Шпета, позволяет слову раздвигать свои границы как вширь, охватывая все возможные типы сообщения, так и вглубь, оставаясь при соотношении с любой более сложной системой равнозначной ей. Поэтому ключ к пониманию слова будет так же ключом к пониманию высказывания, текста и культуры в целом.
Философ убежден: не существует ничего внутреннего без внешнего, содержания без формы, духа без материи. Сфера мысли изоморфна действительности, они взаимообратимы.
Как душа, говорит Шпет, облекает нас снаружи, а не прячется внутри, так же и смысл слова гнездится в его формах, а не под или за ними. Вся познаваемая реальность открывается нам через отношения своих элементов: я и мира, слова и вещи, смысла и значения.
Слово Шпет определяет как единство смысла и системы языковых и логических форм.
Уникальность слова в том типе связи, которой соединены в нем смысловое содержание с вещественной формой, следуя Гумбольдту, утверждает он.
Отличить слово от “естественной” вещи, значит уловить сущность первого, найти путь к его феноменологическому анализу и пониманию. Будучи с одной стороны соотнесено с вещью, с которой у слова связь не случайная, а закономерная, а с другой, являясь материализацией человеческой мысли, слово именно на стыке этих двух онтологических начал обретает свою предметность, то есть смысл. А содержанием словесной предметности делается та роль, которую слово исполняет в человеческом мире.
Под структурой слова Шпет понимает иерархическую систему форм – от чувственно воспринимаемых до эйдетических. Все они располагаются в диапазоне между природой и “чистым” духом.
Или, говоря его словами, “не морфологическое, синтаксическое или стилистическое построение, вообще не “плоскостное” его расположение, а, напротив, органическое, вглубь: от чувственно воспринимаемого до формально идеального (эйдетического) предмета, по всем ступеням, располагающихся между этими двумя терминами отношений. Структура есть конкретное строение, отдельные части которого могут меняться в «размере» и даже качестве, но ни одна часть из целого in potentia не может быть устранена без разрушения целого”.
Система форм слова – это сумма всех возможных для слова отношений. Чем ближе форма к “естественному”, природному полюсу, тем менее она связана с выражаемым в слове смыслом.
“Морфема, – пишет Шпет, – первая ступень от чувственного к мысленному, верхнее платье смысла, первая точка опоры для рычага понимания”.
Всякая словесная форма есть способ овеществления мысли (кроме звукоформы, овеществляющей само слово), потенциальная возможность для мысли вступить в определенные отношения с миром.
Вторым определяющим началом (помимо структурности) по отношению к слову выступает в построениях Шпета контекстуальность речи.
“ Изолированное слово, – подчеркивает он, – строго говоря, лишено смысла, оно не есть логос”. Такое слово не сообщение, а лишь средство для его осуществления.
Шпет различает у слова номинативное значение, указывающее на предмет (то, что мы называем предметным или словарным значением), и семасиологическое (осмысливающее), раскрывающее содержание предмета (смысловое значение).
Первое значение фиксируется в словаре, второе – приобретается в речи. Т.е. Шпет различает значение как содержание высказывания и смысл как сущность, “интимное”, как он говорит, содержание предмета.
Слово, обладающее лишь словарным значением (имя, по терминологии Шпета), это не более чем знак, “эмпирическая, чувственно воспринимаемая вещь. Оно есть знак, signum, связанный с называемой вещью не в акте мысли, а в акте восприятия и представления”.
Отсутствие онтического, реального скрепа номнативного/предметного значения слова с вещью, говорит Шпет, делает его зависимым и от языкового употребления, и от изменения бытования вещи.
Ср. с определением значения как употребления у позднего Витгенштейна.
Значение – это подразумеваемый в слове или за словом предмет, еще независимая от субъекта говорения, не мной осмысленная вещь.
Тогда как смысл – это отношение реальной вещи и виртуального предмета, иначе – система отношений, возникающих в процессе познания вещи.
Но исходной точкой смыслообразования остается значение, без наличия которого в слове индивидуальные, ситуативные смыслы появиться не могут.
Процесс познания (а мир у Шпета познаваем на всех своих уровнях: от феноменов до ноуменов) заключается в следующем: усматриваемая посредством интуиции действительность фиксируется в форме чувственных образов или интеллектуальных понятий, находящих свое выражение в языке, что и придает словам осмысленность.
В разных работах Шпет по-разному расставляет акценты, описывая этот процесс. Суммируя его высказывания, можно сказать, что источник смыслов – предметная реальность, в языке же они только артикулируются и получают сверх своих “естественных” или онтических форм – формы логические и языковые.
Опыт и интеллектуальная интуиция не имеют между собой и вещью никаких преград. Дуализм субъекта и объекта не свойственен самому процессу познания, он появляется на уровне языка и описания результатов познания (ср. с Хайдеггером).
Процесс познания, с точки зрения Шпета, начинается с чувственного и интуитивного усмотрения явлений и их сущностей, – в совокупности они дают идеальный образ вещи с ее внешними и внутренними (смысловыми) характеристиками. Подвергаясь логической и языковой обработке, этот образ становится понятием вещи.
Из сказанного следует, что необходимо различать как минимум две ипостаси смысла – исходную, коренящуюся в реальности, и производную, приобретаемую словом. Онтологически они, по Шпету, не различаются, но онтически, в реальности имеют разные облики и характеристики.
Явная параллель с онтологией раннего Хайдеггера.
Смысл – в обоих его значениях – объективен, но смысл как рациональное основание не сводим к смыслу как системе отношений слова с внутри и внеязыковой реальностями.
Шпет в своих набросках намечает целую иерархию смыслов или, иначе говоря, описывает разные модусы его бытования – от всеобщего до сугубо индивидуального и ситуативного.
Верхний уровень смысла – смысл как сверхиндивидуальное, рациональное основание человеческого познания (нечто вроде платоновских идей), это активный «материал», выполняющий благодаря присущей ему телеологичности роль формообразователя. С помощью него человек создает логически структурированную картину мира.
Шпет подчеркивает, что смысл независим от познающего субъекта. Если он и опосредован языком и социальностью, то лишь в той мере, в какой и то и другое являются интерсубъективными факторами.
Смысл, пишет Шпет в “Явлении и смысле”, находится в самой ноэме предмета, это интимное, содержательное ядро предмета, придающее тому цельность и телеологическую завершенность. На уровне выражения улавливаемые интуицией смыслы приобретают логическую оформленность, осмысляются и уразумеваются, то есть вводятся в границы рационального.
Но́эма (греч. νόημα – «мысль») – мысленное представление о предмете, или, другими словами, предметное содержание мысли; представленность предмета в сознании.
Ноэма есть сам предмет, но взятый не в плане его вещности или наличности, а с точки зрения его идеального существования. Ноэма не акт сознания и не его продукт. Это не субъективное ощущение, а сам предмет, но в его эссенциальности. Предмет взятый как непреходящее единство. Ноэма и ноэзис в феноменологии обусловлены корреляцией мыслимого и мыслящего.
Таким образом, предмет/познанная вещь/ дан человеку в форме понятия – системы словесно-логических форм.
Имя, говорит Шпет, “понятно” и животному, понятие возможно лишь у человека. Поэтому он различает первичные (формальные) понятия, которые возникают из доречевой схваченности предмета словом (ср. с хайдеггеровской изначальной членораздельностью мира для человека) и которые суть значения, то есть формальные указатели на место объекта в какой-то системе.
Схему их образования дает внутренняя форма слова, которая есть отношение внешних языковых форм и предметных, онтических форм вещи, отражаемой в языке. А так как эти отношения, по Шпету, реализуются в так называемых логических формах слова, то, следовательно, первичные понятия являются производными от них.
Содержательные понятия возникают в процессе осмысления энтелехии предмета разумом, что становится возможным в речи, когда слова обретают семантическую предметность. Эти понятия раскрывают внутреннее содержание предмета.
Вывод: в любом из вариантов гносеология Шпета строится на понятии предмета как определяющего начала по отношению к нашему знанию.
Предмет “группирует и оформляет слово как сообщение и как высказывание вообще. Он держит в себе содержание, формируя его со стороны семасиологической, он “носитель” смысла”.
“Мысль рождается в слове и вместе с ним”, – таково убеждение, положенное Шпетом в основание его теории языка и предметно-словесных форм.
Так как предмет может быть дан только в словесно-логической форме, то, следовательно, делает вывод философ, между онтическими (предметными) и фонетико-морфологическими (собственно языковыми) формами должны еще располагаться формы, опосредующие их отношения – система логических форм.
Логические формы – это внутренние формы речи, дающие схемы смысла, русло того течения, в котором движется и становится объектом понимания мысль.
Шпет так поясняет их специфику: “Логические формы суть формы, конструирующие или конструктивные, созидающие и дающие… в отличие от онтологических – “данных”.
Подведем итог. Смысл – это логически оформленное содержание предмета, выражаемое в понятийном слое языка.
Он не создается индивидом или языком, но имеет объективное существование в качестве идеи, эйдоса вещи. Но чтобы смысл стал явлен, должно осуществиться его уразумение и выражение. Иначе говоря, мышление и язык должны структурировать образ предмета и осмыслить его в понятии, чтобы смысл, облекшись во все возможные виды онтических и словесно-логических форм, сделался доступен пониманию в качестве выговоренного смысла.
Кем же был Шпет: феноменологом или герменевтом? Как видим, у него были точки схождения с обеими школами и не только с ними (вспомним пересечения с ранним Витгенштейном). Однозначного ответа пока нет. В. Калиниченко, первым затронувший этот вопрос, говорит об эволюции от Ф. к Г. Не все с ним согласны, некоторые историки считают, что его метод был синтетическим (как у Хайдеггера периода написания «Бытия и времени»). На мой взгляд, Шпет использует оба метода: в области этнопсихологии он феноменолог, когда же он исследует историю или эстетические объекты – герменевт. К тому же не надо забывать и об эволюции его взглядов – от чистого гуссерлианства к своеобразной философии жизни или прагматизму.
Философия в понимании позднего Шпета – это не наука о сущем и не критика в кантовском смысле, это «определенная форма жизни». Когда-то он видел ее цель в достижении статуса чистой науки: пройдя этапы мудрости и метафизики, она должна была стать строгой наукой в том духе, как это понимали Гуссерль или Гегель. Теперь же на первый план выходит поступок, деяния, как единство слова и дела.
Если феноменология Гуссерля – это первая успешная попытка создания философии сознания, то философия языка Шпета будет ее семиотической вариацией, созданной с привлечением герменевтической методологии.
По мнению крупнейшего из ныне живущих языковедов Вяч. Вс. Иванова, высказанному в «Очерках по истории семиотики», «Шпет был первым русским философом, давшим детальное обоснование необходи-мости исследования знаков как особой сферы научного знания и изложивший принципы феноменологичес-кого и герменевтического подхода к ней».
Для Шпета семиотика – не просто наука о знаках или знаковых системах, а учение о понимании знаков, т.е. отрасль герменевтики.