XVIII Господь, милосердие и вера составляют одно, точно так же, как в человеке жизнь, воля и разум; если их разделять, то каждое в отдельности разрушается, как жемчужина, которая крошится в пыль.

362. Начнем с рассмотрения того, что до сих пор было неизвестно ученому миру, а значит и церковным кругам. Это было настолько неизвестно, как будто было зарыто в землю, а между тем это - сокровища мудрости, и пока их не откопают, и не сделают достоянием общества, люди будут зря добиваться правильного знания о Боге, вере, милосердии и о состоянии их собственной жизни; они не будут знать, как управлять им, и как готовиться к вечной жизни. А неизвестно следующее. Человек - не что иное, как орган жизни. Жизнь, вместе со всем, что она с собой несет, втекает от Бога небес, а это Господь. Две способности дают человеку жизнь, называются они волей и разумом; воля служит приемником любви, а разум служит приемником мудрости. Таким образом, воля также служит приемником милосердия, а разум - веры. Все, что человек хочет и что разумеет, вливается в него извне; виды добра, принадлежащие любви и милосердию, и истины, принадлежащие мудрости и вере исходят от Господа; и с другой стороны, все противоположное им исходит из ада. Господом устроено так, что все, втекающее извне, человек чувствует в себе, как принадлежащее ему самому, так что он может выдавать это от себя за свое собственное, хоть ему ничего и не принадлежит. Как бы то ни было, это считается за его собственное ради свободы воли, осуществляемой благодаря способностям воли и разума, и ради дарованного ему знания добра и истины, из которого он может свободно выбирать что угодно для пользы своей временной или вечной жизни.

(3) Каждый рассмотревший эти факты вкривь да вкось, может прийти ко многим безумным выводам из них. Каждый же, кто посмотрит им прямо в глаза, может из них сделать множество мудрых заключений. Чтобы достичь второго, а не первого результата, необходимо было изложить в качестве предпосылки суждения и догматы о Боге и о Божественной Троице, а после этого изложить суждения и догматы о вере, милосердии, свободе воли, преобразовании и возрождении, и о вменении, а также о покаянии, крещении и Святом Причастии, которые служат средствами.

363. Однако для того, чтобы этот параграф о вере - что Господь, милосердие и вера составляют одно, точно также, как в человеке жизнь, воля и разум, и если их разделять, то каждое в отдельности разрушается, как жемчужина, которая крошится в пыль - можно было видеть и признавать как истину, необходимо обсудить его в следующем порядке:

(i) Господь проникает в каждого человека всей Своей Божественной любовью, всей Своей Божественной мудростью, и таким образом, всей Своей Божественной жизнью.

(ii) И подобно тому всей сущностью веры и милосердия.

(iii) Но как все это принимается человеком, зависит от его формы.

(iv) Тот же, кто разделяет Господа, милосердие и веру, является не формой, способной принять их, а скорее формой, разрушающей их.

364. (i) Господь проникает в каждого человека всей Своей Божественной любовью, всей Своей Божественной мудростью, и таким образом, всей Своей Божественной жизнью.

В Книге Создания мы читаем, что человек был создан по образу Божьему, и Бог вдохнул в его ноздри дыхание жизни (Бытие 1:27; 2:7). Это описание подразумевает, что он - орган жизни, а не сама жизнь. Ибо Бог не мог создать другого, такого же, как Он; если бы Он так сделал, то было бы столько же богов, сколько есть людей. И жизнь Он не мог создать, как и свет не мог быть создан. Но Он мог создать человека, как форму для воздействия жизни, точно так же, как Он создал глаз, как форму для воздействия света. Бог не мог, и не может делить свою сущность, поскольку она едина и неделима. И из того, что один Бог есть жизнь, несомненно следует, что Бог Своей собственной жизнью дает жизнь всякому человеку. Без такого оживления человек был бы относительно плоти не более чем губка, а относительно костей не более чем скелет, не более живым, чем часы, которые идут лишь благодаря маятнику да гирям или пружине. А раз так, следовательно, Бог проникает в человека всей Своей Божественной жизнью, то есть всей Своей Божественной любовью и Божественной мудростью. Из этих двух состоит Божественная жизнь (смотри выше 39,40); ибо Божественное нельзя разделить.

(2) Между тем, способ проникновения Бога всей Его Божественной жизнью можно понять, как нечто похожее на то, как солнце этого мира проникает всей своей сущностью, то есть светом и теплом, в каждое дерево, в каждый куст и цветок, в каждый камень, простой он или драгоценный, так что любой предмет берет свою порцию из этого общего потока; но солнце не делит свой свет и тепло, давая часть одному, а часть другому. То же самое и с солнцем небес, излучающим Божественную любовь, как тепло, и Божественную мудрость, как свет. То и другое проникает в человеческий дух точно так же, как солнце этого мира проникает в человеческое тело, давая ему жизнь в зависимости от того какова природа его формы; форма каждого берет из общего потока то, что ей нужно. К сказанному можно применить следующее высказывание Господа:

Отец ваш солнце Свое возводит над злыми и добрыми и изливает дождь на праведных и неправедных. Матф. 5:45.

(3) А еще Господь вездесущ, и там, где Он присутствует, с Ним вся Его сущность. Невозможно Ему изъять что-либо из этой сущности, чтобы дать одну часть одному, а другую часть другому, но Он дает ее во всей полноте, позволяя взять мало или много. Он говорит также, что у Него есть жилище с теми, кто соблюдает Его заповеди, и что верующие - в Нем, и Он в них. Одним словом, все наполнено Господом, и из этой полноты каждый берет свою долю. Таково все, взятое в общем, например, атмосферы или океаны. Атмосфера одна и та же и в самом малом, и в самом большом масштабе. Она не предназначает какую-то свою часть для дыхания человека, для полета птицы, для парусов корабля или крыльев ветряной мельницы; но все берут из нее свою долю и используют столько, сколько им требуется. То же самое и с полным муки амбаром; владелец его берет из него каждый день свое пропитание, а не сам амбар выделяет ему норму.

365. (ii) Господь проникает подобным образом в каждого и всей сущностью веры и милосердия.

Это следует из предыдущего утверждения, поскольку жизнь Божественной мудрости есть сущность веры, а жизнь Божественной любви есть сущность милосердия. Поэтому, когда Господь присутствует со Своими особыми свойствами, а именно, Божественной мудростью и Божественной любовью, Он также присутствует и со всеми истинами, составляющими веру, и со всеми видами добра, составляющими милосердие. Ибо вера означает каждую истину, которую Господь дает человеку постигать, мыслить и высказывать, а милосердие означает любой вид добра, к которому Господь пробуждает склонность, вследствие чего человек его желает и творит.

(2) Выше я говорил, что Божественная любовь, излучаемая Господом, как солнцем, ощущается ангелами как тепло, а Божественная мудрость из того же источника воспринимается как свет. Любой, кто не в состоянии мышлением проникнуть сквозь внешнюю видимость, может утвердиться во взгляде, что это тепло - не более чем тепло, а этот свет - не более чем свет, такие же, как свет и тепло, излучаемые солнцем нашего мира. Но тепло и свет, излучаемые Господом, как солнцем, заключают в себе все бесконечные возможности в Господе, тепло содержит при этом все бесконечные возможности Его любви, свет - все бесконечные возможности Его мудрости. Поэтому они также содержат до бесконечной степени все благо, составляющее милосердие, и истину, составляющую веру. Причина в том, что это самое солнце находится повсеместно в форме его света и тепла; и солнце это представляет собой сферу, наиболее близко окружающую Господа, и исходящую от Его Божественной любви и в то же время от Его Божественной мудрости. Ибо как уже много раз говорилось, Господь находится посреди этого солнца.

(3) Эти утверждения теперь ясно показывают, что не бывает так, чтобы чего-то недоставало, и это помешало бы человеку получить от Господа, раз Он вездесущ, все благо, составляющее милосердие и всю истину, составляющую веру. То, что во всем этом нет недостатка, очевидно из рассмотрения любви и мудрости небесных ангелов; у них эти качества от Господа, и не поддаются описанию, поскольку превосходят всякое понятие природного человека, при этом они могут возрастать вечно.

Бесконечные возможности, заключенные в тепле и свете, излучаемых Господом, хотя они и воспринимаются просто как свет и тепло, можно пояснить на примере различных явлений природного мира. Скажем, звук человеческого голоса и речи слышится как простой звук, тем не менее, ангелы, слыша его, различают в нем все склонности, которые составляют любовь этого человека, и, кроме того, обнаруживают, каковы эти склонности, и какого они рода. Что все это скрывается в звуке, можно в некоторой степени понять даже по звучанию чьей-либо речи: слышится ли в ней презрение, или издевка, или ненависть; и равно слышится ли в ней любовь к ближнему, или добрая воля, или бодрость, или другие склонности. Нечто подобное есть и во взгляде устремленных к кому-либо глаз.

(4) Другой иллюстрацией могут послужить ароматы больших садов или широко раскинувшихся цветущих лугов. Благоухание, издаваемое ими, состоит из тысяч и десятков тысяч различных запахов, но, несмотря на это, они все же воспринимаются как одно. Подобно тому и многое другое, однородное по внешнему виду, внутренне же разнообразное.

Чувства симпатии и антипатии представляют собой не что иное, как склонности духа; они привлекают другого тем сильнее, чем больше он похож, и отталкивают тем сильнее, чем больше он отличается. Хоть эти чувства и неисчислимы, и не ощущаются никаким телесным чувством, тем не менее, они воспринимаются органами чувств души как одно; и это именно то, что определяет, кому быть вместе и объединяться в общество в духовном мире. Я привел эти сравнения, чтобы пояснить все вышесказанное о духовном свете, который излучается Господом, заключающим в Себе всю мудрость и всю веру; и чтобы показать, что это тот свет, который позволяет разуму видеть и подвергать анализу разумные соображения точно так же, как глаз видит природные предметы и оценивает их размеры.

366. (iii) Как именно наития, вливающиеся от Господа, принимаются человеком, зависит от его формы.

Форма здесь означает состояние человека относительно его любви и мудрости, иными словами, относительно его склонностей к различным видам добра милосердия, и в то же время относительно его восприятия истин своей веры. Выше я показал, что Бог один, неделим и неизменен от вечности и вовеки, но не так неизменен, как обычный предмет, а бесконечно неизменен, так что все изменения происходят из-за того предмета, в котором Бог. Изменения вносит форма, или состояние, приемника, что явствует из жизни младенцев, детей, молодежи, взрослых и пожилых. У каждого жизнь одна и та же, потому что у него одна и та же душа, с младенчества и до старости; но как изменяется ее состояние в соответствии с разными возрастами и приспособленностями, так изменяется и восприятие человеком жизни.

Жизнь Бога представлена во всей ее полноте не только в добрых и религиозных людях, но и в дурных и безбожниках; и не иначе, чем у ангелов небес и у духов ада. Различие между ними в том, что злые преграждают дорогу и закрывают дверь, чтобы не дать Богу войти в нижние уровни их духа; тогда как добрые уравнивают путь и открывают дверь, приглашая Бога войти также и в нижние уровни их духа, при том, что Он уже обитает в верхних уровнях. Этим они приспосабливают состояние воли к приему вливающихся любви и милосердия, и состояние разума к приему вливающихся мудрости и веры, другими словами, к тому, чтобы принять Бога. Злые же, напротив, преграждают этот поток разнообразными вожделениями плоти и развращениями духа, которые они ставят на его пути и так препятствуют его проникновению. Но наряду с этим Бог остается в их высших отделах со всей Своей Божественной сущностью, и дает им способность хотеть добра и понимать истину. У каждого есть такие способности, и так быть никоим образом не могло бы, если б не было в его душе жизни, исходящей от Бога. Мне дана была возможность убедится на долгом опыте, что даже у злых есть такие способности.

(3) Каким образом жизнь, которую каждый приемлет от Бога, зависит от его формы, можно пояснить на примере всякого рода растений. Всякое дерево, всякий куст и всякая трава принимают льющиеся на них тепло и свет в соответствии со своей формой. И это верно не только для хороших и полезных растений, но даже для тех, которые вредны. Не солнце своим теплом вносит изменения в их формы, а сами формы видоизменяют оказываемое действие. То же самое и с предметами минерального царства. Любой из них, благородный ли, грубый ли, принимает проникающий в него поток, в соответствии с формой, представляющей собой строение его частиц. Так, один камень отличается этим от другого, один минерал от другого, и один металл от другого. Некоторые из них обнаруживают великолепнейшее разнообразие цветов, некоторые пропускают свет без расцвечивания; а некоторые рассеивают в себе свет и поглощают его. Эти несколько примеров могут служить обоснованием того, что, как солнце природного мира равно присутствует своим теплом и светом как в одном предмете, так и в другом, но из-за принимающих форм получается разное его действие, точно так же и Господь присутствует из солнца небес. Ибо Он находится посреди него со Своим теплом, которое по своей сути - любовь, и со Своим светом, который по своей сути - мудрость. Но именно из-за формы человека, определяемой состоянием его жизни, получается разное действие; а следовательно, не Господь несет ответственность за то, что человек не родился заново и не спасен, а сам человек.

367. (iv) Однако человек, который разделяет Господа, милосердие и веру, является не формой, способной принять их, а скорее формой, разрушающей их.

Любой, отделяющий Господа от милосердия и веры, отнимает у них жизнь; милосердие и вера без жизни либо не существуют, либо мертворожденные. Господь - сама жизнь; смотри об этом выше, 358. Каждый, кто признает Господа и отделяет милосердие от Него, признает Его только на устах. Такое признание и исповедание - всего лишь холод, лишенный всякой веры; ибо они лишены духовной сущности, ведь сущность веры - милосердие. С другой стороны, каждый, кто делает дела милосердия, и не признает при этом Господа Богом небес и земли, единым с Отцом, как Он Сам учит, может заниматься только природным милосердием, которое не содержит вечной жизни. Люди церкви знают, что все добро, если это по сути добро, исходит от Бога, следовательно, от Господа, который и есть истинный Бог и жизнь вечная (1 Иоанн 5:20). Это верно и о милосердии, ведь добро и милосердие составляют одно.

(2) Вера, отделенная от милосердия, это не вера, потому что вера - это свет жизни человека, а милосердие - ее тепло. Поэтому, когда милосердие отделяют от веры, это равнозначно разделению тепла и света. От этого состояние человека напоминает состояние мира зимой, когда все, что над землей, вымирает. Милосердие и вера, если это настоящее милосердие и настоящая вера, разделимы не более, чем воля и разум: если их разделить, то разум обратится в ничто, а за ним вскоре и воля. То же самое с милосердием и верой, поскольку милосердие пребывает в воле, а вера - в разуме.

(3) Отделение милосердия от веры подобно отделению сущности от формы. Ученому миру хорошо известно, что сущность без формы и форма без сущности - ничто, поскольку сущность не может иметь никаких качеств иначе, как от формы, и форма не может образовать ничего продолжительно существующего, иначе как по своей сущности. Значит, о каждой из них ничего нельзя утверждать, если они отделены друг от друга. Милосердие абсолютно так же является сущностью веры, а вера - формой милосердия, как благо служит сущностью истины, а истина - формой блага, о чем было сказано раньше.

(4) Эти две составляющие, благо и истина, есть в каждой отдельной вещи, возникающей к реальному существованию. Поэтому, поскольку милосердие относится к благу, а вера - к истине, им можно привести в сравнение многие особенности человеческого организма и многие земные явления. Точное сравнение возможно с дыханием легких и сокращением сердца; ибо вера не более отделима от милосердия, чем легкие от сердца. Ведь если прекращается биение сердца, то сразу прекращается и дыхание легких; а если прекращается дыхание легких, то следует полная потеря сознания и неспособность двинуть ни одной мышцей, так что немного погодя останавливается и сердце, и теряется всякий след жизни. Это сравнение - точное, потому что сердце соответствует воле, а значит, и милосердию, а дыхание легких - разуму, а значит, и вере. Ибо, как утверждалось выше, милосердие располагается в воле, а вера - в разуме; именно это, и не иное, значение имеют "сердце" и "дыхание" в Слове.

(5) Разделение милосердия и веры соответствует также в точности разделению плоти и крови. Кровь, отделенная от плоти, запекается и разлагается; а плоть, отделенная от крови, начинает постепенно гнить и наполняться червями. "Кровь" в духовном смысле тоже означает истину мудрости и веры, а "плоть" означает благо любви и милосердия. Это значение крови было показано в моей книге "Апокалипсис открытый", 379; плоти - 832.

(6) Милосердие и вера, чтобы то и другое представляло из себя хоть что-то, должны быть разделимы не более, чем в человеческом теле пища и вода, или хлеб и вино. Ведь пища или хлеб без воды или вина только раздувают желудок и портят его непереваренными кусками, которые превращаются в гниющие нечистоты. Вода или вино тоже раздувают желудок, как и сосуды, и протоки, и из-за того, что они лишаются при этом всякого питания, тело истощается до смерти. Такое сравнение тоже подходит, поскольку "пища" и "хлеб" в духовном смысле означают благо любви и милосердия, а "вода" и "вино" означают истину мудрости и веры (смотри "Апокалипсис открытый", 50, 316, 778, 932).

(7) Милосердие, объединенное с верой, и веру, со своей стороны объединенную с милосердием, можно уподобить красоте девичьего лица, получающейся от смеси в нем румянца и белизны. Это подобие тоже точно, поскольку любовь и милосердие, от нее возникающее, в духовном мире пылают красным огнем солнца того мира, а истина и вера, от нее возникающая, сияют белым светом того солнца. Поэтому милосердие, отделенное от веры, можно уподобить воспаленному и прыщавому лицу, а веру, отделенную от милосердия - бесцветному лицу трупа. Веру, отделенную от милосердия, можно еще сравнить с односторонним параличом, известным как гемиплегия, который, если прогрессирует, признается смертельным. Кроме того, ее можно уподобить пляске святого Витта, или Гая, как у людей, пораженных тарантулом. Таким становится дар разума, который, подобно жертве этой болезни, безумно пляшет, думая, что он живой, однако он способен собрать воедино разумные помыслы и думать о духовных предметах не более, чем спящий во власти кошмаров. Этих замечаний достаточно, чтобы доказать два тезиса этой главы: первый, что вера без милосердия - это не вера, а милосердие без веры - не милосердие, и как то, так и другое безжизненно, если Господь не даст им жизни; и второй, что Господь, милосердие и вера составляют одно, точно так же, как в человеке жизнь, воля и разум, и если их разделять, то каждое в отдельности разрушается, как жемчужина, которая крошится в пыль.