Западная философия от истоков до наших дней. Книга 2. Средневековье (От

что сто интересует не временной порядок совершенства познания, за­ дачу свою он видит в том, чтобы нанести контуры познавательного горизонта. Чтобы распознавать цвета, у нас есть глаза; чтобы слышать звуки, у нас есть уши; так для чего же голова, каковы функции ума? Простое сущее доступно для ума, — ответ Скота, ибо оно заключено и в материальном, и в духовном, в отдельном и всеобщем. При помощи интеллекта человек может обнять вселенную, однако его предельная универсальность, проявляемая в обобщении сущего, одновременно и его обеднение. Поэтому абсурдны претензии некоторых метафизиков дойти до основания реальности во всей ее конкретной сложности и структурном богатстве. Поэтому необходимо признать автономию, хо­ тя и второстепенную, частных наук для детального познания реально­ сти, а также в видах спасения нашего — теологии.

11.5. Восхождение к Богу

Понятие простого однозначного сущего несовершенно, но именно в силу своего несовершенства оно не упраздняется вместе с модусами бытия, но конфигурирует его. Конечность и бесконечность суть модусы бытия в процессе его эффективного совершенствования. Модусы огра­ ничивают сущее, как интенсивность света проявляется в степени осве­ щенности. Речь идет, таким образом, о переходе от абстрактного к конкретному, от универсального к особенному.

Ясно, что существование конечного сущего (ens) не требует како­ го-либо доказательства, ибо это предмет непосредственного и ежеднев­ ного опыта. Напротив, существование бесконечного требует, не обладая очевидностью, четкого доказательства. Если понятие беско­ нечного сущего внутренне не противоречиво, и оно находит свою реа­ лизацию, то что из реально существующего оно представляет? Какие из реальных существ могут называться бесконечными? — так ставит проблему Дунс Скот.

Аргументация должна включать в себя посылки только точные и необходимые. Доказательства, основанные на эмпирических данных, он считает несостоятельными, ибо, хотя они определенны, но совсем не необходимы. Итак, то, что вещи есть, это определенно, но не необхо­ димо, ибо они могли бы и не быть. Но то, что они могут быть с того момента, когда они есть, это необходимо. Другими словами, если мир существует, это значит, что он может существовать абсолютным и необходимым образом. Даже если он исчезает, остается верным, что он мог быть, однажды уже став.

Установив необходимость возможности, Дунс Скот выясняет, ка­ ким должно быть основание как причина. В этом пункте он следует

духу традиции. Основание возможности это не пустота, не ничто, но и не сами вещи, ибо вещи не могут давать существование, сами его не имея. Причина возможных вещей выходит из сферы этих вещей: она существует и действует либо сама по себе, либо благодаря чему-то иному. Бели мы принимаем второй вариант, возникает цепочка тех же вопросов. В первом случае мы получаем entis с продуцирующей актив­ ностью без того, чтобы быть произведенным.

Следовательно, если вещи возможны, значит, возможно сущее. Так первое сущее существует как факт или только в возможности? Ответ Скота таков: первое сущее актуально существует, ибо, если бы его не было, все прочее было бы невозможным, ведь ничто другое не могло бы его породить. Каковы его спецификации? Бесконечность, ибо оно превыше всего. Итак, предмет интеллекта первое сущее, как бес­ конечное бытие, которое и есть бытие в полноте своих смыслов, ибо оно основание всех прочих существ в самрй возможности их существова­ ния.

11.6. Недостаточность понятия “бесконечного entis”

Понятие “бесконечного entis” самое простое и понятное, что мож­ но получить. Оно более простое, говорит Скот, чем понятие хорошего человека или истинного существа, ибо это не атрибут, и не то, что приписывается, а то, что внутренне присуще целому как субъекту, подобно тому, как максимальная белизна не передается через случай­ ное понятие (например, зримого белого), ее интенсивность говорит о чистоте в себе. Впрочем, понятие бесконечного сущего не может выра­ зить всего таинственного богатства Бога, которого нельзя познать есте­ ственным путем. Сотворенный интеллект не может претендовать на проникновение в суть несотворенного ни по сходству в простоте, ни по сходству в имитации. Однозначное есть только в разуме, имитация также несовершенна.

Возможности и границы философии заявлены, необходимость те­ ологии и ее сфера утверждены. Любой спор между философией и тео­ логией теперь можно объяснить только непониманием этих границ и сфер компетенции. Ригоризм философского дискурса, его точность и строгость, — только это избавит философию от бесплодных претензий на понимание всего через расширение области бытия. Необходимо заметить, что проблема структурных границ и установления законных владений философского разума еще не раз всплывет в трудах различ­ ных мыслителей. По мнению Дунса Скота, это также необходимо и для теологического знания, ведь проблемы божественных мистерий и спа­ сения совершенно чужды философии.

11.7.Дебаты между философами и теологами

Врефлексировании природы entis, структуры и динамики челове­ ческой природы философия самодостаточна, теология здесь бесполез­ на, как и Откровение. Таково мнение философов. Цель теологов показать недостаточность философии и необходимость обращения к откровению. Таковы общие черты дебатов. Чувствам, говорят филосо­ фы, чтобы увидеть, не нужен свет сверхъестественный, так и интеллект отвергает вмешательство теологии. Свет неземной нужен в жизни ду­ ховной. Философов объединяет аристотелевская психология с ее уста­ новкой на неопределенную открытость интеллекта как в активе, так и

впассиве: “Действующий интеллект может сделать все, интеллект пассивный может стать всем”. Включая сюда и все виртуальные заклю­ чения, философы склонны расширять познавательные потенции, не оставляя места для сверхъестественного. Ведь Аристотель и не подозре­ вал о существовании последнего и не обращался к нему за помощью.

Необходимо пересмотреть эти претензии, полагает Скот. Если воз­ можности самодовлеющей и самоценной философии и в самом деле беспредельны, то ей не составило бы труда указать совершенную цель человеческого существования. Вместе с тем мы находим созерцание обособленных ситуаций, так что иногда и само сущее находится под вопросом. Как философия может доказать высшее назначение челове­ ка, интуитивно ясное всякому, если каждое движение разума подчиня­ ется закону абстракции? Если тело источник несовершенства, то как оно может участвовать в исполнении этого назначения? Скот указыва­ ет на недостаточность философии в ее генетически концептуальной ткани, зажатой горизонтом фатального рационализма там, где христи­ анство постулирует радикальную свободу Бога и человека. Если чело­ век способен понять себя естественным образом, то отчего отсутствует понимание самого существенного — цели? Не пора ли пересмотреть закон, согласно которому цель субстанции индивидуализируется лишь через ее проявления? Кроме того, тот, кто знает предельные моменты развития субстанции, тот не может игнорировать связь между ними, средства достижения определенных целей.

Человек пытается постичь самого себя во всем богатстве личности. Но в определенный момент выясняется, что знание это абстрактное. Интеллект, как сущее, зная все от бытия до небытия, получает знание универсальное, но неопределенное. Оно, скорее, рамка, чем сама кар­ тина, горизонт, абстрактный путеводитель, но не содержание. Кроме того, наше предназначение за чертой земного ускользает от любого познавательного акта. Не существует необходимых условий спасения, кроме как божественное повеление, свободно данное Богом. Я, говорил Скот, не принижаю человеческое, но веду его к цели более высокой,

чем у Аристотеля; человек предопределен в естественном плане бытия, но средства, которыми он должен воспользоваться, сверхъестествен­ ные. Это позиция “dignitas naturaeг”, защищающая достоинство и права природного. Анализируя этот рациональный опыт, Скот показывает всю его хрупкость, укрепить его можно лишь с помощью Откровения. Если по поводу возможностей совершенства человеческой природы у Скота была общая с другими философами позиция, то в вопросе ориен­ тиров и меры диалога мы видим контраст: не Бог глазами человека с его, человеческой, колокольни, а человек глазами Бога, на той высшей ступени, где возможен, благодаря Откровению и тайне воплощения Христа, личностный диалог, встреча и исполнение.

11.8. Принцип индивидуации: Haecceitas

Дунс Скот подтверждает примат индивидуального, хотя отрицает, что природа или сущность его в участии в универсальном; такая пози­ ция сильно отдает, по его мнению, язычеством, ще недооценивается креативная сила Бога. Бог знает все и каждое в отдельности, указывая всякому существу его место в видах всеобщей экономии и личного спасения.

Начало индивидуации, по-платоновски понятое, скрывает в себе псевдопроблему. Платон, как Аристотель, Авиценна и Аверроэс, исхо­ дят из универсалии, выясняя, как из нее получить особенное. Причи­ ной индивидуальной дифференциации не может быть, по мнению Дунса Скота, ни материя, ни форма, ни их смесь, ни что бы то ни было природное. Лишь последняя реальность может объяснить индивиду­ альность того, что есть материя, форма, состав, сущее как такое, а не другое. Термин, указывающий на начало формальное и совершенное, индивидуализирующее сущее, — haecceitas это есть (haec est).

Вполемике с аверроизмом, имперсональное безразличие которого

кразделению было закреплено в теории единого интеллекта, Дунс Скот отчетливо акцентирует личностное начало, называя его послед­ ним убежищем, от другого — аЬ alio, которое может быть с другим — сит alio, но не в другом — in alio. Персональное entis — универсальное

конкретное, ибо в своей универсальности оно не может быть частью всего, оно все во всем, империя в империи. В понятии личности особен­ ное и универсальное совпадают. Каждый человек, подобно особой ре­ альности времени, невоспроизводим и незаместим. Его нельзя понимать как детерминацию универсального. В своем предопределе­ нии, участии в его судьбе Христа, он вовлечен в реальность высшую и изначальную. Человек обречен в диалоге с Богом, Единым и Троич­ ным, быть личностью.

Натуралистический детерминизм греко-арабской философии ре­ шительно не устраивает Дунса Скота. Если Бог был свободен в творе­ нии, он не мог не желать, чтобы созданные им существа были индивидуально свободными. Весь мир во всем, что в нем есть, не иск­ лючает моральных законов. Если единодушие по поводу тезиса о воз­ можности мира среди средневековых мыслителей было полным, то по поводу моральных законов оно было менее безоблачным.

Как правило, идея блага выводилась не из идеи бытия, но из идеи бесконечного Бога. Ens et bonum non convertuntur. Благо — то, что Бог пожелал и постановил. Единственный закон, установленный Богом, это логический закон непротиворечия.

“Естественное право”, по мнению Скота, несет в себе дух, скорее, язычества, чем христианства. Можно ли вообще считать человеческую природу основанием какого-либо права, когда в исторической перспек­ тиве совершенно ясно, что “Status naturae institutae? — статус приро­ дыустановленной не то, что Status naturae lapsae" — статус природы ошибочной, и не то, что “Status naturae restitutae? — статус природы исправленной (или восстановленной). Достойны ли меняющиеся есте­ ственные силы такого почитания, ведь тогда обман, убийство, адюльтер (такжележащие в природе человека) должны были быть освящены законом. Каковы необходимые предписания? Первые среди них — единственность Бога и обязанность почитать его одного. Все прочие не абсолютны, даже если они согласуются с нашей природой. Интеллект предписывает истины второго рода. Их обязанность продиктована за­ коноустанавливающей волей Бога, которую заменяет рациональная этика. Нарушение ее постулатов, скорее, иррационально, чем грехов­ но. Подлинное зло это грех, а не ошибка, как думали Сократ и его последователи.

Греческий детерминизм должен быть преодолен: подобно тому, как Бог желал действовать иначе, так и законы хотел он установить иные, ибо ни один закон не закон, пока он не принят божьей волей. То же самое в других пропорциях можно сказать и о человеческой воле. Много раз подчеркивает Дунс Скот ведущую роль воли — мотора интеллекта и действия. Именно воля толкает человека в одном направ­ лении, отсекая все другие. Если интеллект умеет быть максимально энергичным, а значит, действовать с естественной необходимостью, то воля — единственно подлинное выражение господства над миром ве­ щей. Воля — гарант самоопределения человека, свет разума необхо­ дим, но он не детерминанта. Если хворь застала нас врасплох, чтобы излечиться, надобно знать что-то о подходящих хворобе лекарствах. Принять их или отказаться — свободный выбор, а не необходимость, ведь возможна ситуация, когда смерть предпочтительней, чем жизнь.

Если снадобье все-таки принято, то это акт не только свободный, но и рациональный, ведь здесь послужила наука со всем, что в ее распоря­ жении. Таким образом, два типа активности — разумный и волевой — сработали в данном случае в духе конвергенции: недуг побежден.

Взаимопроникновение, как глубоко бы оно ни было, не достигает тождества воли и интеллекта. Волевое действие совершенно, если оно освещено разумом, но все равно по сути оно проистекает из воли. С автономией интеллектуального акта не диссонирует тезис о свободной воле как высшей пробе человека. Лишь благодаря ей человечность удерживает свою высоту, падение неизбежно в ее отсутствие. Пони­ мать, чтобы любить в свободе, — таково завещание Иоанна Дунса Скота.

Перед нами разновидность дуализма. Бог философов не тот, что Бог теологов, Творец и Спаситель. Есть истины, ускользающие от разума, — начало мира во времени, бессмертие души: к ним приходят через личный духовный опыт, но не через доказательства, “demonstrationes”. Былое равновесие между верой и разумом наруши­ лось. Напряжение споров Аквината и Бонавентуры в своем крещендо достигло пика: трещина стала разломом.

Г л а в а с е д ь м а я

“Треченто” : потеря равновесия между

разумом и верой

1. СОЦИАЛЬНО-ИСТОРИЧЕСКАЯ СИТУАЦИЯ

Эпоха “треченто” — последний возраст Средневековья. Одиннад­ цатый век, последней страницей которого был известный “Диктат па­ пы” Григория VII, дал “магна харта”, великую хартию, римскому католицизму. Триумфом теократии Иннокентия III открылась эпоха “дученто” с ее идеалом христианизации мира. Престиж и авторитет церкви гасил политические конфликты с помощью высочайших трибу­ налов, исключительного влияния ее магистра. “Треченто” также озна­ меновано шумными акциями Бонифация VIII, впрочем, социальный и культурный контекст уже мало соответствовал его решительной по­ литике.

Отпущение грехов по случаю юбилея — первого юбилея в истории в 1300 году — было театральным жестом Папы Бонифация VII, желав­ шего подчеркнуть харизматическую функцию церкви, в этом было и стремление оживить и усилить желание коллективного спасения; эсха­ тологическими чаяниями был пропитан век уже ушедший. Обьединить церковные институты с душой народа и вместе с властью светской, — цели, хотя и благородные, но увы, уже не достижимые, ибо социаль­ ные, религиозные и культурные запросы стремительно менялись. Мно­ жество форм приняли разногласия в религиозной среде, одним церковь благоприятствовала, другие были отвергнуты как еретические, что неизбежно вело к разочарованию в религиозных идеалах. Кроме того, неотвратимо назревал разрыв с церковью молодых государств, рождав­ шихся на обломках ветхих монархий. Попытки грубого давления и мести предпринимала и та, и другая сторона, примером достаточно убедительным было противостояние Бонифация VIII и Филиппа Кра­ сивого. Однако усилил все эти тенденции авиньонский произвол. В

1326 году Людвиг Баварский был коронован в Кампидольо, не желая принимать корону из рук Папы в церкви. Коль скоро Иоанн XXII не признал его как императора, то франкфуртский сейм в 1338 году по­ становил считать необязательной санкцию понтификата. По этому же пути пойдет и Карл IV в 1356 году. Политические шаги для раскола с церковью предприняла Германия, Лютер лишь доктринально закрепил начатое. В народном сознании поблекли некогда живые идеалы власти, воплощенные в двух фигурах — римского первосвященника и импера­ тора. Экономический расцвет сделал буржуазию независимых госу­ дарственных образований, их финансовую и военную мощь главными героями европейской истории. Петрарка был недалек от истины, коща назвал империю “пустым беспредметным звуком”, а церковь удобным инструментом в нечистых руках французских монархов. Увы, теокра­ тия духовно была обречена.

В общем контексте очевидно антиклерикальными были револю­ ции, или народные движения, среди которых выделяются три: Жаке­ рия во Франции, восстание ремесленников в Тоскане (Чьомпи) и лоллардов в Англии. Все они имели целью ограничить церковь, вывести из-под ее контроля светскую власть. Вспомнили о том, что спасение — факт внутренней духовности, не имеющий отношения к власти и мате­ риальным благам. Снова стали слышны францисканские призывы к бедности, то крайне суровой, то более мягкой. Власть и богатство церкви дали повод к обвинениям в коррупции, был даже найден образ блуд­ ницы из “Апокалипсиса”. Тень нескончаемых обвинений нависла над церковью.

Осуждения епископа Стефана Тампье в 1277 году, которые, впро­ чем, не выходили за пределы парижской епархии, запреты Роберта Килвордби в Оксфорде на некоторые томистские идеи, подтвержден­ ные затем Иоанном Пеккамом, — все это тяжелым гулким эхом отда­ лось в рукописи 1477 года, ще неизвестный парижский автор собирает по параграфам подлежащие осуждению вредные идеи. Дуализм фило­ софии и теологии, акцентированный Дунсом Скотом в пользу теоло­ гии, в эпоху “треченто” выливается в полный раскол, завершением которого стал демонтаж унитарной концепции общества в его земной горизонтали и духовной вертикали.

2.УИЛЬЯМ ОККАМ

2.1.Личность и сочинения

Фигурой, замыкающей Средневековье и открывающей эпоху “кватроченто”, стал францисканец Уильям Оккам. В истории его часто

вспоминают как главу номиналистов и мастера напыщенных барочных построений, почти лишенных контакта с реальностью. Лишь недавно была замечена его истинная оригинальность, серьезный вклад в логи­ ку, физику, политику, ренессансный идеал достоинства человека, ко­ торый вдохновлял его.

Он родился в графстве Суррей в селении Оккам, что в двадцати милях от Лондона, около 1280 года. Почти в 20 лет стал членом фран­ цисканского ордена. После университетских штудий в Оксфорде, ком­ ментирования в течении четырех лет “Сентенций” Петра Ломбард­ ского, он становится бакалавром сентенциарием в 1318 году. В 1324 году Оккам перебирается во францисканский монастырь в Авиньоне. Здесь на его голову обрушиваются обвинения в ереси. Папа Иоанн XXII требует объяснений, имея на руках перечень подозрительных писаний Оккама, составленный канцлером Оксфордского университета. После трех лет работы комиссии, назначенной папой, 7 пунктов были объяв­ лены еретическими, 37 — ложными, 4 названы опасными. К этому времени Оккам уже завершил первую редакцию двух своих основных работ: “Somma logicae” (“Сумма всей логики”) и “Tractatus de sacramentis” (“Трактат о таинствах”) .

Вскоре его положение заметно осложнилось, коща в споре по про­ блеме бедности он примкнул к непримиримой оппозиции папе. В ответ на суровые санкции Уильям в мае 1328 года был вынужден бежать из Авиньона и примкнуть к Людвигу Баварскому в Пизе, которому, как гласит предание, он сказал: “О imperator defende те gladio, et ego defendam te verbo” , “О император, защити меня мечом, и я защищу тебя словом”. Следуя за императором, он осел в Монако, ще и умер в 1349 году, став жертвой холеры.

В конце жизни он почти не пишет философских работ, но создает работы на религиозные темы, выступая против компромиссов понти­ фиката, отстаивая идеал бедности в работах “Opus nonaginta dierum”

(“Труд 90дней”), “Compendium errorumрараеIohannisXXIF (“Ком­ пендиум заблуждений папы Иоанна XXII”) , ”Breviloquium de potestate рарае” (“Краткая беседа о могуществе папы”), “Dialogue (“Диалог”),

“De imperatorum et pontificum potestate?’ (“О могуществе императоров

иепископов”).

2.2.Независимость веры от разума

Оккам острее других понимал всю непрочность хрупкой гармонии разума и веры. Ему был очевиден вспомогательный характер филосо­ фии по отношению к теологии. Попытки сторонников Аквината, Бонавентуры и Дунса Скота опосредовать разум и веру аристотелевскими и августинианскими элементами представлялись ему тщетными и беспо­