2. Системы буржуазного гражданского права
Обычно различают две основные системы законодательного и литературного изложения буржуазного гражданского права. Одна из них известна под именем институционной, другая - пандектной системы.
Несмотря на то что обе они носят название, восходящее к древнеримским источникам, их отношение к Древнему Риму неодинаково. Современная институционная система имеет действительно римское происхождение. Но в условиях развития капиталистических общественных отношений римская институционная система испытала, что обычно игнорируется, глубокое внутреннее перерождение. Пандектная же система вовсе не римского происхождения. Ее не было в Древнем Риме. Даже самым наименованием своим она обязана не пандектам Юстиниана, а излагавшимся уже по совершенно другой системе пандектам современного римского права, в недрах которого она и возникла. Но и пандектная система имеет, конечно, некоторые корни в римском праве <41>. Важнейшим из них является римское деление исков на вещные (actiones in rem) и личные (actiones in personam). Это процессуальное деление превратилось уже у глоссаторов в материально-правовое: в деление прав на вещные и обязательственные <42>, которое впоследствии легло в основу пандектной системы.
--------------------------------
<41> Интересно в этой связи отметить, что основные элементы пандектной системы уже содержатся в скрытом, зародышевом состоянии в системе римских институций. Так, 1-я часть институционной системы (personae) содержит зародыш общей части пандектной системы (учение о субъектах прав) и семейное право. А в обильных содержанием недрах 2-й части институций следуют один за другим дальнейшие элементы общей части (учение об объектах прав), отдельные институты вещного права, наследственное и обязательственное право. Остается только объединить разделенные элементы общей части, выделить в особые разделы семейное и наследственное право и, что самое главное, широко развернуть вещное право и резко противопоставить его обязательственному праву, чтобы получилась пандектная система.
<42> См. об этом, например: Landsberg E. Ук. работа. Стр. 82 - 88.
Кроме институционной и пандектной известны, однако, еще и другие системы буржуазного гражданского права. Так, если первым и крупнейшим образцом кодификации гражданского права по современной институционной системе является французский Гражданский кодекс, то, например, другие крупные кодексы конца XVIII и начала XIX века, а именно прусское Земское право <43> и австрийский Гражданский кодекс, не могут быть отнесены ни к институционной, ни тем более к пандектной системе, первым законодательным воплощением которой считается саксонское Гражданское уложение 1863 г. <44>.
--------------------------------
<43> Как известно, оно является кодификацией не только гражданского права. Для прусского земского права характерно деление на две части, соответствующие делению права на частное и публичное. Часть I посвящена исключительно гражданскому праву. Часть II трактует вопросы публичного права (о сословиях, о религиозных организациях, о школе, вопросы государственного, финансового и уголовного права и т.д.). Она касается, впрочем, и некоторых вопросов гражданского права, но лишь тех, которые либо сами по себе имеют известный публично-правовой оттенок (брак, семья, опека; сюда же Земское право присоединяет из всего наследственного права лишь порядок наследования по закону), либо в качестве торгово-правовых институтов (вексель, морская перевозка, страхование и т.д.) связываются с правовой организацией городского (торгового) сословия и включены поэтому в соответствующий "сословный" раздел: "Vom Burgerstande" (восьмая глава II части).
В дальнейшем имеется в виду лишь первая часть прусского Земского права как чисто цивилистическая и притом содержащая основной гражданско-правовой материал этой кодификации.
<44> Однако некоторые значительные черты этой системы заметны уже в баварском Гражданском кодексе 1756 г. (см.: Codex Maximilianeus Bavaricus Civilis oder: Baierisches Landrecht. Neue unveranderte Auflage. Munchen, 1821). По распространенному в буржуазной литературе мнению (см., например: Пахман С.В. Ук. работа. Стр. 114), баварский Кодекс построен по римской институционной системе. Нельзя, конечно, отрицать известного сходства его с этой системой. Но в то же время нельзя не заметить в нем еще более определенного сходства с пандектной системой. Так, первая часть баварского Кодекса, начинаясь с некоторых общих положений (гл. 1 - 3), содержит в дальнейшем (гл. 4 - 7, за исключением § 4 гл. 4) нормы семейного права (гл. 8 касается состояния крепостной зависимости). Вторая, третья и четвертая части представляют собой разделы вещного, наследственного и обязательственного права, отличающиеся от соответствующих разделов пандектной системы лишь отсутствием таких именно заголовков, да еще и наличием ряда феодально-правовых институтов, из коих некоторые, а именно эмфитевзис в своей феодально-правовой форме и ленное право, непоследовательно (с точки зрения традиционного деления прав на вещные и обязательственные) включены не во вторую, а в четвертую часть Кодекса (гл. 7 и 18).
То же следует сказать и о дореволюционном русском Своде законов гражданских, неосновательно причисляемом к институционной системе. В специальных целях нашего исследования будут рассмотрены сначала названные выше Кодексы (французский, прусский, австрийский и русский), не принадлежащие к пандектной системе, а затем - эта последняя.
Общепринятым в буржуазной юридической литературе является утверждение о том, что французский Гражданский кодекс <45> воспроизводит систему римских институций. Но это утверждение грешит характерной для буржуазной юриспруденции методологической "слепотой": за внешне сходными чертами различных исторических явлений буржуазная юриспруденция не замечает (а зачастую и не желает замечать) их глубоких внутренних различий.
--------------------------------
<45> К нему примыкает, как известно, и ряд других гражданских кодексов, построенных в большей или меньшей мере по его образцу: бельгийский, нидерландский, испанский, итальянский, греческий и т.д.
Даже и с внешней стороны сходство системы французского Гражданского кодекса с системой римских институций является весьма относительным, условным. А с внутренней стороны система французского Кодекса, хотя и именуется обычно институционной, существенно отличается от римской институционной системы.
Последняя, как уже говорилось, имела определенный патриархально-рабовладельческий профиль, ставя во главу своего первого раздела (personae) персону sui juris, точнее - домовладыку-рабовладельца как начальника и полноправного представителя в гражданском обороте подвластного ему натурально-хозяйственного "мирка", основной социальной "клетки" тогдашнего общества, вмещавшей в свойственном ей масштабе и его основное классовое противоречие (господская семья и рабы), и разные формы неравенства "лиц", разные формы зависимости и подчинения членов данного "мирка" его верховному владыке. Этим обусловлены не только самое содержание учения о лицах (а в той или иной мере и следующих разделов римской институционной системы), но и вся систематика этого раздела.
Совершенно иной характер имеет раздел о лицах ("Des personnes") в системе французского Гражданского кодекса. Личность выступает здесь уже в совершенно новой окраске, в аспекте формального равенства и формальной свободы <46>, без классификационных разграничений на социальные категории, свойственные рабовладельческому и феодальному обществу. Но при этом не следует ни на минуту забывать, что личностью буржуазия, создавшая этот Кодекс, не признавала "никого, кроме буржуа, т.е. буржуазного собственника" <47> и что, следовательно, личность, которая ставится во главу всего французского Кодекса, есть лишь не более как юридическая личина, прикрывающая классовое лицо главной фигуры этого Кодекса: буржуа, капиталиста, собственника-эксплуататора.
--------------------------------
<46> Однако фактическое неравенство и несвобода находят и в самом Кодексе свое открытое юридическое выражение. Это, даже и после законов 1938 и 1942 гг., относится прежде всего к области семейных отношений, регулируемых в первом разделе ФГК. В других частях Кодекса принцип формального равенства также грубо нарушается в ряде случаев см., в частности, для отношений по найму рабочей силы ст. 1781 (формально отмененную 2 августа 1868 г., но и после того фактически сохранившуюся, лишь в измененном виде, в судебной практике), а для отношений по имущественному найму ст. 1716. В этих случаях хозяин (le maitre) открыто превозносится над рабочим, а собственник (le proprietaire) - над нанимателем. Острое классовое "шило" все же высовывается здесь наружу из облекающего его маскировочного "мешка" лжедемократических разглагольствований.
<47> Маркс К. и Энгельс Ф. Манифест Коммунистической партии. Соч. Т. 4. Стр. 440.
Это сказывается и на системе всего дальнейшего содержания Кодекса, построенной (нередко в прямое нарушение строгой юридической логики) на принципе частной собственности, составляющей основу буржуазного общества и резко разграничивающей личности по классам, вырывая пропасть между имущими и неимущими, между эксплуататорами и эксплуатируемыми.
Принцип частной собственности был выражен и в системе римских институций (см. стр. 280 - 281). Но в самой форме его выражения состоит второе существенное различие между системой французского Кодекса и системой римских институций. В римских институциях принцип частной собственности как основной принцип их системы выражался не непосредственно (несмотря на достаточно высокую для того времени техническую разработанность римскими юристами учения о праве собственности), а в виде известной трехзвенной схемы и преимущественно в форме центрального ее звена, коим была римская институционная вещь (res). Это была совершенно абстрактная категория, формально-юридическая конструкция, смешивавшая понятия "объект права" и "права на объект" и призванная лишь к тому, чтобы вместить в свои искусственно расширенные рамки в качестве вещей телесных и бестелесных, единичных и совокупных разнородные юридические институты вещного, обязательственного и наследственного права. При помощи этой конструкции правовые институты подразделяются и объединяются в римских институциях внешним, механическим образом, по чисто формальным признакам, без вскрытия их реального содержания и внутренних связей, без систематизации их с этой именно точки зрения, без приведения их к единому экономическому знаменателю.
В систематике французского Гражданского кодекса принцип частной собственности получает уже прямое, непосредственное выражение. Все так называемые ограниченные вещные права (узуфрукт, земельные сервитуты и т.д.) трактуются как "различные модификации собственности" (см. книгу вторую), а наследование, все обязательства (не исключая и деликтных) и еще многое другое (например, залоговое право) - как "различные способы приобретения собственности" (см. книгу третью). Можно без преувеличения сказать, что, не говоря уже о самом институте права собственности, все без исключения остальные институты гражданского права изображаются во французском Кодексе на фоне частной собственности, в свете отношения их либо к самому праву собственности, либо к носителю его, к собственнику, к лицу.
Так изменился основной строй римской институционной системы в ее новом, буржуазном виде, представленном французским Кодексом.
Отправной пункт системы римских институций - патриархальный "мирок" неравноправных лиц, начиная с главного лица - рабовладельца и домовладыки и кончая лицом раба, превращенным в вещь, - заменен в системе французского Кодекса новым отправным пунктом: капиталистическим миром, в котором лица эксплуататоров и эксплуатируемых скрыты под масками абстрактных "человеческих личностей", формально свободных и равных друг другу.
Формально-юридическая схема римских институций со стоящей в ее центре всеобъемлющей идеей вещи заменена во французском Кодексе другой схемой, в центре которой оказывается уже не вещь, а право частной собственности. Личность и ее собственность (своего рода штирнеровское "Der Einzige und sein Eigentum") - таков лейтмотив, основной классификационный принцип новой, неоинституционной системы французского Гражданского кодекса <48>.
--------------------------------
<48> В этой связи нельзя не вспомнить широко известную характеристику его Энгельсом как классического кодекса французской революции (Энгельс Ф. Роль насилия в истории // Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 21. Стр. 475), как классического свода законов буржуазного общества (Энгельс Ф. Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии // Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 21. Стр. 311). Эта оценка касалась, однако, главным образом внутренней стороны Кодекса, его классового содержания. Но и в этом отношении следует учесть замечание Энгельса (в письме к Конраду Шмидту от 27 октября 1890 г.) о том, что "чистая последовательная правовая идея революционной буржуазии эпохи 1792 - 1796 гг. уже в Кодексе Наполеона фальсифицирована во многих отношениях..." (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. XXVIII. Стр. 259). С другой стороны, следует признать весьма сильно преувеличенными многочисленные похвалы, неумеренно расточаемые буржуазными идеологами, особенно в западноевропейской литературе, французскому Гражданскому кодексу по поводу его внешних формальных качеств с превознесением до небес его кодификационных, литературно-стилистических и тому подобных достоинств. Необходимо в этой связи отметить, что еще в старой русской юридической литературе прозвучал по данному вопросу отрезвляющий голос критической оценки, отмечающей самые разнообразные недостатки французского Кодекса, в том числе классификационные ошибки, неясность, неполноту и архаичность многих его постановлений (Пахман С.В. Ук. работа. Стр. 59).
От французского Гражданского кодекса существенно отличается старшее на десяток лет прусское Земское право (Ландрехт) 1794 г.
Во-первых, в отличие от французского Кодекса, порожденного буржуазной революцией, оно возникло еще в недрах феодального общества, и поэтому на его содержании отразилась феодальная общественная структура, что, однако, не помешало ему существовать и в условиях капитализма, вплоть до конца XIX века, уже в качестве гражданского законодательства буржуазной эпохи, хотя и изобилующего элементами феодального права.
Во-вторых, прусское Земское право и по внешнему виду своего построения весьма радикально расходится с французским Гражданским кодексом, как будто не имея с ним в данном вопросе ничего общего.
Но более внимательное изучение этого построения обнаруживает, что с внутренней своей стороны оно при всем различии обеих кодификаций имеет существенное сходство с системой французского Кодекса, так как, подобно ей, насквозь пронизано идеей частной собственности.
Это стоит, конечно, в связи с определенной (хотя и меньшей, чем в прошедшей уже через буржуазную революцию Франции) степенью зрелости капиталистических производственных отношений, достигнутой к концу XVIII столетия также и в ряде других европейских государств, в частности в Пруссии, где буржуазная революция последовала лишь через полстолетия.
В прусском Земском праве, как и во французском Кодексе, вокруг собственности как своего центрального пункта располагаются почти все другие институты гражданского права. Каждый из них рассматривается под углом зрения собственности, в том или ином отношении к ней. Так, после первых шести глав, посвященных проблемам общей части гражданского права, а также общим положениям о договорах и деликтах, и после 7-й главы, трактующей о вопросах владения, почти все дальнейшие главы первой части прусского Ландрехта выступают под знаком собственности, трактуют, хотя и в разных аспектах, исключительно о ней. Характерны уже самые названия этих глав, приводимые ниже. При обзоре их могло бы создаться впечатление, будто все прусское гражданское право сводилось чуть ли не к одному только праву собственности.
Глава 8 - "О собственности".
Глава 9 - "О приобретении собственности вообще и о непосредственных способах такового приобретения в частности".
Глава 10 - "О посредственном приобретении собственности".
Глава 11 - "О титулах приобретения собственности, основанных на договорах между живыми".
Глава 12 - "О титулах приобретения собственности, возникающих из распоряжений на случай смерти".
Глава 13 - "О приобретении собственности на вещи и права через третьих лиц".
Глава 14 - "О сохранении (Erhaltung) собственности и прав" <49>.
--------------------------------
<49> Ср., однако, название предыдущей главы и начало § 1 этой главы: "Собственность на вещи и на права..." ("Das Eigentum der Sachen und Rechte wird... erhalten..."). В эту главу входят: договор хранения, управление чужим имуществом, различные меры обеспечения (в особенности договор поручительства).
Глава 15 - "Об отыскании (Verfolgung) собственности".
Глава 16 - "О способах прекращения прав и обязанностей" (но в первую очередь и здесь - права собственности, см. § 1).
Глава 17 - "Об общей собственности".
Глава 18 - "О разделенной собственности".
Глава 19 - "О вещных и личных правах на чужую собственность вообще".
Главы 20 и 21 - трактуют о разных видах этих прав:
глава 20 - "О праве на "субстанцию" <50> чужой вещи";
--------------------------------
<50> Этим обнимаются залог, право удержания, право преимущественной покупки и т.п.
глава 21 - "О праве пользования (zum Gebrauche oder zur Nutzung) чужой собственностью" <51>.
--------------------------------
<51> Эта глава включает узуфрукт, наследственную аренду, ссуду (индивидуально-определенной вещи), имущественный наем. Здесь же, в разделе 3 - об ограниченном праве пользования чужими вещами, упоминается и наем "слуг и рабочих" (§ 398). С этим интересно сопоставить то обстоятельство, что и в гл. 11 ("О титулах приобретения собственности, основанных на договорах между живыми") включены (в разд. 8) "договоры между господами и слугами", а также договоры с рабочими, ремесленниками и художниками (§ 894 - 924).