!!Экзамен зачет 2023 год / 1tolstoy_yu_k_k_teorii_pravootnosheniya
.pdf
зания.[25] Такое дополнение излишне, ибо обеспеченность возможностью притязания уже
включена в определение субъективного права как обеспеченной законом меры возможного поведения.[26] С. Ф. Кечекьян возражает против термина «мера возможного поведения», указывая, что мера – понятие количественное, предполагающее соизмеримость различных величин. Между тем возможности действовать, обеспечиваемые законом и именуемые субъективными правами, многообразны и несоизмеримы.[27] Это возражение явно надумано. О мере возможного поведения говорят отнюдь не для сравнения одного Субъективного права с другим, а для определения тех пределов, в каких управомоченный может действовать. Термин «мера» удачно отражает то, что всякое субъективное право обеспечивает управомоченному возможность действовать в пределах, установленных законом. Не нравится С.Ф.Кечекьяну в определении С.Н.Братуся и слово «поведение». Субъективные права, замечает С.Ф.Кечекьян, принадлежат не только гражданам, но также юридическим лицам, органам государства и т. д. Применительно к ним, продолжим мы мысль С.Ф.Кечекьяна, едва ли уместно говорить о предоставленной субъективным правом возможности поведения.[28] Этот упрек также неоснователен. Государственные и общественные образования выступают в качестве субъектов права именно потому, что уполномоченные законом, уставом или положением живые люди (органы, представители, члены и т. д.) вырабатывают и осуществляют волю данного образования. Предоставление
государственным и общественным организациям субъективных прав означает закрепление возможности определенного поведения за теми живыми людьми, которые в данном правоотношении уполномочены выражать волю субъекта права. Поэтому в термине «мера возможного поведения» нет ничего одиозного и применительно к субъективным правам государственных и общественных организаций.
Оставим, впрочем, в стороне чисто терминологические споры и перейдем к
.характеристике комбинационных теорий субъективного права. Несмотря на разнообразие оттенков общим для всех этих теорий является то, что их авторы не ограничиваются определением субъективного права как обеспе-
41
[25]См. «Советское государство и право», 1949, № 11, стр. 79 (выступление Д. М. Генкина).
[26]См. С. Н. Братусь. О соотношении гражданской правоспособности и субъективных прав, стр. 35.
[27]См С. Ф. Кечекьян. Правоотношения в социалистическом обществе, стр. 56–57.
[28]Там же, стр. 57.
ченной управомоченному меры возможного поведения или возможности поведения, а делают попытку ввести в определение поведение обязанных лиц. Так, Н. Г. Александров предлагает различать троякого рода возможности, которыми характеризуется субъективное право: «1) вид и мера возможного поведения для самого обладателя субъективного права; 2) возможность требовать известного поведения от других лиц – поведения, обеспечивающего реализацию первой возможности; 3) возможность
прибегнуть в необходимых случаях к содействию принудительной силы государственного аппарата для осуществления второй возможности».[29]
Нетрудно заметить, что и вторая и третья возможности вполне охватываются первой. Как в тех случаях, когда управомоченный требует от обязанного лица совершения предписанных ему действий, так и в тех, когда управомоченный обращается за содействием к аппарату государственного принуждения, действует все же он сам, а не кто-либо другой. Поэтому вторая и третья возможности, как и первая, являются мерой возможного поведения самого управомоченного лица.
Несколько иной путь избрал О. С. Иоффе, который предлагает различать в субъективном праве две стороны: дозволенность поведения самого управомоченного и возможность требовать определенного поведения от обязанных лиц. Как мера дозволенного поведения субъективное право связывает управомоченное лицо с государством; как возможность
требовать определенного поведения от обязанного лица субъективное право связывает управомоченного с обязанным лицом. Соответственно этому, пишет О.С.Иоффе, «...субъективное гражданское право есть обеспеченная гражданским законом мера
дозволенного управомоченному поведения и возможность требовать определенного поведения от обязанного лица в целях удовлетворения признаваемых законом интересов управомоченного».[30]
Определение О. С. Иоффе вызывает ряд возражений. Во-первых, нужно подчеркнуть условность разграничения терминов «дозволенность» и «возможность». В известном смысле оба они верны, хотя оба несколько односторонни. Термин «дозволенность» наилучшим образом выражает тот факт, что субъективное право есть возможность юридическая, а не фактическая. Термин «возможность» не оставляет никаких сомнений в том, что содержанием права является обеспеченная субъекту возможность поведения, а не то поведение субъекта,
42
[29]И. Г. Александров. Законность и правоотношения в советском обществе, стр. 108–
109.
[30]О. С. Иоффе. Советское гражданское право, стр.71.
которое уже было им совершено. Не случайно поэтому, что О. С. Иоффе, как бы забыв о различии употребленных им терминов, говорит и о «двух возможностях», предоставляемых субъективным правом.[31] Во-вторых, не ограничиваясь указанием на возможность (дозволенность) поведения управомоченного лица, О. С. Иоффе, как и Н. Г. Александров, не учитывает, что возможность требовать определенного поведения от обязанного лица–это тоже мера возможного поведения самого управомоченного.[32] К тому же, за исключением тех случаев, когда осуществление права является одновременно обязанностью, правопорядок именно дозволяет управомоченному, но отнюдь не заставляет его требовать от обязанного лица определенного поведения. В-третьих, нельзя согласиться с тем, что при совершении действий, дозволенных правопорядком, управомоченный не связан с лицами, обязанными по данному правоотношению. Такая
конструкция искусственно выводит часть субъективного права за рамки правоотношения и противоречит отправным положениям самого О.С. Иоффе о единстве субъективного права и обязанности.
Следует признать, что при свершении любых действий – как непосредственно направленных на удовлетворение своих интересов, охраняемых законом, так и вынуждающих к определенному поведению обязанное лицо – управомоченный связан как с обязанными лицами, так и с государством. При этом до нарушения субъективного права никакого особого правоотношения между управомоченным и органом государства, осуществляющим юрисдикцию, не возникает:[33] правоотношение едино, оно существует между управомоченным и обязанным; исполнение обязанности обеспечивается принудительной силой государства.
Выдвинутые в советской юридической науке комбинационные теории субъективного права представляются нам ненужным усложнением и без того трудной и запутанной проблемы субъективного права.
Для методологически обоснованного определения субъективного права необходимо установить место интереса в субъективном праве. Большинство советских юристов, занимав-
43
[31]Там же.
[32]Следует признать, что в свое время мы допустили аналогичную ошибку. См. Проблема обеспечения субъективных гражданских прав, стр. 122; Содержание и гражданско-правовая защита права собственности в СССР. стр. 158.
[33]Не возникает уже потому, что во многих случаях от характера правонарушения зависит, какой именно
орган государства будет уполномочен на защиту права.
шихся интересом, настаивают на включении его в определение субъективного права. К ним относятся, в частности, А.В.Венедиктов, С.И.Аскназий, О.С.Иоффе, Б.С.Никифоров, С.Ф.Кечекьян.[34] При этом А.В.Венедиктов и С. И. Аскназий рассматривают интерес в качестве ведущего элемента субъективного права. А. В. Венедиктов примат интереса над волей объясняет тем, что содержание юридического (волевого) отношения определяется самим экономическим отношением.[35]
С.И.Аскназий указывал, что «воля и интерес являются понятиями коррелятивными. Воля всегда направлена на достижение определенных эффектов, на осуществление определенных интересов волящего, на достижение выдвинутых им целей. Из этих двух неразрывно связанных друг с другом понятий – воли и интереса – ведущая роль...
приходится на долю интереса. Воля, взятая вне учета объекта (цели, интереса), на который она направлена, – это лишь психологическое понятие и в такой абстрактной форме оно едва ли может быть эффективно научно использовано в социальных дисциплинах». В дальнейшем С. И. Аскназий отметил, что содержанием воли являются цель и интерес, на достижение которых она направлена.[36]
Высказываясь за включение интереса в содержание охраняемой правопорядком возможности поведения, Б.С.Никифоров считает даже, что, с точки зрения уголовного права, эти1 две категории–«возможность» и «интерес»–«можно, ноне нужно различать».[37] За включение интереса (цели) в содержание субъективного права высказался и С. Ф. Кечекьян:
«Право в субъективном смысле немыслимо без цели (тем самым, без интереса), а где имеется цель, там необходимо предполагается и воля, способная ставить цели и подбирать для них средства».[38]
44
[34]См. А. В. Венедиктов. Государственная социалистическая собственность. Изд. АН
СССР, М.-Л., 1948, стр. 36–38, прим. 75-е; С. И. Аскназии. Рецензия на книгу С. Н. Братуся «Юридические лица в советском гражданском праве». «Советское государство и право», 1948, № 5, стр. 59; О, С. Иоффе. Правоотношение по советскому гражданскому праву,. стр. 73; Его же. Советское гражданское право, стр. 73; Б. С. Никифоров. Объект преступления по советскому уголовному праву. Автореферат докт. дисс. М., 1956, стр. 9, 10, 10–11; М. П. Карева, С. Ф. Кечекьян. О социалистических правоотношениях, стр. 22.
[35]См. А. В. Венедиктов. Государственная социалистическая собственность, стр. 36, 38, прим. 75-е.
[36]См. С. И. Аскназий. Рецензия на книгу С. Н. Братуся, стр. 59.
[37]См. Б. С. Никифоров, ук. автореферат, стр. 10–11.
[38]М. П. Карева, С. Ф. Кечекьян. О социалистических правоотношениях, стр. 22
Против включения интереса в определение субъективного права решительно выступил С.Н.Братусь. Субъективное право, полагает С.Н. Братусь, не может быть определено через интерес, который является предпосылкой и целью субъективного права, но не его сущностью.[39]
В вопросе о месте интереса в субъективном праве явно неопределенную позицию занял В. И. Серебровский, С одной стороны, автор выражает согласие с мнением С. Н. Братуся о соотношении субъективного права и интереса. Это не помешало ему тут же заявить, что «...интерес, понимаемый как социально значимый, классовый интерес, имеет решающее значение для субъективного гражданского права».[40] Более того, авторское право в субъективном смысле В.И.Серебровский определяет «...как обеспеченную государством
за автором исключительную возможность использования по его усмотрению созданного им произведения в целях удовлетворения своих имущественных и неимущественных интересов дозволенными законом способами и в пределах, установленных законом».[41] Как видим, интерес прямо введен здесь в субъективное право в качестве необходимого его элемента. А ведь именно против этого и возражает С. Н. Братусь.
Следует признать, что интерес является необходимым и притом ведущим элементом содержания субъективного права. С. Н. Братусь неправ, когда рассматривает интерес лишь в качестве предпосылки и цели субъективного права. Подобно тому, как классовый интерес определяет содержание воли господствующего класса, возведенной в закон, который как раз я направлен на защиту этого интереса, так и заслуживающий охраны индивидуальный интерес управомоченного лица определяет содержание его воли, наполняя ее тем реальным общественным содержанием, без которого понятие воли – пустая абстракция. Если верно, что классовая природа права обнаруживает себя прежде всего в характере удовлетворяемого правом интереса, что утрата социально значимого интереса приводит и к утрате права, то есть все основания для того, чтобы включить интерес в определение субъективного права.
Исходя из изложенного, субъективное право может быть определено как закрепленная за
управомоченным в целях удовлетворения его интересов мера возможного поведения в
45
[39]См. С. Н. Братусь. О соотношении гражданской правоспособности и субъективных гражданских прав, стр. 34 ; Его же. Субъекты гражданского права, стр. 19 – 21.
[40]В. И. Серебровский. Вопросы советского авторского права,
стр. 95, прим. 1-е.
[41] Там. же, стр. 27.
данном правоотношении, обеспеченная возложением обязанностей на других лиц.
Таким образом, субъективное, право выражает способность самого управомоченного к определенному поведению, в том числе способность вызывать требуемое для удовлетворения интересов управомоченного поведение обязанных лиц. Определив субъективное право, мы без труда сможем определить и содержание её коррелята– субъективной обязанности. Если субъективное право–это дозволенная управомоченному мера возможного поведения, то субъективная обязанность – это предписанная обязанному мера должного поведения. Если мера возможного поведения предоставляется управомоченному в целях удовлетворения его интересов, то мера должного поведения предписывается обязанному в целях удовлетворения интересов управомоченного. Если мера возможного поведения, дозволенного управомоченному, обеспечивается возложением обязанностей на других лиц, то мера должного поведения, предписанная обязанному, обеспечивается предоставлением управомоченному возможности требовать от обязанного лица исполнения обязанности, опираясь на аппарат государственного принуждения.
Соответственно этому субъективная обязанность может быть определена как предписанная обязанному лицу в целях удовлетворения интересов управомоченного мера должного поведения в данном правоотношении, обеспеченная предоставлением управомоченному возможности требовать от обязанного лица исполнения обязанности, опираясь на аппарат государственного принуждения.
С. Ф. Кечекьян возражает против определения обязанности. как должного поведения, поскольку сама обязанность состоит в «долженствовании должного поведения; словами же «должное поведение» обозначается исполнение обязанности, а не сама обязанность.[42] Следует согласиться с тем, что обязанность может, выражаясь словами С. Ф. Кечекьяна, «простираться только на будущее время». Однако этот существенный
признак обязанности наилучшим образом выражен именно в определении ее как предписанной обязанному лицу меры должного поведения. Тем самым в определении подчеркивается, что содержанием обязанности является именно предписанное субъекту поведение, а не то поведение субъекта, которое им уже совершено.
Определив содержание субъективного права и корреспондирующей ему обязанности, мы можем рассмотреть вопрос»,
46
[42] См. С. Ф. Кечекьян. Правоотношения в социалистическом обществе, стр. 60.
представляет ли правоотношение двустороннюю или трехстороннюю связь. Суть этого вопроса состоит в следующем. Для юриста-марксиста правоотношение немыслимо вне связи каждого из его субъектов с государством. На этом основании Н. Г. Александров сделал вывод, что «всякое юридическое отношение (в силу необходимой связи с государством,– Ю. Т.) представляет собой не только двустороннюю связь, но всегда вместе с тем и трехстороннюю связь. Всякое правоотношение заключает в себе потенциальную связь каждого из субъектов с государством».[43] Мнение Н.Г.Александрова по этому вопросу поддержал Л. С. Явич.[44] Напротив, Г.А.Аксененок, С. И. Вильнянский и С. Ф. Кечекьян выступили против тезиса о наличии в правоотношении трехсторонней связи.[45] Аргументация противников «трехсторонней связи» сводится к следующему. Из того, что правоотношение не может возникнуть без нормы права, а права и обязанности субъектов правоотношения обеспечены государством, вовсе не следует, что правоотношение представляет собой не только двустороннюю связь его субъектов, но и трехстороннюю связь–между его субъектами и между ними и государством. Связь с государством субъектов данного правоотношения, во-первых, потенциальна и, во-вторых, вообще находится за его пределами; она, эта связь, лежит в основе другого правоотношения, которое возникнет, если обязанность будет нарушена. Кроме того, не следует забывать, что субъекты правоотношения в пределах, установленных законом, действуют самостоятельно.
Некоторые из этих аргументов неубедительны. Нельзя согласиться с тем, что связь
субъектов данного правоотношения с государством до момента правонарушения потенциальна. На всех стадиях развития правоотношения связь его субъектов с государством носит вполне реальный характер и выражается в, том, что, во-первых, правоотношение вообще. немыслимо без нормы права, в которой воплощена воля государства, и, во-вторых, в случае нарушения обязанным лицом
47
[43]Н. Г. Александров. Некоторые вопросы учения о правоотношении. Труды научной сессии ВИЮН 1–6 июля 1946 г. Госюриздат, М., 1948, стр. 37. Ср.: Его же. Законность и правоотношения в советском обществе, стр. 99–100.
[44]См. Л. С. Явич. Проблема содержания и формы в праве. «Ученые записки Таджикского государственного университета», т. VIII. Сталина-бад, 1955, стр. 61. Ср.: Его же. Советское право – регулятор общественных отношении в СССР, стр. 77.
[45]См. Г. А. Аксененок. Земельные правоотношения в СССР. Госюриздат, М., 1958, стр. 71–73; С. И. Вильнянский. Лекции по советскому гражданскому праву, стр. 78; С. Ф. Кечекьян. Правоотношения в социалистическом обществе, стр. 25–27.
возложенной на него обязанности управомоченный может привести в действие аппарат государственного принуждения.
Вне связи каждого из субъектов с государством, которая возникает и прекращается вместе с правоотношением, не может быть и связи между самими субъектами правоотношения.
Однако термин «трехсторонняя связь» действительно неудачен, поскольку правоотношение существует только между его субъектами, но не между ними и государством. Что же касается правоотношения между государством в лице органа, осуществляющего юрисдикцию, с одной стороны, управомоченным и обязанным, с другой, то оно возникает, как правило, лишь тогда, когда обязанный субъект нарушит возложенную на него обязанность. К тому же во многих случаях для возникновения правоохранительного отношения недостаточно, чтобы обязанность была нарушена; необходимо, помимо этого, чтобы управомоченный обратился к органам государства за содействием в защите принадлежащих ему прав. Благодаря действию принципа диспозитивности такое обращение, как правило, необходимо для возникновения гражданско-процессуального правоотношения между судом, с одной стороны, истцом и ответчиком, с другой
Таким образом, ни одно правоотношение немыслимо вне связи его субъектов с государством, однако как правоотношение оно существует все же только между его субъектами и с этой точки зрения характеризуется двусторонней, а не трех сторонней связью.
3. Общее понятие объекта правоотношения
Проблема объекта правоотношения принадлежит в теории права к одной из наиболее трудных. Здесь все подвергается сомнению начиная от того, нужна ли вообще такая категория как объект правоотношения, и кончая вопросом, что же следует понимать под
объектом правоотношения Исследование этой сложной и многогранной проблемы следует начать с определения общего понятия объекта правоотношения.
По вопросу о понятии объекта правоотношения в советской юридической науке выкристаллизовались, в основном, две точки зрения Согласно первой из них, объектом правоотношения уделяется то, по поводу чего правоотношение устанавливается;[46] согласно второй, под объектом следует понимать то,
48
[46] См например Н. Г. Александров. Законность и правоотношения в советском обществе, стр 117, 119
на что правоотношение направлено.[47] Некоторые авторы так и не заняли в этом вопросе определенной позиции Так, М. М. Агарков в монографии «Обязательство по советскому гражданскому праву» предлагал «…считать объектом права то, на что направлено поведение обязанного лица.» [48]В макете учебника по теории государства и права, опубликованном в 1948 г., тот же автор дал следующее определение объекта права «Объектом права в юридической науке принято называть то, по поводу чего возникает правоотношение, что составляет предмет притязаний и обязанностей в правоотношении» [49]Наконец, есть и такие авторы, которые считают, что ничего не изменится от того, определим ли мы объект как то, на что правоотношение направлено, или как то, по поводу чего оно возникает [50]
Спор о том, что же следует понимать под объектом право отношения, не является праздным. От его решения во многом зависит определение места правоотношения в ряду других общественных явлений и раскрытие его служебной роли.
Для определения общего понятия объекта правоотношения следует исходить из того, что
всякое правоотношение выступает в качестве посредствующего звена между нормой права и тем фактическим общественным отношением, на которое норма права воздействует как на свой объект Следует поэтому согласиться с О С Иоффе, который определяет объект правоотношения как то, на что правоотношение направлено и что способно реагировать на воздействие правоотношения.[51] В этом определении четко раскрыта служебная роль по регулированию общественных отношений, выполняемая правоотношением.
Напротив, определяя объект как то, по поводу чего правоотношение устанавливается, мы лишаем себя возможности ответить на основной вопрос, для чего вообще возникает
правоотношение
С вопросом о понятии объекта правоотношения неразрывно связан вопрос, возможны ли безобъектные правоотношения. Существование безобъектных правоотношений допускают, в частности М М Агарков, С Н Братусь, Г. Н. Полянская.[52]
49
[47]См О. С. Иоффе. Правоотношение по советскому гражданскому праву, стр. 81–82
[48]М. М. Агарков. Обязательство по советскому гражданскому праву, стр. 22–23
[49]Теория государства и права Макет 1948, стр 498–499
[50]См , например, А 1К Ю р ч е н к о, vk соч , стр 236
[51]См. О. С. Иоффе. Правоотношение по советскому гражданскому праву, стр. 81–82, Его же Советское гражданское право, стр. 168
[52]См Теория государства и права Макет 1948, стр. 474, «Советское государство и право», 1950, № 9, стр 85 (выступления С. Н. Братуся и Г. Н. Полянской)
Против безобъектных правоотношений выступили О. С. Иоффе, Д. М. Генкин, И. Б. Новицкий, И. Л. Брауде.[53] Не допускает существование безобъектных правоотношений, по-видимому, и М. В. Гордон.[54]
Всякое правоотношение выполняет определенную служебную роль по регулированию лежащих в его основе общественных отношений, явлений, процессов. Поэтому безобъектных, т. е. ни на что не направленных, ни на что не воздействующих правоотношений быть не может.
Существенно расходясь в определении объекта правоотношения, подавляющее большинство советских юристов не отвергает самой категории объекта правоотношения. Правда, иногда раздаются голоса и противников данной правовой категории. Так, М. П. Лебедев предлагает отказаться от категории объекта правоотношения, сосредоточив внимание на исследовании правовых результатов отдельных правоотношений.[55] С. Ф. Кечекьян считает, что термин «объект права» неприменим ни к объективному праву, ни к правоотношению; речь может идти лишь об объекте субъективного права, который автор определяет как объект правового господства управомоченного лица.[56]
Возражения против категории' объекта правоотношения несостоятельны. Исследование
результатов правоотношений не должно приводить к отказу от категории объекта правоотношения. Появление законченного результата правоотношения влечет за собой прекращение данного правоотношения, поскольку цель последнего достигнута. Между
тем правоотношение выполняет служебную роль по регулированию общественных отношений как раз до тех пор, пока оно существует.
Ничем не обоснована аргументация С. Ф. Кечекьяна против категорий «объект нормы права» и «объект правоотношения». Если еще можно сомневаться в том, выполняет ли правоотношение роль регулятора общественного отношения, то служебная роль правовой нормы ни у кого не вызывает сомнений. Когда говорят об объекте нормы права, то имеют
в виду
50
[53] См. О. С. Иоффе. Правоотношение по советскому гражданскому праву, стр. 84; «Советское государство и право», 1950, № 9, стр. 86 (выступление Д. М. Генкина); И. Б. Новицкий, -Л. А. Лунц. Общее учение об обязательстве. Госюриздат, М., 1950, стр. 41–43; И. Л. Брауде. К вопросу об объекте правоотношения по советскому гражданскому праву. «Советское государство и право», 1951, №3, стр.56.
[54]См. М. В. Гордон. Советское авторское право, стр. 56–57.
[55]См. «Советское государство и право», 1956, №3, стр. 131 (выступление М. П. Лебедева).
[56]См. С. Ф. Кечекьян. Правоотношения в социалистическом обществе, етр. 137, 138,
прим. 1-е на стр. 137–138, 140, 142.