Глава 3. Конец эпохи laissez-faire

§ 1. Социально-экономический аспект

Экономические вызовы доктрине laissez-faire

ни Смит, ни Милль, ни даже такие радикалы, как Спенсер, не выступали принципиально против любого вмешательства государства в свободу экономического обмена там, где имеются убедительные аргументы в пользу того, что такое вмешательство приведет в конце концов к результатам более предпочтительным, чем оставление ситуации на откуп "невидимой руке рынка". Иначе говоря, сторонники laissez-faire, как правило, не были анархистами, а выступали лишь за удержание государства от активного вовлечения в процесс естественного развития рыночных отношений <1>. Так, например, Бентам, резко протестовавший против законодательного ограничения размера процентов по ссудам, допускал в ряде случаев прямое ограничение цен на зерно <2>.

----->>> одним из главных условий, которое оправдывает государственное вмешательство в сферу свободы договорных отношений, многим виделось несоблюдение условия свободной конкуренции.

Возникли основания считать, что свобода договора должна ограничиваться, если она приводит к ограничению конкуренции.

Вполне естественно, что огромные массы людей оказывались неспособными протиснуться к открывшимся в XIX в. "социальным лифтам" и извлечь от добровольного договорного взаимодействия внутри контрактуалистской социальной парадигмы выгоду, сопоставимую с той, которую получало небольшое число наиболее трудолюбивых, предприимчивых, талантливых и удачливых сограждан. Эта армия "неудачников" свободного рынка постепенно самоидентифицировалась, начинала открыто возмущаться несправедливостью экономического неравенства и все чаще подвергать сомнению легитимность экономического оборота, основанного на идеях частной собственности и договорной свободы

Большую роль сыграла также и демократизация общества. Расцвет политики laissez-faire в Англии приходился на период, когда до участия в выборах допускалось меньшинство населения, состоявшее из наиболее состоятельных граждан. Поэтапное, но неуклонное снижение избирательного ценза к концу XIX в. постепенно вовлекало в процесс выборов все более и более обездоленные слои населения.

Принцип laissez-faire сам по себе достаточно циничен, поскольку поощряет сильных, умных и удачливых и жесток к слабым, неспособным и пострадавшим от превратностей судьбы. Это особенно ярко продемонстрировал абсолютный в своем цинизме социальный дарвинизм Герберта Спенсера. Но сильных, умных и удачливых всегда подавляющее меньшинство. Соответственно в условиях, когда доминируют интересы экономической элиты, защита принципа laissez-faire выглядит вполне логично. Но в условиях демократизации проводить столь же жесткую политику, не идя на компромиссы, оказывается намного труднее.

+ пример СССР

+ удачная практика временного отхода от laissez-faire во многих западных странах в период Первой мировой войны, затем повторенная в еще больших масштабах во время Второй мировой войны. Как писал выдающийся английский экономист и нобелевский лауреат Джон Хикс, в период Первой мировой войны государства с удивлением для себя почувствовали ту огромную экономическую власть, которую имеет современная бюрократия <1>. Так, например, в течение Первой мировой войны немецкая экономика под неусыпным надзором и руководством имперских властей и таких выдающихся деятелей, как Вальтер Ратенау, стала в значительной степени планово-мобилизационной. Это позволило Германии в течение четырех лет вести войну на два фронта и снабжать армию всем необходимым. Немецкую мобилизационную экономику времен Первой мировой войны Дж. Скотт называет "технократическим чудом" <2>. Этот опыт значительно усилил веру простых людей, экономистов и политиков в возможности планирования и государственного ограничения свободного оборота.

колоссальную роль в дискредитации laissez-faire сыграли и экономические потрясения первой половины XX в. Разрастание кризисных явлений в экономике некоторые страны стали испытывать сразу после окончания Первой мировой войны (например, гиперинфляция <1> и катастрофическое обесценение немецкой марки <2> в начале 1920-х гг. в Германии).

В первой половине XX в. экономисты начинают разрабатывать проблематику общественного благосостояния, государственного стимулирования его развития и ограничения в этих целях экономической свободы. Так, например, Артур Пигу в своей известной работе "Экономика благосостояния" <1> достаточно подробно изучает сбои рыночного механизма и государственные инструменты их устранения. В частности, он сформулировал идею о праве государства ограничивать свободный оборот в ситуации возникновения того, что сейчас принято обозначать негативными экстерналиями. Он считал, что разрыв между частным и общественным благом, иногда возникающий при заключении сделок, не может быть преодолен самими контрагентами, так как этот разрыв возникает из-за ущерба третьим лицам и обществу в целом, чьи интересы контрагентами, как правило, не учитываются. Соответственно задача государства состоит в устранении этого разрыва путем той или иной формы вмешательства в естественные рыночные процессы

Постепенно в науке распространялось мнение, что полностью полагаться на "невидимую руку" рынка и рациональность самих участников оборота в случае наличия у частной сделки негативных побочных эффектов, монополизма и других несовершенств рыночной модели в целом нельзя, если государство хочет обеспечить максимально рациональное использование имеющихся ресурсов и рост общественного благосостояния.

Нельзя не отметить и влияние авторитета Джона Мейнарда Кейнса, чей научный и политический авторитет оказался в зените в 1930-е гг. и стал меркнуть только к 1970-м гг. Основная идея Кейнса состояла в существенном усилении интенсивности государственного вмешательства в сферу рыночной экономики. Его советы по выходу из Великой депрессии, искусственному созданию рабочих мест и стимулированию роста спроса были во многом положены в основу нового курса президента США Теодора Рузвельта.

Основная идея Кейнса состояла в усилении государственного участия в экономике на макроуровне (стимуляция спроса за счет увеличения денежной массы, искусственная поддержка занятости и т.п.). По сути, Кейнс первым сформировал макроэкономическую теорию. Вопросы микроэкономики и государственного вмешательства в частные трансакции (например, с целью защиты слабой стороны договора) не были в центре его теории.

Более того, в первой половине XX в. во многих западных странах (например, в Англии, Франции, Германии, Италии) реальная экономическая политика начала все интенсивнее интегрировать идеи "государства всеобщего благосостояния" (англ. welfare state) и "социального государства" (нем. sozialstaat).

В рамках данной идеологии защита интересов слабых участников оборота становится важнейшим приоритетом государственной экономической политики. Основные элементы этой новой политики - высокие налоги и их перераспределение в пользу малоимущих в виде социальной или иной помощи, бесплатная медицина и образование, сильные профсоюзы и относительно мягкая бюджетная политика. Но помимо прямых трансфертов из бюджета и государственного финансирования социально важных услуг в центре внимания "государства всеобщего благосостояния" (или "социального государства") оказывается защита прав слабых участников оборота посредством ограничения договорной свободы, компенсирующего реальное неравенство контрагентов (в первую очередь патерналистская защита интересов работников и потребителей).

На Западе и даже в таких странах, как гитлеровская Германия, речь не шла о тотальной отмене рыночной экономики и окончательном разрыве с основными идеями Смита. Соответственно происходило лишь существенное увеличение количества исключений из общего правила экономической свободы. Если Смит или Милль признавали лишь очень небольшое число случаев, требующих государственного вмешательства, то к середине XX в. количество таких исключений стало значительно возрастать, а многие страны продвинулись в деле усиления бюрократического вторжения в рыночные процессы настолько, что стало принято говорить о смешанной (т.е. рыночно-плановой) экономике.