1.2 «Борьба с формализмом и натурализмом» в искусстве 1930-х годов. Репрессии в творческой среде.

Для того, чтобы открыть дорогу новому искусству, следовало прополоть всю ниву культуры, очистить ее от «сорняков модернизма», «маразма» и «разложения». Поэтому рука об руку с интенсивным процессом культурного строительства идет и достигает кульминации не менее интенсивный процесс культурного террора.

Власть строго отслеживала любые проявления вольнодумства. Типичным для тех лет было требование ”Литературной газеты” «провести чистку среди наших корифеев, которые недоступны широким массам… пишут обычно сложно, вычурно, их сюжет запутан и нарочно извилист» [13, 45]. Уже в1936 году начался первый этап борьбы с инакомыслием, названный в истории советской культуры борьбой с формализмом и натурализмом. Борьба с формализмом была делом нешуточным и велась в тех же формах, что и борьба с кулачеством, троцкистами и пр. Художник, получивший ярлык формалиста, механически становился врагом, в личных «делах» формалист и иностранный шпион фигурировали рядом. Обвинение в шпионаже приводило многих деятелей культуры к аресту и расстрелу.

Формализм обретал обличье главного противника социалистического реализма и классового врага, стоящего на пути художественного прогресса. Недоступное широким массам искусство не могло стать средством пропаганды идеологии и формирования общественного сознания. Журнал «Искусство» конкретизировал эту идею: «Всякая недоговоренность, туманность, истерика и формалистические выкрутасы … или являются средствами маскировки классового врага, или, допуская разное толкование …могут и помимо желания автора служить классовому врагу... Мы должны до конца разоблачить остатки классовых врагов в искусстве. И мы это выполним» [30, 107].

В 1938 году в отчетном докладе на сессии подведомственного ему Союза советских художников А.Герасимов подвел итоги периода кровавых репрессий: «Враги народа, троцкистско-бухаринское охвостье, агенты фашизма, орудовавшие на изофронте, пытавшиеся всячески затормозить и помешать развитию советского искусства, разоблачены и обезврежены нашей советской разведкой, руководимой сталинским наркомом тов. Ежовым. Это оздоровило творческую атмосферу и открыло пути к новому подъему энтузиазма среди всей массы художников» [30, 112]. Кого именно «обезвредила» тогда ежовская разведка, официальные источники не сообщают. Во всяком случае, за решеткой оказались ученики и соратники Малевича –Г.Клуцис, В.Стерлигов, В.Ермолаева (Малевич успел умереть перед самым началом террора), Александр Древин, Константин Истомин; погибли в лагерях два самых известных теоретика авангарда - Николай Пунин и Сергей Третьяков. Критике подверглись работы Штеренберга, Фаворского, Тышлера, Фонвизина, Филонова, Фрих-Хара, Сандомирской и многих других. Легендарный Татлин в последние годы жизни замкнулся в себе, отошел от друзей и в разговорах все время возвращался к своей старой вражде с уже покойным Малевичем. Аналогичным было положение и внутреннее состояние других сохранившихся родоначальников нового искусства. Время вызывало драматическую ломку одних художников и опалу других. Критерием пригодности являлось следование принципам соцреализма.