ПРАЗДНИК ВОЛШЕБНИКОВ

У нас праздник. Наш профессиональный праздник. День меди­ цинского работника...

Высоко наверху обязательно пройдет собрание. Руководство ми­ нистерства, академики, депутаты, главные врачи и особо уважаемые пациенты поговорят о наших героических буднях, о том, как, несмотря на, мы идем вперед, развиваем, внедряем, сокращаем сроки пребыва­ ния, удачно лечим, быстро диагностируем и вообще экономим.

Широкие народные массы узнают о нашем празднике из новостей. Это будет выходной. Выходной не потому, что День медработника, а потому, что День медработника назначается на воскресенье. Особых гуляний и радостей не будет — очень мало положительных эмоций вызывает наш праздник у простого человека, не имеющего отношения к медицине, но имеющего возможность с ней соприкасаться.

Но мы отметим, это уж точно!

Многие вспомнят сериал про «скорую помощь». Там мы увидели настоящую медицину: мудрых и самоотверженных врачей, добрых

и трудолюбивых медсестер, каторжный труд героев-медиков на благо простых людей, не наших людей — американских. Это другая стра­ на, другие люди, другая медицина. Там не вручают почетных грамот, не вешают на Доску почета, там никогда не было переходящих красных знамен и победителей соцсоревнования, там нет даже заслуженных врачей США!

Именно в этом фильме мы услышали поразительный диалог. Подросток-негритенок спрашивает у медсестры:

—Сколько получают эти врачи?

—30 тысяч в год.

—И все?!!

Действительно, подвиг! Без Дня медицинского работника, без поощрений, за нищенскую зарплату, теснясь вдвоем в пятикомнат­ ных квартирках, работать и учиться, учиться и работать, без конца сдавать экзамены, крутиться, ругаться с начальством, биться за место под солнцем. А что взамен? Жалкие две недели на яхте? Слетать на вы­ ходные в Альпы покататься на лыжах? Подумаешь... А одна машина на двоих — это разве нормально?

Мы не в восторге от этого фильма, ибо все телезрители, волнуясь

исопереживая, невольно сравнивали ИХ и НАС, ИХ МЕДИЦИНУ

иНАШУ МЕДИЦИНУ И мы, медики, прекрасно знаем, в чью пользу было сравнение. Они лучше, они больше могут, больше знают, больше умеют.

Они лучше!

Но так будут думать все, кроме нас, все, кто не из нашей медицин­ ской песочницы. Уж мы-то себе цену знаем.

Звуки из телевизора:

—Больной возбужден, падает уровень кислорода...

—Снимок грудной клетки, газы крови, токсикологический анализ, консультация психиатра, и быстро вызовите кого-нибудь из ортопе­ дии...

—Падает уровень кислорода...

—Подключайте аппарат искусственного дыхания...

—Срочно в вену раствор декстрозы...

Снимок грудной клетки? А он внес деньги за рентгеновскую пленку? Газы крови! Только не смешите, пожалуйста, наш газовый анализатор

клиник и высочайший уровень обследования заметно упростили про­ цесс принятия любых решений — и диагностических, и терапевтиче­ ских, и организационных. Не надо умничать! Результаты обследования свидетельствуют о том, что... Вот вам и диагноз. А лечить эту болезнь следует так: а... б в.... Остается лишь получить диплом и добросо­ вестно следовать инструкциям.

Но у нас все иначе. Какая там наука, какая там техника! Искусство, искусство и еще раз искусство. Все держится на личности, личности Врача. Врача волшебника, мастера, который чувствует, угадывает, ле­ чит и вылечивает.

Так было и так есть. И отдавая себе в этом отчет, руководство на­ шей страны в течение многих десятилетий уделяло самое присталь­ ное внимание подготовке медицинских кадров. Ох, и много же нас навыпускали-наподготовили. Но не было другого выхода. Диплом получали 100, а работать Врачом могли 10. Работали все 100, но мог­ ли 10. И в этом не было ничего страшного, поскольку система была организована просто замечательно. Огромное число должностей тре­ бовало диплома о высшем медицинском образовании, но позволяло никого не лечить и никому не ставить диагнозы. Зато эти должности позволяли, во-первых, учить, как надо лечить, и, во-вторых, решать, определять и вообще руководить.

А на одном хорошем хирурге прекрасно держится целое хирур­ гическое отделение районной больницы, но по штату их там десять, и все получают одинаково, и все трудоустроены. А одного толкового лекаря-диагноста с головой хватит на обычную поликлинику: в слож­ ных случаях он поможет, а с несложными мы и сами... Да и зарплаты побольше он не требует — скромный такой мужичонка попался.

Грянула перестройка, и на всех денег стало не хватать. Но ведь, с точки зрения системы, хороший врач — это врач, у которого в по­ рядке медицинская документация. А лечить, тем более хорошо лечить, и одновременно поддерживать в должном порядке напридуманную специалистами-организаторами документацию не получается. Так что мы всегда сможем сократить нужное количество бездельников, которые не то что лечить, а даже написать толком не могут.

Все будет хорошо! Мы уже наводим порядок! Мы уже сократили, закрыли, реорганизовали, мы уже доказали, что дома лечить легче и дешевле, чем в больнице! У нас растут показатели, мы сэкономили, улучшили на благо народа!

И вообще мы, медики, сами во всех своих бедах виноваты, не умеем лечить экономно, тратим деньги направо и налево, на всякие глупо­ сти — на лекарства, на еду, на ремонт, на зарплату. Даже наш министр, вспомнить бы только какой по счету, сказал приблизительно следую­ щую мудрую фразу: «Я убежден, что выделенных правительством средств нам хватило бы, если бы мы умели ими правильно распоря­ жаться». Вот какие у нас министры хорошие, самокритичные и на­ ходчивые — видно, без этих качеств министром не стать. Английским и немецким министрам не хватает, а нашему — хватило бы...

Ничего, мы уже придумали и практически реализовали новый способ навести порядок. Назывался он так: «аккредитация медицин­ ских учреждений». Сотни тысяч медиков по всей стране с утра до ночи готовились встречать комиссию по аккредитации. На личные деньги покупали красивые папочки, туда укладывали сотни всевозможных документиков... Какие больные? Какие диагнозы? Писали, печатали, готовились, приводили в порядок. Ждали-с... Комиссия! Как принять, чем угостить, чтоб не обиделись. Не аттестуют, сократят, уволят, пустят по миру... Дома дети. Они еще гордятся тем, что мама врач. Голодные, но гордые. Вот сократят маму, тогда как? Хорошие дети, послушные. Не просили колбасы, знали: маме еще 12 папочек осталось купить, за­ платить за ксерокс и сдать в фонд главного врача на встречу комиссии. Пронесло...

Ребята, мы прорвемся! Мы выживем. Все у нас будет нормально. Там, наверху, кипит жизнь. Как часовые у мавзолея, гордо и перио­ дично сменяются министры. Идут реформы. Иногда нам выделяют средства.

Здесь, у нас, внизу, больные люди, слезы и страдания. Мы им по­ можем, обязательно поможем, мы ведь это умеем.

Мы умеем назначать лечение не по правилам, а по возможностям пациента.

Мы знаем, какое лекарство дешевле и где его можно купить.

Мы ограничены в получении информации, в складчину выпи­ сываем два журнала на больницу, не имеем возможности покупать

специальную литературу и застенчиво улыбаемся, услышав слово «интернет».

Мы не обижаемся на больного, который не выполняет наши на­ значения. Мы ведь бесплатные. Интересно, а там, за бугром, может кому-нибудь прийти в голову заплатить доктору, а потом не делать того, что доктор тебе назначил?

Мы уже почти перестали обижаться. Без толку. Мы привыкли к тому, что во всех людских болезнях и страданиях именно мы и бу­ дем виноваты. А как же иначе? Ведь это именно мы не выполняем обещаний, которые дали там, наверху.

Мы живем в тревожном ожидании реформ и перемен. За послед­ ние 20 лет еще ни одна реформа не сделала нашу работу легче, лучше и эффективнее. Мы боимся реформ, но мы уже привыкли к переменам со знаком минус. Хорошее дело привычка — с годами интенсивность опасений уменьшается, мы втягиваемся в перемены, становимся спо­ койнее и уже не так дергаемся, как раньше.

Мы как все, как весь наш народ. Ну и что с того, что медики? Мы можем и обои поклеить, и на наших кровных шести сотках поднять такой урожай картошки, что буржуям не снилось, а еще мы вяжем, пе­ чем торты, растим детей, спокойно обходимся городским транспортом. И стиркой овладели в совершенстве, без всяких машин-автоматов — на работе тренируемся: прачечной зарплату не дали, так они взяли моду бастовать на радостях, что им по закону можно, а нам по тому же закону нельзя. И здесь привилегии!

Но мы продолжаем ждать и надеяться. Некоторые наши даже ухитряются делать супероперации, придумывать новые лекарства, писать книги и защищать диссертации. Мы делаем свое дело — очень нужное, ответственное, часто неблагодарное. Мы терпеливо ждем, мы уверены, что в один прекрасный день что-то действительно изменится

клучшему.

Имы дождемся, обязательно дождемся! Все будет хорошо. Мы заслужили это.

А наше молчаливое терпение, нелегкий и незаметный труд, рас­ траченное здоровье, никудышные нервы и бессонные ночи — все это нам зачтется, обязательно зачтется!

Мы не стали технической специальностью, мы вместе с нашим народом, живем его жизнью, его радостями и горестями, его про­ блемами.

Мы действительно оставили медицину искусством. Не от хорошей жизни оставили. По бедности своей.

Но ведь диагнозы ставим! Но ведь лечим! Страна волшебников! Праздник волшебников! День медицинского работника!

2000 г.

ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНАЯ ЭПИДЕМИОЛОЛГИЯ

Начало было более-менее стандартным в рамках моего опыта мно­ голетнего общения с семейством Полянских. Звонила Наташа, сквозь рыдания удалось выяснить, что с дитем приключился понос и очень срочно надобно спасать.

Все наши предыдущие встречи начинались примерно такими же рыданиями, а состояние нервной системы мамы Наташи всегда вол­ новало меня больше, чем очередная простуда ее дочери Марины. Со временем интенсивность и частота Наташиных рыданий-причитаний уменьшилась — Маринке, как-никак, шел тринадцатый год, болела она не часто, уже давно не плевалась лекарствами и без воплей открывала рот...

Странно, но Семен Борисович был дома. Для такого большого го­ сударственного человека быть дома в 19.00... Еще более странным было то, что Борисыч меня не встречал. Он не вышел, даже не выглянул из кухни, и на крик Наташи: «Сеня, доктор приехал!» отреагировал лишь глухим приветственным мычанием.

Следует заметить, что большим начальником Семен Борисович был исключительно вне стен собственного дома. На немаленькой террито­ рии, ограниченной двухметровым кирпичным забором, царил жесткий матриархат. Тяжесть ситуации усугублялась тем фактом, что других особей мужского пола в обозримом пространстве не наблюдалось. Жена, дочь, теща Елизавета Захаровна, сиамская кошка Анфиса, уме­ ренно похожая на овчарку дворняга Кука и, в довершение композиции, морская свинка Чапа.

Личная жизнь Семена Борисовича была сложна и запутанна. Тра­ диционное следствие — теща, которая была лишь на год его старше, но именовалась исключительно на вы, Елизаветой Захаровной, а в ми­ нуты особого семейного благополучия — мамой. Теща, разумеется, возглавляла семейную иерархическую лестницу, Наташа с Мариной были на одну ступень ниже. Далее царило равноправие. Кука, Чапа, Анфиса и Сеня (Семен Борисович) были послушны, вовремя получа­ ли еду. Правда, Сеня нередко пакостил, простите, сорил в доме, и ему доставалось чаще других.

В результате тяжелой подкаблучной жизни мой приход всегда вос­ принимался Борисычем как праздник. Можно было найти сочувствие, можно было пожаловаться — дескать, «эти бабы», которые «только и могут, что орать» и «якобы всегда правы», опять не уберегли бедное дитя. А тут даже не вышел поприветствовать... Да, события явно раз­ ворачивались нестандартно.

Вид у Маринки действительно был неважнецкий. Тошнить на­ чало еще в школе, после третьего урока примчалась домой, не снимая куртки, овладела унитазом, затем была рвота, потом опять унитаз. Сейчас лежала вся из себя бледная, температура 37,3, тошнит мень­ ше, побаливает и бурчит живот. Все остальные здоровы. С диагнозом особых проблем нет — явная кишечная инфекция. Ребеночку не пять месяцев, без уколов и капельниц обойдемся, питье, диета, кое-что из лекарств, ну, честное слово, девочки, ничего страшного — спасемся пренепременно.

Странности тем временем продолжаются: Семен Борисович при осмотре не присутствует и участия в беседе не принимает.

Выяснив и разъяснив, что же все-таки надо делать, пытаюсь по­ лучить ответ на вопрос «кто (что) виноват (виновато)». На умном

медицинском языке это называется эпидемиологический анамнез. Теоретически с этого положено начинать, но практически важнее было унять родственников, дабы не скулили и не рыдали, а знали, в чем дитя нуждается и что от них требуется.

Стандартный вопрос: что ели накануне? Ответ окончательно рас­ ставляет все точки над i. Более того, вносит предельную ясность и легко объясняет странное поведение Семена Борисовича.

Вчера вечером, растолковывает мне Елизавета Захаровна, этот (следует кивок в сторону кухни) приволок литровую банку черной икры. Какой-то его агент по снабжению привез из Астрахани. На весь дом чирикал, какая она свежая и замечательная. Вечером Маринка съела 3 бутерброда, больше никто и не попробовал, решили: что ж ее есть, если ребенку нравится. Теперь вот все здоровы, а дитя из-за этого (очередной кивок в направлении затаившегося Семена Борисовича) мучается.

С отравлениями икрой я, разумеется, сталкивался, и не единожды. Но все, что я видел на этот раз, как-то в икру не укладывалось. Вот если 6 сметанка или молочко...

Иду мыть руки, по пути заглядываю на кухню. Зрелище потрясаю­ щее: «глава семьи» в майке и трусах сидит верхом на табурете и ложкой прямо из банки ест икру. Литровая банка уже пуста наполовину. При моем появлении Семен Борисович делает судорожный глоток и не­ доверчиво смотрит на меня грустными глазами затравленной анти­ лопы.

—Док, я им докажу! Парень, что привез, абы чего не возит. Икра точно свежая. Я ведь перед тем, как домой идти, сам съел немного, от­ метили возвращение. Так им же и сказать нельзя, разорались бы, что ребенка объедаю. Но я ж здоровый, никаких поносов...

—Семен Борисыч, не знаю, как понос, но давление ваше после такого количества соли точно подскочит, давайте эти эксперименты заканчивать. Я и сам думаю, что икра тут ни при чем.

Возвращаюсь к пострадавшему ребенку. Женщины при деле: Ма­ рина заканчивает поглощение смекты, которая без труда нашлась

вогромной домашней аптечке Полянских, Наташа и Елизавета За­ харовна активно участвуют в лечении, кривясь и глотая слюну одно­ временно с девочкой.