rozhkov_aiu_v_krugu_sverstnikov_zhiznennyi_mir_molodogo_chel

Органы детского самоуправления в некоторых школах имели почти неограниченные полномочия. Учащиеся регламентировали не только свою повседневную деятельность, но и распространяли свое влияние на педагогический и технический персонал. Известен случай, когда ученики одной станичной школы на Кубани добились через школьный совет отстранения от педагогической работы нерадивого учителя, назначенного «сверху». Интересно, что инициатива учащихся была с одобрением воспринята администрацией школы, вынужденной терпеть протеже районного начальства164. Другой случай. Как-то в одной из московских школ-семилеток по причине перегорания лампочки сорвался урок физики. Ребята собрали деньги на новую лампочку, однако учком сделал из этого случая более серьезные выводы. Свидетельница данного события, ученица 6-й группы Анна Григорова оставила 24 сентября 1925 года в своем дневнике такую запись:

«В связи с этим случаем с лампочкой учком постановил: дежурные приходят в школу за 15 минут до начала занятий. Няни (технические школьные работницы) показывают им, что все в порядке — стекла в окнах целы, лампочка на месте, парты, столы и прочая мебель на своих местах и в целости. С этого момента до окончания уроков ответственность за порчу имущества или пропажу падает исключительно на дежурных. По окончании занятий дежурные таким же манером, как утром няни, сдают им имущество».

Замечу, что эти прописные правила школьной жизни устанавливала не администрация, а сами ребята по своей инициативе. Не важно, что этим постановлением они страховали себя не только от дальнейших срывов занятий, но также и от малоприятного сбора денег на возмещение ущерба. Главное, что они приучались чувствовать себя хозяевами в школе, что им до всего было дело. Тотальное влияние учкома эта же ученица фиксирует в записи от 10 декабря 1925 года. Она подробно описывает процедуру зачета, который превратился в коллективное обсуждение уровня подготовки учащихся по итогам триместра165.

Из этого следует, что не только знания ученика определялись на зачете. Детское сообщество, наделенное функцией социального контроля, в первую очередь оценивало каждого из своих членов по его отношению к учебе. Процедура школьного зачета превращалась в своеобразное чистилище, где каждому воздавалось по его заслугам.

Институт самоуправления в школе был бы невозможен без ощущения каждым учащимся чувства коллективизма, ответственности перед своими товарищами. Степанищева вспоминает случай, когда у нее во время школьной перемены украли общественные деньги — немногим больше 2 рублей. Для

80 Часть первая. Мир школьника: две ступени на пути к взрослости

той школы, где она училась, это был первый факт такого рода, воспринятый в коллективе как чрезвычайное происшествие. В экстраординарной обстановке учительница взяла на себя лидирующую роль. Она предложила ученикам по одному выходить из класса, а оставшиеся должны коллегиально решить, смогут ли они поручиться за данного члена коллектива. Оставим в стороне вопрос об этической оценке этого педагогического эксперимента. Куда важнее обратить внимание на переживания школьницы. Этот пример рефлексии довольно красноречиво демонстрирует, как в психической структуре школьницы 1920-х годов Я-чувство подавлялось и вытеснялось более важным для нее Мы-чувством:

«До этого я никогда не знала, как страшно сознавать, что вот сейчас в твое отсутствие тебя обсуждают твои товарищи. А что, если вдруг кто-то за меня не поручится? А что, если я не у всех вызываю доверие? Меня обсуждают 40 человек, и не все же обязаны мне доверять. <…> Я на ватных ногах и вышла, и обратно вошла в класс. Думаю, что то же испытали и другие ребята»166.

В дневнике Кости Рябцева описан не менее любопытный случай. В той школе мелкие кражи происходили постоянно: пропадали готовальни, завтраки, деньги. В последней краже был уличен некто Алексей Чикин. Учком школы решил самостоятельно разобраться в этом деле, однако Чикина вызвала к себе заведующая. После тяжелого разговора с ней Алексей убежал из школы к беспризорникам. Показательно, что члены учкома потребовали от заведующей школой ответа, «на каком основании она помимо самоуправления ввязывается в вопросы, касающиеся самих учеников». Спустя некоторое время Чикин был задержан милицией и препровожден в школу, но заведующая отказалась его принять. Узнав об этом, учком экстренно созвал общее собрание школы, на котором вынес протест против того, что заведующая, не посоветовавшись с коллективом учащихся, отправила Чикина в коллектор167. В этом сюжете наблюдается не только столкновение способов мышления разных поколений, понимаемое в ту революционную эпоху как борьба старой и новой идеологий. Здесь также очевидно проявление архаичных норм обычного права, по которому издавна на Руси мелкое воровство не считалось преступлением, а лицо, совершившее такую кражу, рассматривалось как «несчастный человек»168. Как и в крестьянской общине, учащиеся пытались решать вопросы повседневного обихода через самоуправление, по понятиям «справедливости».

Наглядный пример подавления ученического самоуправления произошел в московской школе им. Короленко после смены руководства. На смену «буржуазной» администрации туда пришли лояльная к советской власти беспартийная заведующая и молодой политрук. Казалось бы, новое руководство

Глава 2. Дальтон-план под колокольчик 81

должно было поддерживать идею детского самоуправления в советской школе. Однако заседания учкома, его президиума и даже школьных кружков запрещались. Любые попытки проведения заседаний пресекались угрозой вызова милиции. Искрой, вызвавшей социальный взрыв в этой школе, явилось исключение двух школьниц за невинную шалость: во время урока они подбросили в класс швабру. Учком осудил их поведение, однако резко выступил против исключения учениц. Когда руководство школы проигнорировало это мнение, учком в знак протеста организовал срыв учебных занятий во всей школе. На другой день о девочках со шваброй администрация забыла. Теперь ее интересовали инициаторы коллективной забастовки из учкома. Поскольку во главе его были комсомольцы, началась их «проработка» по линии ячейки, затем — райкома ВЛКСМ. Обвинив в организации забастовки в советском учреждении, двоих активистов исключили из комсомола. Тут же педсовет отчислил их из школы — всего за два месяца до ее окончания. Районо без заслушивания «подсудимых» подтвердило это исключение. Финальная сцена в этой истории — попытка суицида одного из исключенных. К счастью, стрелявший себе в сердце юноша чудом выжил169. Этот случай показывает, насколько далеки были от понимания детской психологии некоторые взрослые, именовавшиеся педагогами. С другой стороны, этот факт является ярким примером конфликта жизни и схемы, душевного порыва и буквы инструкции, власти и ученического сообщества на микроуровне локальной школы.

Нередко учащиеся копировали существовавшую в стране социальную организацию, политическое устройство государства и пытались экстраполировать социальные институты на структуру школы. В тех школах, где идея самоуправления нашла живой отклик среди учащихся, можно было встретить самые разнообразные его формы. Во многих школах, например, существовала своя «конституция»170. Только в одних учреждениях она «даровалась» педагогами в готовом виде, в других — разрабатывалась и принималась самими ребятами. Вполне закономерно, что дети перенимали у взрослых и карательную систему. Практически не было школы, где не существовали бы свои подобные «инстанции» (товарищеские суды, трибуналы, ученические милиции). Заимствованные из американских и западноевропейских учебных заведений, эти институты школьного права существенно корректировались под влиянием советской действительности. Воспроизводившие настоящий судебный ритуал школьники применяли самые строгие наказания, вплоть до исключения из школы. В иных случаях принималось решение о доносе на нерадивого ученика педагогам171.

Водной школе-коммуне организация самоуправления началась именно

сучреждения дисциплинарного комитета (дискома), причем по инициативе самих детей. Их дальнейшие попытки создать еще и школьный суд встретили

82 Часть первая. Мир школьника: две ступени на пути к взрослости

решительный отпор со стороны педагогов. Тогда был найден компромисс в виде комитета общественного спасения (комобс), в функции которого входило рассмотрение дел о нарушении дисциплины и проявлении грубости и принятие административных мер к нарушителям. Знаковым в данной истории является установление по инициативе школьников красных и черных досок для маркировки, соответственно, передовиков и отстающих. Пройдет несколько лет, и эта практика станет символом «великого перелома» в деревне. Не исключено, что одни представители этого поколения станут выводить на «черных досках» фамилии «вредителей» и «врагов народа», а другие сами превратятся

в«чернодосочников».

Внекоторых школьных учреждениях были даже попытки ввести своих «милиционеров» и «следственные комиссии». Учащиеся хамовнической школы-семилетки № 27 разработали что-то вроде дисциплинарного устава, где были перечислены меры наказания в наиболее типичных ситуациях: замечание старосты, критика в стенгазете, вызов родителей172. В одной из сельских школ учащиеся постановили на своем собрании нарушителей дисциплины на уроках «вытуривать на улицу». В детском доме с романтическим названием «Новая жизнь» активно работавшая дисциплинарная комиссия разбирала в месяц до 10 «дел». Любопытно, что там по-армейски наказывали трудом, назначая воспитанника в наряд по колке дров или по уборке помещения вне очереди173.

Таким образом, как и во многих других преобразованиях большевиков, наивно-демократический романтизм в системе образования очень скоро сменился на прагматическую организацию школьного самоуправления по известному принципу «управляемой демократии». История введения ученического самоуправления в советских школах 1920-х годов в очередной раз продемонстрировала пагубность механического перенесения западных моделей на российскую почву.

Наряду с органами самоуправления учащихся заметной инновацией в школе 1920-х годов стали комсомольские и пионерские структуры. Идеологом тесной «смычки» между школой и пионердвижением выступила Н.К. Крупская, увидевшая в новой советской школе и детском коммунистическом движении «общие цели», «одни и те же методы работы». Несмотря на сдержанное, недоверчивое отношение многих педагогов к пионерскому движению, рассматривавших его как всего лишь «дополнение к общешкольной работе», органы просвещения требовали от учителей опираться на пионеров в школе, использовать в учебной работе методы пионердвижения174. Между тем ряды пионеров были довольно малочисленными. По данным Ш. Фицпатрик, к концу 1925 года только 15% учеников школ I ступени и 23% учащихся школ II ступени (исключая ШКМ и ФЗУ) были пионерами175. Относительная малочисленность комсомольских ячеек и пионерских отрядов долгое время не позволяла им

Глава 2. Дальтон-план под колокольчик 83

«овладеть» школой. Поэтому комсомольские ячейки вначале создавались только в ШКМ, ФЗУ и профтехшколах, а в других начальных и средних учебных заведениях были образованы фракции комсомола под руководством ближайших территориальных ячеек или комитетов союза. Пионерское влияние на школьную жизнь обеспечивалось в городе наличием форпостов пионеров. В деревне форпосты, как правило, не создавались, поскольку все пионеры одного отряда учились в одной школе.

Введение в школьную повседневность этих общественных организаций вскоре привело к перераспределению влияния между ними и органами самоуправления учащихся, что в корне изменило всю школьную жизнь. Как отмечалось на IV конференции РЛКСМ, «форпосты часто начинают склоки с руководителями школ, учителями, начинают командовать, а руководители форпостов… создают в школе бузу», вовлекая в нее всех детей176. В некоторых ленинградских школах сами педагоги пытались использовать пионеров для наведения порядка в качестве своеобразных школьных милиционеров. Со своей стороны, пионеры с увлечением отнеслись к выполнению возложенных на них комиссарских функций. Они вникали во все школьные дела, записывали недостатки, учитывали провинившихся, за что справедливо воспринимались учащимися как надсмотрщики177. Пионеры или совсем не обращали внимания на школьное самоуправление, или полностью подменяли его.

Аналогичная ситуация сложилась с комсомольскими ячейками, которые были еще более идеологизированны и объединяли более старших ребят. В одной из комсомольских директив прямо указывалось, что комсомольские ячейки в школе создаются «в целях проведения коммунистического влияния на массы учащейся молодежи средних школ, создания лояльного отношения к Советской власти и борьбы с растлевающим влиянием антикоммунистических организаций в школах II ступени». Не успев появиться в стенах учебных заведений, комсомольцы стали активно стремиться к монопольному лидерству — причем это относилось даже к таким уникальным заведениям, как одесская школа-коммуна рабочих подростков Еврабмол.

Одной из первых «жертв» комсомола стали школьные кооперативы, создававшиеся во многих школах для торговли учебниками, канцелярскими принадлежностями и продуктами питания. Комсомольцев не устраивало, что довольно высокий паевой и вступительный взнос (от 1 рубля до 4 рублей 20 копеек) не позволял многим из них быть членами этих кооперативов и создавал почву для объединения непролетарских детей. Почувствовав в лице нарождавшегося «Союза школьных кооперативов» потенциального конкурента на ниве школьного самоуправления и идейного влияния, комсомол в 1925 году поставил перед органами образования вопрос о роспуске этих зачатков школьной кооперации178.

84 Часть первая. Мир школьника: две ступени на пути к взрослости

Фракции комсомола совместно с пионерскими форпостами все активнее влияли на школьное самоуправление, вводя в состав школьных советов и различных комиссий своих представителей. Свой контроль над школой комсомол объяснял необходимостью ее оздоровления и борьбой с «духом обывательщины учащихся». В Инструкции ЦК РКСМ о работе комсомола в школах II ступени указывалось, что ячейки комсомола обязаны накануне общешкольных и ученических собраний предварительно обсуждать повестку дня на своих собраниях. Комсомольским ячейкам предписывалось следить за распределением пищи, одежды и других предметов материального снабжения среди учащихся, что было прямым дублированием органов самоуправления, не говоря уже о школьной администрации179. В ряде школ функции учкомов стали полностью переходить к ячейкам комсомола.

Кубанский комсомолец 1920-х годов С. Седыхов отмечает в своих мемуарах, что «влияние комсомольской организации на учком и весь коллектив школы (II ступени. — А.Р.) было велико… Направлял работу комсомольской организации, а, следовательно, и учкома, горком комсомола… Ни одного вопроса без их участия не мог решить даже школьный совет». Ветеран комсомола Ф.А. Кобозев приводит еще более красноречивый факт. Как-то учащиеся-ком- сомольцы из станичной школы пожаловались в ячейку, что в их школе группа учеников из зажиточных семей потребовала от учителей выгнать из школы комсомольцев, а школу сделать «для учеников, а не для политики». Комсомольская ячейка выявила инициаторов этой идеи и «разоблачила» их на школьном собрании, потребовав от дирекции школы «антисоветчиков исключить и сделать школу настоящей советской». Так и было сделано. Для укрепления своего влияния комсомол организовал в этой школе ячейку РКСМ180.

Органы народного образования были озабочены этой тенденцией, видя в ней опасность перехода от широкого детского самоуправства к узкопартийному идеологическому диктату. ГУС был вынужден специально подчеркнуть, что ячейка комсомола не должна пользоваться в деле самоуправления никакими особыми правами. Между тем в значительной части школ отношения между комсомольцами и остальным коллективом школы, в первую очередь педагогами, были враждебными. Б. Солоневич в книге «Молодежь и ГПУ» очень точно передал позицию комсомольцев в отношении старорежимного учительства. На вопрос автора книги о роли школы в коммунистическом воспитании подрастающего поколения ортодоксальный комсомолец довольно откровенно возразил ему:

«Что школы! — презрительно махнул он рукой. — Там все старые дураки еще с мирного времени сидят. У них аполитичность не только в башке, в каждой пуговице на пупе сидит. Разве они могут готовить коммунистическую смену?»181

Глава 2. Дальтон-план под колокольчик 85

Попытки комсомольцев командовать учителями и возникшие на этой почве трения пришлось сглаживать также и Н.И. Бухарину на Всесоюзном съезде учителей, где он деликатно обозначил необходимость отношений учительства

икомсомола как отношения «сотрудничества, предполагающего разделение труда»182. Правда, при этом он недвусмысленно дал понять учителям, что партийные симпатии находятся всецело на стороне комсомола, который, хотя и менее культурный, чем учительство, однако «политически правильный», что значительно важнее.

Важным элементом ученической самоорганизации была стенная печать. В первой половине 1920-х годов появился даже термин «пикор» — пионерский корреспондент, член редколлегии отрядной стенгазеты183. Наряду с официальными, во многих школах периодически появлялись и альтернативные стенгазеты. Как правило, они были анонимными, поскольку чаще всего являлись формой протеста против засилья цензуры в официальной стенной печати. Контент-анализ 41 стенгазеты кубанских школ II ступени, проведенный в 1920-е В.Д. Родионовым, показывает, что больше всего в стенгазетах освещались вопросы школьной жизни (50%); далее шли политические темы (35%); вопросы науки, техники, религии и искусства (9%); местная общественная жизнь и местный быт (3%); природа, мечты, «эротика» (2%); шарады, задачи (1%). Примечательно, что в этих стенгазетах практически ничего не сообщалось о родителях и семьях учащихся. Судя по ответам опрошенных читателей этих газет, школьникам больше всего нравилось юмористическое изображение школьной жизни и школьных нравов (кроме высмеивания конкретных лиц). Меньше всего их интересовали скучные отчеты исполнительных бюро, учкомов, кружков и других органов школьного самоуправления.

Анализ содержания стенгазет может дать любопытнейший материал для понимания школьной повседневности тех лет (к сожалению, круг этих источников очень узок и рассредоточен). Родионов классифицировал совокупную газетную информацию о школьной жизни по трем группам: простое воспроизведение разных случаев и происшествий в школе; сатирические памфлеты и карикатуры, изобличавшие бытовые аномалии с точки зрения установившейся школьной морали; заметки о проблемах учебно-воспитательной

иобщественно-политической деятельности школы. Пожалуй, наиболее информативной для современного историка является вторая группа источников.

Отдел сатиры в стенгазетах нередко сообщал о драках между учащимися, о фактах кражи фруктов из школьного сада, о дежурных, таскавших из сумок товарищей школьные завтраки. Большое внимание уделялось курильщикам, которым посвящались шуточные конкурсы «На лучшего курильщика», карикатуры и четверостишия:

86 Часть первая. Мир школьника: две ступени на пути к взрослости

Кури теперь с оглядкой,

Иначе не кури.

Завел группком наш гадкий

На пробках сапоги.

Судя по одному из объявлений, девочки курили не меньше мальчиков: «Девочки пользуются равными правами с мальчиками, а потому (далее упоминались две девичьи фамилии. — А.Р.) курить и можно и нельзя, как и мальчикам». Попадали иногда на полосы стенгазет имена учеников, стоявших с пустыми бутылками у спиртного магазина. Доставалось в газетах и заядлым картежникам.

Наиболее популярной темой была борьба с «мещанством», которое в 1920-е годы трактовалось предельно широко. Едко высмеивались ученицы, напудривавшиеся на переменах в укромном уголке. Их именовали «барышнями». Ребят, которые увлекались «мещанским флиртом», называли соответственно «кавалерами». Публиковались фельетоны про девочек, увлекавшихся различной любовно-магической литературой, толкователями сновидений. Под острую критику попадали «нездоровые» увлечения школьников киноактерами и героями литературных произведений:

«В нашей седьмой группе “Б” наблюдается нездоровое увлечение… Печориным и Мэри Пикфорд. Начнем с Мэри Пикфорд. Каждая ее картина кончается тем, что она выходит замуж за миллионера. Чего же ей подражать, когда всем известно, что в нашей стране миллионеров нет и вообще их скоро нигде не будет? Теперь о Печорине. Во-первых, он дворянин и белый офицер. Во-вторых, он стопроцентный эгоист. <…> Отсюда вывод: человек, который не приносит обществу пользы, приносит ему вред, потому что он не хочет считаться с другими людьми»184.

Нередко причины всех безобразий ребята видели в слабой работе органов самоуправления, и тогда появлялись такие стихи:

Наш учком не унывает, Все «авось», да «не беда». Птичка божия не знает Ни заботы, ни труда. Вот прошло уже полгода, А работы не видать. Надо старому учкому Нагоняй хороший дать.

Глава 2. Дальтон-план под колокольчик 87

Стенгазетный материал ценен не только для выявления казуальных бытовых практик в советской школе 1920-х годов. Он очень значим в концептуальном смысле, поскольку показывает, как через стенгазету осуществлялся социальный контроль над повседневным бытом и поведением учащихся; как школа, наряду с семьей и общественным мнением, при помощи стенгазеты формовала «нового человека», вынуждая учащихся подавлять свою индивидуальность и приспосабливаться к заданным стандартам советской коллективистской нормы. В отличие от дореволюционной школы, где считалось зазорным выдать товарища, в советской школе в 20-е начала внедряться «этическая» модель гласной «товарищеской критики» с целью «исправления» заблудших душ. В этих морально-этических манипуляциях стенгазете отводилась важная роль глашатая коммунистической нравственности и одновременно судебного обвинителя. Ученический коллектив, таким образом, a priori раскалывался на «праведников» и «грешников», где первые получали право поучать вторых. Об этом красноречиво говорится в одной из заметок, посвященных разбору конфликтной ситуации в школьном марксистском кружке. В стенгазете «оппозиционерам» сразу наклеили ярлык «меньшевиков» и написали предостерегающее напутствие, характерное для советской системы политической идентификации:

«Не забывайте, что вы скоро выходите в общественную жизнь республики, где принят принцип большевиков — подчинение большинству. И вам с вашими принципами не будет в ней места»185, *.

Психологами подмечено, что как только детей начинают усреднять, загонять в определенные рамки, подвергать контролю и навязывать им жесткие правила, они начинают протестовать186. В 1920-е конфликты между учениками и педагогами в основном происходили на почве попыток ограничения ученической самостоятельности. Неудовлетворенная советской школой молодежь пыталась уйти от культуры взрослых, создать свой неформальный мир в кругу сверстников. Поэтому в дополнение к установленным «сверху» органам ученического самоуправления, ячейкам и форпостам коммунистической молодежи в школах тогда появлялось множество альтернативных им самодеятельных организаций как ответ учащихся на жесткую регламентацию школьной повседневности, формализм в работе органов «официальной» демократии. По сути,

* М. Зарецкий указывает, что в возрасте 17–18 лет все меньше лиц считает необходимым подчиняться большинству. Вместе с тем при абстрактной постановке вопроса («Должны ли люди подчиняться большинству?») дети вдвое более склонны считать необходимым подчинение большинству, нежели взрослые. С возрастом дети от фетишизации большинства постепенно переходят к мнению, что не всегда следует подчиняться большинству. Абстрактные истины у них слабо отражаются на мнении (и, очевидно, поведении) в каждом конкретном случае (см.: Зарецкий М.И. Указ. соч. С. 4, 81–86).

88 Часть первая. Мир школьника: две ступени на пути к взрослости

это и было реальное самоуправление молодежи. Как правило, эти организации не поддерживались школьной администрацией и педагогами, но больше всего их появление раздражало чиновников народного образования и различные идеологические структуры. Учитывая социально-политический контекст 20-х, вполне закономерно, что многие из самодеятельных организаций школьников существовали на нелегальном положении. Потаенный характер их деятельности, с одной стороны, привлекал к ним внимание учащихся, но, с другой стороны, настораживал блюстителей коммунистической морали. О полноправной демократической самоорганизации в таких условиях вряд ли могла идти речь.

Неформальные ученические сообщества сложно классифицировать, поскольку в нашем распоряжении практически нет полновесных данных об этих организациях. Фрагментарная информация о них содержится преимущественно в сводках и обзорах ОГПУ, в отчетно-информационных документах партийных и комсомольских органов, образовательных структур, периодике,

иявляется довольно скудной для обстоятельного анализа. К сожалению, эта информация носит внешний по отношению к этим сообществам характер

ине выходит за рамки простой констатации факта и его морально-политиче- ской оценки. Тем не менее я попытался классифицировать неформальные сообщества по двум критериям: видам деятельности («учебно-воспитательные», «общественно-политические», «культурно-досуговые» и «лирико-эротиче- ские») и характеру поведения, или степени агрессивности («деструктивные», «конструктивные» и «умеренные»). Разумеется, эта типология достаточно условна и не может претендовать на исчерпывающую классификацию. Между тем ее достоинство в том, что она «связывает» ученические сообщества в воображаемый «неформальный крест», где первый критерий составляет его вертикальную ось, второй — горизонтальную, что облегчает восприятие вопроса.

Кпервой группе правомерно отнести сообщества, неудовлетворенные учебно-воспитательным процессом в советской школе. Например, в 23-й ленинградской школе 18 учениц объединились в «Союз жвачников» («СОЖ»), оригинальным способом боровшийся с нарушениями учебной дисциплины. Девушки собирали с членов своей организации по 1 копейке за опоздание на урок и по 2 копейки за пропуск занятий. Когда фонд составлял 50 копеек, борцы за посещаемость уроков покупали конфеты, шоколад и другие сладости

иколлективно их поедали. В одной из школ Московско-Нарвского района учащиеся создали тайное общество «Долой уклон», выступавшее против профессионального уклона в школах. В одном из своих воззваний учащиеся писали: «В[есьма] секретно. Воззвание 7. Дорогие товарищи выпускники! Бюро тайного организационного общества “Долой уклон” призывает вас к вступлению в ряды общества, цели и задачи которого — скорейшее изъятие предметов по уклону, как-то: бухгалтерия и товароведение, и введение добавочных уроков

Глава 2. Дальтон-план под колокольчик 89