Раздел 1.
Мы определили, что представляет собой нравственная добродетель и какое существо можно назвать нравственно добродетельным. Нам остается установить, какие побуждения и стремления делают нас достойными этого имени.
Мы открыли, что имени добродетельного заслуживает лишь такой человек, у кого все аффекты и наклонности, все сердечные и духовные стремления идут на общее благо его рода, то есть системы существ, в которую его поместила природа и частью которой он является.
А также то, что эта организация аффектов, это правильное равновесие между страстями, это соответствие наклонностей общему и частному благу порождают порядочность, честность, справедливость и природную доброту.
И еще то, что испорченность, порок и развращенность происходят от беспорядочности аффектов и являются состоянием, диаметрально противоположным предыдущему.
Мы доказали, что аффекты любого существа находятся в постоянной и определенной связи с общей пользой его рода. Этой истины мы коснулись, говоря об общественных склонностях (inclinations), таких, как родительская любовь, стремление к продолжению рода, воспитание детей, общительность, признательность, сострадание, взаимопомощь в случае опасности и т. п. Значит, следует заключить, что для существа так же естественно трудиться на общее благо своего рода, как для растения — давать плоды, а для органа или какой-нибудь другой части человеческого тела — принимать величину и строение, сообразные всей машине, и не менее естественно, чем для желудка — переваривать, для легких — дышать, для желез — выделять соки и для других внутренних органов — выполнять свои функции, несмотря на то что все эти органы бывают подвержены закупорке и другим нарушениям. К этому можно добавить, что в обществе мы все являемся тем, чем часть является по отношению к организованному целому. Измерение времени есть основное свойство часов; счастье отдельных лиц есть главная цель общества. Без взаимодействия деталей в часах, а в обществе — его членов результат либо вообще не будет достигнут, либо окажется неполным. Если сломается одно колесико, измерение времени остановится или нарушится; если какое-нибудь отдельное лицо займет место, предназначенное не для него, то этим оно нанесет ущерб общему благу или вообще уничтожит его. Тогда общество будет похоже на сломанные часы.
Но, различая среди аффектов существа склонности, направленные на общее благо его рода, и склонности, способствующие осуществлению его личных интересов, можно сделать вывод о том, что зачастую одни аффекты будут сталкиваться и вступать в противоречие с другими, и вывод этот справедлив: ибо в противном случае как бы этот род мог продолжаться? Что означал бы естественный аффект, повинуясь которому существо спешит навстречу опасности, когда нужно защитить и охранить тех, кто обязан ему своим рождением и воспитание кого стоило ему таких усилий?
Таким образом, могут предположить, что между этими двумя видами аффектов существует абсолютная противоположность, и в связи с этим можно допустить, что стремиться к общему благу своего рода, повинуясь первым, означает пренебрегать вторыми и отказываться от своих личных интересов. Ибо, если предположить, что заботы, опасности и труды, какого бы рода они ни были, являются злом в индивидуальной системе, а общественные аффекты неизбежно приводят ко всему этому, отсюда сразу сделают заключение, что в интересах существ избавиться от этих наклонностей.
Согласимся, что любой общественный аффект, такой, как сострадание, дружба, признательность и другие свободные и великодушные побуждения, может существовать и распространяться лишь за счет корыстных страстей; что эти общественные аффекты вносят разлад в наши собственные чувства и мы закрываем глаза на свои жизненные блага и на свое собственное спасение. Тогда получается, что для того, чтобы целиком принадлежать самому себе и со всей возможной энергией защищать свои интересы, нельзя придумать ничего лучшего, как для своего же счастья беспощадно искоренить одну за другой все общественные склонности и рассматривать доброту, мягкость, сострадание, приветливость и тому подобное как игру воображения или слабости природы.
Исходя из этих странных мыслей нужно признать, что во всякой системе существ интерес индивидуума противоречит общему интересу и что природное благо отдельного человека несовместимо с общим природным благом. Странное устройство, в котором, несомненно, были бы беспорядок и нелепости, которых мы отнюдь не видим в остальной части вселенной! С таким же успехом я мог бы сказать о любом организованном, животном или растительном, теле, что для того, чтобы удостовериться в добром здравии всех его частей, абсолютно необходимо предположить, что целое нездорово.
Но для доказательства абсурдности этой гипотезы мы продемонстрируем, что, в то время как люди предполагают, что порок им полезен, а добродетель вредна, и удивляются тому беспорядку, который они без всяких на то оснований предполагают во вселенной, природа совершает нечто противоположное тому, что они предполагают; личный интерес существа неразделим с общим интересом его рода; и наконец, его истинное счастье заключается в добродетели, а порок, безусловно, служит причиной его несчастья.