новая папка 2 / 47981

На редкость дороги они! Моя известность не затмила Того, что помним мы одни!

И если не совсем умелы Твои смущенные стихи, Что мне до этого за дело, Раз сердцу моему близки?!..

Ведь в них и Фофанов, и Пудость, Твоей застенчивости «аль», И внешних лет святая скудость, Которую-то мне и жаль…

Пусть мой порыв нелеп и вздорен, — Я не стыжусь его; я рад, Что где-то жив мой грустный Дорин, Меня волнующий собрат.

9 ноября 1916 Гатчина

Гастрономические древности

Лукулл, Октавий, Поллион, Апиций, Клавдий — гастрономы! Ваш гурманический закон: Устроить пир, вспенить ритон И уедаться до истомы.

Прославленный архимагир, Одетый чуть не в латиклаву, Причудами еды весь мир Дивил, и рокотанье лир Отметило его по праву.

Не раз в шелках имплувиат, Закутав головы кукулем, К Лукуллу толпы шли мэнад

Пить выгрозденный виноград, Соперничающий с июлем.

Из терм Агриппы сам Нерон, Искавший упоенья в литре, Шел кгастрономам спить свой сон,

Ине Нероном ли пронзен Прощающий его Димитрий?

Ине на этих ли пирах

Тот, кто рожден с душой орлиной, — Пизон, Петроний, — пал во прах, Сраженный той, чье имя — страх: Статилиею — Мессалиной?

15 октября 1916 Гатчина

Рифмодиссо

Вдали, в долине, играют Грига.

Вигранье Грига такая нега. Вуалит негой фиордов сага. Мир хочет мира, мир ищет бога. О, сталь поляра! о, рыхлость юга!

Пукбелых молний взметнула вьюга, Со снежным полем слилась дорога. Я слышу поступь мороза-мага; Он весь из вьюги, он весь из снега.

Вмотивах Грига — бессмертье мига.

1916. Ноябрь Гатчина

Миньонет

О, мечта бархатисто-фиолевая, Ты, фиалка моя, Расцветаешь, меня окороливая, Аромат свой лия…

Нежно теплится в сердце эолевая Синих вздохов струя, О, мечта бархатисто-фиолевая, Ты, фиалка моя!

8 декабря 1916 Гатчина

Белая фиалка

Когда вы едете кдеревне Из сквозь пропыленной Москвы, Уподобаетесь царевне Веков минувших тотчас Вы.

К фиалкам белым злая ревность, Берете страстно их букет, Оправдываете царевность Отлеченных когда-то лет.

И, может быть, — кто смеет спорить? — Способна, нежно-хороша, Злой папоротник разузорить Фиалки белая душа?

Ни шоколадных, ни лиловых, —

Лишь белые берете вы… Не в поезде, не на почтовых, —

На крыльях надо из Москвы…

26 декабря 1916 Гатчина

Осенняя поэза

Уже деревья скелетеют…

Балькис Сивская

Уже деревья скелетеют И румянеют, и желтеют; Уж лето бросило поля, Их зелень златом опаля.

Уж ветки стали как дубины, Уже заежились рябины, И поморозили грибы Всухой листве свои горбы.

Уже затинились озера, И мирового фантазера Мечты отусклены уже,

Уже печаль в земной душе.

7 сентября 1916 Им. Бельск

Поэза лунных настроений

Как в сказке… Как в сказке… Луна голубеет. Луна серебреет… Прозрачная тишь…

Как в сказке… Как в сказке… Луна голубеет. И лес скелетеет… Зачем ты молчишь?

Как в сказке… Как в сказке… Луна голубеет. Не дышит, не веет Озерный камыш…

Как в сказке… Как в сказке… Луна голубеет. Поля осенеют… О чем ты грустишь?

Как в сказке… Как в сказке… Луна голубеет. Ив луни светлеет Изгорбленность крыш…

Как в сказке… Как в сказке… Луна голубеет. И лик твой бледнеет… Что в сердце таишь?

Как в сказке… Как в сказке… Луна голубеет. Подняться не смеет Летучая мышь…

Как в сказке… Как в сказке… Луна голубеет. Мне хочется ласки!..

Откликнись! Пойми ж!

3 сентября 1916 Им. Бельск

Поэза октябрьского полдня

С крыш падая, тают бриллиантики, И солнце осталило стекла, Сирень еще держит листву… Мороз закрутил ее в бантики,

Но кполдню, — двенадцати около, — Разъёжась, глядит в синеву.

Подстрижены кмаю акации, И коврики тлеют листовые, Ихтоны темнеют, увяв… Ветшают к зиме декорации

Природы, чтоб в дни лепестковые Облечься в фантазную явь…

15 октября 1916 Гатчина

Поэза стыдящимся молодости

Куда вы отдаете силы?

Вы только вдумайтесь — куда!

Иразве вам уже не милы

Илес, и поле, и вода?

Иразве вам уже не любы Восторги кисти и стиха?

Ицеловать любимых в губы — Да разве это от греха?

Иразве ничего не нужно

Для вашей юности, друзья? Как слабы вы! Как мало дружны! Над Вами властвует Нельзя .

Ивам не больно? Не обидно? Вы покоряетесь? Чему? Своей же робости постыдной

Ималодушью своему!

Вы в заблужденьи! Пусть исправить Ошибки сердце повелит.

Одна лишь молодость! Одна ведь! И лишь ее стыдиться — стыд!

Ноябрь 1916

Заячьимоноложки

1

Что в мыслях не таи, Сомненьями терзаемый, Хозяева мои — Предобрые хозяева: Горячим молоком Животик мне распарили — И знаете? — при том Ни разу не зажарили!..

15 сентября 1916. Им. Бельск

2

— «Похож ты на ежа И чуточку на вальдшнепа», — Сказала, вся дрожа, Собака генеральшина:

— «Случалось мне тайком Вам, зайцам, хвост обгрызывать…» И наглым языком Рот стала свой облизывать…

1916. Сентябрь Им. Бельск

3

Вчера сибирский кот Его высокородия Вдруг стибрил антрекот (Такое уж отродие!..) Сказал хозяйский сын:

«Бери примеры с заиньки», — И дал мне апельсин Мой покровитель маленький.

1916. Сентябрь Им. Бельск

4

Зачем-то нас зовут Всегда каким-то трусиком, А сами нас жуют, Смешно виляя усиком… Ужели храбрость в том,

1

Печальное и голубое, Ах, вам мой грезовый поклон!

Подумать только — все былое: Печальное и голубое.

Я в прошлое свое влюблен, Когда все было молодое… Печальное и голубое, Ах, вам мой грезовый поклон!

2

Ах, вам мой грезовый поклон! Тебе, сирень, ледок во зное, Тебе, жасмин, душистый сон, — Тебе, мой грезовый поклон! Тебе, бывалое, иное, Тебе, весенний унисон, Тебе мой грезовый поклон! Моя сирень, ледок во зное!

3

Моя сирень, ледок во зное, И ты, гусинолапый клен:

Покойтесь мирно! Спи в покое, Моя сирень, ледок во зное!

Я равнодушно утомлен, Тревожим смутною тоскою: Была сирень — ледок во зное… Был он — румянолапый клен…

4

Печальное и голубое Хранит гусинолистый клен: Скрывает он своей листвою Печальное и голубое. Тайн никому не выдаст он: Ведь в нем молчание благое Печальное и голубое Таит румянолистый клен.

5

Таит гусинолистый клен Вам чуждое, нам с ним родное. Охраной тайны опален, Зардел гусинолистый клен.

Молчание его святое. И, даже под бурана стон,

Таит — ладонь в пять пальцев, — клен Вам чуждое, нам с ним — родное.

6

Вам чуждое, нам с ним — родное. Постигнет кто? лишь небосклон Губерний северных. Мечтою Вам чуждою, нам с ним родною, Из нас с ним каждый упоен, И в этом что-то роковое…

Вам чуждое, нам с ним родное… Постигнет кто? Лишь небосклон.

7

Печальное и голубое, Ах, вам мой грезовый поклон! О, ласковое ты и злое, Печальное и голубое!

И я на севере рожден С печально-голубой душою. Печальное и голубое,

Ах, вам мой грезовый поклон!

8

Ах, вам мой грезовый поклон, Печальное и голубое.

Вас обвивающий змеею, Ах, вам мой грезовый поклон! На миг минувший осенен, Я знаю: в нем все пустое, Но вам мой грезовый поклон, Печальное и голубое!

9

Печальное и голубое!

Ах, вам мой грезовый поклон! Моя сирень — ледок во зное — Печальное и голубое.

Хранит гусинолапый клен Вам чуждое, нам с ним родное. Печальное и голубое, Ах, вам мой грезовый поклон!

Декабрь 1916 Гатчина

Поэза о поэтессах

Как мало поэтесс! как много стихотворок!

О, где дни Жадовской! где дни Ростопчиной? Дни Мирры Лохвицкой, чей образ сердцу дорог, Стих гармонический и веющий весной?

О, сколько пламени, о, сколько вдохновенья

Вих светлых творчествах вы жадно обрели! Какие дивные вы ведали волненья!

Как окрылялись вы, бескрылые земли!

С какою нежностью читая их поэзы (Иль как говаривали прадеды: стихи…), Вы на свиданья шли, и грезового Грэза Головки отражал озерный малахит…

Вы были женственны и женски-героичны, Царица делалась рабынею любви.

Да, были женственны и значит — поэтичны, И вашу память я готов благословить…

А вся беспомощность, святая деликатность, Готовность жертвовать для мужа, для детей! Не в том ли, милые, вся ваша беззакатность?

Не в том ли, нежные, вся прелесть ваших дней?

Я сам за равенство, я сам за равноправье, — Но… дама-инженер? но… дама-адвокат? Здесь в слове женщины — неясное бесславье И скорбь отчаянья: Наивному закат…

Во имя прошлого, во имя Сказки Дома, Во имя Музыки, и Кисти, и Стиха,

Не все, о женщины, цепляйтесь за дипломы, — Хоть сотню «глупеньких»: от «умных» жизнь суха!

Мелькает крупное. Кто — прошлому соперник? Где просто женщина? где женщина-поэт?

Да, только Гиппиус и Щепкина-Куперник: Поэт лишь первая; вторая мир и свет…

Есть… есть Ахматова, Моравская, Столица… Но не довольно ли? Как «нет» звучит здесь «есть», Какая мелочность! И как безлики лица!

И модно их иметь, но нужно их прочесть.

Их много пишущих: их дюжина, иль сорок! Ихсотни, тысячи! Но кто из них поэт? Как мало поэтесс! Как много стихотворок!

И Мирры Лохвицкой среди живущих — нет!

23 августа 1916