Отход от формализма "письменных уведомлений"

Возвращаясь к переходу прав в силу закона в комиссионных отношениях, можно выдвинуть еще один тезис, применимый, впрочем, для любого перехода права, включая передачу последнего. Речь идет о том, что правоприменительная практика должна бороться с недобросовестным поведением отдельных участников оборота, а значит, толковать норму пункта 3 статьи 382 ГК РФ в соответствии с заложенным в нее смыслом. Так, если должнику известно о состоявшемся переходе права от первоначального кредитора другому лицу, то даже при отсутствии письменного уведомления должника, о котором говорится в пункте 3 статьи 382 ГК РФ, должник не вправе производить исполнение первоначальному кредитору.

Приведенный выше пример арбитражного дела служит тому наглядным доказательством - должники, выступающие получателями бюджетных кредитов от комиссионера, были, безусловно, осведомлены о деятельности банка-агента за чужой счет (счет Минсельхоза России и стоящего за ним государства). А значит, после открытия конкурсного производства в отношении банка-агента (кредитора) должники, признаваемые осведомленными как о факте открытия конкурсного производства ввиду публикации информации об этом, так и о действующем законодательстве, не вправе производить исполнение банку-агенту. И точно так же они не вправе возвращать займы новым кредиторам, основывающим свои права на отношениях с банком-агентом, установившихся после открытия конкурсного производства.

Разумеется, обязанность доказать осведомленность должника о неправомерности производимого исполнения бывшему кредитору должна лежать на комитенте, но в каких-то случаях эта осведомленность настолько очевидна, что от заинтересованного лица не требуется никаких особенных доказательств. Пример рассмотренного дела весьма характерен в этом отношении.

Вопрос, по сути, касается достоверности полученных должником сведений о состоявшемся переходе прав. В одних случаях он знает об этом с полной достоверностью. Так, если должник участвовал в заключении сделки цессии путем дачи своего согласия и тому подобных действий, налицо его информированность о состоявшемся переходе прав, которая не нуждается в доказывании <*>. И напротив, если должник был извещен о состоявшемся переходе права не цедентом, а цессионарием или третьим лицом, без приложения надлежащих доказательств и т.п., должник не во всех случаях обязан руководствоваться полученной информацией. Вопрос о том, насколько обоснованно было недоверие должника к полученной им информации о переходе права, должен решаться в каждом конкретном случае судом и с учетом всех обстоятельств дела, поскольку это общий вопрос добросовестности участника гражданского оборота.

--------------------------------

КонсультантПлюс: примечание.

Статья В.А. Белова "Уведомление должника об уступке требования и его юридическое значение" включена в информационный банк.

<*> По мнению В.А. Белова, при активном участии должника в совершении уступки требования уведомление о таковой не нужно. (См.: Белов В.А. Указ. соч. С. 14.)

Очевидно, что уведомление не является необходимым только по той причине, что должник знает о переходе права, и ни по какой другой.

Мы же можем рекомендовать должникам производить исполнение в депозит нотариуса (подп. 3 п. 1 ст. 327 ГК РФ), предварительно направив запросы в адрес всех лиц, которых, по имеющейся у него информации, включая данные, в которых он имеет право сомневаться, должник может считать своими кредиторами. Содержание таких запросов очевидно: считают ли эти лица себя кредиторами по соответствующему обязательству и, если считают, по какому основанию? Если хотя бы два из них заявят о своих претензиях в отношении долга, налицо основания для применения названной нормы, указывающей на "очевидное отсутствие определенности по поводу того, кто является кредитором по обязательству, в частности в связи со спором по этому поводу между кредитором и другими лицами", но не наделяющей должника правом вносить исполнение в депозит при появлении каких-то незначительных сомнений в том, кто является надлежащим кредитором.