!!Экзамен зачет 2023 год / Нерсесов_Н.О._О_бумагах_на_предъявителя_с_т.з._гражданского_права

обязательствам. Примеры подобной передачи обязательств восходят к началу XIII в.

Всочинении юриста XIII в. Pierre de Fontaine есть одна статья, трактующая о передаче наследства, причем покупщику даются toutes les resons (под словом "resons" издатель разумеет droits et actions). Если после учиненной продажи, говорит этот юрист, какой-либо должник уплатит свой долг по наследству первоначальному наследнику, не зная о продаже наследства, то он освобождается от дальнейшей ответственности.

Вполовине XIV в. мы уже встречаем королевские ордонансы, ограничивающие свободную передачу обязательств, из чего можно заключить, что таковая передача существовала без особенного стеснения до этого времени*(20). Так, в ордонансе короля Иоанна I, 28 декабря 1355 г.*(21), запрещается передавать обязательства более могущественным и привилегированным лицам под страхом признания таковой передачи юридически недействительной. В следующем, 1356 г., в марте месяце был издан почти такого же содержания ордонанс Карла V, бывшего регентом Франции во время нахождения короля Иоанна в плену в Англии*(22). Далее есть ордонанс Карла IV, названного Прекрасным (Charles le Bei) от 15 мая 1327 г., запрещающий передачу и продажу обязательства по уменьшенной цене. Приведенные примеры доказывают, что форма обязательства с предъявительской альтернативой была вызвана не потребностью

коблегчению передачи обязательства, которая уже существовала в то время, а желанием избежать стеснений и ограничений, сопряженных с представительством на суде.

Спрашивается, почему же эта форма обязательства продолжала существовать и после 1483 г., когда были уничтожены lettres de grace, как необходимое условие судебного представительства; другими словами, когда всякому истцу дозволялось свободно, без предварительного правительственного разрешения, иметь своего представителя на суде? Подобные явления встречаются постоянно в истории права, т. е. что известная норма права, вызванная определенной потребностью жизни, продолжает свое существование и после уничтожения этой потребности, когда она ведет за собой другие выгоды, является целесообразной и в других отношениях. То же самое было с рассматриваемым нами институтом.

Передача обязательства обозначалась словом "Transport", который стал впоследствии обычным термином вместо cessio. Этот термин употребляется и для обозначения передачи движимости вообще. Обязательство с альтернативной предъявительской формой оказалось удобной и после законодательной отмены всякого стеснения к судебному представительству. Так, например, она освобождала от необходимости совершения особого легитимационного акта (доверенности) для установления судебного полномочия. По всей вероятности, к этому времени выгоды обязательств на предъявителя обнаружились и в вопросе об облегчении передаваемости прав требования, так как обыкновенная уступка права (cessio) была сопряжена с некоторыми практическими неудобствами: совершением особого документа, возможностью возражения ex persona cedentis и т. п.

Влияние римского права на дальнейшую судьбу несовершенных бумаг на предъявителя Удобства рассматриваемой формы обязательства в отношении облегчения уступки прав

требования стали парализироваться постепенным развитием теоретической юриспруденции. История развития юридической мысли Франции того времени, без сомнения, находилась под сильным влиянием римского права.

Юристы при объяснениях различных институтов гражданского права все более и более стали прибегать к римскому праву. Это последнее, называемое "droit commun" еще юристом XIII в. Beaumenoir'ou, с течением времени стало в глазах юристов, воспитывавшихся под исключительным его влиянием, как высшее право, autorite.

Влияние римского права отразилось с невыгодной стороны на теоретическом обосновании несовершенных бумаг на предъявителя. Будучи продуктом обычного права Франции, эти обязательства не подходили под строгие начала римского договорного права. Тонкий анализ юридических понятий был чужд юридическому гению французов XIII в.; здравый рассудок народа, проявившийся в отрывочных мнениях немногочисленных профессиональных юристов того времени, а также в юридических обычаях, рассматривал предъявителя (porteur de lettre) как самостоятельного кредитора по долговому документу.

Между тем позднейшие юристы, более подготовленные теоретически, стали применять римскую теорию мандата к предъявителю, владельцу документа. Такой переход, впрочем, совершался постепенно. Так, юрист половины XV в. loannes Callus, хотя считает предъявителя (porteur) мандатарием, но право его по документу не прекращается смертью доверителя.

Особенно подробно говорит об этих обязательствах юрист XVI в. Ребyф (Rebuffus), который старается примирить теорию мандата с самостоятельным юридическим положением владельца при посредстве предположения (презумпции). По его мнению, предъявитель имеет всегда право иска в силу предположения, что документ перешел к нему по титулу доверенности; к этому он еще присоединяет другое основание, что должник не может выставить какие-либо возражения, ибо он сам обещался произвести уплату всякому предъявителю.

Врезультате точка зрения римского права восторжествовала окончательно, т. е. что предъявитель есть лишь осуществитель прав другого лица, первоначального кредитора, а потому он должен был представить или доверенность, если выступал от имени принципала, или же доказательство учиненной cessio, если он действовал от своего имени.

Эта точка зрения отразилась и на позднейших редакциях кутюмов, составленных, без сомнения, под влиянием теоретически образованных юристов. Некоторым исключением являются кутюмы Орлеана*(23). В

первой редакции их (1509) в главе XXI "Des executions faites par vertu de lettres obligatoires etc.", art. 348,

говорится, что "porteur de lettres obligatoires" (предъявитель) может действовать по отношению к должнику

так, как будто бы он был самостоятельный кредитор. Эта статья осталась без изменения и в следующей исправленной редакции 1583 г., только под другими цифрами, а именно в главе XX, art. 432*(24).

Из приведенной статьи видно, что porteur*(25) (предъявитель) является более самостоятельным, чем обыкновенный мандатарий; это вытекает особенно из второй половины статьи, где сказано, что предъявитель может продолжать процесс (о взыскании с должника) и по смерти кредитора.

Заметим здесь, что один из новейших французских юристов, Атёаёе Petit, основываясь на приведенной выше 432 ст. кутюмов Орлеана, издания 1583 г., находит, что в это время были известны уже настоящие бумаги на предъявителя. При этом он ссылается на авторитет Pothier. Действительно, этот ученый объясняет фразу в ст. 432 "si а се ledit debteur est oblige" в том смысле, что должник обязался по договору уплатить предъявителю, и затем прибавляет, что в торговых делах эти билеты "sont encore autorises". Мнение Потье опровергается второй половиной той же фразы "comme seroit (porteur) le creancier principal", из которой прямо видно, что здесь говорится о несовершенной форме обязательства на предъявителя, примеры которой мы приводили выше, т. е. где должник обязывается уплатить определенному первоначальному кредитору или предъявителю документа.

Предъявитель документа (porteur de lettres obligatoires) имел характер судебного представителя, что видно из сравнения с другими однородными постановлениями кутюмов. Так, в кутюмах de Montargis 1531 г.,

в гл. XX "d'executions de lettres obligatoires" art. 2 повторяет содержание 432 статьи кутюмов Орлеана, а

следующая, 26 статья, говорит, что "lettres obligatoires" не могут быть приводимы в исполнение предъявителем после смерти кредитора и что наследники этого последнего могут требовать исполнения от должника.

Из того обстоятельства, что право предъявителя продолжать взыскание с должника прекращается со смерти кредитора, с очевидностью вытекает, что такой предъявитель считался только поверенным, действующим от имени принципала, первоначального кредитора.

В кутюмах de Blois 1523 г., гл. XXIII, art. 250 повторяется то же самое. В примечании в этой статье юрист XVI в. Julien Brodeau говорит, что "porteur de lettres obligatoires" есть обыкновенный поверенный (procureur).

Таким образом, обязательства с предъявительской формой, которые по мере развития гражданских отношений должны были оказаться удобными, с точки зрения легкой передаваемости прав требования, наоборот потеряли свое первоначальное значение в XVI в. под влиянием юристов, воспитанных в духе римского права, так что к этому времени они существенно не отличались от простых именных обязательств.

Глава III. Появление настоящих бумаг на предъявителя во Франции. Происхождение вексельного индоссамента

Вконце средних веков во Франции допускалась передача обязательства, но она была сопряжена с трудностями, неудобными особливо в торговых отношениях. Не говоря о других стеснениях, достаточно указать на то общее правило, что должник не обязывается пред цессионарием, когда не извещен надлежащим образом цедентом о совершенной уступке права требования, правило, которое должно было в значительной мере стеснять легкую передаваемость обязательств*(26).

Всилу этого правила кредиторы цедента могли захватить имущество должника и тем лишить цессионария всяких выгод, ссылаясь на то, что должник вовремя не был извещен. В некоторых местах строгость этого правила шла еще далее, а именно: обязательство предполагалось in bonis credito-ris до окончательной уплаты должником и могло быть заарестовано по требованию кредиторов этого последнего без всякого различия о том, был ли должник извещен об учиненной уже cessio или нет.

Такое же стеснение передачи права требования по обязательствам существовало и в торговом быту, где неудобные последствия такого стеснения должны были ощущаться сильнее.

Главная форма торговых обязательств - вексель, хотя и вошедший в употребление в XII, XIII вв. по Р.Х., был долгое время лишь простым способом перемещения денег, а не могущественным орудием кредита, каким он является в современном промышленном обороте. Не входя в подробности по вопросу о времени происхождения векселя*(27), отметим здесь только тот бесспорный факт, что вексель вначале был способом перемещения денег, чтобы избежать перевозки их, сопряженной с расходами и с опасностью от грабежа. Таким образом, лицо, имевшее в другом месте деньги и желавшее получить таковые, выдавало переводное письмо комулибо, получив заранее от него такую же сумму денег; владелец переводного письма по прибытии на место предъявлял его лицу, у которого находились деньги, и получал их. Следовательно, обменивалось письмо на деньги, отсюда и название "lettre de change".

Первое время векселя передавались по правилам cessio, наподобие других гражданских обязательств. До XVII в. не встречаются векселя по приказу, т. е. в форме ныне употребительной: "платите NN или его приказу". По общему мнению французских ученых, векселя по приказу встречаются впервые во Франции только в первой половине XVII в. Французский юрист XVII столетия Estienne Gleirac (адвокат при Парижском парламенте), издавший в 1659 г. книгу под следующим заглавием: "Usance du negoce ou commerce de la banque des lettres de change", приводит уже форму векселя по приказу "а N. ou a son ordre" (гл. V, N 4). Ордонанс Людовика XIV 1673 г. посвящает несколько статей регулированию отношений, вытекающих из ордерных векселей.

С появлением подобных векселей должен был значительно упроститься и облегчиться самый

способ передачи вексельного обязательства. Векселедержатель, желающий передать вексель другому, делал о том надпись на обороте (dos) самого векселя, отсюда и название подобной надписи "еndossement". Индоссамент представляет значительные удобства сравнительно с cessio. Для индоссамента не требуется особого документа об уступке, как это делается при cessio. Далее индоссат считается более самостоятельным кредитором, чем обыкновенный цессионарий. Внутренние, субъективные отношения между индоссантом и индоссатом не влияют на отношения этого последнего к должнику; поэтому должник не может выставить против индоссата возражения, имеющие место по отношению к индоссанту (ехс° ex persona cedentis).

Если cessio первоначально появилась как способ замены личности кредитора на суде, то индоссамент был вызван с целью полной замены личности кредитора; cessio больше тяготеет к процессуальному праву, а индоссамент - к материальному. Только с появлением индоссамента вексель сделался могущественным орудием кредита, переходя без стеснения из рук в руки, не ограничиваясь в своем циркулировании пределами одного какого-либо государства.

Billets en blanc

Передача обязательств вообще, не исключая вначале и векселей, в XV и XVI вв. подчинялась общим правилам cessio по началам римского права, влияние которого усиливалось по мере развития юридического образования во Франции. Между тем потребность к облегчению способов передачи обязательств должна была увеличиваться с оживлением гражданских отношений.

Окончательное устройство государственного порядка, улучшение путей сообщения, изобретения и открытия в области промышленности и торговли, открытие морского пути в Индию, открытие новой части света должны были дать сильный толчок к расширению и развитию гражданского оборота. Бумаги с предъявительской оговоркой не могли удовлетворить потребности развитого оборота (облегчение передаваемости обязательств) после того, как юристы применили к ним римскую теорию мандата. Вексельный индоссамент применялся только к переводным векселям, так что все виды обязательства в вопросе о передаче подчинялись началам римской cessio. В видах облегчения передачи обязательств появились в конце средних веков (в конце XVI и в начале XVII в.) во Франции особые формы обязательства, известные под именем billets en blanc. Сущность их заключалась в том, что в долговых документах оставлялось свободное (белое) место, на котором должно было обозначаться имя кредитора. Таким образом, эти обязательства без всякого стеснения переходили из рук в руки посредством простой передачи, и последний держатель, желавший осуществить свое право требования, ставил на пустом месте свое имя. Некоторые юристы приписывают появление billets en blanc необходимости скрыть имущество. Время возникновения этих бумаг (XVI и XVII вв.) было временем постоянных войн во Франции, особливо религиозного преследования протестантов (гугенотов). Происхождение billets en blanc объясняют желанием имущего класса скрыть в это смутное время религиозных войн свое имущество.

Быть может, что в период религиозных войн многие нашли billets en blanc как подходящую форму для скрытия своего имущества, но, по всей вероятности, эти документы обязаны своим происхождением не религиозным войнам, а потребности гражданского оборота - найти удобную форму обязательств взамен документа с альтернативной предъявительской оговоркой, потерявшего свое первоначальное значение, как было замечено выше*(28). Об этих бумагах косвенно упоминается еще в эдикте 1556 г. по поводу учреждения биржи в Руане (Rouen). Указанный эдикт приписывает судьям и консулам признавать toutes les matieres de commerce, obligations, ceduls, blancsseigns etc. В Эдикте Людовика XV от 23 мая 1716 г.,

запрещающем вообще бумаги на предъявителя, говорится, что billets en blanc появились в начале XVII в., но из слов того же эдикта, что еще 27 августа 1604 г. купцы жаловались Парижскому парламенту на злоупотребления, вытекающие из этих бумаг, видно, что они были известны прежде; иначе трудно предположить, чтобы в два-три года новая форма вошла во всеобщее употребление и повлекла за собой многие злоупотребления.

Между различными мотивами, вызвавшими форму billets en blanc, следует указать еще на один, а именно на желание скрыть взимание процентов по долговым документам. Известно, что взимание процентов было запрещено в средние века под влиянием канонического права. Поэтому капиталисты, особливо в торговом мире, дававшие деньги взаймы, изыскивали всякие средства, чтобы обойти законодательное запрещение процентов. Billets en blanc являлись удобнейшей формой для сокрытия процентов. На этот мотив указывает, между прочим, еще Savary. Во всяком случае, billets en blanc были в употреблении в начале XVII в. и обратили на себя внимание правительства тем, что давали возможность скрывать запрещенные проценты, утаивать имущества на случай несостоятельности и т. п. Ввиду этого правительство издало несколько постановлений, запрещающих употребление указанной формы обязательств. Так, парламентскими постановлениями 27 августа 1604 г., 7 июня 1611 г. и 26 марта 1624 г. эти билеты были запрещены. Постановления парламента получили подтверждение и в ордонансе Людовика XIII 1629 г. в ст. 147.

Billets au porteur

Удобства, обусловленные формой billets en blanc, до такой степени ощущались в жизни, особенно в торговом быту, что после правительственного запрещения их стали приискивать другую форму обязательств, которая могла бы заменить billets en blanc в отношении легкой передаваемости документа. Это обстоятельство повело к созданию настоящих бумаг на предъявителя (billets au porteur), то есть таких документов, которые выдавались просто на имя предъявителя без указания имени первоначального

кредитора.

Таким образом, бумаги на предъявителя появились в XVII в. после запрещения billets en blanc. Историческая последовательность между двумя указанными формами доказывается законодательными памятниками того времени и мнением французских юристов.

Цитированный нами не раз профессор Берлинского университета Brunner не разделяет этого общепризнанного мнения, возводя начало бумаг на предъявителя во Франции к средним векам. Он полагает, что приведенное выше мнение может быть справедливо лишь по отношению к Парижу, знавшему только альтернативную предъявительскую форму; что же касается до остальной Франции, то употребление в ней чистой формы бумаг на предъявителя доказывается, по его мнению, несколькими документами, относящимися к средним векам. Мы не можем разделять воззрения германского ученого ввиду того, что в описываемое время Париж не составлял изолированного города между другими городами Франции. В XVI в. торговые отношения между Парижем и остальной Францией были достаточно развиты; в это время существовали биржи в Лионе, Тулузе, Руане, Париже. Наконец, французские короли того времени, будучи самодержавными государями всей Франции, издавая постановления по поводу billets en blanc или au porteur, не могли не знать о всеобщем употреблении в остальной Франции с давних пор формы обязательства на предъявителя. Приведенные Вгиппегем два-три примера чистой формы бумаг на предъявителя относятся скорее к области публичного права; они были приказами суверенного владельца на выдачу предъявителю определенной суммы денег.

Всякое нововведение, в какой бы области ни было, получает должное место в общественном понятии после продолжительной борьбы. То же самое было с бумагами на предъявителя. Враждебно отнеслись к этой форме обязательств, главным образом, лица неторгового сословия. Хотя в Эдикте 1716 г. указывается на то, будто купцы жалуются на злоупотребления, вытекающие из этой формы обязательства, но такое объяснение кажется неправдоподобным. Если бы торговцы были недовольны этой формой, то чем объяснить их настойчивое стремление к упрощению способов передачи обязательства, несмотря на законодательные запрещения, стремление, приведшее наконец к признанию бумаг на предъявителя? Враждебные отзывы исходили преимущественно из сферы неторговой. Так, известный маршал Woban в своем сочинении Dixme Royale говорит, что есть два вида обязательства (billets): именные и на предъявителя. Эти последние, "dont l'usage devient tres-commun il serait important d'arreter le cours, parce qu'ils sont tous pemicieux au Roy et a la societe". Главное зло, вытекающее из этой бумаги, он видит в возможности скрыть имущество и потому полагает, что их нужно запретить и изгнать из употребления, для чего необходимо не только признать их юридически недействительными, но еще подвергнуть денежному штрафу лиц, выдающих или получающих таковые бумаги.

Цитированный уже нами анонимный комментатор ордонансов 1669 и 1673 гг., писавший во второй половине XVIII в., говоря о существовавших в его время в употреблении между торговцами des billets payables au porteur, прибавляет, что "l'usage billets payables au porteur est tres dangereux dans le commerce".

Опасность эту он видит в возможности скрытия имущества. То же самое говорит Savary.

Правительство, запретившее в начале XVII в. billets en blanc, не могло оставаться равнодушным к замене их билетами на предъявителя, которые отличались от первых только по имени, а не по существу. Поэтому вскоре после появления в промышленном обороте billets au porteur, они были запрещены регламентом Парижского парламента 16 мая 1650 г., по которому не допускается пользование промессами или билетами, в которых не обозначено имя кредитора и causa obligandi, под страхом недействительности их. Но это запрещение не остановило употребление обязательств на предъявителя, что вытекает косвенным образом из декларации 9 января 1664 г., которая, постановляя различные сроки для взыскания или протеста по некоторым обязательствам, упоминает, между прочим, и о "billets payables au porteur" Наконец обычай употребления бумаг на предъявителя получил законодательное освящение в известном ордонансе Людовика XIV 1673 г. А именно: ст. I, tit. VII означенного ордонанса постановляет личное задержание (contraints par corps) по долговым документам, причем в конце статьи говорится: "Soit qu'ils (billets) doivent etre acquittes a un particulier у nomme, ou a sien ordre, ou au porteur". Это положение было подтверждено впоследствии декларацией 26 февраля 1692 г., распространявшей силу первой ст. тит. V ордонанса и на некоторых королевских чиновников.

Такой порядок вещей продолжался до учреждения банка известным Джоном Ло при короле Людовике XV. В 1716 г. 2 мая вышел королевский эдикт о предоставлении исключительной привилегии шотландцу Джону Ло на учреждение в Париже общего банка (banque generate) с правом выпуска банкнотов

(billets en ecus d'especes sous le nom d'ecus de banque). Чрез несколько дней после того (23 мая) был издан другой королевский эдикт, запрещающий как векселя, так и бумаги на предъявителя. Эдикт начинает с billets en blanc и указывает на злоупотребления, связанные с этой формой, которые повели за собой неоднократное правительственное запрещение, но заменившие их бумаги на предъявителя, говорит эдикт, привели к тем же злоупотреблениям.

Ввиду всего этого эдикт запрещает вперед давать или брать обязательства на предъявителя под страхом признания их недействительными. В конце прибавляется, что запрещение не касается обязательств на предъявителя, выдаваемых государством, а также обязательств банка Ло, которые могут быть на предъявителя. Злоупотребления, во имя которых запрещается предъявительская форма в эдикте 1716 г., были только предлогом, так как в течение более 60 лет после запрещения бумаг на предъявителя решением Парижского парламента 1650 г. правительство не только не относилось враждебно к этим документам, но даже косвенно признавало их, что видно из приведенных нами выше законодательных памятников.

Настоящую же причину этого запрещения следует искать в учреждении банка Джона Ло. Цель эдикта была уничтожить всякую конкуренцию с билетами, выпускаемыми банковым учреждением Ло. Это видно из того, что вскоре после крушения всей финансовой системы Ло вышла королевская декларация от 21 января 1721 г., восстановляющая обычай пользования бумагами на предъявителя, причем такое распоряжение мотивируется пользой, которую приносит форма на предъявителя торговым сношениям, а также и тем обстоятельством, что ныне не существует тех двух форм обязательств на предъявителя, которые были изъяты из-под действия эдикта 1716 г., то есть билетов, выдаваемых государством и банком Ло*(29).

Впозднейшем французском законодательстве встречается несколько раз, хотя и в самых общих выражениях, дозволение пользоваться в торговых сношениях формой на предъявителя*(30). Таково было отношение законодательств к бумагам на предъявителя, когда настало время великой французской революции. Одной из главных причин этой последней было, без сомнения, финансовое расстройство Франции того времени. Короли французские как своей расточительной жизнью, так и беспрестанными войнами довели государственный долг до огромной для того времени цифры*(31). Расстройство было довершено при этом неразумной администрацией. Народ потерял всякую веру в кредит государства, особливо после крушения банка Ло, превратившегося потом (1718 г.) в королевский, так что следующий банк во Франции появился только в 1776 г. При этом из основного капитала, пятнадцати миллионов, немедленно нужно было ссудить государству десять миллионов. Но публика, зная из предшествующего опыта, что значит, когда государство является крупньм должником, не подписалась на акции банка, так что правительство должно было отказаться от займа, чтобы только удалась подписка. Первым делом революционного правительства было поправить, насколько возможно, финансы и удовлетворить кредиторов государства. С этой целью национальное собрание 1789 г. постановило уплатить государственный долг народным имуществом посредством выпуска ассигнатов, которые функционировали

вто же время в качестве денежных знаков. Ассигнаты должны были погашаться по мере перехода к владельцам соответственной части национального имущества. Но отчасти недоверие к правительству, отчасти и то обстоятельство, что количество циркулирующих ассигнатов далеко превышало действительную потребность менового оборота, произвели то, (что) ассигнаты стояли значительно ниже своей ценности, так что они представляли 1/150 своей номинальной стоимости. В это критическое для публичного кредита время некоторые частные лица выпустили бумаги на предъявителя под разными наименованиями (billets de confiance, patriotiques, de secours etc.), которые имели обращение как денежные знаки. Боясь конкуренции их с ассигнатами, правительство декретом 8 ноября 1792 г. запретило бумаги на предъявителя под страхом уголовной ответственности и денежного штрафа. Запрещение это было выражено в такой общей форме, что должно было изгнать из оборота всякие обязательства на предъявителя. Правительство, однако, очень скоро увидело свою ошибку и поспешило издать декрет 25 термидора, год III (12 августа 1795 г.), которым поясняет, что запрещение закона 1792 г. относится только к тем бумагам на предъявителя, которые выпускаются с целью заменить деньги, следедовательно выпуск и обращение других видов бумаг на предъявителя допускается свободно, как и прежде. Это было последнее законодательное запрещение, относящееся к бумагам на предъявителя. Закон 15 germinal'я, год VI (4 апреля 1798 г.) о личном задержании (sur la contrainte par corps), tit. II, art. I признает действительными бумаги на предъявителя в числе прочих обязательств. Наконец торговый кодекс Наполеона I (Code de commerce) косвенно признал бумаги на предъявителя. В нем есть две статьи, где упоминается об этой форме обязательства, а именно 35 и 281. В первой из них говорится, что акция может быть как именная, так и на предъявителя; во второй, что коносамент (грузовая роспись) может быть выдан и на предъявителя. Таким образом, современное французское законодательство признает, как общее правило, действительными обязательства на предъявителя.

Несмотря, однако, на это, до сих пор в нем нет подробных постановлений об этом институте. Судебная практика действует по аналогии, приравнивая их к движимым вещам. Отсюда постоянные колебания, вредно отзывающиеся на интересах промышленного оборота. Причину этого обстоятельства следует искать в том, что форма на предъявителя получила широкое применение лишь в XIX столетии.

Всамом деле, бумаги на предъявителя, о которых говорится в законодательстве XVII и XVIII вв., суть по преимуществу обязательства, выдаваемые частными лицами. Между тем частные бумаги на предъявителя встречаются редко даже в современном промышленном обороте.

Цитированный нами комментатор ордонанса 1673 г., излагая отношения законодательства начала XVII в. к этому виду обязательства, говорит, что они были потом восстановлены (эдиктом 1721 г.) как полезные в некоторых отношениях для торговли, хотя они редко встречаются в жизни ("quoiqu'il arrive assez rarement qu'on en fasse usage"). Следовательно, бумаги на предъявителя не могли возбудить в практической жизни сомнений, неразрешимых с точки зрения действующего законодательства. В настоящее время форма на предъявителя применяется главным образом к предприятиям, имеющим общественный характер. Масса циркулирующих в промышленном обороте бумажных ценностей состоит из долговых обязательств государств и других общественных союзов, из бумаг железнодорожных и других акционерных компаний.

Между тем государственные долги Франции (рента) до 1831 г. были исключительно именные, и только по ордонансу 29 апреля 1831 г. было дозволено превращать именные ренты в безыменные и наоборот, а государственные ренты составляют главную часть циркулирующих на бирже кредитных ценностей.

Ксравнительно позднейшей эпохе относятся долги различных городских и провинциальных общин,

облеченньк в форму на предъявителя (les obligations departementales et municipales). Городу Парижу впервые было дозволено сделать заем в форме бумаг на предъявителя ордонансом 13 сентября 1815 г. С этого времени начинается прогрессивное увеличение долга города Парижа. Все красивые улицы и бульвары этого города возникли посредством займов, облеченных в форму облигаций на предъявителя. Выпуск же облигаций, погашенных посредством ежегодного тиража и с правом выигрыша, был разрешен городу Парижу лишь по Закону 20 марта 1831 г. Примеру Парижа следовали другие города и департаменты.

Другую категорию бумажных ценностей на предъявителя, имеющих также большое распространение в современном промышленном обороте, составляют бумаги железнодорожных предприятий (акций и облигаций). Следовательно, эти бумаги должны были появиться лишь после применения пара к сухопутному движению. Между тем первая железная дорога во Франции была построена известным финансистом Перейра от Парижа до Сен-Жермена только в 1836 г.

Форма на предъявителя, мобилизировавшая недвижимую собственность посредством закладных листов, получила практическое применение во Франции лишь с 1852 г., со времени правительственного разрешения поземельных банков (Societes de credit financier), и особливо со времени учреждения привилегированного поземельного общества для всей Франции (credit fancier de France), покрывшего своими отделениями всю территорию Франции. Наконец акционерная форма товарищества в применении к различным предприятиям с общественным или частно-хозяйственным характером получила особенное развитие лишь во второй половине настоящего столетия.

Вот почему в законодательных сферах Франции до последнего времени и не было обращено внимания на регулирование юридических отношений, вытекающих из обязательств на предъявителя. Возникавшие в практической жизни недоумения разрешались судом по аналогии; суду приходилось своей творческой деятельностью пополнять пробелы, оставленные законодательной властью. Можно сказать, что выработанная судебной практикой доктрина послужила основанием для позднейших законодательных работ по вопросу о бумагах на предъявителя. Первые недоразумения, вызванные бумагами на предъявителя, были, без сомнения, случаи виндикации, или, вернее, регулирования юридических отношений между владельцем и собственником одних и тех же бумаг на предъявителя. Переходя из рук в руки посредством простой традиции, бумаги на предъявителя не оставляют по себе никаких видимых последствий. Ввиду этого интересы законного владельца подвергаются серьезной опасности в случае потери или совершенной погибели принадлежащих ему бумаг. Французская судебная практика до закона 1872 г. руководствовалась в подобных случаях ст. 2279 и 2280 Code civil, приравнивая эти бумаги к движимым имуществам. Такой порядок продолжался до 1870 г., когда во время франко-прусской войны, и особливо во время последовавшего за войной инсуррекционного движения парижской коммуны 1871 г. было множество случаев лишений собственников принадлежащих им ценных бумаг. Почти на другой день после усмирения коммуны, именно 27 июля 1871 г., Дюфор, бывший первым министром, представил в национальное собрание проект закона, относящегося к бумагам на предъявителя, который получил законодательную санкцию только через год, а именно 15 июня 1872 г. Этим законом более или менее точно и удовлетворительно разрешены юридические отношения между собственником, владельцем и лицами, чрез посредство которых обыкновенно происходит покупка и продажа процентных бумаг (маклеры, меняльщики, банкирские конторы).

Исторический очерк происхождения и развития бумаг на предъявителя в французском праве можно резюмировать в следующих словах:

В первоначальную, младенческую, эпоху юридического развития во Франции, когда гражданский оборот состоял из немногочисленных и простейших юридических отношений, обязательства имели личный характер. Вследствие подобной индивидуальности обязательств судебное представительство по ним не допускалось; другими словами, стороны лично должны были вести свое дело на суде. Впоследствии было допущено исключение из этого общего правила в определенных случаях. Между тем с расширением гражданского оборота и с осложнением правоотношений невыгода запрещения судебного представительства должна была чувствоваться. Но всякое юридическое правило, по свойственной ему устойчивости (консерватизму), не так легко сдается новым требованиям действительности жизни. Обыкновенно такое правило уживается вместе с различными исключениями, фикциями, аналогиями до тех пор, пока оно не делается совершенно бессодержательным. То же самое было и с приведенным нами выше запрещением судебного представительства. Чтобы избежать стеснений, сопряженных с ограничением судебного представительства (стеснения эти не уменьшались и со введением lettre de grace), стали употреблять обязательства, в которых исполнение, кроме заранее определенного кредитора, обещались и предъявителю.

Непосредственная связь этой формы обязательства с судебным представительством видна из того, что в средневековых законодательных памятниках Франции и у юристов того времени слова "porteur de lettres" нередко употребляются как равнозначащие слову "procureur".

Эти обязательства, хотя и возникшие вследствие потребностей процессуального права, оказались удобными и как легкий способ передачи обязательства. Но когда представительство на суде стало общепризнанным положением (в конце средних веков) и когда к ним (обязательствам на предъявителя) стала применяться теория римского права о мандате, тогда обязательства с предъявительской оговоркой потеряли под собой историческую и практическую почву. В это самое время нужды промышленного оборота вызвали вексельный индоссамент, billets en blanc и наконец billets au porteur. Несмотря на враждебное отношение законодательства к последней форме обязательства, оно в конце концов должно

было дать ей свою санкцию и признать то, что давно было освящено действительной жизнью. Мы несколько подробнее остановились на истории бумаг на предъявителя во Франции по той причине, что пользование такой формой бумаг из Франции перешло и в другие страны. С XVI в. Франция получает преобладающее значение в Западной Европе, и ее культурное влияние распространяется на другие государства. Многие институты торгового права, возникшие благодаря юридическому гению итальянцев, получили дальнейшее развитие во Франции.

Глава IV

История бумаг на предъявителя в Италии, Голландии и Германии

Италия

В Италии получили свое первоначальное возникновение многие из важнейших институтов торгового права, сделавшиеся впоследствии достоянием всего промышленного оборота. Таковы: векселя, банковые операции, торговые фирмы, страховые полисы, лотереи и т.п. Настоящие же бумаги на предъявителя появились в Италии сравнительно в позднейшее время, в XVII, XVIII вв., когда употребление их между торговыми людьми стало обыкновенным явлением. Но в Италии ранее, чем в других странах Европы, были известны документы с предъявительской оговоркой, в которых исполнение обещивалось определенному кредитору или владельцу документа. Появление их в Италии относится к IX, Х и XI вв.

Все разнообразные формы подобных обязательств могут быть сведены к четырем типичным видам: 1) Tibi aut cui dederis ad exigendum, или tibi aut cui cautum in manu emiseris. 2) Tibi aut cui hoc scriptum vice tua, или pro parte tua in manu paruerit. 3) Tibi aut cui hoc scriptum in manu paruerit. 4) Ad hominem apud quern hoc scriptum in manu paruerit. В большинстве случаев владелец подобных документов являлся или как adjectus solutionis causa, или как цессиона-рий, или как мандатарий; т. е. в каждом конкретном случае подобный владелец обязан был доказывать, что документ перешел к нему законным порядком от первоначального кредитора. И только в редких случаях, когда из сущности обязательства вытекало, что свойство кредитора связано исключительно с фактом владения документом, не требовалось от владельца доказательства перехода к нему долгового документа. У Бруннера приводятся четыре документа, в которых право требования предоставляется просто владельцу, не обозначая при этом имени первоначального кредитора. Все они по времени происхождения относятся к средине Х в. и взяты из Codex Cavensis. Эти четыре документа принадлежат не к области обязательственного права в строгом смысле слова, а к завещательным распоряжениям. Например, завещатель ради спасения души возлагает на наследника обязанность делать известную выдачу; причем в случае неисправности наследник обязуется платить неустойку тому, у кого в руках окажется документ.

Голландия

По вопросу об истории бумаг на предъявителя в Нидерландах имеется на немецком языке обстоятельная монография Felix'a Hecht". Изучив разнообразные юридические документы из истории Голландии, Hecht говорит, что в XVI и XVII вв. в Голландии были в большом употреблении обязательства с предъявительской оговоркой. Формы, в которых проявлялась подобная оговорка, были различные: NN, или предъявителю; NN, или правомерному владельцу; NN, или кому-либо другому и т. п. Об юридическом значении подобной оговорки голландские юристы той эпохи были различного мнения, и мнения эти сводятся к двум крайностям.

Воззрения юристов более раннего периода, XVI и первой половины XVII в. (автор начинает свой исторический обзор только с XVI в.), основываются на точке зрения римского права, т. е. владелец документа с предъявительской оговоркой считается, по их мнению, или adjectus solutionis causa, или mandatarius praesumptus, или cessonarius. Другие же юристы, большинство которых жило в XVII и XVIII вв.,

считают самый факт владения достаточной легитимацией. Подобное же разногласие проглядывает в законодательных памятниках и в судебных решениях. В двух редакциях одного и того же законодательного памятника встречаются два противоположные постановления об одном и том же вопросе. Так например, по обычаям города Антверпена начала XVI в., владелец документа считался как бы solutionis causa adjectus, а при кодификации этих кутюмов в конце того же века мы видим иное отношение к обязательствам с предъявительской оговоркой. По второму изданию Антверпенского статута, владелец считается ipso jure управомоченным требовать уплаты от должника, причем он необязан доказать титул своего права или causa traditionis. От добросовестного владельца нельзя виндицировать подобные документы. Влияние Антверпена отразилось и на законодательстве других городов. Geldemische Landrecht 1619 г. и статут города Deum'a повторяют в общем постановления Антверпенского статута.

По всей вероятности, в Голландии произошло то же явление, что и во Франции, т. е. под влиянием романистов XVI и отчасти XVII в. была искажена первоначальная природа бумаг с предъявительской оговоркой, но уже в конце XVII и главным образом в XVIII в. начинает преобладать воззрение, противоположное римской точке зрения. Без сомнения, на это обстоятельство повлияли нужды развитого торгового оборота. Известно, что Нидерланды в XVII и XVIII веках занимали в Европе первенствующее

место в отношении промышленности и торговли. По словам Hecht'a уже в 1653 г. встречаются в Голландии города, имеющие право делать займы посредством выпуска обязательств на предъявителя. Форма такового обязательства была следующая: "Я, кассир ... признаю, что с сим вместе получил из рук такого-то такую-то сумму, которую вместе с процентами обязуюсь возвратить тогда-то ему или владельцу этого документа. Обеспечением служит городское имущество. По приказу бургомистра NN". Такое же право имели и большие акционерные компании, акции которых в то время были именные, но облигации были на предъявителя. Кроме заемных обязательств, и полисы морского страхования могли быть на предъявителя, как это видно из ордонанса Филиппа II 1563 г.

Из правил Амстердамского ломбардного банка 1614 г. видно, что закла-дателю давался документ, предъявителю которого банк обязывался возвратить заложенную вещь по уплате занятой у банка суммы. Облигации Ост-Индской компании 1602 г. были именные, но с предъявительской оговоркой*(32).

Германия

Несовершенная форма бумаг на предъявителя, в которых обещание дается определенному кредитору или всякому владельцу документа, встречается в Германии в конце XIII и начале XIV в. Предметом подобных документов служили по преимуществу продажа рент и пожертвование (в виде постоянного ежегодного дохода) в пользу церквей и монастырей. Под рентой понимается право требования ежегодного дохода или взноса бессрочно, пожизненно или на определенный срок. Такое требование являлось последствием передачи другому лицу денежных капиталов или недвижимого имущества. В средние века в Западной Европе были в употреблении особливо ренты второго рода, где взамен отчужденного имущества приобреталось право требовать определенный ежегодный доход от всякого лица, кто будет владельцем того имения. Следовательно, право на ренту было реальной повинностью, лежащей на имении, а не на лице.

Внешняя форма, в которую облекалась предъявительская оговорка, была разнообразна. Более ранней формой была та, где должник обязывается уплатить определенному кредитору или владельцу документа (aut cui hoc scriptum in manu parueris, wer diesen Brief innehat, или dem Behalter, Inhaber dieses Briefes). Впоследствии указанная форма видоизменилась в том смысле, что обещание давалось определенному кредитору или тому, кто настоящее письмо с его согласия будет иметь в руках (oder wer diesen Brief mit ihrem Willen (иногда guten Willen) innehat или mit seinem Willen und unter Kunts-chaft). B XVI и XVII вв. употреблялась более краткая форма: "Dem NN, oder dem getreuen Briefsinhaber, или wissentlicher, befugter Briefsinhaber".

Ввопросе о юридическом значении владения по документам с альтернативной оговоркой мы встречаем в германской литературе два противоположных воззрения. Одни писатели считают владение достаточным легитимационным основанием для требования удовлетворения от должника, так что последний не вправе требовать от истца доказательств того юридического отношения, в силу которого документ перешел к нему. По мнению Renaud, не имеет даже никакого значения форма, в которой проявляется предъявительская оговорка, т. е. безразлично, сказано ли в документе, что удовлетворение производится просто владельцу или же тому, кто владеет с согласия первоначального кредитора, так как стороны при составлении подобного документа вовсе не думали о различии между Inhaber и getreuer Inhaber. Другие же писатели утверждают, что простое владение документом недостаточно еще, чтобы владелец мог требовать удовлетворения от должника. Всякий владелец рассматривается только как цессионарий, следовательно необходимо доказать правомерный переход документа к нему от первоначального кредитора.

Современные юристы в своих воззрениях основываются отчасти на теоретических данных, отчасти на свидетельствах юристов прошлого времени.

Из последних же, которые высказывались о юридической природе несовершенных бумаг на предъявителя, большинство жило в XVII в. и очень немногие в XVIII в. Поэтому не совсем правильно основываться на мнениях этих юристов по вопросу об обязательствах на предъявителя, появившихся в Германии уже в XIII в. В то время, когда жили означенные юристы, римское право было окончательно реципировано в Германии как действующее. Немецкие юристы, воспитанные на началах римского права и находясь под исключительным его влиянием, должны были переделать все по образцу римского права; нормы этого последнего они применяли нередко к институтам, возникшим на почве потребностей новых народов, чуждых римскому мировоззрению. То же самое было с исследуемым нами институтом.

Так как, с точки зрения римского права, требовать удовлетворение от должника мог или первоначальный кредитор, или юридический преемник его, то, по учению новых немецких юристов (за редкими исключениями), одно владение документами с альтернативной предъявительской оговоркой не считалось достаточным легитимационным основанием для реализации прав требования по ним; нужно было доказывать в каждом конкретном случае cessio или, по крайней мере, causa traditionis этих документов от первоначального кредитора к настоящему владельцу.Нам кажется, что самая форма: getreuer Inhaber, или wer diesen Brief mit ihrem guten Willen hat, стала практиковаться благодаря влиянию романистов; более же древней формой предъявительской оговорки, вероятно, была та, в которой обещивается уплата просто владельцу.

Вприведенных у Dunker'a старинных документах от XIII и XIV вв. говорится: кто документ имеет в руках, без дальнейшего пояснения свойств владельца. Brunner приводит одно судебное решение,

относящееся к XIV в., в котором говорится, что, кто имеет в своем владении документ, тот имеет и все права, из него вытекающие (спор возник по случаю потери документа).

Таким образом, в Германии, так же, как и во Франции, при самом возникновении обязательств с предъявительской оговоркой факт владения документом (предполагалось, что владение было добросовестное) считался достаточным правомерным основанием для осуществления прав требования и только впоследствии, под влиянием реципированного римского права, одно владение документом не считалось достаточным: от каждого владельца, предъявлявшего документ ко взысканию, требовалось доказательство cessio или, по крайней мере, добросовестного перехода документа.

Что касается до настоящих бумаг на предъявителя, где должник просто обязывается произвести исполнение всякому владельцу документа, то в средневековой Германии подобные документы встречаются очень редко. Dunker приводит один документ от 1378 г., где лицу, у кого в руках окажется документ (wer dann den Brief innehat), дается право требовать исполнение по оному (в документе обещивается ежегодный платеж в пользу монастыря). Stobb приводит два документа на предъявителя, относящиеся к XIII в. Один от 1282 г., в котором правитель (Gunther) Шварцбурга поручает городскому совету Любека уплатить exhibitori presentum ex parte serenissimis domini nostri Romanorum Regis. Второй документ от 1286 г., где городу Кельну предписывается уплатить exhibitori presentum, quicunque fuerit. Bronner3 приводит несколько документов подобного же содержания, т. е. приказ об уплате всякому предъявителю.

Приведенные упомянутыми писателями документы, как видно из содержания их, не походят на современные бумаги на предъявителя, предназначенные к циркулированию в промышленном обороте. Они имеют очень ограниченное применение: или они суть приказы суверенного владельца о выдаче определенной суммы денег предъявителю, или же они суть обязательства об уплате ежегодного взноса в пользу юридического лица (церквей и монастырей). Следовательно, по своему содержанию эти документы скорее относятся к публичному, чем к гражданскому праву. Что же касается настоящих бумаг на предъявителя, вызванных нуждами развитого торгового оборота, то появление их в Германии относится к XVII и главным образом XVIII в. По всей вероятности, обычай пользования этими бумагами перешел в Германию из Франции, где они получили в это время право гражданства. Так как из всех Германских государств бумаги на предъявителя появились раньше других в Саксонии, то Kuntze думает, что на появление их в Саксонии повлияли еврейские татге ввиду постоянных сношений Саксонии с Польшей.

Такое объяснение кажется не совсем правильным, так как татге были давно в употреблении у евреев, и тем не менее народы, среди которых они жили, не знали долгое время о них благодаря замкнутой жизни евреев. Должно быть евреи прибегали к этой форме обязательства для скрытия своего имущества в критическую минуту во время постоянных гонений на них.

Прежде всего, форма на предъявителя была найдена удобной для государственных займов в XVIII в. Впервые Саксония стала облекать государственные замы в форме бумаг на предъявителя; примеру Саксонии последовали и прочие Германские государства. В Пруссии, по закону 1766 г. об аварии и морском страховании, допускалась выдача страхового полиса на предъявителя (an Zeiger). Это правило заимствовано из Гамбургского закона о страховании 10 сентября 1731 г. (tit. I, art. 4).

В XVIII же веке в Пруссии появился один вид бумаг на предъявителя, который получил особенное развитие в современном промышленном обороте. Это именно закладные листы, Pfandbriefe. Они появились в царствование Фридриха Великого, который в интересах поднятия сельскохозяйственного кредита позволил, чтобы землевладельцы данной провинции, составляя корпорацию, оценивали свои земли, и в размере 2/3 или 3/4 стоимости принадлежащей им недвижимости выпускали документы на предъявителя (закладные листы). Собственник земли, получивший из общества подобный документ, мог достать необходимые денежные средства посредством продажи его. Владелец закладного листа имел непосредственное отношение только к целой корпорации (поземельному обществу), которая являлась посредницей между отдельным собственником и капиталистом. Гарантией исправного платежа процента и погашения долга служило залоговое право общества на землю отдельных сочленов. Подобные бумаги, как уже было замечено, явились в 60-х годах пошлого столетия, быстро распространялись на все провинции Пруссии и перешли за пределы ее в другие Германские страны, даже в Остзейские провинции России. Около того же времени рескриптом от 29 октября 1766 г. прусскому банку предоставлено было право выпускать, так называемые банкноты, которые суть обязательства на предъявителя и по предъявлению. В XVIII же веке появились в Германии лотерейные билеты на предъявителя; до этого времени (начало их относится к XVI в. в Генуе) они были именные.

С течением времени, когда образовались в Германии акционерные компании для различных предприятий, рядом с государственными бумагами на предъявителя появились и бумаги частных лиц и товариществ. В Южной Германии, а также и в Австрии, законодательство гораздо позднее обратило внимание на обязательства на предъявителя. Так, баварское земское уложение 1756 г. (Cod. Maxim. Bav., ч. II, гл. 3, § 8) не допускает обязательств на предъявителя; но в нем говорится об обязательствах с предъявительской оговоркой, причем законодатель стоит на точке зрения римского права, ибо требует для всякого предъявителя документа доказательство cessio.

Австрийское законодательство только в законе 1803 г. от 28 марта и 26 апреля упоминает о бумагах на предъявителя. Положительное австрийское законодательство признает эти обязательства действительными, за исключением некоторых особенных случаев, в которых закон требует, чтобы имя кредитора было обозначено (ср. § 393, 371 Австрийского гражданского уложения, а также закон 3 мая 1868 г. об амортизации ценных бумаг. Обращаясь к причинам, вызвавшим форму на предъявителя, мы встречаемся с ходячим мнением, что причины эти находятся в желании быстрой и легкой передаваемости

обязательства. Кредитору часто бывает необходимо реализировать свое право требования до наступления срока, поэтому и говорят, что предъявительская оговорка была найдена удобной формой для избежания неудобств, сопряженных с передачей обязательств посредством особого договора тому или другому лицу. Такое объяснение может быть применимо только к чистой форме на предъявителя. Что же касается несовершенных бумаг на предъявителя, то их происхождение в приведенных странах объясняется стеснениями процессуального представительства, как и во Франции. Как в римском праве ограничения судебного представительства привели постепенно к cessio, так точно подобные же ограничения процессуального представительства у новых народов должны были повести к изобретению обязательств с предъявительской формой. Удобство легкой передаваемости было не побудительной причиной, вызвавшей эти обязательства в промышленном обороте, а необходимым и неизбежным последствием.

У всех европейских народов процессуальное представительство вначале было запрещено. Переход от этого состояния до полного свободного судебного представительства совершался медленно в течение довольно продолжительного времени посредством исключений из первоначального общего правила о безусловной недопускаемости судебного представительства. В законодательных памятниках европейских народов, дошедших до нас, можно найти подтверждение вышеприведенного общего положения.

По мировоззрению германских народов, всякое, даже частное, правонарушение, считалось delictum privatum. Защиту такого нарушения потерпевшее лицо находило посредством своего рода единоборства; исход зависел от Божеского суда, судья являлся как бы представителем Божества на земле. Обязательство должно было быть исполнено с точностью должником, неисполнение делало его ео irso виновным; отсюда слово Schuld на немецком языке означает одновременно и виновность, и обязательство (долг). Понятно, что при таком воззрении на обязательства должника и на гражданский процесс вообще личное участие на суде явилось необходимым условием. Процесс имел характер личного оскорбления, в котором были заинтересованы все члены фамилии. Такой порядок господствовал у немцев до конца XV в.

По Лонгобардскому праву, допускалось иметь вместо себя представителя на суде вдовам, сиротам и qui causam suam agere поп polest, незнакомым с правом, и то лишь с согласия противной стороны. Судья, допустивший представительство от имени других лиц, кроме поименованных, подвергался штрафу.

Ограничение судебного представительства имело место в средневековой Германии до XVI в. Правом судебного представительства пользовались только некоторые привилегированные лица (суверенные владельцы, прелаты, городские муниципии и т.п.).

Даже городовое право наиболее промышленных городов средневековой Германии (Гамбург, Любек, Бремен и др.) допускало судебное представительство с ограничениями, а именно: при согласии противной стороны, только в лице членов семьи, в случаях крайней нужды и т. п. Самое установление судебного представителя допускалось лишь после начала процесса, когда сторона, лично присутствуя на суде, передавала свое право уполномоченному посредством формального акта. Требование личной явки сторон при начале процесса встречается в законодательных памятниках XVI в. Чтобы избежать ограничений, сопряженных с судебным представительством, стали выдавать документы ордерные и с предъявительской оговоркой. Владельцы подобных документов, наподобие французских porteurs de lettres obligatoires, считались уполномоченными на ведение процесса против должника. Различие между двумя указанными видами документов заключалось в том, что ордерные бумаги переходили посредством особого Willebrief, следовательно, владение должно было быть добросовестным, а права по альтернативным бумагам на предъявителя основывались исключительно на факте владения*(33).

Документы эти, будучи вначале актами судебного уполномочия, стали впоследствии и актами передачи прав по обязательствам.

Но постепенное усиление влияния римского права в Германии привело к тому, что юристы XVII и XVIII вв. считали необходимым требовать от каждого владельца документа доказательство cessio или традиции. Что же касается употребления настоящих бумаг на предъявителя в Германии, то оно началось в XVIII в., по примеру Франции, культурное влияние которой на другие европейские государства было особенно сильно именно в эту эпоху.

Можно высказать, как общее правило, что у всех народов Западной Европы в средние века появились в гражданском быту документы с целью облегчения судебного представительства, стесненного положительными законодательствами.

Общие основы Салического закона, действовавшего в Нормандии, перешли и в Англию с завоеванием ее норманнами. У англосаксов всякий должен был явиться лично в суд; исключение делалось только для женщин. Судебное представительство допускалось также, как и во Франции, только с особого королевского разрешения. Но в следующую эпоху, именно в период смешения саксов и норманнов, было допущено судебное представительство в виде общего правила. На это есть указание во 2-м Вестминстерском статуте, изданном в 13 году царствования Эдуарда I. То же самое было и по шотландскому праву, что видно из книги законов Regiam majestatem.

В Скандинавском государстве в первое время также не допускалось вовсе добровольное представительство. Не дозволялась и передача права по сделкам между живыми. Чтобы обойти последнее запрещение в случае, если обстоятельства того требовали, обращались к судебному представительству (procuratio in rem suam). Но уже в XIII в. встречаются отступления от упомянутого запрещения в смысле допущения передачи права пользования (наем, аренда и т.п.). Точно так же передавалось суверенным владельцем право собирания десятины частным лицам, причем не требовалось никакого согласия от обязанной стороны. Впрочем, последняя форма передачи права требования, по верному замечанию Брунс, не есть cessio, т. е. mandatum actionis, a приобретение известного права по непосредственному