Б. Новейшая доктрина.

Приступая к изложению новейшей доктрины по вопросу о действительности договоров в пользу третьих лиц, мы огра­ничимся, главным образом, рассмотрением положения этого вопроса в нынешнем столетии. Что касается мнений юристов теоретиков и практиков прежних столетий, то они в такой полноте собраны и разобраны Бухкою (прив. соч. § 15 и след.) и Гарейсом (прив. соч. § 16 и след.), что нам остается лишь повторить вкратце сказанное этими писателями. До рецепции римского права договоры в пользу третьих лиц признавались вполне действительными. По древнегерманскому праву третье лицо получает в силу такого договора самостоя­тельное и непосредственное право на выговоренное в его пользу исполнение. Этот взгляд древнейшего права отражается еще на судебной и нотариальной практике и даже на законодательстве XIV и XV столетий, по которому третье лицо также приобретает право из обещания промитента в силу принятия его промиссаром.

Но с другой стороны после рецепции римского права принцип его о недействительности договоров в пользу третьих лиц, хотя в несколько видоизмененной форме, стал господствующим среди юристов теоретиков. Так юриспруденция XII — XVI столетий, различая между так назыв. verba obligativa и executiva, признавала стипуляцию действительною, если ее verba obligativa направлены были на стипулянта, если же они относятся к третьему лицу (напр., «promittis Titio,

-63-

quod dabis ei»), стипуляция ничтожна, хотя бы принявший такое обещание имел интерес в совершении исполнения третьему лицу. Тоже самое бывает, если verba obligativa и executiva имеют в виду третье лицо. Если же наконец к третьему лицу относятся только verba executiva (напр., «promittis mihi, quod dabis Titio centum»), то договор считается действительным при наличности интереса промиссара ¹). Общим результатом взглядов ученых этих столетий является признание за третьим лицом actio atilis, основанной на цессии. При этом они приходили к такому результату благодаря смешению договоров в пользу третьих лиц с договорами, за­ключенными чрез представителей. Дальше начала римского права они шли в том отношении, что по их мнению недействительный договор в пользу третьего лица все-таки создавал obligatio naturalis между контрагентами. Таков в общем и взгляд писателей-канонистов на действительность договоров в пользу третьих лиц. За принципиальное удержание начала римского права высказываются и писатели фран­цузской школы XVI столетия ²). Но в то время как теория держится принципа римского права, в практике видно стремление к изменению начала: alteri nemo stipulari potest, согласно потребностям практической жизни и гражданского оборота. Такое стремение выражается прежде всего в признании прак­тикою, начиная с XVII столетия, действительности для контрагентов договоров в пользу третьих лиц. Что же касса-

-64-

ется права третьего лица, то и практика не доходила до признавая его непосредственным ³), возникающим в силу самого договора, и самостоятельным ⁴). Для приобретения третьим лицом такого права практика требовала какого-либо особого акта воли с его стороны, выражающаяся или в принятии сделанного в его пользу обещания ⁵) или в одобрении принятия его промиссаром или же, смешивая договоры в пользу тре­тьих лиц с договорами, заключенными чрез представите­лей, основывала право третьего лица на принятии обещания промиссаром от его имени ¹). Некоторые практики даже видели в промиссаре лишь свидетеля договора, заключенного между промигентом и третьим лицом ²). Большого внимания заслуживаете мнение Гуго Гроция (de jure belli ас pads. l. II cap. IX n. 18 и 19). Установив различие между договорами в пользу третьих лиц и теми случаями, когда третье лицо получает не право на исполнение, а лишь самое исполнение, и когда промиссар является представителем или даже нунцием

-65-

третьего, названный ученый признает такие договоры обяза­тельными для сторон, так что промиссар не может осво­бодить промитента даже до принятия обещания третьим ли­цом. Но изложенное мнение Гроция не нашло себе решительных сторонников. Так Вебер (Systematische Entwicke­lung der Lehre von den natürlichen Verbindlichkeiten, 2-oe изд. (1795) стр. 408) считает договор этот необязательным для контрагентов до принятия обещания третьим ли­цом. Глюк (Ausfuhrliche Erläuterungen der Pandecten, IV ad. tit 14 lib. 2, § 383) основывает обязательность договора для контрагентов на том, что обещание дается, собственно говоря, не промиссару, а третьему, первому же предоставляется принять обещание от имени последнего, отсутствующего. Бемер (Exercitationes ad Pand. exercit. 28 ad 1. 2 tit. 14 cap. I § 5 и 6) наконец объясняет обязательность договора для контрагентов тем, что промиссар дейсивует в качестве negotiorum gestor'a третьего.

Из данного, таким образом, очерка развития принципа действительности договоров в пользу третьих лиц, следовательно, видно, что хотя теория и практика прошлых столетий отказались от строгого проведения римского начала: alter nemo stipulari potest, но на принципиальное признание действительности этих договоров, как таковых, они все-таки не могли решиться.

Обращаясь затем к рассмотрению положения настоящего вопроса в юридической литературе нынешнего столетия, мы видим, что вопрос о том, являются ли договоры в пользу третьих лиц по современному праву действительнши или под­чиняются они и ныне еще вышеизложенному правилу римского права, разделяет ученых и писателей на две противоположные группы. Первая из них, представляющая господствовав-

-66-

шее в первой половине настоящего столетия мнение, безу­словно отрицает действителыиость подобных договоров, при­держиваясь установленного в этом отношении римским правом принципа и, по большинству, допуская лишь признанные последним исключения. Вторая группа, напротив, получившая преобладающее значение в последние десятилетия, все более и более отгесняя первую, в принципе признает действительность договоров в пользу третьих лиц, считая ее или результатом положения, выработанного обычным правом, или же констатируя необходимость ее для потребностей современного юридического быта и возможность и непротиворечие ее совре­менному состоянию права.

Приведем вкратце мнения главнейших представителей той и другой из обеих упомянутых выше групп.

Принципа римского права держатся, прежде всего, Мюленбрух (продолжение Erläuterung der Pand. Глюка ч. XXXVIII § 14 и 25, а также Cession стр. 147 и Lehr. d. Pand. § 131), допуская приобретение третьим лицом права из заключенного в его пользу договора лишь когда промиссар является мандатаром или negotiorum gestor'oм третьего и признавая договор этот ничтожным между контрагентами, Тибо (System des Pand. R. I § 30), также признавая исключением лишь представительство и тот случай, «когда обязанность покоится не столько на договоре, сколько на модусе», и Венинг-Ингенгейм (Lehrb. des gemein. Civelrechts § 85). Против последних двух писателей в особенности направлены выше-приведенные статьи Гейера, в которых автор, стоя всецело на почве римского права, старается доказать действительность договоров в пользу третьих лиц уже по римско­му, по крайней мере, Юстинианову праву, и достигает этого бла-

-67-

годаря смешению настоящих договоров в пользу третьих лиц с рефлективным действием и договорами, заключенными, хотя и в пользу третьих лиц, но в интересе, прежде всего, самого промиссара. Но заслуга Гейера, сравнительно с предыдущими писателями, заключается в признании настоящих до­говоров в пользу третьих лиц действительными по крайней мере между контрагентами. Для приобретения же третьим ли­цом права по данному договору он, подобно Цауну, требует цессии ему этого права со стороны промиссара.

Против изложенного мнения Гейера восстали, главным образом, Бухка (прив. соч. стр. 3—5) и Вангеров (Pand. § 608, прим. I). Оба они, впрочем, являются защитниками рим­ского начала недействительности договоров в пользу тре­тьих лиц как между контрагентами, так и по отношению к третьему лицу. Бухка (стр. 189 и след.), в частности, признает действительными те только договоры, при которых промиссар имеет собственный, хотя и не имущественный, но нравственный, интерес в совершении исполнения третьему лицу. Но право по договору, конечно, приобретается только промиссаром, от которого зависит переуступить его третьему лицу. Если же в данном случае цессия вызвана обязательством промиссара по отношению к третьему лицу, то она совершается молчаливо, в силу самого закона. Вангеров же, хотя и при­знает существование в новейшем праве обычного положения о действительности договоров в пользу третьих лиц, но объясняет его тем, что, по его мнению, промиссар, действуя в качестве представителя третьего лица, заключает договор с промитентом от его имени. Такого же мнения Арндтс (Pand. § 246, прим. 3), Пухта (Pand. § 273 и 276 и Vorles. II, стр. 83 и 84), Келлер (Pand. § 231 и 232) и

-68-

Зейфферт (Band. II, § 278), причем последний ученый, равно как и Вехтер (Wurtem. Privatr. II, § 88,2), констатирует принципиальную действительность по новейшей судеб­ной практике и германскому обычному праву договоров о совершении исполнения третьему лицу. За принципиальную недействительность договоров в пользу третьих лиц высказы­ваются также Гербер (System des deutschen Privatr. § 150 прим. 3) и большинство остальных германистов, хотя они признают, что новейшее право знает, кроме известных римскому праву, еще несколько исключений из этого принципа, в особенно­сти по отношению к страхованию жизни в пользу другого лица. К числу ученых, отрицающих на основании римского права возможность заключения договоров в пользу третьих и действительность их и по новейшему праву, принадлежит также Савиньи (Obl. В. II § 59). Он при этом исходит из того соображения, что обязательства, будучи ограничениями естественной свободы данного лица, заслуживают юридической защиты, лишь насколько таковая положительно требуется ну­ждами гражданского оборота. Но, по его мнению, нет такой по­требности в признании действительными договоров, заключенных в пользу третьих лиц. Тем не менее, и он по­средственно, по крайней мере, сообщает этим договорам действительность и судебную защиту. А именно, по мнению Са­виньи (прив. соч. стр. 82 и 84) договор, первоначально за­ключенный в пользу третьего лица, и притом без представи­тельства, впоследствии превращается тем, что третье лицо одобряет заключение такого договора, в договор, будто бы, за­ключенный промиссаром в качестве представителя третьего лица. Мнение Савиньи вполне разделяет и Синтенис (Das pract. gemeine Civilr. II § 104 ct.). К нему весьма близко

-69-

подходит также мнение Брунса (в Encyclopaedie Гольцендорфа Т. I (4-ое изд.) стр. 468 и след.), так как хотя и он констатирует признание новейшим правом договоров в пользу третьих лиц действительными, тем не менее смешивает их с договорами, заключенными при посредстве пред­ставительной negotiorum gestio.

Наиболее решительно в последнее время высказывается за недействительность договоров в пользу третьих лиц Бринц (Pand. II § 374 и 375). По мнению его новейшее право также признает только вышеприведенные исключения, допущенные римским правом из общего принципа недействительности юридических сделок, нарушающих положение: alteri nemo stipulari potest.

К числу писателей, отрицающих действительность дого­воров в пользу третьих лиц в установленном выше смысле, нельзя не отнести наконец и Бера. Он разумеет под этими договорами, как мы видели выше, договоры, заключен­ные именно в пользу промиссара, признавая (напр, в Archiv f. Civil. Praxis T. LXVII стр. 160) договоры, исключительно или главным образом в пользу третьего лица совершенные, сделками, юридически безразличными, или же договорами, заклю­ченными промиссаром вкачестве представителя третьего лица.

Вот главнейшие представители первой группы. Что же ка­сается затем второй группы писателей, признающей действительность по современному праву договоров в пользу третьих лиц, то число их постоянно возрастает, а защищаемое ими мнение в настоящее время следует считать господствующим. Но между представителями этой группы можно заметить следующее различие в мотивировке признания новейшим пра­вом действительности упомянутых договоров. А именно,

-70-

тогда как одни писатели, как напр. Пфейфер «Die recht­lichen Verhältnisse der Wittwenkasson» в Zeitschrift f. deut. Recht T. IX(l845 г.)стр. 474), Безелер (прив. соч. Erbver­trage ч. II T. I § 2стр. 79 и след. и System § 102), Штриппельманн (прив. статья), Дельбрюк (прив. соч.), Буш (прив. соч.), Цаун (прив. статья), Платнер («Ueber offene und verschlossene Briefe» в Archiv f. Civil. Praxis T. L стр. 105 и сиед. и 212 и след.), Гарейс (прив. соч. напр. § 49) и др., ссылаются в подтверждено своего мнения о действительности договоров в пользу третьих лиц на суще­ствующее, будто бы, положение о том обычного права, защи­щаемое судебною практикою, другие напротив, как Виндшейд (Pand. II § 316 стр. 215 прим. 14 и 15) и Унгер (прив. соч. стр. 71 и след.), отрицая существование такого положения обычного права, по крайней мере общего, распространяющегося на все, вообще, возможные случаи договоров в пользу третьих лиц, видят основание признания их действительности в изменившемся правосознании новейшого времени и в потребностях более развитого гражданского оборота. Та­кого мнения, между прочими, также Регельсбергер, Зигель, Пфаффъ, Штоббе, Циммерманн, Карлова (в приведенных выше сочинениях и статьях) и Беренд (прив. статья в Zeitschrift f. deut. Rechtswissenschaft, а также в Гольцендорфа Encyclopaedie T. I (4-ое изд.) стр. 569).

Приведем вкратце главнейшие примеры договоров в пользу третьих лиц по новейшему праву.

Сюда, прежде всего, относятся договоры страхования жизни ¹) в пользу другого лица на случай смерти или на дожитие, по-

-71-

следние с условием об уплате третьему лицу (выгодоприобретателю, как оно называется напр., в Уставе Страхового Обще­ства Россия) или единовременно известного капитала или же еже­годно определенного дохода с капитала, и далее аналогичные с приведенными случаи договоров пожизненной ренты, взноса вкладов во вдовьи, ссудо-сберегательные или другие подобные кассы с условием выдачи или по смерти вкладчика его вдове или детям, или же при жизни его, по наступлении определенных условий, как то: при выходе дочери замуж и т. под. Во всех этих случаях имеется действительный договор в пользу третьего лица. Третьим является лицо, которому пред­назначается выдача страховой суммы или вкладов. Оно при этом получает действительно новое, раньше ему не принадле­жавшее, право, и при этом право самостоятельное, непосред­ственно вытекающее из самого договора, хотя приобретение его третьим лицом отсрочивается, а потому от воли промиссара зависит отступиться от договора до наступления условия окончательного приобретения права третьим лицом.

-72-

Далее следует видеть настоящие договоры в пользу третьих лиц в тех принятых в особенности в крестьянском сословии уговорах, вследствие которых при передаче имения одному лицу выговариваются совершения в пользу третьих лиц, в особенности братьев и сестер лица, передающего имение, или его вдовы ¹). И здесь третье лицо получает право, непосредственное и самостоятельное и, в отличие от предыдущих случаев, обыкновенно также бесповоротное.

Сюда наконец нельзя не отнести и так называемый фрах­товый договор ²). Договор о перевозке, по существу своему имея в виду три лица: отправителя товара или фрахта, фрах­товщика или возчика и получателя фрахта, заключается однако только между первыми. Но, тем не менее, он создает само­стоятельное право того, кому назначен фрахт, на получение последнего, осуществляемое самостоятельным иском к фрах­товщику.

-73-