Глава III. Последствия договоров в пользу третьих лиц.

Последствия договоров в пользу третьих лиц, сообразно общему характеру их и вследствие того обстоятельства, что в них распадаются роли промиссара и верителя в субъек­тивном отношении, должны быть исследуемы во 1-х) по отношению к лицу, которому дается обещание в пользу третьего лица, и во 2-х) по отношению к третьему лицу, которое по намерению промиссара и промитента является лицом, управомоченным по состоявшемуся между ними договору.

А. Последствия договоров в пользу третьих лиц по отношению к промиссару.

§ 1.

Первым и самым важным вопросом, который возни­кает при исследовании последствий договоров в пользу треть­их лиц по отношению к промиссару, является тот, создают ли подобные договоры право и для промиссара и, если они соз­дают для него право, то какое именно?

-74-

Если обратимся, прежде всего, к вопросу о возникновении для промиссара из договора, заключенного им в пользу третьего лица, права, то, как мы видели выше, Бер признает договор в пользу третьего лица договором, заключенным именно в пользу промиссара. Вследствие этого, по мнению названного ученого, право требования по такому договору приобретает исключительно промиссар, но не третье лицо ¹). Последнее уполномочивается первым на осуществление этого права, следовательно, оно получает не самое право, а только иск, и тот лишь по приказу промиссара. С Бером должны согласиться в сущности и все те писатели, которые, как напр., Безелер и Буш, обуславливают приобретение третьим лицом права из заключенного в его пользу дого­вора принятием обещания промитента или одобрением принятия его промиссаром, равно как и те, по взгляду которых — напр., Штриппельманна и Цауна—право третьего лица на исполнение приобретается в силу уступки его промиссаром. Диаметрально противоположного мнения держатся Унгер и Зигель. Они оба не дают промиссару никакого права по до­говору, заключенному им в пользу третьего лица. Унгер (прив. соч. стр. 62, 63 и 77), в частности, в подтверждение своего мнения ссылается на тот случай, когда заключен до­говор об освобождении третьего лица от долга или вообще обязательства его по отношению к промитенту, и на вышепри­веденную 1. 26 С. de J. D. (V. 12), по которой основанием недействительности договоров в пользу третьих лиц является по отношению к третьему лицу—запрещение таких догово-

-75-

ров правом, а по отношению к промиссару—отсутствие воли его получить по заключенному им в пользу третьего лица договору право иска. Первая часть правила: nес sibi, cessante voluntate, nес tibi, prohibente jure, quaerere potuit actionem, по мнению Унгера, имеет полное значение и силу и по современ­ному праву, специфически римскою является только вторая часть его. Промиссар, хотя и принимает обещание, но не для себя, а для третьего лица, только третье лицо является верителем, ибо только ему предполагается доставить юридическую выгоду, а не и промиссару вместе с тем. Зигель, присоединяясь к мнению Унгера, также считает положение о том, что право приобретается единственно третьим лицом, но не промисса­ром, не только основывающимся на римских источниках, но, что главное, соответствующим намерению контрагентов. Про­миссар, говорит он (прив. соч. стр. 145), не желает, а потому и не может приобрести право на исполнение договора, заключенного им в пользу третьего лица.

В изложенных мнениях Унгера и Зигеля, несомненно, есть своя доля правды, а именно насколько они направлены против мнений предыдущих писателей, в особенности против Бера. Но с другой стороны, отрицая возможность возникновения права и для промиссара, они очевидно заходят слишком далеко. Это объясняется тем, что названные уче­ные не различают должным образом между правом на са­мое исполнение и правом на совершение этого исполнение. Первое, по самому намерению контрагентов, действительно выговорено только в пользу третьего лица, которое, стало быть, одно и вправе требовать исполнения. Промиссар, выго­варивая третьему лицу самое право на исполнение, но не только получение его, и вместе с тем не оговаривая, что он же-

-76-

лает приобрести такое же право совместно с третьим лицом, этим самым отказывается от такого права. Вследствие же принятия промитентом предложения промиссара обещать исполнение третьему лицу, отказ этот становится действительным и для него обязательным так что, следовательно, о праве промиссара требовать исполнения уже по одной этой причине не может быть речи. Но, кроме исполнения договор в пользу третьего лица возлагает на промитента еще другие обя­занности, и притом именно по отношению к промиссару. Как мы сейчас увидим, промиссар, выговаривая исполнение третье­му лицу, может, а в некотором смысле, даже должен иметь интерес в том, чтобы исполнение это действительно соверша­лось третьему лицу. Тем, что промитент обязывается перед ним совершать исполнение третьему лицу, промиссар приобретает право на совершение этого исполнения согласно своей воле. В случае же произвольного отступления промитента от этой, для него обязательной воли промиссара и несовершения исполнения третьему лицу, нельзя отказать промиссару в иске о понуждении промитента к совершению исполнения третьему лицу, а если оно стало невозможными по вине промитента, о вознаграждении нарушенного вследствие этого интереса его. Так, напр., право лица, в пользу которого другое лицо застраховало свою жизнь, возникает лишь по смерти промиссара, но тот все-таки не находится в бесправном по отношению к промитенту (страховому обществу) положении. Напротив, он может при жизни, и при том не только по праву представления выгодоприобретателя, но в силу собственного права, защищать инте­ресы последнего в случае открытия над страховым обществом конкурса или в случае какого-нибудь нарушения им договора. Но в одном отношении нельзя не согласиться вполне

-77-

с Унгером и Зигелем: право третьего лица не является тем же правом, которое создано договором в пользу третьего лица для промиссара.

Из сказанного выше вытекает, что право третьего лица и право промиссара обыкновенно не совпадают, хотя и могут совпадать по своему содержанию; если же они совпадают, то это обстоятельство случайное, юридического значения не имеющее, и не оправдывающее отождествления этих прав.

Заслуга указания возможности возникновения и для промис­сара права из договора в пользу третьего лица принадлежит Регельсбергеру (впервые в прив. статье в Krit. Verteljahrsschrift, а потом и в Archiv f. Civil. Praxis T. LXYII стр. 15 и след.). К мнению его присоединились потом и Виндшейд (Pand. II § 316 и 316), Карлова (прив. соч. стр. 70 и след.) и Гарейс (прив. соч. § 62 стр. 250—254). Что касается, прежде всего, Виндшейда, то он говорит (стр. 210, 211 и 218), что, тогда как договор о совершении исполнения третьему лицу создает право требования для про­миссара во всех тех случаях, когда по намерению контрагентов он должен получить право требовать именно самого исполнения, при договоре в пользу третьего лица, напротив, намерение сторон направлено на то, чтобы такое право полу­чало третье лицо. При этом не требуется, чтобы промиссар сам желал приобрести какое-либо право, и даже, если он это желает, то все-таки он, тем не менее, желает доставить треть­ему лицу не свое право требование, а другое, самостоятельное, а именно право на самое исполнение и основанные на нем обя­занности промитента по отношению к третьему лицу, как верителю.

Наиболее подробно и удовлетворительно настоящий вопрос

-78-

рассмотрен Гарейсом. Его несомненная заслуга состоит, главным образом, в том, что он указывает на самостоя­тельность всех приобретенных промиссаром из договора в пользу третьего лица прав и на независимость их от прав, выговоренных третьему лицу. Как право третьего лица, так и право промиссара одинаково основываются непосредственно на намерении контрагентов, не находясь во взаимной между со­бою зависимости. Самостоятельность этих прав выражается прежде всего в том, что, юридически но крайней мере, они не совпадают ни по содержанию своему, ни равно по предмету. Такого совпадения нет и в том случае, когда промитент обязывается альтернативно исполнить или промиссару или треть­ему лицу. А именно в данном случае третье лицо является не субъектом права, а лишь субъектом исполнения обязатель­ства, следовательно нет договора в пользу третьего лица, и, стало быть, по общему правилу, по крайней мере, совершение исполнения ему или промиссару зависит от усмотрения и вы­бора промитента. Во всех других случаях промиссар также не вправе требовать исполнения себе договора в пользу третьего лица, и притом ни с намерением присвоить себе выгоды та­кого исполнения, ни равно с целыо передать их третьему лицу. Что касается, в частности, того случая, когда обещание в пользу третьего лица дано в виду обещания промитенту промиссаром эквивалентного исполнения, то исполнение обещания промитента является предположением исполнения обещания про­миссара, но последнее не может считаться предположением исполнения промитента третьему лицу, если это не вытекает прямо из смысла выраженного в договоре намерения контра­гентов. Поэтому неисполнение промитента третьему дает промиссару право или отказать первому в совершении обещанного

-79-

встречного исполнения или же, если оно уже совершено, требо­вать поворота его на основании condictio causa data, causa non secuta. Ho несовершение промиссаром встречного исполиения не оправдывает неисполнения промитента третьему лицу.

В чем в частности заключается право промиссара, это вопрос, подлежащий разрешению только в конкретных случаях. Общим руководящим началом при этом должно быть то положение, что промиссар, будучи заинтересован в совершении исполнения третьему лицу, в случае неисполнения может требовать возмещения своего нарушенного интереса. Но действительно ли, спрашивается, промиссар заинтересован в совер­шении исполнения третьему лицу? И этот вопрос является весьма спорным. Обратимся к краткому изложению и иссле-дованию его.

§ 2.

Выше мы видели что договорами в пользу третьих лиц следует считать лишь те договоры, при заключении которых контрагенты имеют в виду создать право требования именно для третьего лица, а тот, кому дается обещание промитентом, промиссар, принимая обещание об исполнении договора треть­ему лицу, руководится при этом интересом этого третьего лица, но не своим собственным интересом, удовлетворение которого в данном случае, может быть, зависит от одновременного удовлетворения интереса третьего лица. Но там же мы имели случай заметить, что это положение, вытекающее из сущности и понятия договоров в пользу третьих лиц, не имеет од­нако того значения и смысла, что промиссар, выговаривая себе исполнение третьему лицу, не должен иметь при этом никакого решительно собственного интереса в таком исполнении дого-

-80-

вора, Такой интерес, будучи основанием заключения им до­говора в пользу третьего лица, напротив, составляет не только нормальное, но даже необходимое явление.

Всякий договор, в том числе несомненно и договор в пользу третьего лица, действителен лишь если исполнение по нему основывается на какой-нибудь causa; в договоре же в пользу третьего лица, как мы видели выше и подробнее укажем ниже, происходят два экономических исполнения, первое от промитента к промиссару, второе от промиссара к тре­тьему лицу, оба они должны иметь для своей действительности свою causa. Основание, побуждающее промиссара к совершению исполнения третьему лицу, составляет вместе с тем и интерес его по отношению к промитенту в том, чтобы он действительно исполнил договор. Но, следовательно, такой интерес промиссара требуется для действительности договора в пользу третьего лица, как договора, но не для признания его именно договором в пользу третьего лица. Для последнего собственный интерес промиссара в совершении исполнения третьему лицу, являясь мотивом, побудившимся промиссара к заключению его, существенного значения не имеет. Намерение контрагентов, заключающих договор в пользу третьего лица, направлено на доставление третьему лицу самостоятельного, независимого от каких бы то ни было прав промиссара или интереса его, права, непосредственно основывающегося на договоре и вытекающего из него. Поэтому, хотя договор в пользу третьего лица, как всякий вообще договор, несомненно, по не­обходимости предполагает известный интерес в его заключении со стороны промиссара, но нельзя требовать, чтобы инте­рес этот был наглядным, осязательным, нельзя далее тре­бовать, чтобы существование его подлежало доказыванию со сто-

-81-

роны промиссара или третьего лица и что, лишь если ими дока­зана наличность такого интереса, договор становится обязательным для промитента. В виду этого очевидно достаточно, чтобы промиссар имел какой-нибудь, хотя и не самостоятель­ный, интерес в выговоренном им в пользу третьего лица исполнении.

Противоположное мнение защищают в особенности Штриппельманн (прив. соч. стр. 20) и Бухка (прив. соч. стр. 119), которые оба требуют самостоятельного интереса промиссара. Несостоятельность такого мнения доказана уже Рунде (Lehre von der Leibzucht § 52), a после него в осо­бенности Гейером (прив. статьи) и Бушем (прив. соч. § 12 стр. 40 — 44), и с тех пор изложенное выше мнение, по которому существование самостоятельного интереса промиссара существенного значения не имеет, может считаться господ­ствующим и одним из тех не многих вопросов, в кото­ром сходятся непримиримо противоположные по другим вопросам мнения писателей. Так его держатся не только Унгер (прив. соч. 106), Гарейс (прив. соч. стр. 31, 32, 112 и 113, 144 и в особ, стр. 248 и след.), Виндшейд (Pand. II § 316), и Регельбергер (Кrit. Vierteljahrsschrift), но и Бер (напр., в прив. статье b Jahrbücher, VI § 3 и 4) и его последователи.

Но другой вопрос, в чем именно должен состоять этот интерес промиссара. Решение этого вопроса, очевидно, нахо­дится в теснейшей связи с ответом на вопрос о том, ка­ково должно быть вообще необходимое для действительности договоров свойство интереса контрагентов, т.е. требуется ли интерес именно имущественный или достаточен всякий другой, уважительный и непротивный законам интерес? Господство-

-82-

вавшее раньше мнение, основываясь при этом на существовав­шему будто бы, в римском праве правиле по сему предмету, требовало существования именно имущественного интереса.

Противоположное мнение, высказанное уже Гейером (в прив. статьях), доказано затем Виндшейдом (Pand.II § 251 прил. 3) и в настоящее время принято, за немногими исключениями ¹), большинством ученых ²). Что касается, в частности договоров в пользу третьих лиц, то такого же мнения дер­жится большинство писателей, специально занимающихся этим учением. Так даже Штриппельманн дает третьему лицу право иска, хотя бы промиссар не имел имущественного ин­тереса в исполнении договора. Он вообще не высказывается, в чем именно должен состоять необходимый, по его мнению, самостоятельный интерес промиссара, оставляя решение вопро­са о том, имеется ли в данном случае такой интерес или

-83-

нет, суду, рассматривающему иск третьего лица. Бухка также не требует именно имущественного интереса промиссара. По его мнению, напротив, достаточно, если промиссар, заключая договор в пользу третьего лица, видел в том исполнение нравственного долга ¹). Другие же писатели, как Буш, Цаун, Виндшейд, Унгер, Бер, Гарейс и Регельсбергер, признают достаточным всякий вообще благоразумный интерес, причем безразлично, выражается ли он и внешним образом в заключении договора в пользу третьего лица. К этому мнению и мы, в виду изложенных выше соображений, не можем не присоединиться вполне.

Результатом исследования последствий договора, в пользу третьего лица заключенного, по отношению к промиссару являет­ся, следовательно, то положение, что промиссар, не имея права на самое испоинение, идущее всецело в пользу третьего лица, имеет однако право на совершение этого исполнения и по­этому, в случае неисполнения договора промитентом, вправе требовать от него возмещения ущерба, выражающегося для него в нарушении своего интереса в совершении исполнения третьему лицу.