Вошатко и Крашенниников
Опираясь на предписание абз. 1 п. 1 ст. 382 ГК РФ: уступка требования есть передача кредитором своего требования другому лицу по сделке. Таким образом, уступка требования является действием, которое представляет собой сделку. Для совершения цессии необходимо выражение согласованной воли двух сторон: воли цедента (кредитора или иного лица, управомоченного распоряжаться требованием) об отказе от требования в пользу цессионария (приобретателя требования) и воли последнего о принятии этого требования. Такое соглашение об уступке есть двусторонняя сделка, т.е. договор (п. 1 и 3 ст. 154, п. 1 ст. 420 ГК РФ). Оно не является особым типом обязательственного (облигаторного) договора. В этой связи некорректно использование в п. 1 ст. 1216 ГК РФ и Обзоре выражения «соглашение об уступке требования» для обозначения обязательственного договора, лежащего в основании уступки требования. Под «соглашением об уступке требования», «договором цессии» и подобными выражениями следует понимать одно и то же явление - уступку требования.
Вошатко критикует позицию авторов, которые допускают трактовку уступки требования как односторонней сделки кредитора, поскольку тем самым из цессии исключается волеизъявление цессионария о принятии требования, что не согласуется с абз. 1 п. 2 ст. 1 ГК РФ. В том случае, когда цессия нуждается в согласии должника, она не становится трехсторонней сделкой, как полагает М.В. Кротов. Согласие должника является не частью договора уступки, а предпосылкой его вступления в силу.
В работе указывается на необходимость отграничения уступки требования от тех фактических составов, с выполнением которых требование в силу закона переходит к другому лицу. Здесь нельзя говорить о цессии, ибо нет действия кредитора по переносу требования. От перехода требования ipso jure необходимо отличать случаи, когда кредитор в силу закона обязан передать требование другому лицу (например, абз. 2 ст. 986 и п. 2 ст. 993 ГК РФ). Специфика такого основания перемены кредитора в обязательстве: перевод требования решением суда (так называемая cessio judicialis) (абз. 3 ст. 387 ГК РФ).
При переходе требования в силу закона и в силу судебного решения помимо предписаний п. 2 и 3 ст. 382, ст. 383, 384, п. 1 ст. 385 и ст. 386 ГК РФ должны соответственно применяться предписания п. 2 ст. 385, ст. 388 и 412 ГК РФ.
В § 2, посвященном характеристике договора уступки как распорядительной и абстрактной сделки, отмечается, что этот договор непосредственно воздействует на требование, вызывая его переход к другому лицу, а не создаёт обязательство между цедентом и цессионарием. Такая направленность договора цессии позволяет отнести его к числу распорядительных сделок (М.М. Агарков, Е.А. Крашенинников).
Вопреки противоположному мнению Е.А. Суханова, понятие «распорядительная сделка» не является специфичным только для германского права. Деление сделок на распорядительные и обязательственные проводится также в иных правопорядках и вписывается в систему отечественного права. Смысл этого деления состоит в следующем. Лицо может принять на себя несколько обязательств одинакового содержания (например, продать разным лицам одну и ту же вещь). Распорядительные же сделки предполагают наличие власти распорядиться определённым правом. Поэтому если её обладатель распорядился этим правом, то его последующее распоряжение не имеет силы или связано пределами первой распорядительной сделки (например, передав вещь в собственность одного лица, больше нельзя сделать такое распоряжение в пользу другого лица). Для распоряжений правом собственности на вещь сказанное подтверждается предписаниями ст. 398 ГК РФ. Так же обстоит дело и с цессией.
В связи с квалификацией договора уступки как распорядительной сделки обращается внимание на неприменимость к нему конструкций, которые рассчитаны только на обязательственные договоры (например, конструкции договора в пользу третьего лица, расторжения договора и отказа от его исполнения).
Предпосылками действительности договора уступки выступают принадлежность кредитору уступаемого требования и наличие у цедента власти распорядиться им. Если уступаемое требование не принадлежит кредитору, то цессионарий не приобретает это право, даже будучи добросовестным (С. Crome, A. Tuhr, К. Larenz, Е.А. Крашенинников). Но с понятием распоряжения совместима уступка будущего требования (ст. 826 ГК РФ). В этом случае последующее возникновение уступаемого требования играет роль conditio juris для проявления действия уже заключённого договора уступки. Ещё одной уступки для перехода этого права к цессионарию совершать не требуется. Поэтому антиципированная цессия согласно абз. 2 п. 2 ст. 826 ГК РФ не нуждается в дополнительном оформлении при её вступлении в силу.
Власть к распоряжению (право распорядиться) требованием представляет собой побочное по отношению к требованию право с преобразовательным характером действия. Поскольку такое право может принадлежать иному лицу, нежели кредитор, его нельзя трактовать в качестве составной части требования, выступающего предметом распоряжения, как это делают некоторые цивилисты (A. Tuhr, К. Larenz, М.М. Агарков, С.С. Алексеев). Власть к распоряжению требованием не является также проявлением право- или дееспособности цедента. Такая власть должна причитаться цеденту в момент вступления договора уступки в силу. В этот момент право распоряжения оказывается «исчерпанным». Отныне требование принадлежит цессионарию, который ex lege приобретает право распоряжения им. Если одно и то же требование уступается несколько раз, то его приобретает лишь цессионарий по первому договору уступки.
F. Leonhard и Л.А. Новоселова: признают за кредитором абсолютное право на принадлежащее ему требование и рассматривают уступку как средство перенесения этого права. Будучи по своей природе релятивным правом, требование принадлежит кредитору и никому другому. В этом смысле его принадлежность абсолютна. Предметом распоряжения при уступке выступает именно требование, которое меняет свою принадлежность.
Как и другие распоряжения, договор уступки подчиняется принципу определённости, или специальности {Bestimmtheits- oder Spezialitatsprinzip): содержание этого договора должно сделать возможным определение требования, которое затрагивается в своей принадлежности кредитору. Предмет же обязательства к передаче прав может быть определён и родовыми признаками (D. Medicus).
Так как договор цессии влечёт увеличение имущества цессионария за счёт имущества прежнего кредитора, он является предоставлением (Zuwendung) и на него распространяется деление сделок на абстрактные и каузальные. Автор присоединяется к цивилистам, которые считают договор уступки абстрактной сделкой (Е.А. Крашенинников, Л.А. Новоселова, С.В. Сарбаш, А.А. Павлов). Правильность этого взгляда подтверждается предписаниями абз. 1 п. 1 ст. 382 и ст. 1106 ГК РФ, из которых следует: 1) что основание договора уступки требования не является необходимым условием его действительности; 2) что этот договор признается действительным и в том случае, когда основная сделка не существует или является недействительной. Преимущества конструирования договора цессии как абстрактной сделки состоят в повышении оборотоспособности требования.
Основание договора уступки может состоять в исполнении обязанности передать требование {causa solvendi), возложенной на кредитора в силу закона, односторонней сделки (например, завещательного отказа) или, что случается чаще всего, облигаторного договора (например, договора купли-продажи, мены, финансирования под уступку денежного требования). В статье говорится, что такой облигаторный договор {pactum de cedendo) нельзя считать предварительным договором по отношению к договору уступки в смысле ст. 429 ГК РФ.
Хотя договор уступки и лежащий в его основании обязательственный договор обычно заключаются одновременно и оформляются одним документом, их необходимо строго отличать друг от друга. В этом случае обязательство передать требование исполняется уже при заключении облигаторного договора.
Касаясь цессии, совершённой на основании договора дарения {causa donandi), автор отмечает, что сам договор уступки нельзя рассматривать в качестве возмездного или безвозмездного договора. Возмездным или безвозмездным может быть лишь обязательственный договор, который лежит в основании цессии и предполагается возмездным в силу п. 3 ст. 423 ГК РФ.
В работе признаётся допустимость фидуциарной уступки требования в виде обеспечительной и инкассовой цессии. При обеспечительной цессии в основании договора уступки лежит соглашение о том, что требование передается для обеспечения долга цедента (или третьего лица) перед цессионарием; при нарушении обеспеченного обязательства фидуциарно переданное требование подлежит реализации, а в случае отпадения обеспечительной цели должно быть возвращено прежнему кредитору. При инкассовой цессии в основании договора уступки лежит соглашение о том, что цессионарий обязуется произвести взыскание по требованию и передать полученное цеденту.
Из абстрактной природы договора цессии вытекает, что если каузальная сделка, лежащая в его основании, не имеет силы, то цессионарий неосновательно обогащается за счёт цедента. Цедент может «восстановить прежнее положение» с помощью притязания из ст. 1106 ГК РФ, которое представляет собой право цедента требовать от суда перевода на себя требования, принадлежащего цессионарию, т.е. преобразовательное притязание, осуществляемое актом судебного решения. Диссертант указывает, что такое притязание является наиболее эффективным средством защиты интереса лица в получении причитающегося ему права. Трактовка притязания из ст. 1106 ГК РФ в качестве преобразовательного подтверждается систематическим толкованием законодательства (ср.: абз. 1 п. 5 ст. 1234 ГК РФ).
При рассмотрении правил оформления договора уступки требования отмечается, что уступка требования, основанного на сделке, совершённой в простой письменной или нотариальной форме, должна быть совершена в соответствующей письменной форме (п. 1 ст. 389 ГК РФ). Уступка других требований подчиняется общим правилам о форме договоров (п. 1 ст. 434 ГК РФ). Если уступаемое требование основано на сделке, требующей государственной регистрации, то регистрации подлежит и договор цессии (п. 2 ст. 389 ГК РФ). Поскольку государственная регистрация не является элементом формы сделки, название ст. 389 ГК РФ следует признать неточным.
По мнению автора, при передаче ректа-бумаг (например, именного коносамента или ректа-векселя) цессия может быть оформлена именной передаточной надписью, имеющей вид индоссамента.
В заключение § 3 делается вывод о допустимости бланковой цессии (Blankozession), т.е. цессии, когда в документе, которым оформляется договор уступки, оставляется незаполненным имя лица, приобретающего требование.
Вторая глава - «Предмет договора уступки» - объединяет три параграфа. В § 1 автор отмечает, что предметом договора цессии могут выступать лишь обязательственные права (требования), т.е. относительные субъективные права имущественного характера, которым противостоит обязанность к совершению активного действия.
Если предписания об уступке требования применяются при передаче права залога, то это имеет место не в связи с его обязательственным характером, а в силу прямого указания ст. 355 ГК РФ. К передаче иных прав (например, вещного по своей природе права владения и пользования арендованной вещью) эти предписания применимы лишь в порядке п. 1 ст. 6 ГК РФ.
В § 2 исследуются виды уступаемых требований. Кредитор может уступить как регулятивное, так и охранительное требование (притязание). Нет оснований отрицать уступаемость требования по натуральному обязательству. Касаясь спорного для отечественной и давно переставшего быть таковым для западноевропейской цивилистики вопроса о возможности уступки требования из взаимного договора при наличии у цедента неисполненных обязанностей, диссертант приводит аргументы в пользу его положительного решения, поддержанного ныне в п. 6 и 8 Обзора. Эту уступку, выступающую основанием перемены кредитора в одном из элементарных обязательств из взаимного договора, нужно строго отличать от соглашения о замене стороны такого договора, которое заключается между выбывающей стороной и её преемницей с согласия остающейся стороны, как это имеет место в случае перенайма (абз. 1 п. 2 ст. 615 ГК РФ).
При множественности кредиторов в долевых и солидарных обязательствах может быть уступлено требование каждого из кредиторов, а при множественности должников - требование против любого из них. Особый случай множественности кредиторов встречается при договоре в пользу третьего лица (ст. 430 ГК РФ): здесь кредитором является как третье лицо, так и контрагент стороны, обязавшейся к исполнению в пользу третьего лица (J. Gernhuber, D. Medicus); требование каждого из них может уступаться на общих основаниях. Уступка общих требований, т.е. требований, принадлежащих нескольким сокредиторам, производится по правилам о распоряжении предметами из состава общего имущества. Нет препятствий для уступки условных и будущих требований.
Не исключается изолированная уступка акцессорного требования (например, притязания против поручителя), а также цессия виндикационного притязания, поскольку оно отвечает всем признакам обязательственного субъективного права (Е.А. Крашенинников).
Признавая допустимость частичной уступки при делимости требовании, автор отграничивает её от уступки одного или нескольких принадлежащих кредитору требований. Например, притязание на неустойку, будучи самостоятельным охранительным субъективным правом, может уступаться отдельно от основного требования. Понимание же уступки этого притязания как частичной цессии, проводимое некоторыми приверженцами трактовки права на защиту как элемента субъективного права (В.В. Витрянский), превращало бы частичную уступку в теоретически недопустимое средство расщепления субъективного права на отдельные правомочия.
В заключение § 2 автор указывает на возможность глобальной цессии (Globalzession), т.е. уступки кредитором ипо actu нескольких, в том числе будущих требований, и рассматривает вопросы, возникающие в связи с определённостью предмета такого договора.
В § 3 исследуются случаи исключения уступаемости требования в силу его природы, предписания закона или соглашения кредитора и должника. Такие исключения могут быть абсолютными (если требование не подлежит уступке ни при каких обстоятельствах) или относительными (если требование может быть уступлено при определённых обстоятельствах - согласии должника, принадлежности цессионария к определённому кругу лиц, и т.п.).
Требования, не подлежащие уступке в силу своей природы, делятся на строго личные требования, т.е. неразрывно связанные с личностью кредитора (ст. 383 ГК РФ), и требования, при которых личность кредитора имеет существенное значение для должника (п. 2 ст. 388 ГК РФ). Вошатко аргументирует отнесение притязания на компенсацию морального вреда к числу строго личных требований.
Применительно к требованиям об алиментах и о возмещении вреда, причинённого жизни или здоровью, отмечается, что в случае их перехода к наследникам согласно п. 3 ст. 1183 ГК РФ они утрачивают неразрывную связь с личностью кредитора и становятся способными к уступке.
Некоторые требования, возникшие в рамках договорного отношения, которое носит лично-доверительный характер и неразрывно связано с личностью контрагента (например, при договоре поручения), могут и не носить строго личного характера. Поэтому такие требования (например, требования поверенного из абз. 2 п. 2 и п. 4 ст. 975 ГК РФ) могут быть уступлены.
Допустимое в силу п. 1 ст. 388 ГК РФ договорное исключение уступки устанавливается соглашением кредитора и должника (так называемое pactum de поп cedendo). Оно может быть заключено как при обосновании требования, так и впоследствии. Действие этого соглашения может быть устранено согласием должника на цессию.
В диссертации указывается, что для современных правопорядков характерна тенденция к ограничению действия договорного запрета уступки в двух направлениях: 1) исключение ссылки должника на этот запрет в отношении добросовестного цессионария (ср. § 405 BGB, Abs. 2 Art. 164 OR, com. 2 art. 1260 CC it.); 2) признание силы за совершенной вопреки договорному запрету уступкой денежного требования из торговой сделки (ср.: § 354а HGB, § 1396а ABGB).
Третья глава - «Правовые последствия договора уступки», - § 1, где автор констатирует, что действие договора цессии состоит в переходе уступленного требования от кредитора к другому лицу, т.е. имеет место транслятивное сингулярное правопреемство в этом требовании. Поскольку в силу договора уступки меняется лишь принадлежность требования, его действие охватывается понятием «изменение права», которое является самостоятельным типом правовых последствий сделок и не сводится к прекращению права цедента с возникновением идентичного с ним по содержанию права цессионария. Несмотря на переход к новому кредитору, уступленное требование рассматривается как старое, а не как новое требование.
Автор указывает, что с понятием транслятивного (это когда у должника при передаче возникают те же правомочия, что и у кредитора) правопреемства совместимо действие частичной цессии, которое выражается в обособлении частей требования, принадлежавшего цеденту. Появление в результате такой цессии самостоятельных прав не означает замену ими первоначального требования по типу новации, как утверждает М.В. Кротов.
По общему правилу действие договора цессии наступает с момента его заключения (п. 1 ст. 425 ГК РФ). Однако оно может быть поставлено его сторонами в зависимость от наступления условия. Условием цессии может выступать не только событие, как неточно говорится в абз. 1 п. 2 ст. 826 ГК РФ, но и другое обстоятельство. В частности, нет препятствия для совершения уступки требования под потестативным условием, которое может быть как отлагательным (например, уплата цессионарием покупной цены за требование), так и отменительным (например, исполнение цедентом обеспеченного обязательства при обеспечительной цессии или отказ от договора, лежащего в основании уступки требования).
Согласно ст. 384 ГК РФ уступленное требование переходит к цессионарию в том состоянии, в каком оно находилось у цедента (например, с привилегиями в конкурсном производстве). В связи с этим рассматриваются вопросы влияния цессии на место исполнения обязательства Автор поддерживает вывод о том, что новый кредитор подчиняется действию заключённых между цедентом и должником третейских (арбитражных) соглашений (Н. Heinrichs, А.П. Вершинин), а также соглашений об изменении подсудности (ст. 32 ГПК РФ, ст. 37 АПК РФ) относительно споров, которые связаны с уступленным требованием.
В диссертации отмечается, что обеспечительные и другие связанные с уступленным требованием права переходят к новому кредитору в силу диспозитивного предписания ст. 384 ГК РФ. Право залога, которым обеспечено уступленное требование, приобретается цессионарием ipso jure (п. 19 Обзора). Для приобретения этого права правосделочного акта со стороны цедента не требуется. Права, фидуциарно переданные кредитору в обеспечение, а также право собственности, сохраняющееся за продавцом до уплаты покупной цены (абз. 1 ст. 491 ГК РФ), при уступке обеспеченного требования не переходят к цессионарию в силу ст. 384 ГК РФ, а могут быть перенесены на него цедентом только особым соглашением.
В случае уступки нарушенного регулятивного требования притязание на исполнение обязательства в натуре переходит к новому кредитору как неразрывно связанное с ним. Напротив, при уступке просроченного требования за прежним кредитором остаются притязание на возмещение убытков, вызванных просрочкой должника (п. 1 ст. 405 ГК РФ), а также, вопреки проведенному в п. 15 Обзора взгляду, притязания на уже подлежащие выплате неустойку и проценты по ст. 395 ГК РФ, потому что эти притязания являются самостоятельными по отношению к праву, из нарушения которого они возникли. Однако не исключается обособленная уступка этих притязаний.
К цессионарию переходят права с преобразовательным характером действия, связанные с кредиторством по уступленному требованию (например, право выбора кредитора при альтернативном обязательстве или facultas alternativa creditoris). Напротив, действием ст. 384 ГК РФ не охватываются права, принадлежащие цеденту как стороне договора, из которого возникло уступленное требование (например, право на расторжение договора или отказ от договора). Диссертант приходит к выводу, что порядок осуществления этих прав цедентом устанавливается по аналогии с п. 2 ст. 430 ГК РФ, т.е. их осуществление нуждается в согласии цессионария.
В § 2 исследуются охранительные предписания в пользу должника. Автор отмечает, что в их системе ключевое значение имеет ст. 386 ГК РФ, где под возражениями понимаются встречные права должника в отношении уступленного требования и обстоятельства, препятствующие его возникновению или влекущие за собой его прекращение. «Имеющимися» в смысле ст. 386 ГК РФ и Abs. 1 Art. 169 OR являются те возражения, правовые основания которых наличествовали к моменту уведомления должника, даже если он не заявлял или ещё не мог заявлять соответствующие возражения к этому моменту.
Диссертантом проводится деление возражений должника из отношений с прежним кредитором на две группы: 1) возражения, обоснованные до перехода требования к цессионарию и 2) возражения, обоснованные после перехода требования, но до уведомления должника.
В части сохранения за должником возражений первой группы ст. 386 ГК РФ совпадает по содержанию с § 404 BGB и дополняет ст. 384 ГК РФ, выражая идею сохранения идентичности требования при перемене кредитора.
В работе отстаивается мнение, что уступленное требование переходит к цессионарию независимо от уведомления должника о цессии. Поэтому предоставление должнику возражений второй группы объясняется защитой доверия должника к видимости кредиторства, сохраняющейся за цедентом до момента уведомления: действия, совершенные в этот период в отношениях между должником и прежним кредитором по поводу уступленного требования, имеют силу против нового кредитора (например, должник освобождается прощением долга со стороны цедента, последствия допущенной последним mora accipiendi распространяются на цессионария).
Одно из возражений этой группы предусмотрено в п. 3 ст. 382 ГК РФ, который, равно как и § 1395 ABGB, Abs. 1 § 407 BGB и Art. 167 OR, содержит предписание об освобождении должника через исполнение лицу, не являющемуся его кредитором. Если debitor cessus совершает исполнение цеденту после уведомления об уступке, то он освобождается от долга в случае одобрения цессионарием исполнения. Такое одобрение можно усмотреть в заявлении цессионарием цеденту притязания на выдачу предоставленного должником в качестве неосновательного обогащения.
Отношения между цессионарием и цедентом по поводу принятия последним исполнения и совершения им иных действий в отношении уступленного требования могут регулироваться соглашением между ними, а также предписаниями гл. 50, 59 и 60 ГК РФ.
Упомянутое в п. 3 ст. 382, ст. 386 и 412 ГК РФ уведомление имеет то же значение, которое согласно §§ 1395, 1396 ABGB, §406, Abs. 1 § 407 BGB и Art. 169 OR придается осведомленности должника об уступке. В связи с этим автор оспаривает позицию Л.А. Новоселовой и Л.Г. Ефимовой, которые считают, что получение должником сведений о переходе требования к цессионарию из других источников не приравнивается к уведомлению. Уведомление в вышеуказанных статьях, как и в иных случаях (например, п. 1 ст. 189 и п. 1 ст. 981 ГК РФ), преследует своей целью поставить соответствующее лицо в известность о происходящих без его участия обстоятельствах, с наступлением которых связано изменение его правового положения. При этом из п. 2 ст. 189 и п. 2 ст. 981 ГК РФ вытекает, что уведомление не требуется, если это лицо знает или должно знать о таких обстоятельствах. Аналогичным образом вопрос должен решаться и в цессионном праве. В этой связи обращается внимание на положения швейцарского права, где в Art. 167 OR условием освобождения должника через исполнение прежнему кредитору названа его добросовестность. Согласно Art. 3 ZGB добросовестность должника, т.е. его незнание об уступке, предполагается; однако должник не вправе ссылаться на неё, если он не мог быть добросовестным при внимательности, которой от него можно требовать по обстоятельствам дела. С учётом изложенного автор предлагает de legeferenda ограничить защиту доверия должника к кредиторству цедента в предписаниях п. 3 ст. 382, ст. 386 и 412 ГК РФ моментом, когда должник узнал или по обстоятельствам дела должен был узнать об уступке требования. С этой точки зрения уведомление должника цедентом или цессионарием является лишь одним из способов постановки должника в известность о цессии и облегчает цессионарию опровержение презумпции добросовестности должника.
Помимо указанных в ст. 386 ГК РФ цессионарию могут противопоставляться и другие возражения. Так, должник может отклонить его требование со ссылкой на недействительность договора уступки. Но ввиду абстрактности этого договора исключены возражения должника, касающиеся пороков сделки, которая лежит в основании цессии. Согласно п. 1 ст. 385 ГК РФ должник вправе не исполнять обязательство цессионарию до представления доказательств перехода уступленного требования. В ГК РФ круг таких доказательств не определён. Диссертант предлагает восполнить этот пробел: в п. 1 ст. 385 ГК РФ следует оговорить, что соответствующее право должника отпадает, если прежний кредитор письменно уведомил его об уступке или новый кредитор вручил ему документ об уступке, подписанный прежним кредитором. В работе отмечается, что доверие должника к обоснованной таким образом легитимации цессионария должно защищаться и в том случае, когда договор уступки не имел силы (ср.: § 409 BGB).
ГК РФ не предоставляет добросовестному должнику против нового кредитора возражения из отношений с третьим лицом, которому прежний кредитор уступил требование. В работе обосновывается предоставление должнику такой защиты через применение по аналогии ст. 312 и п. 3 ст. 382 ГК РФ: до уведомления должника о цессии он освобождается исполнением не только цеденту, но и третьему лицу, которому прежний кредитор предоставил право на принятие исполнения (в случае второй цессии - через отказ в его пользу от кредиторства по требованию).
Если в связи с цессией возникает очевидная неопределённость относительно кредиторства по уступленному требованию, то debitor cessus вправе исполнить обязательство внесением долга в депозит (подп. 3 п. 1 ст. 327 ГК РФ).
Автор полагает, что круг требований к цеденту, которые должник вправе зачесть против уступленного требования, определён в ст. 412 ГК РФ слишком узко, и предлагает новую редакцию этой статьи, указывая при этом, что: 1) за должником следует признать право на зачёт требований, тесно связанных с тем же правоотношением, что и уступленное требование, независимо от момента их возникновения и его осведомлённости о цессии (например, заказчик должен обладать правом на зачёт требования о возмещении расходов на устранение недостатков результата работы против уступленного требования об уплате цены работы, даже если эти расходы были понесены после уведомления заказчика об уступке); 2) к зачёту должны быть допущены и те требования должника к прежнему кредитору, срок по которым наступает после уведомления о цессии (ср.: § 406 BGB, Abs. 2 Art. 169 OR). Предоставление права на зачёт требований, срок по которым наступает позднее, чем по уступленному требованию, может быть обусловлено незамедлительным сообщением новому кредитору о наличии таких требований (ср.: odst. 2 § 529 Ob6Z).
В § 3 анализируются природа и содержание обязанностей прежнего кредитора, предусмотренных п. 2 ст. 385 ГК РФ, и его ответственности по ст. 390 ГК РФ.
Обязанности прежнего кредитора передать цессионарию документы, удостоверяющие уступленное требование, и сообщить сведения, имеющие значение для его осуществления, связаны с договором уступки как таковым, а не с обязательственной сделкой, лежащей в его основании, как полагает А.А. Павлов.
При наличии у цедента интереса в сохранении за собой документов, удостоверяющих уступленное требование (например, при частичной цессии), обязанность к их передаче может быть исполнена выдачей цессионарию надлежащим образом удостоверенных копий этих документов (ср.: com. 2 art. 1262 СС it.) или передачей документов во временное пользование.
Последствия нарушения цедентом обязанностей из п. 2 ст. 385 ГК РФ должны обсуждаться по аналогии с последствиями нарушения сходных по содержанию обязанностей из облигаторных сделок (ст. 328, 464 ГК РФ). Если лежащая в основании цессии сделка не имеет силы, то заявление цессионарием требований, корреспондирующих обязанностям из п. 2 ст. 385 ГК РФ, с учётом п. 1 ст. 10 и ст. 1106 ГК РФ может рассматриваться как злоупотребление правом.
Ответственность за недействительность уступленного требования (ст. 390 ГК РФ) возлагается на цедента, если это требование не приобретено цессионарием либо поражено возражениями из ст. 386 ГК РФ или правом на зачёт из ст. 412 ГК РФ. Диссертант констатирует, что уже в римском праве ответственность цедента ex veritate nominis связывалась не с цессией как таковой, а с продажей требования, т.е. возмездным основанием цессии (D. 18. 4. 4, 5; D. 21. 2. 74. 3). Эта же идея проводится в § 1397 ABGB, Art. 171 OR, art. 1266 СС it, odst. 1 § 527 ObcZ, а также в п. 3 ст. 576 ГК РФ, исключающем применение ст. 390 ГК РФ при дарении требования; даритель требования отвечает за его недостатки по аналогии со ст. 580 ГК РФ. Поэтому размещение предписаний об ответственности цедента в положениях о перемене кредитора в обязательстве является неоправданным.
Статья 390 ГК РФ делает для цессионария возможным использование тех способов защиты, которые предотвращают утрату им эквивалента уступаемого требования или обеспечивают его возврат, в частности притязания на расторжение каузального договора и возврат полученного цедентом встречного предоставления. Применение таких способов защиты не исключает возложения на цедента гражданско-правовой ответственности по правилам гл. 25 ГК РФ за нарушение обязательств из возмездной каузальной сделки.
Автор отмечает, что принятие на себя цедентом поручительства за должника не является разновидностью известной иностранным правопорядкам гарантии цедентом платежеспособности должника.