книги / Пережитое земля и жизнь

лась на другую и спит, разгоняли их, а нам давали за это нагоняй. Свиноматок, оказавшихся к весне с приплодом, или супоросных угоняли в лес за прудом. Там они поросились, воспитывали приплод. До глубокой осени. Хозяева лишь изредка интересовались их судьбой. Часто не навещая, а лишь справляясь у односельчан, побывавших в лесу. С наступлением заморозков свиноматку и ее детей такого же веса пригоняли домой. После небольшого откорма с наступлением морозов забивали намясо.

Хорошо было развито пчеловодство. Редкая семья не имела пчел. Пчелы имелись у наших дедов Корнила и Семена и у нашей семьи. Лесные угодья благоприятствовали этому промыслу. Особенно после грандиозных лесных пожаров вблизи строящейся железной дороги между ст. Пычас и Уром. На гарях буйствовали кипрей и малинник – отличные медоносы. Окружающие леса были отделены смешанными массивами; липа, тоже отличный медонос, была господствующей наравне с осиной

иберезой.

К30-м годам пчеловодство велось на культурном уровне. Использовались ульи типов Дадан и Левицкого. Изготовление ульев велось своими силами. Колодные ульи не использовались, но и не уничтожались. Видимо, для подстраховки. Во многих домах они хранились, в том числе у нас (одна-две колоды).

Имелись две крупные пасеки. Одна, за Ванкой, принадлежала братьям Ивану и Прокопию Пискотиным. Вторая, Анисимовская, принадлежала Трубицину. Пасека Пискотиных, как возникшая ранее других, была более обустроена: число ульев здесь составляло около полусотни. Вторая пасека была меньше – ульев на 30– 40, но она была в более выигрышном положении. Располагалась в лесу близ Сырьезских ворот, а это километра на три–четыре ближе к гарям. Обе пасеки имели омшанники. Жители деревни пчел держали на одворицах. Зимовали ульи у них в подпольях среди картошки и других овощей.

Хотя полевых медоносов не имелось, медосборы из года в год были отличными. Мед заменял сахар, ибо последний стоил дорого. Хранился мед иногда годами. Тарой для него были дуп-

31

elib.pstu.ru

лянки. Иногда довольно объемистые. У Ивана Пискотника, например, была дуплянка, говорили, на 40 ведер. Я ее видел. Диаметр около метра, высота более метра. Чтобы заглянуть внутрь нее, мне, десятилетнему, потребовалась скамеечка. Липа, из которой была изготовлена дуплянка, вероятно, имела окружность

вдва обхвата!

Унас в доме для меда имелась точеная из дерева посуда. Диаметр ее составлял около 60 сантиметров, высота около 20. Крышка тоже точеная. Когда-то посуда была крашена темнокоричневым лаком, но он не обновлялся, и сквозь лак просвечивало дерево. В качестве материала для такой «табакерки» нужно было дерево (осина) тоже немалого диаметра (более одного обхвата). Наш дед Семен пытался завести собственную пасеку, недалеко от Анисимовской, но дело до конца не довел. Число ульев на ней доходило лишь до полутора–двух десятков.

Поскольку имелся пруд, то многие, если не большинство, занимались рыбной ловлей. Оба берега пруда и плотины были увешаны сетями все лето и осень. Имелись сети у нашего отца, но самым заядлым рыболовом считался наш дед Семен. Он не прекращал этого занятия до 60-х годов, тогда как число рыбаков год от года уменьшалось.

Пруд был небольшой: метров 150–200 в поперечнике, длиной примерно метров 500. Глубина его небольшая, на большей площади один–полтора метра; лишь у плотины было чуть более двух метров и по руслу реки. Несмотря на то, что Уленвайка

питалась холодными водами лесных ручьев правобережья и родников левобережья, вода в пруду хорошо прогревалась, поэтому бурно развивалась водная растительность и животный мир. Зеркало пруда сплошь покрывалось белой кувшинкой, цветы которой у нас называли «татки». В пору массового цветения это было захватывающее зрелище. Из таток плели венки девушки и носили на волосах. Готовили пышные букеты.

Животный мир пруда представляла беззубка большая, раковины которой мы использовали в играх и для баловства. Наблюдалось много улиток обоих видов: малого и большого прудови-

32

elib.pstu.ru

ка. Обилие пиявок, крупных и толстых, а также медицинских, было нашей, ребячьей, неприятностью. До того, чтобы пиявка присосалась, не доходило, но обнаружить ее на теле при купании удовольствия не составляло. Пруд считался рыбным. Основные виды рыб – сорога и окунь. Много уклейки. Ее у нас называли «щеклея» В верховьях пруда – заросли осоки и рогоза. Его у нас называли «чернопалочник». Здесь из рыбы водился линь. Щуки в пруду не было. Из хищников был только окунь. Он питался мелкой рыбой, в основном щеклеей. Поэтому сорога хорошо развивалась количественно. Но величиной не отличалась: 15–18 сантиметров, а крупнее раба почти не водилась.

Хищнического лова не допускали. Община за этим следила. Каждый владелец сетей весной строил зеленя. В донный грунт вбивались колья, образуя квадрат с длиной стороны около двух метров. К кольям крепились жерди, к жердям – сучья с хвоей ели. На хвое рыба метала икру. А потом здесь хоронилась. Лов рыбы допускался после окончания нереста. Ловили сетями, удочками ловили мы, мальчишки. Лодок не имели. Использовали бусы. Изготовление бусы несложно, проще, нежели лодки.

Берутся два дерева, лучше осина. Диаметр – 25–30 сантиметров, длина – около трех метров. Середина их выдалбливается. Получаются два корыта. Концы корыт закругляются для лучшего скольжения по воде. Корыта скрепляются между собой, обычно деревянными стержнями.

Катамаран (бусы) устойчивее лодки. Рыбак становится ногами в свои «корыта», предварительно загрузив бусу рыболовными снастями. Кроме сети обязательно ботло. Поскольку глубина небольшая, ботло служит веслом для движения путем отталкивания о грунт. Используются и весла, но не в уключинах. А путем гребли попеременно слева и справа.

Ловить сетью можно только вокруг зелена. Своего! Под хворостом здесь скапливается рыба. Сеть разбрасывают вокруг зелена и ботают. Рыба, разбегаясь, попадает в сети. Выбирая сеть, берут только крупную рабу, мелочь отпускают. Сети потом для просушки развешивают на берегу на кольях. Хищения сетей не наблюдалось.

33

elib.pstu.ru

Сети вязали вручную. Это было обязанностью мужчин. Женщины готовили пряжу. В последнее время для сетей стали использовать нити заводского изготовления, но для сети обычно сучили (таким глаголом называли скручивание двух-трех прядей нити), не сучили только льняные или конопляные нити. Мама вспоминала, что с моим отцом они готовили для бусы дерево,

иих вместе с лошадью «чуть было не слопали комары». Такое было обилие этих насекомых, что надолго запомнилось.

Массового лова не было, но в памяти осталось. Почти каждый теплый вечер ботали по два-три рыбака. Не больше! Очередность соблюдали или нет? Не знаю. Вероятно, как получалось. Звуки ботанья в такие вечера слышались далеко. И это не воспринималось ни осуждающе, ни тем более враждебно по отношению к рыбакам, а с другими звуками вечерней деревенской жизни составляло идиллию, как… музыка (к счастью, бешено оглушающей радио- электроники-то не было). Рыбак ловил на одну-две ухи. Не более. Очевидно, соседи ревностно следили за этим. Община регулировала меру вылова рыбысоциальным контролем.

Осенью допускали последний лов сетями. С установлением достаточной прочности льда. Во льду вырубали небольшую полынью, от нее через полторы-две сажени готовили лунки. В полынью опускали поплавок на веревке; к веревке крепился конец сети. Поплавок проталкивали от лунки к лунке. И таким образом протягивали всю сеть. Через некоторое время сеть извлекали

исобирали рыбу.

Весной сетями ловили рыбу ниже вешняков. Мельник предупреждал о времени спуска воды «по блату», как сказали бы сейчас. Мама говорила, что мельник Варлам приходил сообщать об этом деду Семену. Кроме ловли сетями использовали сакание (ловля сачком), но большого результата в сравнении с сетями оно не имело. При изготовлении сетей в качестве поплавков использовали кору сосны и скрученную «папиросой» бересту. Грузила готовили вручную из глины и обжигали в углях.

Охота носила скорее любительский характер. Однако в редком доме не водилось ружья. У нас тоже было ружье. Ружья были старого образца, в основном берданки. Отец был хорошим

34

elib.pstu.ru

охотником. Осенью ходил на белку, весной – на глухаря. Веер из хвоста глухаря постоянно украшал стену избы. Больше всего приносил рябчиков.

Изобиловали зайцы и, вероятно, лисы, но охотился ли на них кто из уленвайцев, не знаю. На пруду гнездились дикие утки. В основном кряква и чирок. Особой охоты на эту дичь не наблюдалось. Редко раздавались по вечерней заре выстрелы. Говорили, стреляет Прокопий Пискотин. Водились волки: зимой их вой за прудом слышен был часто, но охоту на них не вели.

Самым заядлым охотником на деревне был младший брат деда Семена – Петруня (Петр Трофимович). У него была дрессированная собака Налька. О ней ходили в деревне легенды.

Не знаю, на какого зверя она была натаскана; вероятно, на белку и точно – на утку. В верховье пруда, где гнездились утки, она плавала без команды хозяина и приносила оттуда добычу. Таким образом, дядя Петруня имел на столе дичь постоянно. Позднее, уже в 60-х годах, он приезжал к нам в Пермь. Я его расспрашивал, как он дрессировал на уток Нальку. Оказалось – просто. Однажды поймал еще не оперившегося утенка. Пускал его, играя с собакой, и постепенно тренировал. Поощрял ее кусочками сахара и т.д. Налька потом еще была выдрессирована поднести хозяину одежду, обувь и т.п., когда он одевался. Рассказывали, возвращались с охоты с одним охотником из соседней деревни, Петруня, уже подходя к деревне, обнаружил отсутствие рукавиц. Подозвал Нальку, показал ей: вот, мол, рукавицто нет… Она тут же рванулась с места и через некоторое время вернулась с рукавицами в зубах. И не с одной, а с обеими. Когда стали вспоминать, где он мог оставить рукавицы, выяснилось – за несколько верст. Налька погибла. Ее случайно подстрелил охотник – друг Петруни.

Петруня настолько был пристрастен к охоте, что мало занимался сельским хозяйством. Потому держал работника – Гришку Глухова, паренька-инвалида. Одна рука у него (кажется, левая) была полупарализована. Жена Петруни и Гришка вели хозяйство. Широкого применения охота как промысел не имела.

35

elib.pstu.ru

Отец начинал увлекаться ею, и Петруня был его другом. Однако ранняя болезнь и смерть отца сделали свое дело. Была у нас собака Чанка. Обычная дворняжка волчьего окраса. Отец ее начинал дрессировать и весьма удачно. В качестве поощрения использовал семечки.

Лесные дары – грибы, ягоды – имели существенное значение в жизни уленвайцев. Из ягод на первом месте стояла лесная малина, второстепенное значение имели земляника и черемуха. Видимо, обилием их и других видов ягод можно объяснить странное: в деревне не было развито садоводство. Лишь один дом имел пару яблонь, хотя в окрестных деревнях яблоками занимались. Дед Семен пробовал разводить крыжовник. Не получилось: мучнистая роса, а как с ней бороться, он не знал.

Первой созревала земляника. За прудом по старым вырубкам ее было много. И мы, ребятишки, ходили туда. Ягода мелкая. Сбор ее – работа трудная. Для меня это было сущим наказанием. Но бабушка и мама требовали. Впрок землянику не заготавливали. Однако принесенные мной и моей сестрой Тоней и братом Колей до литра собранные ягоды разнообразили стол возвращавшихся с работы родителей. Другие ребята действовали более успешно и приносили домой больше, чем мы. Чуть позже созревала клубника. Но поблизости деревни она не водилась. Росла она в полутора километрах, где-то около лесной р. Уленвайки. Туда мы, дети, не ходили. Отправлялась обычно молодежь в первый воскресный день после созревания. Приносили они ее порядочно, но не настолько, чтобы заготовить впрок. Наши родители обычно на каких-то условиях брали ее у них для нас, ребят, как гостинцы. Клубника много вкуснее, нежели начавшая приедаться земляника.

Вслед за этими ягодами почти одновременно созревали лесная малина и черемуха. Заросли черемухи были вокруг деревни в обилии, но много крупных деревьев было почти у каждого дома. Ребятня, от мала до велика, объедалась черемухой. Рты и губы наши были черны. Однако сбором этой ягоды широко не занимались. Во-первых, важнее был сбор малины, во-вторых,

36

elib.pstu.ru

ягода на черемухе сохранялась до снегов. И ее потом собирали обычным методом околачивания шестами. Под деревом предварительно расстилали полог. Наконец, нельзя было упускать время на заготовку малины.

Заросли малинника имелись вокруг деревни. Ребятишки и старики пользовались ими. Больше всего пользовались вниманием Пашинская делянка, затем вырубки за прудом и в Вотской роще, но основные плантации малинника были в гарях. До них было неблизко, итуда ходиливосновном более сильные жители.

За малиной обычно ходили группами или семьями. Вопервых, брали с собой малолеток, которые в одиночку могли заблудиться. Уставших можно было освободить от груза, взяв посуду с малиной более сильным. Но, пожалуй, главное – мы, дети, боялись. Кого? Медведей, волков и… разбойников! При этом страх на нас напускали умышленно, с тем чтобы как-то уберечь запасы малинника. Медведей у нас близко не водилось, а волки летом не встречались. Что касается разбойников, то, может быть, такое случалось как хулиганские выходки или

впорядке шуток. Ходила же прибаутка: «Отдай, баба, ягоды! А то малину отберу!»

Пугали нас также при сборе земляники. У нас командовала бабушка. Она надевала большое, вместительное лукошко. Нам вручала маленькие: мне, как старшему, – побольше лукошко, сестренке Тоне – поменьше, брату Коле – еще меньше. Одежда мягкая, на ногах – лапти.

Обычно местом сбора были малинники вокруг поля, но несколько раз в сезон, выбрав ясные солнечные дни, отправлялись

вгари. Местные малинники ввиду многочисленности сборщиков лукошки не наполняли, а запасаться нужно. Уходили в гари

сутра, часов в девять. Путь лежал неблизкий: через Маленькое поле, Сырызские ворота, за р. Пычаску. Около одного–полутора километров. Далее через неширокие Сырызские луга по лесу, не тронутому огнем. Таким образом, до первых малинников – не менее двух километров. Казалось бы, не очень много, но мы успевали утомиться. Ближние участки малинников были малопро-

37

elib.pstu.ru

дуктивными. До дальних ягодных мест, малопосещаемых, но зато с обилием ягоды, нужно было добираться еще километра три. Начинали обычно сбор с ближних мест, постепенно продвигаясь дальше. Пока лукошки полностью не заполнялись, о возвращении домой не могло быть и речи. Не помогали и наши слезы! Во-первых, плакали мы из-за жажды. Бутылка воды кончалась быстро. Впереди, знали, есть ручей. Но до него нужно было пройти, занимаясь сбором ягоды, еще более километра. К ручью выходили во второй половине дня. С час отдыхали, закусывали той снедью, которую бабушка прихватила с собой: хлеб, лучок и… малина. Запивали холодной водой из ручья.

За ручьем малинник обычно был щедрее, сбор шел успешнее. После заполнения лукошек возвращались домой. За пять километров, конечно, не удалялись, но за день исхаживали, наверное, не менее десяти верст.

Другой причиной наших слез были лапти. Поскольку малина растет среди чащобы, то лапти постоянно за что-то цеплялись. Глядишь, запнулся за сучья из хвороста – половина сбора, если не все, где-то на земле. Всплакнешь под ворчание бабушки, но лукошко нужно заполнять. Возвращались домой очень уставшими, особенно Коля и Тоня. Бабушка брала их лукошки на себя. Я же обязан был нести до дома. Бабушка спешила – нужно было успеть до возвращения стада с пастбища. К тому же бабушкино лукошко начинало «плакать» малиновым соком. Нижние слои ягод не выдерживали тяжести верхних слоев.

Вдождливую погоду в поле работать нельзя, тогда взрослые отправлялись за малиной. Возвращались они с головы до ног промокшие. Усталые, но веселые, довольные сбором, – такими они запомнились мне. За день иные набирали до двух ведер ягод. Ведро считалось нормой. Кроме лукошек брали ведра. «Потекшую» малину пересыпали в ведро.

В«малиновый» сезон в Уленвай съезжалось много людей из разных мест. Постоянными приезжими были жители Ижевска. Две семьи – родственники Трубициных – жили у Сентебовых.

Удеда Семена жила тетя Сюра, иногда ее сестра с детьми. О них потом, ниже, отдельный разговор. Приезжали сборщики

38

elib.pstu.ru

ягод из города и к другим уленвайцам. Горожане обычно брали на период малины отпуска. К нам приезжали за малиной наши тетки: из Нылги – Александра, из д. Ивановское – Алена. Обычно с детьми, нашими двоюродными братьями и сестрами.

Малину сушили в основном в русской печи. Ставили на ночь на противни из железа. Предварительно на металле расстилали листы капусты. На капусту тонким слоем – ягоды. Капуста высыхала вместе с ягодами, ее не отделяли. И она не влияла потом на готовый продукт. Как бы то ни было, малина у бабушки

всундуке не переводилась круглый год.

Вконце лета созревали орехи – лесная лещина. Особенно крупные ее заросли были в гарях. За орехами дети не ходили. Отправлялись взрослые с мешками. Набирали столько, сколько могли унести. Для освобождения от зеленой бахромы их помещали на ночь в печь. Иногда не однажды. После просыхания орехи лущили. Поблизости имелась клюква, брусника. Хозяйственного значения они не имели. Черника, голубика не водились. Еще много было рябины. Впрок ее не заготавливали.

Грибы. Об обилии их нет необходимости писать. Однако почему-то не водились белые грибы (боровики). Об этом царьгрибе только говорили, что какой-то счастливец его встретил.

Яо нем только в книгах читал. А увидел его где-то после войны. Зато другие грибы первой категории заготавливались в большом количестве. Белый груздь и рыжик шли в засолку. Засаливали из второй группы волнушку. Остальные грибы, в особенности второй категории, шли в сушку. Из третьей категории – сыроежки – обычно потребляли в варке, а опята в сушке. Опят насушивали мешками, маслята жарили.

Сигнализировало о начале грибного сезона появление у нас во дворе дождевиков. Бабушка, обнаружив их говорила: «Ужо, губ поедим». Ходить «по губы», так называли у нас грибы, бабушка была любительница.

Подобно тому, как водила нас, внуков, по малину, она отправлялась с нами за грибами. Себе – ситево. Ситево – лукошко, из которого высеивали семена в поле. Емкость его была ведра на

39

elib.pstu.ru

два и больше. Нам – лукошки поменьше. «Стайкой» мы обходили по опушкам вокруг полей тем же маршрутом, которым ходили, собирая малину. Начинали с Вотской рощи, здесь были обабки и красноголовики. Потом – питомник. Здесь – масленники (маслята). Пока доходили до Сырызских ворот, набирали сыроежек, рыжиков. Вдоль изгороди от «нарезки» до Ленвайских ворот бабушка каким-то чутьем обнаруживала целые семейства груздей под елями. Обычно домой возвращались с полными лукошками. А иногда бабушка использовала еще передник – «запон». Так называли у нас фартуки.

Дома шла сортировка и обработка принесенного: солить, сушить, варить, жарить… Бабушка не признавала червивости, если, конечно, не очень поражен гриб. Мы, дети, показывали: «Бабушка – червяк, червяк!». Она спокойно отправляла гриб

вобщую кучу, приговаривая: «Ничего, ребятешки съедят». Так она произносила слово «ребятишки».

На масле грибы не жарили. Видимо, коровье масло берегли, а растительного к лету уже не оставалось. Жарили на сметане. Грибовницу сдабривали сметаной. Насаливали грибов много, говорили о кадках. Но какой емкости? У нас была кадушка ведер на пять. Не помню, чтобы ее заполняли до краев. Однако соленые грибы почти весь год на столе появлялись, особенно

впосты. Сушили грибы в русской печи, в хорошую погоду – на солнышке. Основную массу сушеных грибов составляли опята. За опятами отправлялись взрослые с мешками. До коллективизации, когда в пользовании были лошади, за опятами и другими грибами ездили. Привозили целыми коробами. О мариновании грибов не имели ни малейшего представления. Сказывалась,

вероятно, невозможность дешево купить уксус и пряности. Я вкус маринованных грибов узнал лишь где-то в 1938 году.

Черемуху сушили и мололи на мельнице. Черемуховую муку использовали в кушаньях. По берегам р. Пычаски и Уленвайки водилась дикорастущая черная смородина. Впрок ее не заготавливали, так как вареньями не занимались. Нужен был сахар. Однако приезжие из Ижевска привозили запас сахара. Они кроме

40

elib.pstu.ru