§ 2.5. Актуальные вопросы защиты вещных прав на недвижимость

В Концепции развития гражданского законодательства Российской Федерации, в Концепции развития законодательства о вещном праве, в подготовленных на их базе поправках в действующий ГК РФ не предусматривается специальных способов защиты вещных прав на зарегистрированные в реестре прав объекты недвижимости, что представляется существенным недостатком. Концепция развития законодательства о вещном праве содержит единственную оговорку "об особенности защиты вещных прав на недвижимое имущество, состоящей в том, что вещно-правовые способы защиты, в случае если соответствующее вещное право на объект недвижимости зарегистрировано не за истцом, а за другим лицом, применяются только при условии, что зарегистрированное право оспорено истцом путем предъявления требования о признании права" <463>.

--------------------------------

КонсультантПлюс: примечание. Статья "О проекте Концепции развития законодательства о вещном праве" включена в информационный банк согласно публикации - "Бюллетень нотариальной практики", 2009, N 3.

<463> Вестник ВАС РФ. 2009. N 4. С. 117.

Принципиально иная по смыслу позиция закреплена в Концепции развития гражданского законодательства Российской Федерации (IV.2.2.7.г). В частности, там указано, что, если к моменту спора объект недвижимости зарегистрирован за другим лицом, истец вправе предъявить иск о признании за собой права и об отмене ранее совершенной государственной регистрации. В этом же пункте поясняется, что если отсутствуют основания для удовлетворения виндикационного иска, в том числе вследствие истечения срока исковой давности, то в удовлетворении иска о признании права должно быть отказано. Лицо, считающее себя собственником, вправе сразу предъявить виндикационный иск к лицу, чье право зарегистрировано в реестре. Осмысление этих положений приводит к выводу о том, что разработчики Концепции считают иск о признании права, иск об оспаривании регистрационной записи в реестре и виндикационный иск тождественными или по меньшей мере аналогичными способами защиты нарушенных гражданских прав, что встречает возражения не только в связи с разностью предмета и оснований заявляемых исковых требований, но и в связи с существенными различиями в характере судебного присуждения по каждому из таких требований.

Из приведенной цитаты следует так же и то, что зарегистрированное право может быть оспорено только иском о признании права, причем буквальное прочтение заставляет усомниться, что сами разработчики Концепции рассматривают иск о признании права как вещно-правовой способ защиты.

В отличие от развитых правопорядков теория российского гражданского права до сих пор не знакома со специальным иском об оспаривании (опровержении) существующей регистрационной записи в соответствующем реестре прав. Напротив, п. 6 ст. 8.1 ГК РФ прямо допускает возможность оспаривания зарегистрированного права, следствием чего явились распространенные дискуссии о форме, правовых последствиях оспаривания зарегистрированных прав, а также о состоятельности оспаривания зарегистрированного права в качестве специального способа защиты гражданских прав. Действительно, как должно именоваться зарегистрированное право, которое было удачно оспорено в судебном порядке: оспоренное, недействительное, погашенное?

В современной отечественной юридической литературе довольно часто встречаются мнения о принципиальной возможности виндикации недвижимого имущества <464>. С практической точки зрения это неудивительно, поскольку в настоящее время не все объекты недвижимости в силу прямого указания Закона - п. 1 ст. 6 Федерального закона "О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним" внесены в Единый государственный реестр прав на недвижимое имущество. К сожалению, нельзя исключить ситуаций, когда такие объекты будут самовольно захвачены и у собственника не останется никакого выхода, кроме заявления в суд требований об их виндикации. Впрочем, современная арбитражная практика не рассматривает использование виндикационного иска в спорах о недвижимости в качестве особого случая, допуская его широкое применение независимо от того, внесены ли сведения о виндицируемом объекте недвижимости в ЕГРП или нет <465>.

--------------------------------

<464> См.: Тужилова-Орданская Е.М. Проблемы защиты прав на недвижимость в гражданском праве России. М., 2007. С. 229; Серокурова У.В. Судебно-арбитражная защита права собственности на недвижимое имущество: дис. ... канд. юрид. наук. М., 2003. С. 97.

<465> См.: Обзор судебной практики по некоторым вопросам, связанным с истребованием имущества из чужого незаконного владения // Информационное письмо ВАС РФ N 126 от 13.11.2008 // Вестник ВАС РФ. 2009. N 1; Обзор рассмотрения Федеральным арбитражным судом Московского округа дел, связанных с правом собственности // Судебно-арбитражная практика Московского региона. Вопросы правоприменения. 2008. N 4.

Соотношение записи о государственной регистрации права, фактического и юридического владения объектом недвижимости. Действующее законодательство Российской Федерации не содержит требований к собственникам объектов недвижимости, права на которые возникли до вступления в силу Закона "О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним", внести соответствующие сведения об объекте недвижимости в ЕГРП в обязательном порядке. Отсутствие соответствующего указания закона создает возможность существования как зарегистрированных, так и незарегистрированных прав на объекты недвижимости. Более того, законодателем установлена равная юридическая сила ранее выданных документов и записей в ЕГРП (ч. 2 ст. 4 указанного Закона).

Вместе с тем в ст. 8.1 ГК РФ утверждается, что государственная регистрация прав на недвижимое имущество осуществляется уполномоченным в соответствии с законом органом власти на основе принципов проверки законности оснований регистрации, публичности и достоверности государственного реестра. Открытым остается вопрос: обоснованно ли считать, что в российском законодательстве нормативно закреплены основы принципа публичной достоверности реестра прав на недвижимое имущество. Полагаем, что положительное решение этого вопроса явно преждевременно, поскольку сведения ЕГРП в силу действующего гражданского российского законодательства не являются исчерпывающими данными о существующих и признаваемых вещных правах на объекты недвижимости.

Нельзя утверждать, что на современном этапе развития имущественных правоотношений в правопорядках германского типа (Германия, Австрия, Швейцария) существование вещных прав на недвижимость всецело предопределено регистрационной записью в соответствующем реестре прав. Однако случаи существования незарегистрированных прав на недвижимость являются единичными и должны рассматриваться не иначе как исключение из общего правила. Отчасти такое стечение обстоятельств обусловлено допущениями закона, отчасти - практической необходимостью, отчасти же - самой спецификой рассматриваемых правоотношений.

De lege lata в гражданском праве Германии лишь в единичном случае могут быть обнаружены ситуации, при которых разрыв между правом записанным и правом действительным будет очевиден (§ 920 BGB). По сути, речь идет об очень специфической ситуации, связанной с установкой межевых знаков по фактическому владению спорными и бесспорными площадями, которая, думается, не может быть решена в споре по классическим вещным искам.

Примечательно, что теория германского гражданского права еще в XIX в. рассматривала вопрос о юридической силе незарегистрированных вещных прав. Так, П. Эртманн признал, что незарегистрированное вещное право является также действительным как абсолютное право, пока оно вообще существует. Незарегистрированное право (к примеру, сервитут) отнюдь не может считаться невозникшим, прекратившим свое действие или погашенным в результате невнесения в реестр. По мнению П. Эртманна, это означает лишь то, что такой сервитут чаще всего становится на более низкий иерархический уровень <466>. При таком понимании соответствующие положения имеют значение только для срока действия или "коллизионной силы" соответствующих прав. Менее предпочтительна позиция К. Цахариа, в соответствии с которой незарегистрированные права признаются недействительными во внешних отношениях <467>. Слабая сторона позиции К. Цахариа состоит в том, что в ее основу заложена идея о раздвоении единого субъективного гражданского права: получается, что в случае безосновательного внесения лица в реестр в качестве собственника во внешних отношениях собственником будет считаться зарегистрированное лицо, а во внутренних - лицо, обладающее материальным правом на вещь. Однако трудно представить себе собственника, который считается таковым в отношениях с третьими лицами, но изначально не обладает правовым господством над принадлежащей ему вещью. Скорее это напоминает театральные декорации, но никак не может считаться серьезным обоснованием дробления права собственности. Позиция К. Цахариа была разделена рядом ученых, которые добавили в ее обоснование новые аргументы. Так, Ф. Эндеманн считает, что зарегистрированное в поземельной книге лицо правомочно на распоряжение объектом недвижимости и именно оно актом распоряжения передает зарегистрированное право на объект недвижимости добросовестному приобретателю. Права, не зарегистрированные в поземельной книге, не могут возникнуть у приобретателя в силу принципа исчерпывающего содержания поземельной книги <468>. Лицо, не согласное с данными, отраженными в поземельной книге, обладает особым способом защиты - правом на оспаривание зарегистрированного права <469>.

--------------------------------

<466> См.: Oertmann P. Das Problem der relativen // Jherings die Dogmatik des Rechts. 1916. Bd. 30. S. 218.

<467> См.: Zachariae v. Lingenthal C.S. Handbuch des franzoesischen Civilrechts. Heidelberg, 1875. Bd. 1. S. 341.

<468> См.: Endemann F. Lehrbuch des Rechts. Berlin, 1905. Bd. II. S. 58.

<469> Ibid. S. 59.

В гражданском праве Австрии владение недвижимостью также возможно, по общему правилу, только на основании записи в поземельной книге - §§ 321, 322 ABGB. Из этого правила также возможно едва ли не единственное исключение, когда дом или собственная квартира была продана и имела место фактическая передача их приобретателю, к примеру путем передачи ключей, но в то же время по каким-либо причинам эта сделка не была зарегистрирована в поземельной книге <470>.

--------------------------------

<470> Gert I. Recht. Bd. IV. Sachenrecht. Wien, 2008. S. 17.

Швейцарское гражданское право исходит из общего правила, что возникновение вещных прав на недвижимые вещи связывается с моментом их регистрации в соответствующем реестре прав (ч. 1 ст. 656 ZGB). В качестве исключения в ч. 2 названной статьи установлено: лицо, приобретающее недвижимость путем завладения, наследования, в порядке принудительного исполнения решения суда становится ее собственником до регистрации своего права, но правомочия по распоряжению соответствующим имуществом возникают лишь после выполнения формальных требований, связанных с государственной регистрацией. Очевидно, в данном случае уместно говорить об этапах субъективации гражданского права.

Практика называет и другие случаи расхождений данных поземельной книги и действительно существующих прав на недвижимые вещи. Их характеризуют не интересы имущественного оборота, а, скорее, вынужденные обстоятельства, сопутствующие существованию системы регистрации прав на недвижимость. Несоответствие материально-правового положения и записи в поземельной книге порождает разрыв между зарегистрированным правом и правом действительно существующим, что получает конкретное выражение в неточности данных поземельной книги.

Неточность в поземельной книге может быть изначальной или вторичной. Первый случай связан с действиями ведомства, осуществляющего ведение поземельной книги (отсутствие материально-правовых оснований для внесения записи, ошибка регистратора). Второй связывается с неточностями, которые могут появляться в поземельной книге впоследствии - в результате действия правовых оснований, действующих вне поземельной книги. Комментаторы приводят конкретные примеры: слияние или разделение юридических лиц, наследование либо подназначение наследника, переход права залога на недвижимость в силу закона, прекращение сервитутов вследствие деления земельных участков, аннулирование права преимущественной покупки, наличие ограниченного сроком наследственного права на строительство <471>.

--------------------------------

<471> Herberger/Martinek/Ruessman/Weth. Juris Praxiskommentar BGB. Bd. 3. Sachenrecht. 5 Auf. 2010. S. 192 - 193. В российской литературе границы действия принципа обязательного внесения обстоятельно проанализированы И.П. Писковым (см.: Писков И.П. Границы действия принципа обязательного внесения // Цивилистические записки. Вып. 2. М., 2008).

Приведенные исключения имеют принципиальное значение и сами по себе свидетельствуют о том, что владение зарегистрированным объектом недвижимости не должно пониматься только как владение книжное, хотя именно такой подход можно встретить сегодня на страницах русскоязычной литературы <472>.

--------------------------------

<472> Вероятно, такой точки зрения придерживается А.Д. Рудоквас: "Владение объектом недвижимости заключается в наличии регистрационной записи в Едином государственном реестре прав на недвижимое имущество и сделок с ним" (см.: Рудоквас А.Д. Приобретательная давность и давностное владение: автореф. дис. ... докт. юрид. наук. СПб., 2012. С. 14. Ср.: Колотилов О.В. Государственная регистрация прав на недвижимость как легитимирующий факт // Вестник гражданского права. 2009. Т. 9. N 1. С. 92: "О владении недвижимостью в смысле физического обладания говорить достаточно сложно").

Абсолютизация книжного владения заставляет признать, что владение недвижимостью всецело исчерпывается записью в реестре прав (ее отсутствием), или другую крайность, согласно которой владение недвижимостью будет определяться через обладание правоустанавливающими и правоподтверждающими документами. Мыслимое теоретическое обоснование такого подхода не содержит ответа на вопрос о том, куда исчезает правомочие владения вещью в составе субъективного гражданского права. Регистрационная запись в реестре прав является внешним показателем вида, объема и содержания права на стороне зарегистрированного лица, но не имеет ни малейшего отношения к внутренней структуре субъективного гражданского права, наполнению его конкретных правомочий.

С введением системы поземельных книг в доктрине германского права XIX в. появилась идея, что фактическое владение недвижимостью заменяется владением "книжным" (Buchbesitz), которое обеспечивается в том числе при помощи принципа абстракции поземельной книги <473>. Тем самым были заложены теоретические основы автономии регистрационной записи, ее правопорождающие свойства.

--------------------------------

<473> См.: Exner A. Das Publizitaetsprinzip. Wien, 1870. Oberneck H. Das Reichsgrundbuchrecht und die und . Berlin, 1900. Meibom V. Der Immobiliararrest im Geltungsbereiche der deutschen Civilprozessordnung. Freiburg, 1888. Еще раньше эта идея получила отражение в § 350 ABGB: владение недвижимыми вещами, которые составляют предмет публичных реестров, прекращается, если оно исключается из поземельных книг или же владение регистрируется на имя другого лица. Комментаторы подчеркивают, что в данном случае речь идет лишь о том, что книжное или номинальное владение, к которому не привязаны правомочия, утрачивает силу только вследствие исключения или исправления регистрационной записи на другое лицо (см.: Koziol H., Bydlinski P., Bollenberger R. ABGB. Kommentar. Wien, 2007. S. 315; Schwimann M. ABGB Praxiskommentar. Wien, 2005. S. 315). Примечательно, что Х. Вельцер и Й. Брюгель увязывают закономерность появления института книжного владения сугубо с эволюцией австрийского законодательства, обращают внимание на смещение акцентов внимания в понимании владения со сферы действий владельца на функцию записи, которая может иметь правопорождающие свойства (Ср.: Melzer H., Bruegel J. Natural- und Tabularbesitz. Wien, 1913).

Радикальное толкование принципа абстракции поземельной книги чревато последующими заключениями о правотворческой силе записи в реестре прав на недвижимость. Получается, что, невзирая на основания приобретения права собственности, зарегистрированное лицо во всех случаях должно почитаться как полноправный собственник? Положительный ответ на этот вопрос ведет к обесцениванию самой категории субъективного права, ведь для его прекращения будет достаточно акта государственной регистрации независимо от волеизъявления управомоченного лица. Такой подход надежно защищает интересы потенциальных приобретателей, но только до той поры, пока они не стали зарегистрированными собственниками недвижимой вещи, ибо с этого момента произволом или ошибкой регистратора они также могут быть лишены своих прав. При наличии в законе положения о достоверности поземельной книги в отношении лица, которое приобрело право на земельный участок при отсутствии записи о возражении и не знало о недостоверности сведений реестра (§ 892 BGB; ст. 973 ZGB), кажется излишним ставить вопрос о необходимости признания ошибочно зарегистрированного лица собственником вещи даже в ходе научной дискуссии. Нельзя не учитывать и того, что безосновательно зарегистрированное лицо вполне может являться преступником, посредством мошеннических действий которого была внесена незаконная запись в реестр прав. Такая возможность сама по себе не позволяет считать, что регистрационная запись в реестре прав сама по себе порождает особое распорядительное правомочие - Verfuegungsmacht <474>. Тем не менее в германской доктрине гражданского права можно встретить утверждения о неразрывной взаимосвязи распорядительных правомочий и субъективных гражданских прав <475>.

--------------------------------

<474> Цит. по: Самойлов Е.Ю. Публичная достоверность при приобретении недвижимого имущества: дис. ... канд. юрид. наук. М., 2008. С. 28; Krueckmann P. Nachlese zur Unmoeglichkeitslehre // Jherings Jahrbuecher fuer die Dogmatik des buergerlichen Rechts. Bd. 57. S. 320.

<475> Подробнее см.: Oertmann P. Das Problem der relativen Rechtszustandigkeit. S. 261.

Допущенные законом случаи приобретения права на недвижимость от лица, безосновательно числящегося в реестре прав, невозможно рассматривать в контексте правопреемства, а только как особое основание приобретения права, установленное нормой закона, продиктованное всеобщим доверием и публичной достоверностью поземельной книги, что исключает возможность рассмотрения данной ситуации в контексте значения принципа - Nemo plus iuris ad alium transferre potest, quam ipse haberet.

Современное российское гражданское право основывается на следующих концептуальных началах: запись в ЕГРП не является самостоятельным правовым основанием возникновения, изменения, прекращения права на недвижимое имущество <476>; запись в ЕГРП не заменяет и не подменяет существование гражданско-правовых оснований возникновения, изменения, перехода, прекращения, обременения права <477>, а создает презумпцию законности прав на недвижимое имущество <478>. История вотчинных преобразований в отечественном праве, основанная на жестких принципах бесповоротности и достоверности, знакома с противоположными по смыслу интерпретациями: если лицо числилось в поземельной книге как собственник, значит, оно таковым и являлось <479>; кто занесен в книгу в качестве управомоченного, может впредь до доказательства обратного предпринимать все действия, вытекающие из этого положения <480>. Обоснованность преемственности подобных воззрений вызывает сомнения. Думается, в данном контексте более уместно вести речь не о характеристике материально-правового положения зарегистрированного в реестре лица непосредственно, а о правовых последствиях совершенных им распорядительных действий, влияющих на права и обязанности третьих лиц.

--------------------------------

<476> В литературе указывается, что "в большинстве случаев государственная регистрация имеет по отношению к зарегистрированному праву правообразующее (правоустанавливающее) значение, и лишь в случаях, специально установленных законом... роль регистрации состоит в том, чтобы подтвердить уже возникшее право" (Слесарев В.Л., Якимов А.А. Актуальные вопросы виндикации недвижимости // Закон. 2007. N 9. С. 109).

<477> Концепция развития гражданского законодательства о недвижимости // Недвижимость и инвестиции. 2003. N 1 - 2 (14 - 15). С. 79.

КонсультантПлюс: примечание. Постатейный комментарий к Федеральному закону "О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним" (под ред. П.В. Крашенинникова) включен в информационный банк согласно публикации - Статут, 2007.

<478> См.: Постатейный комментарий к Федеральному закону "О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним" / Под ред. П.В. Крашенинникова. М., 1999. С. 44.

<479> См.: Журнал Высочайше учрежденной особой при Государственном Совете Комиссии для предварительного обсуждения проектов учреждения вотчинных установлений и вотчинного устава. СПб., 1904. С. 37.

<480> Ельяшевич В.Б. Очерк развития форм поземельного оборота на Западе / Ельяшевич В.Б. Избранные труды о юридических лицах, объектах гражданских правоотношений и организации их оборота. М., 2007. Т. II. С. 333, 335.

Рассмотрим ближайшие практические последствия принятия противоположного по смыслу решения. Допустим, что лицо становится собственником вещи только лишь на основании факта внесения записи в реестр прав независимо от любых возможных пороков основания приобретения права. Такой вывод предопределяет необходимость признания правомерными всех действий зарегистрированного в качестве собственника лица в период существования записи в реестре прав на недвижимость, что создает ничем неоправданный риск для участников имущественного оборота. Приверженность этому подходу, в частности, не дает оснований оспорить обременения, наложенные волей незаконно или ошибочно зарегистрированного лица (залог, аренда и прочее), в будущем даже при условии исправления (аннулировании) записи о зарегистрированном праве, ведь они совершены полноправным собственником.

О невозможности рассмотрения в статусе собственника безосновательно или ошибочно зарегистрированного в реестре прав лица свидетельствует особая конструкция, сформировавшаяся в гражданском праве Германии. Из практической жизни невозможно исключить случаи, когда добросовестный приобретатель возвращает вещь неуправомоченному отчуждателю в связи с отказом от договора вследствие недостатков вещи, при расторжении договора или по требованию о неосновательном обогащении. По господствующему мнению, право собственности не переходит в данном случае к неуправомоченному отчуждателю, а вновь поворачивается к первоначальному собственнику. Логично предположить, что если бы регистрационная запись имела правопорождающее значение, то право собственности "повернулось" бы непосредственно к отчуждателю - безосновательно зарегистрированному лицу. Полагаем, что речь идет об особых правовых последствиях заключения сделки с неуправомоченным отчуждателем в силу закона. По мнению Е.Ю. Самойлова, объяснение подобного поворота "в высшей степени затруднительно, поскольку в указанных случаях воля покупателя, возвращающего вещь продавцу, которого он при приобретении вещи принял за собственника, направлена на "обратное" возникновение права собственности именно у этого продавца. При этом у бывшего "истинного" собственника ввиду его неучастия в отношениях приобретателя и отчуждателя может вовсе отсутствовать воля на "обратное принятие" права собственности" <481>. Тем самым не принимается во внимание, что волеизъявления собственника на отчуждение не было, в связи с чем его особого волеизъявления на "обратное принятие" права не требуется.

--------------------------------

<481> Самойлов Е.Ю. Указ. соч. С. 37.

Реестр прав на недвижимость выполняет функцию отражения определенных наступивших юридических фактов, повлекших возникновение, изменение и прекращение вещных прав на объекты недвижимости. Данные реестра подтверждают, но сами по себе не порождают возникновение, изменение и прекращение установленных законом вещных прав. Без внесения в реестр, по общему правилу, возникновение вещного права невозможно, но содержание реестра никак не гарантирует абсолютное соответствие внесенных записей о правах на недвижимые вещи действительно существующему материально-правовому положению <482>. Тем более что реестр прав на недвижимость не может и гарантировать реальное существование самой недвижимой вещи в любой из периодов существования записей, а нельзя исключать ситуации гибели недвижимой вещи, влекущей в силу закона прекращение вещного права: здание разрушено, земельный участок уничтожен разливом реки или обвалом грунта и т.д.

--------------------------------

<482> Этому аспекту не всегда уделяется должное внимание даже в специальных исследованиях. Ср.: Брауде И.Л. Право на строение (строение как объект права): дис. ... докт. юрид. наук. М., 1948. С. 156 - 159.

Юридический факт государственной регистрации права на объект недвижимости является созданием видимости права, обеспеченной правопорядком посредством установления особого предположения, внешне напоминающего презумпцию. Последнее является своего рода маяком для третьих лиц, участвующих в имущественном обороте и ориентирующихся в правовом титуле потенциальных контрагентов в первую очередь при помощи общедоступных внешних фактов, а не скрытых от посторонних волеизъявлений и договоренностей зарегистрированного правообладателя и его правопредшественников. Особенность данной конструкции и ее существенное отличие от презумпции заключается в том, что для опровержения заложенного ею предположения недостаточно простого доказательства обратного (к примеру, представления в регистрирующий орган доказательств безосновательного, ошибочного приобретения книжного владения, ошибки регистратора, правоустанавливающих документов и т.д.). Требуется не только судебная процедура, инициируемая желающим опровергнуть установленное предположение, но и приведение доказательств нарушения последним уже существующих гражданских прав, которое сопровождается особым способом защиты - иском о внесении исправлений в реестр прав (в Германии - иск о предоставлении согласия на внесение изменений в реестр прав). Нетрудно заметить, что такая конструкция выходит далеко за рамки простого опровержимого предположения как общепринятого признака презумпции.

Излагаемый ход рассуждений не противоречит положениям действующего законодательства Российской Федерации. Действительно, момент возникновения права собственности на недвижимое имущество определяется в силу закона моментом государственной регистрации права (п. 2 ст. 8.1 ГК РФ), а государственная регистрация прав на недвижимое имущество является единственным доказательством существования зарегистрированного права (ст. 2 Федерального закона "О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним"). Однако следует учесть следующее. Во-первых, указание закона на момент возникновения права, а также на средство доказывания его наличия не могут быть истолкованы в пользу абсолютного отождествления государственной регистрации права и действительного существования права. Тем более что в п. 37 совместного Постановления Пленумов ВС РФ и ВАС РФ N 10/22 устанавливается, что при отсутствии государственной регистрации право собственности доказывается с помощью любых предусмотренных процессуальным законодательством доказательств, подтверждающих возникновение права собственности на объект недвижимости у истца. Во-вторых, требуется систематическое толкование данных норм с положениями ГК РФ. Так, ст. 223 ГК РФ устанавливает случаи, когда приобретатель недвижимой вещи может стать ее собственником. Перечисление в законе указанных оснований было бы излишне, если бы факт государственной регистрации права был достаточен для превращения обладателя регистрационной записи в собственника вещи. Стало быть, российский законодатель не увязывает существование регистрационной записи в ЕГРП с вещным правом на объект недвижимости во всех случаях.

Оценивая значимость книжного владения, невозможно не учитывать специфику, связанную с тем, что совершение регистрационной записи и ее неприкосновенность в большей степени зависят от компетентного органа и должностных лиц, чем от воли правообладателя или договаривающихся сторон, обращающихся за государственной регистрацией. К моменту государственной регистрации воля сторон уже выражена в представленных на государственную регистрацию документах. Зарегистрированное лицо не обладает абсолютным сиюминутным господством над регистрационной записью, которое можно было бы сравнить с господством лица над вещью. Состояние регистрационной записи в реестре прав не находится в сфере контроля зарегистрированного лица. В данном случае неуместны аналогии с "господством лица над вещью" как признаком вещных прав, в том числе и потому, что вопросы ведения публичного реестра прав изначально находятся вне сферы абсолютного правового контроля зарегистрированного лица.

Зарегистрированный в реестре прав собственник недвижимости должен заботиться о надлежащем и безопасном состоянии принадлежащей ему вещи, а не заниматься ежедневной проверкой состояния записи о его праве в реестре прав, которая может быть осуществлена в большинстве случаев только путем получения выписки на платной основе. Едва ли несение подобных затрат на регулярной основе может быть отнесено всецело на бремя собственности.

Без участия регистрирующего органа лицо, обращающееся за государственной регистрацией, не может своими силами предотвратить или исправить ошибки, риск совершения которых обусловлен процедурой государственной регистрации: неверное указание правообладателя, границы и характеристики объекта и т.д. Безосновательная замена собственника в реестре прав на недвижимость лицом, не имеющим материально-правового статуса субъекта права, не влечет раздвоения права <483>, а является особым видом нарушения существующего вещного права.

--------------------------------

<483> Ср.: Бевзенко Р.С. Государственная регистрация прав на недвижимое имущество: проблемы и пути решения // Вестник гражданского права. 2012. Т. 12. N 1. С. 27.

Самостоятельность правомочия владения в составе субъективного вещного права подчеркивается современной немецко-австрийской деловой и судебной практикой, позволяющей считать правомерным передачу владения и рисков в отношении недвижимости заявлением сторон в договорах независимо от момента совершения записи в реестре прав, к примеру в договоре о купле-продаже недвижимого имущества стороны оговаривают, что при подписании данного договора все риски, права пользования и обязательства переходят к покупателю: "...Mit Unterfertigung dieses Vertrages gehen Gefahr, Nutzungen und Lasten auf die Kaeufer ueber".

С другой стороны, отсутствуют любые основания считать книжное владение простой формальностью, не влекущей специфических юридических последствий. Об этом достаточно явно свидетельствует конструкция книжной давности - Bucherersitzung; Tabularersitzung (§ 900 BGB; ст. 661 ZGB). Особая значимость регистрационной записи была отмечена немецкой судебной практикой, признавшей, что регистрация не существующего в действительности вещного права, хотя и обосновывает наличие только "права согласно поземельной книге", имеет имущественную ценность, которая может быть возвращена как полученная в результате неосновательного обогащения в порядке § 812 BGB <484>. Аналогичные суждения могут быть обнаружены у классиков российской цивилистики. А.А. Башмаков отмечал, что после корроборации собственник утрачивает право на виндикационный иск и "в его руках остается один только личный иск к обогатившемуся... на третьих лиц он уже действовать не может" <485>.

--------------------------------

<484> Цит. по: Schellhammer K. Sachenrecht nach Anspruchsgrundlagen. Heidelberg, 2009. S. 457.

<485> См.: Башмаков А.А. Основные начала ипотечного права. Лекции. Либава, 1891. С. 133.

Отождествление книжного владения и правомочия в составе субъективного вещного права недопустимо. Полагаем, что речь идет о совершенно различных правовых конструкциях, сравнение и выяснение степени взаимного поглощения которых некорректны. Необходимо помнить, что специфика недвижимости определяется не только физическими свойствами вещи, не позволяющими ежесекундно одной волей правообладателя осуществлять физический контроль над вещью (определять ее местонахождение в пространстве, сокрыть от глаз посторонних и т.д.), но и особенным правовым режимом, предопределяющим необходимость государственной регистрации. Во всех случаях право собственности на недвижимость включает в себя правомочие владения, которое может определяться возможностью правового господства управомоченного лица над вещью. Правомочие владения является неотъемлемым элементом содержания этого субъективного вещного права. Регистрационная запись или книжное владение имеет совершенно иное подтверждающее значение, позиционируя зарегистрированное лицо как носителя права в отношениях с третьими лицами, являясь видимостью права, но не его содержательным началом.

Смешение понятий фактического владения (обладания), книжного владения и правомочия в составе субъективного гражданского права приводит к непредсказуемым последствиям. В современной литературе можно встретить следующие положения: "Для недвижимости, наверное, можно говорить о двух видах владения: фактическом (как обладание вещью) и юридическом (как запись в реестре), или сложном, владении, состоящем из указанных двух частей... юридическое владение - это уже суть не владение как факт, а право" <486>. При таком понимании совершенно не ясно, что происходит с правомочием владения в составе субъективного права собственности, когда собственник лишен и фактического и книжного владения недвижимой вещью. По логике цитируемых авторов получается, что юридическим владельцем - правообладателем должно быть признано зарегистрированное лицо, а фактическим - лицо, которое реально обладает объектом недвижимости. Какое же место отводится правомочиям собственника, право которого вследствие указанных неправомерных действий оказалось нарушенным? Да и как следует понимать фактическое владение недвижимостью, пользуясь предлагаемым критерием обладания вещью? К примеру, весьма непросто определить, кто является фактическим владельцем сдаваемых в почасовой наем подмосковных коттеджей и в чем видится значение такого владения.

--------------------------------

<486> Егоров А.В., Ерохова М.А., Ширвиндт А.М. Обобщение применения арбитражными судами норм ГК РФ о вещно-правовых способах защиты права // Вестник гражданского права 2007. N 4. С. 127.

Действующее российское законодательство в сфере государственной регистрации прав на недвижимость имеет существенные особенности. В частности, формулировка российского закона о том, что государственная регистрация является единственным доказательством существования зарегистрированного права на объект недвижимости, создает альтернативу толкования. Получается, что доказательство существования записи одновременно будет означать доказательство права, из чего можно было бы сделать порочный вывод о том, что регистрация все-таки обладает автономными правопорождающими свойствами. Дальнейшее положение действующего российского закона о том, что зарегистрированное право может быть оспорено только в судебном порядке, в данном ключе рассуждений только подкрепляет ранее сделанный вывод и в дополнение ко всему предоставляет легальную основу для оспаривания любого из зарегистрированных прав. Получается, что данная норма является специальной по отношению к ст. 8.1 ГК РФ и устанавливает особый способ защиты нарушенного права - оспаривание зарегистрированного права. Однако при таком понимании совершенно неясны основания, по которым господствующая точка зрения обосновывает использование управомоченным лицом для защиты своего права иска о признании. Очевидно, что в таком случае оспаривание и признание должны были бы быть признаны различными способами защиты гражданских прав.

Российские исследователи отмечают, что "сама возможность оспаривания права, а не исправления записи, допускает ситуации расхождения внесенных в реестр сведений и материально-правового положения... фактически предполагается возможность раздвоения права собственности на внесенное в реестр "формальное", абсолютное для третьих лиц, и "материальное", имеющее относительное действие в отношениях сторон сделки по отчуждению недвижимости" <487>. Полагаем, что разграничение права собственности на абсолютное и относительное в данном, как, впрочем, и в любом ином, случае неуместно. Правовая оценка последствий безосновательного или ошибочного внесения лица в реестр прав изначально возможна лишь с двух принципиально различных позиций.

--------------------------------

<487> Самойлов Е.Ю. Указ. соч. С. 55.

Первая из них, с нашей точки зрения более предпочтительная, заключается в том, что безосновательно зарегистрированное лицо вообще не становится собственником на основании регистрации, а только в силу этого факта получает возможность распоряжаться объектом недвижимости в пользу добросовестно действующего третьего лица. В этом случае до приобретения третьим лицом прежний собственник сохраняет все права как во внутренних, так и во внешних отношениях.

Вторая полностью полагается на концепции Экснера и ф. Майбома, согласно которым право принадлежит только зарегистрированному лицу. В этом случае право собственности полностью и без остатка переходит к зарегистрированному лицу во всех случаях. В этом случае необоснованно зарегистрированное право собственности ничем не отличается от зарегистрированного права собственности любого другого лица, которое было приобретено на законных основаниях и, конечно, имеет абсолютные характеристики как во внешних, так и во внутренних отношениях.

Ни одна из приведенных точек зрения не позволяет считать право собственности относительным, равно как и разграничивать субъектов абсолютной и относительной собственности: право собственности как было, так и осталось абсолютным субъективным гражданским правом.

Было бы неверно утверждать, что текущая российская судебная практика рассматривает зарегистрированное в реестре лицо в качестве правообладателя до момента оспаривания регистрационной записи. Так, ВАС РФ предлагает считать фактического и реестрового собственника владельцем вещи, легитимированным на предъявление негаторного иска к лицу, приобретшему тот же объект недвижимости, вследствие изменения его адреса и кадастрового номера. Получается, что лицо, приобретшее в таком случае объект недвижимости с публичных торгов, не рассматривается в качестве владельца, как видно и в отношениях с третьими лицами. Суд указал, что, поскольку истец является зарегистрированным и владеющим спорным объектом недвижимости, заявленный иск о признании права ответчика отсутствующим тождественен негаторному иску <488>.

--------------------------------

<488> См.: П. 12 Обзора судебной практики по некоторым вопросам защиты прав собственника от нарушений, не связанных с лишением владения // Вестник ВАС РФ. 2013. N 4.

Виндикационный и негаторный иски в спорах о защите прав на недвижимое имущество. Конструкция виндикационного и негаторного исков берет начало из римского права, которому не были известны ни система государственной регистрации прав на объекты недвижимости, ни контрастное противопоставление правового режима движимых и недвижимых вещей. На тот период виндикация являлась едва ли не единственной формой петиторной защиты собственника от любого правонарушения, связанного с лишением владения вещью.

О справедливости такого подхода красноречиво свидетельствуют источники римского права: виндикационный иск имеет место в отношении всех вещей как живых, так и тех, которые лишены души, и вещей, которые соединены с почвой <489>. Как можно видеть, этот подход долгое время господствовал в литературе. Так, по мнению П. Эртманна, такие иски как vindicatio и negatorio всегда можно заявить в случае любых нарушений права собственности, какие только можно представить <490>.

--------------------------------

<489> Дигесты Юстиниана. М., 2008. Т. II. С. 147.

<490> См.: Oertmann P. Der Dinglichkeitsbegriff // Jahrbuecher fuer die Dogmatik des heutigen roemischen und deutschen Privatrechts. 1892. Bd. 19. S. 447.

В российском дореволюционном праве указывалось, что неограниченная виндикация характерна в большей степени для недвижимых вещей <491>, случаи виндикации одинаково относятся как к движимым, так и недвижимым имуществам <492>. Определение надлежащего способа защиты нарушенного вещного права на объекты недвижимости не возводилось дореволюционной цивилистикой в ранг научной проблематики. В частности, изучение возможности истребования имений посредством виндикационного иска не имело принципиального значения и сводилось к выяснению вопроса о том, допускалось ли по действовавшим законам "изъятие недвижимого имения из владения лица, приобретшего его на законном основании, если это имение окажется впоследствии не принадлежащим отчуждателю" <493> и "признаются ли по нашим законам бесповоротными права лица, приобретшего на законном основании имение от несобственника" <494>.

--------------------------------

<491> См.: Елеонский Н. О пределах виндикации недвижимых вещей // Журнал гражданского и уголовного права. 1883. Кн. 1. С. 1.

<492> См.: Окс М. Виндикация // Журнал гражданского и уголовного права. 1874. Кн. 2. С. 53.

<493> См.: Лыкошин А.И. Об отыскании недвижимых имений из чужого владения. СПб., 1888. С. 1.

<494> Там же. С. 19.

Как виндикационный, так и негаторный иски изначально были ориентированы на устранение физических препятствий в осуществлении нарушенного вещного права (vin dicere - "объявляю о применении силы"): в первом случае речь шла о возврате вещи невладеющему собственнику от владеющего несобственника, во втором - об устранении чинимых помех правонарушителем и восстановлении спокойствия и полноты нарушенного вещного права. Присуждение по виндикационному иску предполагает совершение ряда физических действий, связанных с возвратом вещи из чужого незаконного владения. В буквальном смысле речь идет о принудительном лишении (отобрании) незаконного владения у ответчика и его возврате истцу по виндикационному иску. Однако сами физические свойства объекта недвижимости в большинстве случаев делают невозможным осуществление такой операции. В самом деле, о какой виндикации может идти речь, если третье лицо лишило собственника возможности беспрепятственного доступа в его жилище, произвольно сменив замок на входной двери или захламив доступ к последней? Ответчик в данном случае не произвел завладения имуществом собственника, но своими противоправными действиями создал существенные трудности к осуществлению правомочий пользования. Думается, это - типичная помеха в осуществлении субъективного права собственности и вполне достаточное основание для предъявления и удовлетворения именно негаторного, а не виндикационного иска.

Как возврат вещи во владение собственнику посредством виндикационного, так и восстановление спокойствия владения посредством негаторного иска предполагают восстановление физической ситуации, соответствующей праву в ненарушенной стадии. Присуждение по виндикационному или негаторному иску не влечет ни установления права истца, ни лишения прав на предмет спора ответчика.

Спор между лицом, считающим себя собственником вещи, и лицом, в отношении которого право собственности на эту же вещь зарегистрировано в установленном порядке, предполагает подтверждение судом действительного права на предмет спора и решение в зависимости от обстоятельств дела вопроса об опровержении уже зарегистрированного права, что не входит ни в предмет доказывания, ни в круг разрешаемых судом вопросов, ни в присуждение по виндикационному или негаторному иску.

С формальной точки зрения ни Австрийское гражданское уложение (ABGB), ни Немецкое (BGB), ни Швейцарское (ZGB), ни ГК РФ по-прежнему не ограничивают право собственника на предъявление виндикационного иска в отношении как движимого, так и недвижимого имущества. Однако отсутствие соответствующих запретов и правовых ограничений никак не свидетельствует в пользу универсальной обоснованности использования виндикационного иска в разнообразии споров о принадлежности объектов недвижимости. Тем более что соответствующая возможность может пониматься не только как процессуальное право обращения к суду, но и как требование о восстановлении владения объектом недвижимости, заявляемое лицом, считающим себя собственником предмета спора и являющимся таковым в силу положений поземельной книги или ЕГРП. В последнем случае наблюдается разрыв правового положения и физического состояния обладания, который вполне возможно устранить посредством предъявления виндикационного или негаторного иска.

Требует корректировки утверждение классиков современной российской цивилистики, что собственник объективно не может быть лишен владения недвижимостью до исправления регистрационной записи, а потому в спорах о принадлежности недвижимого имущества предпочтительно использование негаторного иска <495>. Как видно, речь идет о случаях, когда истец и зарегистрированное лицо в реестре прав совпадают. Важно разграничивать значение владения как правомочия в составе субъективного права и как соответствующего ему состояния физического контроля или обладания над объектом права. Первая предполагает правовую возможность обладания, вторая - физическую ситуацию, существование которой является нормальным последствием осуществления правомочия.

--------------------------------

<495> Ср.: Маттеи У., Суханов Е.А. Основные положения права собственности. М., 1999. С. 369.

Неправомерные действия ответчика (к примеру, силовой захват помещений завода без противоправного оформления документов) влекут лишение собственника физического контроля над вещью как возможности осуществления правомочия владения в составе субъективного права, но не утрату самого правомочия владения. Физическое лишение владения принадлежащей собственнику вещи влечет нарушение субъективного права собственности посредством парализации осуществления правомочия владения.

Следование же обозначенному подходу заставляет признать, что лишенный возможности владения собственник (к примеру, насильно выдворенный с территории завода), но сохранивший прежний статус зарегистрированного лица в реестре прав не теряет владения спорной недвижимостью ни в каком случае и значении. Этот вывод может иметь весьма важные правовые последствия, поскольку вследствие отрицания применения виндикационного иска и утверждения о сохранении за собственником владения вещью правонарушитель может сослаться на невозможность применения положений ст. 303 ГК РФ. Есть и другой вариант, грозящий неприменением положений о негаторном иске к урегулированию возникшей ситуации. К примеру, при рассмотрении негаторного иска суд, установив, что ответчик лишен возможности доступа в помещения, не контролирует пользования и нахождения в них третьих лиц, может сделать вывод о том, что истец утратил владение спорной вещью, а это препятствует удовлетворению негаторного иска, поскольку нарушение соединено с лишением владения.

Вопрос об обоснованности использования виндикационного или негаторного иска всецело зависит в данном случае от обстоятельств конкретного дела и характера правонарушения, а его использование не должно зависеть только от данных поземельной книги.

Существенные различия в защите вещных прав на движимые и недвижимые вещи следует видеть в первую очередь в особенностях правового режима тех и других, которые являются кардинально различными.

Во французской литературе ученые указывают, что виндикационный иск направлен на "признание права собственности и возврат своего имущества" <496>. Подчеркивается, что именно виндикационный иск обеспечивает реальную защиту нарушенного права, поскольку любому правообладателю после доказательства своего права еще только предстоит осуществить его в будущем <497>. Едва ли возможно принять эту позицию без возражений, поскольку виндикационный иск преследует единственную цель - восстановить собственника во владении принадлежащей ему вещи. Действительно, как и большинство исковых требований о защите нарушенных гражданских прав, виндикационный иск предусматривает правоподтверждение в качестве самостоятельной стадии, которая, впрочем, не может рассматриваться как его определяющая, сущностная неотъемлемая черта.

--------------------------------

<496> См.: Reboul-Maupin N. Droit des biens. Dalloz. 2012. P. 469.

<497> Ibid. P. 469.

В структуре CC не существует каких-либо особенных положений, свидетельствующих о какой-либо особенной системе доказательств о праве собственности на недвижимые вещи. Более того, ученые полагают, что в тех случаях, когда ни одна из спорящих сторон не может доказать свое право собственности на спорную вещь, судья не правомочен уклониться от разрешения по существу дела и признания одного из участников конфликта собственником вещи. В данном случае судья будет вынужден руководствоваться оценкой объяснений сторон, представленными доказательствами, в том числе косвенными. Вывод судьи, что представленные сторонами доказательства являются равнозначными, не освобождает судью от обязанности по рассмотрению и разрешению дела, поскольку право собственности доказывается любыми доступными сторонам способами - La d'un prouve par tout moyen <498>. В противном случае уклонение судьи вполне могло бы быть признано отказом от отправления правосудия <499>. При этом фактическое местоположение недвижимой вещи, условия ее сиюминутной эксплуатации, как правило, в расчет не принимаются. Действительно, суды и юристы рассматривают фактические обстоятельства, в том числе господство над вещью, в качестве косвенного доказательства титула, но здесь же встречаются оговорки, что подобное обладание страдает двусмысленностью, а его значение никак не очевидно для судьи. На практике отмечается и то, что при рассмотрении спора о принадлежности земельного участка доказательство возведения в его границах межевых столбов само по себе не доказывает его принадлежности, как и квитанция об уплате земельного налога идентифицирует лишь его плательщика, но никак не касается вопросов его правообладания <500>.

--------------------------------

<498> Право собственности на имущество может доказываться любыми средствами (Cass. 1 - re civ., 11 janv. 2000, n 97 - 1540 / bull. Civ. N 5. D. 2001).

<499> См.: Dross W. Droit des biens. Montchrestien, 2012. P. 55.

<500> Ibid. P. 52.

Особенность французского правоприменения состоит и в том, что им не учитывается важность "видимости права", в том числе в фактическом владении или при оценке единогласных утверждений соседей истца или ответчика, которые в действительности были сформированы под влиянием череды заблуждений. Следование этому подходу позволяет выделить специфику подхода французской цивилистики к разрешению вопроса о соотношении фактического и юридического обладания недвижимой вещью.

Эта специфика имеет следующее практическое отражение, объясняющее причину, по которой судья, неверно установивший правопринадлежность вещи при отсутствии представленных сторонами по делу доказательств, в будущем не привлекается к какой-либо ответственности, а его вывод ни при каких обстоятельствах не рассматривается в дальнейшем в значении преюдиции по делу между теми же лицами. В частности, объяснение состоит в том, что при вынесении решения судья, признав истца или ответчика собственником предмета спора, не устанавливает и не закрепляет за ним бесспорного материального права, а только презумпцию обладания спорной вещью, которая кладется в основание принимаемого судом решения. С этой точки зрения договор между истцом и третьим лицом о приобретении им права собственности на предмет спора может свидетельствовать лишь о том, что некая вещь была когда-то передана истцу <501> и он является ее наиболее вероятным правообладателем.

--------------------------------

<501> Ibid. P. 48.

С формальной точки зрения в целях доказывания могут быть использованы все способы доказывания, учитывая, что на практике существуют сертификаты и свидетельства на право собственности <502>. Если истец, требующий в виндикационном порядке возврата вещи, не предоставит доказательств принадлежности ему права, как и принадлежности спорной вещи своему правопредшественнику, то ответчик будет считаться собственником <503>. В процессе о праве на вещь могут быть использованы свидетельства, записи о кадастровом учете, квитанции об уплате налогов на объект недвижимости, конструкция приобретательной давности <504>. Необходимо помнить, что практика различно подходит к разрешению вопросов о соотношении представленных доказательств. Так, особо решается вопрос о соотношении и приоритете состояния владения, письменных документов реестрового учета, свидетельских показаний <505>. В литературе отмечается редкость использования виндикационного иска в целях защиты вещных прав на объекты недвижимости, а также эффективность использования посессорных исков в целях защиты вещных прав на недвижимые вещи. Однако не усматривается достаточных оснований для отнесения виндикационного иска к иску о признании ввиду различной правовой природы той и другой категории. Широкое применение механизмов посессорного иска в обороте недвижимого имущества смещает акценты изначального внимания суда в процессе; не до конца ясно, насколько в самом деле для последнего обязателен учет данных реестра и кадастра?

--------------------------------

<502> См.: Reboul-Maupin N. Op. cit. P. 476.

<503> Ibid. P. 480. Это, как видно, противоречит изложенной позиции В. Дросса.

<504> Ibid.

<505> Ibid.

Таким образом, одним из существенных отличий французской цивилистики, качественно отличающей ее от германского и российского гражданского права, следует считать широкое распространение механизма посессорной защиты, исследование обстоятельств фактического обладания предметом спора, особенности толкования письменных доказательств, свидетельствующих об экономических актах обладания и эксплуатации вещи, что, с одной стороны, свидетельствует об ограничениях и специфике применения к случаям защиты прав на недвижимые вещи виндикационного иска, а с другой - о специфике оборота и закрепления прав на недвижимые вещи.

Иск об оспаривании записи о регистрации права в публичном реестре прав на недвижимость как особый способ защиты вещных прав. Правовой режим недвижимости обосновывает ряд существенных особенностей защиты вещных прав на недвижимые вещи, сведения о которых внесены в реестр прав. В российском праве применение виндикационного иска в отношении объектов, сведения о которых не внесены в ЕГРП, не вызывает отторжения. Вопрос о понятии, значении и месте иска об исправлении записи в реестре прав на недвижимость в российской юридической науке остается открытым. Обращает внимание тот факт, что даже в специальных исследованиях, посвященных правовому регулированию оборота недвижимости, данные вопросы не получают должного освещения. Так, в работе С.А. Бабкина содержится отдельная глава, посвященная специальным средствам защиты интересов участников оборота, нарушенных в результате необоснованного оглашения прав, в числе которых иск об исправлении записи в реестре прав на недвижимость даже не называется <506>.

--------------------------------

<506> См.: Бабкин С.А. Основные начала организации оборота недвижимости. М., 2001. С. 268 - 270.

Интерес и сложность вызывает юридическая квалификация иска, предъявляемого истцом, считающим себя собственником вещи, к ответчику, который вследствие либо ошибки, совершенной в процессе государственной регистрации прав, либо фиктивности документов, представленных на государственную регистрацию, по данным соответствующего реестра позиционируется как собственник вещи. Оригинален подход проф. В.В. Витрянского, который считает возможным применение виндикационного иска в спорах о недвижимости, хотя и отмечает, что анализ судебно-арбитражной практики за последнее десятилетие показывает, что виндикационный иск оказывается здесь неэффективным способом защиты гражданских прав, что невозможно утверждать в отношении иска о признании, поскольку современные правонарушения зачастую сопряжены не только с противоправным завладением чужой собственностью, но и с "фиктивным оформлением" прав на недвижимое имущество <507>. Далее, отмечается, что "...защита прав надлежащего собственника недвижимости невозможна без рассмотрения судом его требования о признании права на соответствующую недвижимость" <508>. Результатом введения такой терминологии следует считать то, что в имущественном обороте возникают два "особых субъекта" с различными интересами и статусом: "надлежащий" и "ненадлежащий" <509> собственник одной и той же вещи. При этом совершенно неясен смысл, последствия и момент возникновения подобного противопоставления. Получается, что лицо, числящееся без должных оснований в реестре прав, является собственником вещи, во всяком случае до заявления притязаний надлежащего собственника? Считаем, что лицо, безосновательно зарегистрированное в реестре прав в статусе собственника, не может именоваться собственником ни в буквальном, ни в переносном смысле. Доверие данным соответствующего реестра прав, оказываемое третьими лицами, не уничтожает правового положения собственника, запись о котором по тем или иным причинам исчезла.

--------------------------------

<507> См.: Витрянский В.В. Актуальные проблемы судебной защиты права собственности на недвижимость // Гражданское право современной России. М., 2008. С. 19 - 22, 26. Любопытно отметить, что чуть менее века назад в литературе высказывались принципиальные сомнения относительно возможности преступного приобретения прав на недвижимость по вотчинной книге посредством подлогов и фальсификаций (см.: Гражданское уложение. Проект Высочайшей Учрежденной Редакционной Комиссии с объяснениями, сост. Саатчиан А.Л. СПб., 1910. Т. 1. С. 597 - 598).

<508> См.: Витрянский В.В. Указ. соч. С. 27.

<509> По тем же основаниям позволим себе не согласиться и с терминологией проф. И.А. Базанова, предлагающего фигуры книжного и внекнижного собственника (см.: Базанов И.А. Происхождение современной ипотеки. Новейшие течения в вотчинном праве в связи с современным строем народного хозяйства М., 2004. С. 511). Впрочем, и в дореволюционной литературе в обоснованности утверждений о существовании книжной и внекнижной собственности высказывались сомнения. Барон А.Л. Фрейтаг-Лоринговен утверждал, что никакой "двойной собственности" в данном случае не возникает (см.: Фрейтаг-Лоринговен А.Л. Материальное право проекта Вотчинного устава. Юрьев, 1914).

В.В. Витрянский специально отмечает, что "иногда в судебно-арбитражной практике встречаются случаи, когда в целях опровержения зарегистрированного права собственности ответчика заинтересованные лица обращаются в суд с исками о признании недействительным зарегистрированного права. Здесь проблема легко устранима путем правильной квалификации судом предъявленного требования, которое не может быть не чем иным, как иском о признании права собственности на соответствующее недвижимое имущество" <510>.

--------------------------------

<510> Там же. С. 31, 34. Ср.: Моргунов С.В. Актуальные вопросы оспаривания зарегистрированного права на недвижимость // Вестник ВАС РФ. 2008. N 5 (186). С. 19. Позиция К.И. Скловского о роли иска о признании в современном имущественном обороте менее оптимистична. К.И. Скловский отметил, что "любое решение суда об удовлетворении иска собственника о признании за ним права собственности без обсуждения интереса собственника во владении становится в условиях нашего правопорядка поощрением самоуправства". См.: Скловский К.И. Об условиях предъявления иска о признании права собственности // Вестник ВАС РФ. 2008. N 1. С. 38.

Несмотря на то что требования о признании зарегистрированного права недействительным нередко заявляются истцами и удовлетворяются судами <511>, считаем возможным подчеркнуть крайнюю нежелательность укоренения подобных формулировок и их теоретического обоснования, поскольку понятие недействительности действующим законодательством связывается со сделками, но никак не с субъективными гражданскими правами, возникновение, осуществление и прекращение которых никак не предполагает признания их недействительными <512>. Тем более непонятны практические последствия принятия предлагаемых решений. В частности, какие последствия влечет недействительность права? Недействительно ли право с момента признания его таковым судом или же с момента его возникновения? Является ли этот иск преобразовательным, связанным с тем, что судебный акт прекращает право ответчика и признает его за истцом? Последовательность подобных рассуждений обнаруживает искусственно созданную проблему жизненного цикла права. К тому же совершенно не понятно, в каких целях и значении при определении субъекта активной легитимации используется конструкция "заинтересованного лица": отрицается ли тем самым статус собственника за лицом, утратившим владение записью в реестре прав, или же определяется круг потенциально возможных истцов по искам о признании недействительным зарегистрированного права. Последний вариант не должен оставаться недоговоренным.

--------------------------------

<511> Постановление Президиума ВАС РФ от 28.04.2009 N 15148/08. О теоретическом обосновании иска о признании зарегистрированного права недействительным см.: Макаров И.А. Оспаривание зарегистрированного права на недвижимость // Арбитражная практика. 2008. N 8. С. 35; Потапенко С.В., Зарубин А.В. Настольная книга судьи по спорам о праве собственности // СПС "КонсультантПлюс"; Богатырев Ф.О. Публичная достоверность реестра прав на недвижимость и признание добросовестного приобретателя собственником // Законодательство. 2004. N 4. С. 40.

<512> В данном аспекте мы не планируем рассмотрения проблемы действительности права с точки зрения критики позитивизма (см.: Алекси Р. Понятие и действительность права. М., 2011. С. 103).

Обнаруживаются и процессуальные проблемы. Действующей редакцией АПК РФ и ГПК РФ не установлено право суда самостоятельно и по своему усмотрению переквалифицировать, изменять, дополнять или уточнять заявленные истцом требования. Если истцом было заявлено требование о признании права недействительным, а не о признании соответствующего права за собой, то по правилам искового производства оно должно быть рассмотрено судом по существу. Суд может давать юридическую оценку только тем обстоятельствам, которые являются предметом спора, а предмет спора, в свою очередь, предопределен основанием иска.

Господствующая российская судебная практика квалифицирует требование собственника об исправлении записи в реестре прав на недвижимое имущество, числящееся за иным субъектом, как иск о признании права. В п. 58 совместного Постановления Пленумов ВС РФ и ВАС РФ от 29.04.2010 N 10/22 "О некоторых вопросах, возникающих в судебной практике при разрешении споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав" говорится: "Лицо, считающее себя собственником находящегося в его владении недвижимого имущества, право на которое зарегистрировано за иным субъектом, вправе обратиться в суд с иском о признании права собственности".

В проекте Закона о внесении изменений в ГК РФ иск о признании вещного права определен как самостоятельный способ защиты вещных прав (ст. 226 законопроекта). Его регламентации посвящена отдельная статья (ст. 232 законопроекта), в первой части которой определено, что "в целях защиты оспариваемого вещного права может быть предъявлено требование о признании вещного права". Гипотеза и диспозиция данной нормы исключают возможность буквального и единообразного толкования. Что вкладывается законодателем в понятие "оспариваемое вещное право" <513>? Ни в юридической литературе, ни в законодательстве не удается обнаружить единообразного ответа на этот вопрос, хотя он и представляется ключевым для решения судом вопроса о принятии искового заявления к производству <514>. На этот счет логически допустимы как минимум три варианта суждений.

--------------------------------

<513> Хотелось бы верить, что законодатель всерьез не рассматривает в этом значении пустое злословие, реплики пасквилянтов, "кухонные" интриги соседей и прочие отвратительные явления человеческого быта.

<514> В дореволюционном законодательстве рассматривались и активно обсуждались два условия для возникновения права на иск о признании: у истца должен быть юридический интерес в немедленном подтверждении правоотношения.

В первом случае речь может идти о противоправном вмешательстве третьего лица в осуществление вещного права, сопровождаемое присвоением полномочий управомоченного (лицо, не имеющее вещного права на нежилое помещение, выставило охрану и объявило арендаторам о том, что правомочно принимать арендные платежи).

Во втором - достаточно принятого к производству иска о признании права, заявленного любым третьим лицом. При таком понимании моделируемая законопроектом конструкция иска о признании вещного права напоминает встречный иск собственника, заявление которого возможно в рамках уже открытого гражданского или арбитражного судопроизводства. Обратим внимание и на то, что согласно ст. 12 действующей редакции ГК РФ оспаривание права другого лица возможно едва ли не только посредством предъявления иска о признании этого же права за собой. Однако в такой ситуации встречный иск больше напоминает не иск о признании права, а требование о признании права на вещь отсутствующим.

Третий вариант полагается на то, что третье лицо обратилось с заявлением о правопритязании, а регистрационный орган последнее в установленном порядке зарегистрировал. В таком случае собственник, право которого зарегистрировано, обращается в суд с иском о признании права, хотя данное требование, скорее, имеет иную природу: признания заявленных правопритязаний отсутствующими и их исключение из реестра прав на недвижимость. Интересы истца направлены на устранение регистрационной записи в ЕГРП, подвергающей сомнению неограниченность или действительную принадлежность права правообладателю в глазах третьих лиц. Однако идет ли применительно к защите прав на недвижимость речь о признании права? Думается, что нет: перед судом правообладателем ставится вопрос о наличии правовых оснований заявленных в его адрес притязаний. Интересы истца в данном случае направлены на корректировку сведений реестра, но не на признание права, которое и без того уже существует.

Во второй части ст. 232 законопроекта устанавливается, что "ответчиком по иску о признании вещного права является лицо, чьи права могут быть затронуты этим вещным правом истца". Очевидно, что в первую очередь таковыми будут признаны лица, зарегистрированные в ЕГРП в качестве правообладателей на момент принятия иска к производству. Однако о каких же правах можно говорить применительно к лицу, которое безосновательно числится в реестре прав на недвижимость? Буквальное толкование изложенной нормы может привести к нежелательному заключению о "правосозидающей" природе регистрационной записи в реестре прав. Нуждается в конкретизации словосочетание "могут быть затронуты". Идет ли речь только о действии права в отношении субъектов ограниченных вещных прав, обязательственных прав на ту же вещь или же вовсе всех третьих лиц, включая собственников соседней недвижимости, на которых будет возложена пассивная обязанность воздержания от нарушений чужого вещного права? Нетрудно видеть, что в последнем случае круг ответчиков по иску установить будет просто невозможно. Нелишне учесть полезную рекомендацию Федерального верховного суда Германии, который установил, что надлежащим ответчиком по такому требованию должно считаться только то лицо, чье право будет ограничено или прекращено в случае удовлетворения судом заявленных требований <515>. Далее в цитируемой норме устанавливается, что "если ответчика по иску о признании вещного права определить невозможно, иск может быть предъявлен без указания ответчика. В этом случае суд предпринимает меры, направленные на определение возможных ответчиков". Последнее правило имеет, на наш взгляд, важное и сугубо процессуальное значение, поскольку устанавливает неизвестную действующей редакции АПК РФ и ГПК РФ обязанность суда по определению ответчиков, нарушая основополагающие принципы состязательности, диспозитивности и равноправия сторон, вдобавок обременяя гражданский и арбитражный процесс несвойственными им функциями сыска.

--------------------------------

<515> Palandt. Buergerliches Gesetzbuch. 61 Auf. Muenchen, 2002. S. 1230.

Часть 3 ст. 232 законопроекта устанавливает требование об опубликовании информации о предъявлении иска о признании вещного права в средствах массовой информации, в которых подлежат публикации сведения о банкротстве. Обязанность по направлению такой информации возложена на истца. Прежде всего возникают вопросы, связанные с правовыми последствиями невыполнения данных положений истцом. При отсутствии четко определенных правовых санкций данные нормы имеют чисто декларативный характер. Совершенно неясно преимущество печатных изданий, которым отдает предпочтение законодатель, перед реестром прав на недвижимость, на данные которого в первую очередь ориентируются участники гражданских правоотношений в сфере недвижимости.

В отечественной юридической литературе характеристики иска о признании права собственности на недвижимость отличались заметным своеобразием задолго до появления вышеприведенных изменений в действующий ГК РФ. А.В. Егоров рассуждает о специфике данного способа защиты и следующим образом определяет его черты. В частности, им отмечается, что существует два вида исков о признании. В одном случае речь должна идти об иске о признании права собственности как иске преобразовательном (иск собственника земельного участка о признании права собственности на самовольную постройку к лицу, ее осуществившему (п. 3 ст. 222 ГК РФ), иск о признании права муниципальной собственности на бесхозяйную вещь (абз. 2 п. 3 ст. 225 ГК РФ)). В другом - об иске о признании права собственности как иске установительном (иск о корректировке реестра) <516>. В цитируемой работе никак не объясняются причины внутренней классификации иска о признании на иски установительные и преобразовательные: ведь по классическим представлениям в процессуальной науке существует трехчленная классификация исков на установительные, о признании и преобразовательные <517>, причем самостоятельное значение последних подвергалось принципиальным сомнениям большинства цивилистов и процессуалистов <518>. Отдельно следует сказать о том, что предусмотренные законом случаи приобретения права собственности (п. 3 ст. 222 ГК РФ; абз. 2 п. 3 ст. 225 ГК РФ) являются первоначальным способом приобретения права собственности в юрисдикционном порядке, что никак не может быть уравнено с иском о признании права как способом защиты гражданских прав.

--------------------------------

<516> Егоров А.В., Ерохова М.А., Ширвиндт А.М. Указ. соч. С. 121. В свете текущей реформы гражданского законодательства отдельными авторами предлагалось закрепить в ст. 12 ГК РФ новый способ защиты - иск о корректировке, который может быть заявлен любым заинтересованным лицом (см.: Осипов П.С., Толстухин М.Е. Реформа Гражданского кодекса РФ и оборот недвижимости // Вестник ВАС РФ. 2013. N 1 (242). С. 31). Полагаем, что этому предложению должен предшествовать детальный анализ правовой природы данного способа защиты и его соотношения с уже установленными ст. 12 ГК РФ способами гражданско-правовой защиты.

<517> См.: Клейнман А.Ф. Новейшие течения в советской науке гражданского процессуального права. М., 1967. С. 32; Добровольский А.А. Исковая форма защиты права. М., 1965. С. 150.

<518> См.: Нефедьев Е.А. Курс гражданского судопроизводства. М., 1902. С. 10; Гольмстен А.Х. Учебник русского гражданского судопроизводства. СПб., 1913. С. 148; Малышев К.И. Курс гражданского судопроизводства. СПб., 1876. С. 248; Клейнман А.Ф. Указ. соч. С. 33; Добровольский А.А. Указ. соч. С. 169; Юдельсон К.С. Советский гражданский процесс. М., 1956. С. 212; Красавчиков О.А. Юридические факты в советском гражданском праве. М., 1958. С. 133.

Невозможно согласиться с подходом А.В. Егорова к определению общих сущностных признаков преобразовательного иска: "Удовлетворение судом иска о признании в этой его разновидности порождает право собственности у истца, а не констатирует, что оно было у него и до вынесения решения. Это позволяет охарактеризовать названный вид иска как преобразовательный" <519>. Однако порождение судебным актом субъективного права является, как мы полагаем, одним из возможных, но не единственным последствием удовлетворения судом преобразовательного иска. Неслучайно в юридической литературе указывалось, что "под преобразовательным иском понимается иск, направленный на вынесение судебного решения, которым должно быть внесено нечто новое в существующее между сторонами правовое отношение" <520>. Но, почему это "нечто новое" непременно должно быть выражено порождением субъективного гражданского права, а не в модернизации уже имеющихся правовых отношений истца и ответчика?

--------------------------------

<519> Егоров А.В., Ерохова М.А., Ширвиндт А.М. Указ. соч. С. 121.

<520> Цит. по: Рожкова М.А. Преобразовательные иски // Законодательство. 2001. N 3.

Полагаем, что преобразовательный иск потенциально может не только прекратить правовое отношение, но и изменить его. Вне всяких сомнений юридическая картина мира меняется, если из реестра прав на недвижимость исчезает запись о правообладателе или же в нее вносятся изменения. В литературе можно встретить утверждения, что "рассматривая преобразовательный иск и вынося по нему преобразовательное решение, суд не создает новых прав, а защищает право истца на изменение или прекращение существующего правоотношения, которое по закону не может быть осуществлено без решения суда" <521>. Учитывая, что запись в реестре прав на недвижимость имеет юридическое значение, данное условие полностью выполняется: в соответствии с ч. 1 ст. 2 Закона о государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним зарегистрированное право может быть оспорено только в судебном порядке.

--------------------------------

<521> Там же.

А.В. Егоров занимает несколько непоследовательную позицию в определении правовой природы иска о признании права собственности в системе способов исковой защиты гражданских прав. Сначала им утверждается, что иск о признании права собственности можно назвать иском о корректировке реестра <522>, далее, что "иск о корректировке реестра занимает промежуточное положение между исками о признании и исками о присуждении" <523>.

--------------------------------

<522> Егоров А.В., Ерохова М.А., Ширвиндт А.М. Указ. соч. С. 122.

<523> Там же.

А.В. Егоров делает вывод о теоретических препятствиях квалификации иска о корректировке реестра как иска о присуждении по германскому праву, поскольку "в результате его удовлетворения не происходит никаких изменений в правах лиц" <524>. Данное утверждение вызывает принципиальное несогласие в связи с особым значением и последствиями регистрационной записи в поземельной книге, о чем говорилось выше.

--------------------------------

<524> Там же.

Иск о признании права собственности и иск о корректировке реестра не совпадают и не могут рассматриваться в едином контексте. Речь идет совершенно о различных требованиях.

Во-первых, иск о корректировке реестра изначально не должен исчерпываться функцией признания и защиты права собственности. Не обнаруживается никаких оснований лишать субъектов ограниченных вещных прав возможности его предъявления: привязка иска о корректировке реестра к иску о признании права собственности искусственна. Практически значимым основанием к заявлению аналогичных требований несобственниками вполне может служить безосновательное исключение из реестра сведений об ограниченном вещном праве.

Во-вторых, предмет иска о признании составляет непосредственно то или иное правовое отношение, а не конкретное материально-правовое притязание к ответчику, как это было бы характерно, в частности, для иска о корректировке реестра.

В-третьих, иск о признании не направлен непосредственно на волю и действия ответчика (он не принуждается к совершению действий в пользу истца), а только на доказательство существования того или иного правового отношения. Напротив, иск об исправлении записи в реестре прав на недвижимость, как правило, адресован к неправомерно зарегистрированному лицу и исчерпывается требованием истца о присуждении ответчика к даче согласия на внесение исправлений в регистрационные записи.

В-четвертых, решение по иску о признании права собственности имеет всеобщее значение, выходящее далеко за пределы особенностей спора истца и ответчика по конкретному делу, распространяя свое действие на неопределенное будущее время. В данном случае исключена возможность исчерпания силы судебного акта по иску о признании конкретным единичным действием ответчика.

В-пятых, фактическим основанием иска о корректировке реестра является правонарушение, учиненное ответчиком - самим зарегистрированным лицом или в его пользу иными лицами, в то время как иск о признании не обязательно должен следовать из правонарушения. Так, в юридической литературе указывалось, что исками о признании защищается не нарушенное право, а только интерес в определенности права <525> или судебном подтверждении наличия или отсутствия правоотношения <526>; иск о признании применим для пресечения опасности нарушения права <527>.

--------------------------------

<525> Гурвич М.А. Лекции по советскому гражданскому процессу. М., 1950. С. 76.

<526> Гордон В.М. Иски о признании. Ярославль, 1906. С. 355.

<527> Клейнман А.Ф. Основные вопросы об иске в советском гражданском процессуальном праве. М., 1959. С. 7.

В-шестых, по сложившимся представлениям, иск о признании может и не иметь ответчика, поскольку он воплощает требование к суду о подтверждении существования или отсутствия права <528>, в то время как иск о корректировке реестра, заявляемый собственником, всегда обращен к строго определенному лицу, безосновательно числящемуся в реестре прав, и ориентирован на приведение данных реестра соответственно существующему материально-правовому положению.

--------------------------------

<528> Thomas/Putzo: ZPO-Kommentar. Berlin, 2010. § 256. Rn. 26. Полагаем, что в данном случае иск о признании не является способом защиты субъективного права в связи с тем, что не очевиден спор о праве гражданском между частными лицами. К тому же весьма непросто в данном случае отделить заявляемые требования в суд от любопытства заявителя.

В-седьмых, иск о признании и иск об исправлении записи в реестре прав преследуют различные процессуальные цели. Иск о признании ориентирован на устранение неопределенности в существующем правовом положении сторон, конкретизацию авторитетом судебной власти уже существующих прав и обязанностей участников правоотношения, в то время как иск об исправлении записи в реестре прав (о даче согласия на внесение изменений в поземельную книгу) направлен на присуждение ответчика как формально легитимированного регистрационной записью лица <529>.

--------------------------------

<529> Например, к даче согласия на внесение изменений в реестр прав, претерпеванию утраты статуса правообладателя в соответствии с решением суда. Считаем, что определение обязанности ответчика возвратом книжного владения не является корректным.

В-восьмых, значимость иска о признании связывается с самим состоявшимся судебным решением по заявленным требованиям непосредственно (суд признал, что то или иное правоотношение существует), но не с активными действиями истца по его исполнению. Напротив, иск об исправлении записи в реестре прав может быть удовлетворен не иначе, как исполнением судебного акта - внесением исправлений в реестр прав, что предопределено непосредственно действиями истца (представление решение суда в регистрационный орган).

Необходимо учитывать также, что в юридической литературе иск о признании рассматривается как предварительный, преюдициальный иск, за которым может последовать иск установительный <530>. В определенном смысле его можно считать предтечей будущих возможных требований, которые излучает управомоченное лицо. В отличие от иска о признании удовлетворение иска о корректировке реестра влечет за собой предельно конкретное судебное присуждение, влекущее изменение регистрационной записи в реестре прав. Объем такого присуждения в полной мере исчерпывает процессуальные интересы истца, обратившегося с иском о корректировке реестра прав, поскольку тем самым устраняется само фактическое основание заявленного им иска.

--------------------------------

<530> См.: Васьковский Е.В. Учебник гражданского процесса. М., 1917.

Нельзя в данной связи не отметить новейшие течения в германском гражданском праве. Так, в комментариях подвергается сомнению недавно разделяемая большинством позиция, что юридическая сила решения, вынесенного по требованию о внесении исправлений в поземельную книгу, охватывает с точки зрения материального права также и решение о наличии либо отсутствии заявленного в форме требования вещного права <531>. Если исходить из общепринятого мнения, подчеркивается комментаторами, то между сторонами процесса по иску о внесении исправлений в поземельную книгу в итоге не только выясняется вопрос о наличии или отсутствии заявленного требования о внесении исправлений, но также и вопрос о том, существует ли само вещное право на основании заявленного иска о внесении изменений в поземельную книгу или нет. Учитывая, что существование безосновательно зарегистрированного права является только предварительным вопросом для требования о внесении исправлений в поземельную книгу, а решения по предварительным вопросам в принципе не имеют отношения к юридической силе решения, с точки зрения материального права существуют серьезные опасения в отношении высказанной позиции <532>. Логика противоположного ответа допускала бы, что отказ в удовлетворении иска об исправлении записи в поземельной книге означал бы непризнание судом существующего вещного права. Так ли это? Сторонники общепринятой позиции не могут игнорировать существующую практику, допускающую в некоторых случаях возможность обращения с аналогичными исками даже после отказа в удовлетворении первого иска <533>, что может свидетельствовать в том числе об отсутствии оснований распространения юридической силы судебного акта по иску о внесении исправлений в поземельную книгу на вопрос о существовании самого вещного права.

--------------------------------

<531> Herberger/Martinek/Ruessman/Weth, Juris Praxiskommentar BGB. Bd. 3. Sachenrecht. 5 Auf. 2010. S. 201.

<532> Soergel Kommentar zum Buergerlichen Gesetzbuch, hrsg von W. Siebert. Stuttgart - Berlin - Koeln, 1990. Bd. VI. Sachenrecht. § 894.

<533> Dauner B., Heidel T., Ring G. Nomos Kommentar zum BGB. Bd. 3. Sachenrecht. Koeln - Bonn - Freiberg, 2008. S. 201.

Требование об исправлении записи в реестре прав на недвижимое имущество является самостоятельным способом исковой защиты вещных прав. О его обособленности и специфических признаках могут свидетельствовать в совокупности следующие обстоятельства.

В первую очередь его использование предопределено особым видом нарушения вещного права - допущением юридически значимой ошибки при совершении регистрационной записи, что может быть не связано ни с оспариванием существующего права, ни с противоправным физическим воздействием на вещь. Характер данного правонарушения не оставляет возможности устранить его силами управомоченного лица без обращения в суд с иском об исправлении регистрационной записи.

Во-вторых, иск об исправлении записи в реестре прав на недвижимость является неотъемлемым следствием правового господства лица над вещью как признака вещного права, содержание которого раскрывается не только в широком разнообразии возможных действий управомоченного лица, но и в публичной манифестации правового статуса последнего. Собственник не может быть лишен возможности позиционироваться в этом правовом качестве в реестре прав на недвижимость, который пользуется всеобщим доверием.

В-третьих, такое правонарушение возможно не в отношении любого объекта вещного права, а лишь в отношении права на недвижимость, сведения о которой внесены в реестр прав или поземельную книгу.

В-четвертых, присуждение по иску об исправлении записи в реестре прав на недвижимость непосредственно не связано с возвратом вещи из чужого незаконного владения или прекращением противоправного физического воздействия на вещь, не связанным с лишением владения.

В-пятых, удовлетворение иска об исправлении записи в реестре прав влечет изменение существующего правоотношения: устраняется разрыв между записанным и действительно существующим правом. Лицо, безосновательно числящееся в реестре прав, утрачивает формальную связь с правом и более не ассоциируется в глазах третьих лиц с правообладателем.

В-шестых, при рассмотрении заявленного требования в судебном порядке осуществляется не признание права, а его подтверждение. Стороны несут весьма специфические обязанности по доказыванию. По общему правилу, истец должен опровергнуть допускаемое законом предположение о том, что зарегистрированное право принадлежит именно зарегистрированному лицу, и доказать, что спорное право принадлежит именно ему.

В-седьмых, при заявлении иска об исправлении записи возможно применение особых обеспечительных мер. К примеру, в германском праве возможно применение особых обеспечительных мер в гражданском процессе путем внесения в поземельную книгу особой записи о возражении - § 899 BGB. Российский ГК (ст. 8.1) устанавливает схожие правила, регламентируя право на внесение особой отметки о возражении в реестр относительно ранее зарегистрированного права и устанавливая трехмесячный срок на последующее оспаривание зарегистрированного права лицом, по требованию которого внесена указанная отметка, под страхом аннулирования последней.

В-восьмых, по германо-швейцарскому праву на иск об исправлении записи в поземельной книге не распространяются положения об исковой давности. В комментариях обнаруживается весьма своеобразное обоснование этой особенности: иск о внесении исправлений в поземельную книгу не подлежит давности, поскольку является вещным иском <534>. В твердости этого мнения, представляется, возможно усомниться хотя бы потому, что видовое содержание понятия "вещные иски" отличается существенным своеобразием и спецификой применения, что говорит о присутствии внутренней иерархии, системы и специализации соответствующих исков. В свою очередь, данное обстоятельство предоставляет возможность определить общие универсальные признаки "вещного иска", но едва ли может свидетельствовать о возможности и обоснованности альтернативного применения всех вещных исков с распространением на каждый из них в равной степени положений об исковой давности.

--------------------------------

<534> Kostkiewicz J.K., Nobel P., Schwander I., Wolf S. Schweizerisches Zivilgesetzbuch. Kommentar. Zuerich, 2011. S. 1606.

В указанных чертах проявляется специфика иска об исправлении записи в реестре прав на недвижимость как особого способа защиты права собственности на объект недвижимости, которая не позволяет сделать вывод о тождестве этого иска с иском о признании права собственности, виндикационным и негаторным иском.

Возможно, точка зрения А.В. Егорова об отождествлении иска о признании права собственности и иска о корректировке реестра более приемлема для гражданского права Швейцарии, по которому иск об исправлении записи в поземельной книге отдельными исследователями действительно классифицируется термином "Festsellungsklage" <535>. Впрочем, в современном немецком юридическом диалекте значение данного термина многозначно. Под ним может пониматься не только иск о признании права, но и иск об установлении юридического факта. Однако ни в одном из известных нам сочинений применительно к требованиям об исправлении поземельной книги термин "Festsellungsklage" не употребляется в устойчивом смысле иска о признании права собственности. Комментаторы ZGB применительно к ст. 975 говорят об иске об исправлении записи в поземельной книге, который призван устранить неправомерные записи из поземельной книги, но не об иске о признании <536>.

--------------------------------

<535> Zobl D. Grundbuchrecht. Zuerich, 2004. Rz. 451 (см. заметку на полях).

<536> Kostkiewicz J.K., Nobel P., Schwander I., Wolf S. Op. cit. S. 1605.

Представляется дискуссионной правовая позиция Федерального верховного суда Германии о том, что положение безосновательно зарегистрированного лица в поземельной книге тождественно положению незаконного владельца, а иск о внесении исправлений в поземельную книгу - виндикационному иску <537>. Сомнительность аналогии в данном случае представляется очевидной. Лицо, попавшее в реестр, в статусе правообладателя вследствие ошибки регистратора вполне может не иметь ни малейших представлений о вещи, не говоря уже о владении ею. Владение вещью и возможность извлечения полезных свойств из нее не следует уравнивать с ошибочным отождествлением зарегистрированного лица с правообладателем вещи по данным соответствующего реестра: то и другое имеет не только отличные характеристики, но и способно повлечь различные гражданско-правовые последствия, в том числе имущественного характера.

--------------------------------

<537> Palandt. Buergerliches Gesetzbuch. S. 1230.

Корректность использования такого термина, как иск о корректировке реестра применительно к защите прав на зарегистрированные объекты недвижимости, по германскому праву вызывает сомнения, поскольку в литературе данное требование обозначается как особый иск о даче согласия на внесение или аннулирование записи определенного содержания <538>. И такое наименование иска не является случайностью. Внести изменения в поземельную книгу имеет право только ведомство, осуществляющее ведение поземельной книги, но для этого оно требует на основании § 19 Положения о порядке ведения поземельной книги согласие лица, которое зарегистрировано в книге. Такое согласие считается полученным, когда судебное решение по указанному иску вступает в законную силу и представляется в регистрационный орган. Это предусмотренная законом фикция, дающая правообладателю возможность обратиться в ведомство, осуществляющее ведение поземельной книги. В соответствии с §§ 19, 20 Положения о порядке ведения поземельной книги вступившее в законную силу решение по иску, основанному на § 894 BGB, заменяет согласие на внесение регистрационной записи или на ее исправление со стороны зарегистрированного лица. Однако правовая природа такого согласия не может характеризоваться как материально-правовое волеизъявление безосновательно зарегистрированного лица, а должна пониматься как процессуально-техническое средство, обеспечивающее достоверное содержание поземельной книги.

--------------------------------

<538> Schellhammer K. Op. cit. S. 458. Ср.: Eyinck B., Hogenschurz J., Laumen H.W., Schmidt-Eichhorn T., Schmitz K.H., Schuschke W. Gesetzbuch. Sachenrecht. Koeln, 2010. S. 138 - 139.

Осмысление данных особенностей позволяет отметить специфику требований, основанных на § 894 BGB, и посчитать вывод современных комментаторов в части их квалификации как специальной разновидности негаторного иска преждевременным и дискуссионным <539>. К тому же в настоящее время в научной литературе уже было озвучено предположение об особом объекте данных требований, законодательная регламентация которых призвана защитить волеизъявление правообладателя относительно содержания публичных реестров прав <540>; отмечается также, что норма § 894 BGB направлена против действий, связанных с искажением сведений о заинтересованных лицах и непосредственно собственнике вещи <541>.

--------------------------------

<539> См.: Dauner B., Heidel T., Ring G. Nomos Kommentar zum BGB... S. 764.

<540> См.: Mager H. Besonderheiten des dinglichen Anspruchs // AcP. 1993. H. 1. S. 84.

<541> См.: Benohr H.P. Grundkurs BGB. Sachenrecht. Bd. III. Berlin, 2002. S. 349.

Нет оснований согласиться с высказанным в литературе мнением, что иск об исправлении поземельной книги "носит всеобъемлющий характер" <542>. Неточность в поземельной книге является достаточным основанием для заявления иска только в том случае, когда содержание поземельной книги искажает действительное материально-правовое положение. В этом состоит основной принцип применения рассматриваемого иска. В комментариях специально оговариваются неточности поземельной книги, которые не дают права на удовлетворение иска, основанного на § 894 BGB. В числе таковых называются <543>:

--------------------------------

<542> См.: Осипов Г.С., Толстухин М.Е. Система защиты прав на недвижимость // Вестник ВАС РФ. 2008. N 11. С. 63. Кстати, в ABGB вообще нет нормы, аналогичной § 894 BGB. Комментаторами рассматривается возможность использования классических вещных исков для исправления поземельной книги (см.: Schwimann M. ABGB Praxiskommentar. Wien, 2005. S. 178).

<543> Dauner B., Heidel T., Ring G. Nomos Kommentar zum BGB. Bd. 3. Sachenrecht. Koeln, Bonn, Freiberg, 2008. S. 193 - 195; Staudingers Kommentar zum Buergerlichen Gesetzbuch mit Einfuehrungsgesetz und Nebengesetzen. Berlin, 2002. § 894. Также см.: Kostkiewicz J.K., Nobel P., Schwander I., Wolf S. Op. cit. S. 1606 - 1607.

- фактические отношения, которые не являются отправной точкой действия права: неточное указание правообладателя (фамилии, названия фирмы <544>), инвентарной описи, места жительства, местонахождения или рода деятельности правообладателя;

--------------------------------

<544> Изменение наименования юридического лица образует именно фактическую неточность, если только это не сопровождается сменой субъекта-правообладателя, как это возможно, например, вследствие реорганизации акционерного общества в хозяйственное товарищество и наоборот.

- записи, носящие чисто указательный характер: указание основания приобретения, отметка о вещных правах в инвентарной описи господствующего земельного участка, данные о публично-правовых отношениях и отметки в поземельной книге относительно принадлежности к особому имуществу (дворовая отметка и др.);

- недопустимые по содержанию записи. Ввиду наличия в вещных правах numerus clausus в результате внесения записи не возникает нового права, которое могло бы быть приобретено добросовестно. По этой причине внесение записи о не предусмотренном законом вещном праве в поземельную книгу не образует расхождения данных реестра и материально-правового положения.

- неполная регистрация права. § 894 BGB также не применим, если запись, в отношении которой заявлялось требование, была сделана не полностью, и поэтому право не было зарегистрировано. Без регистрации право еще не возникло, т.е. поземельная книга не считается содержащей неточности. Сюда же относятся случаи, когда регистрационная запись содержит орфографические ошибки.

Указанные неточности должны быть исправлены в заявительном административном порядке путем внесения уточняющей пометки в поземельную книгу. Нельзя утверждать, что иска об исправлении поземельной книги окажется достаточным для восстановления нарушенного права, когда правонарушение состояло не только в искажении данных поземельной книги, но и физическом воздействии на вещь (собственник изгнан за пределы принадлежащего ему имущества). Не обнаруживается препятствий для соединения требований об исправлении записи в реестре и возврате вещи из чужого незаконного владения в случае, когда личность безосновательно зарегистрированного лица и незаконного владельца вещи совпадают. Все это свидетельствует никак не о всеобъемлющем характере иска об исправлении поземельной книги, а о вполне конкретном его предмете, основании и области применения. Возможность соединения названных требований выполняет утилитарные функции, способствуя повышению эффективности защиты гражданских прав, но никак не способствует возникновению нового, специального способа гражданско-правовой защиты.

С точки зрения А.В. Егорова, иск о корректировке реестра "налицо во всех случаях, когда истец добивается исправления содержания реестра, как бы они ни назывались: иски о признании недействительной государственной регистрации, иски об оспаривании записи в реестре, иски о признании недействительными свидетельства о государственной регистрации права" <545>. Однако как следует толковать подобное утверждение? Как право или обязанность суда при отсутствии соответствующего указания в законе рассматривать исковые требования, которые не заявлялись? К сожалению, в российской практике истцы нередко заявляют требования о признании недействительной государственной регистрации <546>, как и иски о признании недействительными свидетельств о государственной регистрации <547>. А исследователи современного частного права всемерно поощряют подобные инициативы. Так, Е.Ю. Самойлов пишет, что "необходимо сохранить возможность исправления записи в реестре путем признания самой государственной регистрации недействительной вследствие ее несоответствия закону или иному правовому акту, которое привело к нарушению прав и законных интересов заинтересованных лиц (ст. 12 и 13 ГК РФ, ст. 22 АПК РФ, ст. 24 ГПК РФ)" <548>.

--------------------------------

<545> Егоров А.В., Ерохова М.А., Ширвиндт А.М. Указ. соч. С. 122.

<546> Постановление Президиума ВАС РФ от 28.04.2009 N 15148/08 // СПС "КонсультантПлюс".

<547> См.: Постановление Президиума ВАС РФ от 05.10.2010 N 4502/10 // СПС "КонсультантПлюс"; Определение ВАС РФ от 20.12.2011 N ВАС-15995/11 // СПС "КонсультантПлюс"; Определение СК по гражданским делам Верховного Суда РФ от 13.03.2012 N 85-В11-7 // СПС "КонсультантПлюс".

<548> Самойлов Е.Ю. Указ. соч. С. 169 - 170.

Несложно увидеть, что заявляемые требования о признании государственной регистрации недействительной отличаются крайней степенью абстрактности и неопределенности. В самом деле, как следует понимать их предмет: идет ли речь об аннулировании записи о зарегистрированном праве или же истец оспаривает законность осуществления регистрационных действий или вовсе ненормативный акт государственного органа? И какие из названных способов защиты могут привести к восстановлению нарушенного гражданского права?

Ответы на эти вопросы весьма существенны для правоприменительной практики, поскольку в первом случае речь идет действительно об исковом производстве, во втором и в третьем - об оспаривании ненормативных правовых актов, решений и действий государственных органов в рамках отдельного производства, предусмотренного АПК РФ. Существенные различия прослеживаются в установленных законом правилах о судебном разбирательстве, правилах о доказывании применительно к этим спорам. Наконец, решение арбитражного суда по делу об оспаривании ненормативных правовых актов, решений и действий органов, осуществляющих публичные полномочия, должностных лиц основано на установлении судом законности или незаконности соответствующего акта или действия, но не на подтверждении либо отрицании субъективного гражданского права за определенным лицом. Несколько двулика в этом смысле формулировка п. 56 совместного Постановления Пленумов ВС РФ и ВАС РФ N 10/22. С одной стороны, судебные органы указали, что зарегистрированное право на недвижимое имущество не подлежит оспариванию путем заявления требований, подлежащих рассмотрению по правилам главы 25 ГПК РФ или главы 24 АПК РФ, поскольку в порядке производства по делам, возникающим из публичных правоотношений, не может разрешаться спор о праве на недвижимое имущество. С другой стороны, в цитируемом пункте судами было указано, что судебный акт по таким делам является основанием для внесения записи в ЕГРП только в том случае, когда об этом указано в его резолютивной части. Тем самым судебная практика полностью не исключает случаев, когда сведения публичного реестра о зарегистрированном праве на объект недвижимости могут быть оспорены и скорректированы путем заявления требований, подлежащих рассмотрению по правилам главы 25 ГПК РФ или главы 24 АПК РФ.

Еще более некорректны в своем содержании иски о признании недействительными свидетельств о государственной регистрации прав. Буквальное понимание заявленных требований ориентирует внимание суда на решение вопроса об опровержении юридической силы конкретного документа, лишении его свойств доказательства, но не на признание и не на подтверждение того или иного материально-правового отношения.

Отсутствуют какие-либо основания для признания однородными исков о корректировке реестра, о признании недействительной государственной регистрации, о признании недействительным свидетельства о государственной регистрации права. Если же два последних иска заявляются с целью исправления регистрационной записи в реестре прав на недвижимость, то суд не может и не должен заниматься переквалификацией, подменой или самостоятельным уточнением заявленных истцом требований. Процессуальные риски, связанные с ошибочной квалификацией спорного правоотношения и выбором ненадлежащего способа защиты гражданских прав, должно нести лицо, обращающееся за судебной защитой. Этого же требует и принцип диспозитивности арбитражного процесса. Представляется спорным, что в современной отечественной литературе поддерживается позиция судебной практики о том, что, если истец выбрал неправильный способ защиты права (подал не тот иск) на стадии подготовки дела к судебному разбирательству, суд должен определить, из какого правоотношения возник спор и какие нормы права подлежат применению при разрешении дела. Об этом прямо говорится при анализе п. 3 Постановления N 10/22: "Неправильный выбор истцом способа защиты права, ссылка не на те нормы права, которые подлежат применению к обстоятельствам спора, - это еще не основание для отказа в принятии искового заявления, его возвращения, оставления без движения или отказа в иске" <549>. В данном подходе нам видится нарушение принципов диспозитивности и равноправия, ибо ответчик готовит свои возражения и отзыв, исходя из заявленных истцом требований, а суд проверяет их законность и обоснованность, но не может осуществлять корректировку. Нарушение принципа диспозитивности усматривается в том, что истец лишен возможности распоряжаться в процессе как своим материальным правом, так и процессуальными правами. От истца уже не зависит определение судьбы процесса, суд сам корректирует заявляемые требования, определяя подлежащую применению норму права. Не усматривается оснований игнорировать основополагающие принципы арбитражного процесса и наделять суд полномочиями выхода за пределы требований сторон - Ne cat judex ultra petita partium.

--------------------------------

<549> Бевзенко Р. Иск о признании права собственности. В каких ситуациях этот способ защиты может быть эффективным // Юрист компании. 2012. N 9. С. 54.

Изложенное позволяет сделать следующие выводы:

1. Книжное владение (регистрационная запись в публичном реестре прав на недвижимое имущество) не образует разновидности владения в гражданском праве, а является видимостью зарегистрированного права и способом его фиксации.