Век толп Исторический трактат по психологии масс

разменной монетой, можно видеть, как народы избирают дикта­ торов на основе всеобщего избирательного права, разрушают де­ мократию посредством демократии, единодушно, более чем 99% голосов. Во имя другой версии того же самого идеала — демо­ кратии масс.

Что касается психологии толп, по крайней мере такой, какой ее задумал Ле Бон, она высказывается просто за демократию, каковы бы ни были домыслы и конституционные кризисы.

«Несмотря на трудности их работы, — пишет он, — парла­ ментские ассамблеи представляют собой наилучший способ, который найден народами для самоуправления и особенно для того, чтобы избежать по возможности ярма единоличной ти­ рании74».

Однако в обществе со слабыми институтами и безжизненны­ ми убеждениями существует такая угроза. Но все знают, что ни один век не был столь вялым и отчаявшимся, чтобы не нашлось ни одной группы людей, восставших против гнета для утвержде­ ния прав на свободу и справедливость. Всегда были и всегда бу­ дут люди, для которых абсолютная власть является оскорблени­ ем и которые отдают все силы борьбе с ней. Ничто и никогда не помешало бесконечно подниматься росткам их бунта. В борьбе за свободу невозможно знать заранее, кто одержит верх, но битва эта остается неслыханной.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Принцип вождя

Глава I

П арадокс психологии масс

I

Многочисленные свидетельства, с которыми я ознакомился, пока­ зывают, что в век оптимизма и разума психология масс проявляет себя как наука скандальных фактов и безрассудства. В самом де­ ле, она упорно ведет разговор о явлениях одновременно экзотиче­ ских и эфемерных, исключенных из картины общественной жиз­ ни: толпы, веррвания, коллективное внушение и прочее.

Но, чтобы вызвать скандал, нужро нечто большее — потрясе­ ние, которое опрокидывает устоявшиеся убеждения. Психология толп ожесточенно сталкивается с ними и, несмотря на прогресс экономики и техники, лихорадочное устранение традиций прош­ лого, пытается раскрыть человеческую природу, находящуюся вне водоворотов истории. Она даже провозглашает непобедимую силу этого прошлого над настоящим и тот факт, что оно давит таким тяжелым грузом на политику и культуру. Не она ли говорит: «У вас сложилось впечатление об изменении человеческой природы, устранении семьи, вождей, иерархии, религии. Так вы ошибае­ тесь: они остаются, они продолжают жить. То, что действи­ тельно реально, не проходит и не наскучивает?».

Это не означает, что эволюционных факторов не существует. «Да, добавляет она, в основном человеческая природа, даже если она не подчиняется прогрессу беспрекословно, испытывает тем не менее его влияние. Она адаптируется к нововведениям и вы­ держивает поломки. Именно это демонстрирует ее необычай­ ную силу и выносливость». Вот таков этот неприемлемый язык, который задевает наиболее укоренившиеся представления.

В науку, отмеченную экстремальностью точек зрения и поли­ тической страстностью, Тард привносит аналитический дух и

вкус к четким понятиям, которых ей недоставало. Тем не менее он разделяет опасения Ле Бона в отношении состояния француз­ ского общества и обнаруживает ту же самую классовую тревогу перед подъемом масс. Это не мешает ему видеть, что такое обще­ ство в переломные моменты является развивающимся, оно сле­ дует буржуазным путем, индустриализируясь, урбанизируясь, обогащаясь. Все происходит так, как будто кризисы, борьба ре­ волюции и контрреволюции были расплатой за обновление, ко­ торое происходит, не останавливаясь ни на минуту. Короче гово­ ря, за то, что наука и техника произвели на его глазах. Психо­ логия толп должна отдавать себе в этом отчет и приспосабливать свои понятия к явлению.

Тард продвигается по пути, открытому Ле Боном. Он начинает с толп, скоплений спонтанных, анархических и естественных, типичных явлений общественной жизни. Но ему кажется, что они менее важны в конечном итоге, чем искусственные толпы, организованные и дисциплинированные, которые и наблюдаются почти повсюду в виде, например, политических партий, предп­ риятий или государственных структур. Армия или церковь были бы их прототипами. Здесь речь идет о действительно качествен­ ном скачке: о переходе от аморфной массы к массам структури­ рованным.

Какое очевидное изменение! До сих пор массы обнаруживали себя как продукт распада и ослабления нормальных рамок обще­ ственной жизни. Будучи результатом развала социальных инс­ титутов, они являли собой нарушение упорядоченного хода ве­ щей. Отныне они образуют элементарную энергию, примитивное месиво, из которого посредством превращений возникают все общественные и политические институты. Из этого следует за­ ключить, что семья, церкви, общественные классы, государство ит. д., которые считаются основополагающими и естественными общностями, на самом деле искусственны и производны. Подра­ зумевается, что они в такой же степени представляют собой не­ кие разновидности массы, как электричество, уголь, растения — разнообразные формы энергии. Раньше говорилось: «Вначале люди создали общество, а затем появились массы». Теперь нужно сказать: «Вначале люди существовали в массе, а затем они создали общество».

В этом состоит коренное отличие. Самые рафинированные, самые цивилизованные общественные институты, я имею в виду семью, церковь, значительные исторические движения, профсо­ юзы, нации, партии ит. д., — все они являются превращенными

формами простейшего сообщества — толпы. Они имеют свои психологические черты. Следовательно, задача науки — не объяс­ нение свойств массы исходя из понимания общества, а свойств общества на основе знаний о массе, т. к. всякое общество рож­ дается из массы. Я упрощаю, разумеется, для того, чтобы под­ черкнуть главное. И вот что из этого следует. Из науки о важ­ ных, но частных явлениях психология толп становится наукой об обществе в целом, поскольку толпы обнаруживают себя по­ всюду. Следовательно, так же как законы энергии определяют химические, электрические или биологические законы, законы психологии определяют законы социологии, политики и даже истории, поскольку они являются более общими. Они подверже­ ны изменениям, но не допускают исключений.

II

Это и создает главную трудность. Согласно теоретикам психоло­ гии толп, эти последние не способны к интеллектуальному твор­ честву, к исторической инициативе и никогда не бывают во гла­ ве революционных переворотов в искусстве, науке или политике. Как они смогли бы это сделать, если у людей, собранных вместе, способность мыслить снижается и чувство реальности стирается? А между тем, когда мы наблюдаем социальные институты, ар­ мию предприятия и т. д., мы видим, что они развиваются. Ис­ кусство, наука, техника совершенствуются. Изобретены средства производства и открыты средства коммуникации, которое ме­ няют лицо общества. Вот мы и оказались перед кардинальным парадоксом психологии толпы. Чтобы его разрешить, она по ло­ гике вещей не может отказаться от своего принципа: субъекты, объединившиеся в толпу, менее разумны, меньше способны к со­ зидательной деятельности, чем взятые по отдельности. У Тарда в этом случае остается только одно альтернативное решение, и оно незамедлительно принимается. Оно означает следующее: в толпе существует класс отдельно взятых субъектов, которые собирают остальных, увлекают их за собой и ими управляют. Это — вож­ ди, религиозные деятели, политики, ученые и т. д. Они стоят у истоков всех перемен, нововведений, общественных событий, ко­ торые создают историю. Поддаваясь внушению, большинство людей подражает им и следует за ними. Они подчиняются, как дети своему отцу, подмастерье — мастеру или актеры, увлекае­ мые гениальным режиссером. По мере того как разум и откры­ тия этих выдающихся личностей прогрессируют, толпы, которые им Подражают, также развиваются и поднимаются над толпами

прошлого. Примеров тому достаточно: современный ученик ре­ шает сегодня задачу, которая три века тому назад не поддавалась гению Ньютона, психиатр лечит каждый день своих пациентов самым обычным способом по методу Фрейда, который тот оставил незавершенным, или же посредственные лидеры, которые уподоб­ ляются в своем поведении, отношениях, манере таким прототи­ пам, как Сталин или Мао. Тем самым, взбираясь на высоту этих вершин, человечество продвигается вперед и преобразуется.

Решение, которое Тард дает этому парадоксу, достаточно сла­ бое. Единственный способ выйти из его порочного круга — кто они эти исключительные личности, откуда их всемогущество? — заключается в отказе от самого парадокса, но суть этого реше­ ния гораздо меньше, чем три следствия, к которым она ведет:

—Центр психологии толп перемещается с массы на лиде­ ра. Его воздействие на нее объясняет его сходство с ней.

—Имитирование — форма внушения — становится глав­ ным механизмом общественной жизни. Предполагается, что оно объясняет влияние вождя на группы этих имитаторов, однообра­ зие их мысли и поведения, распространение чувств и верований. То есть объясняет, почему мы приспосабливаемся к общему об­ разцу.

—Полагая, что, с одной стороны, существует изначальное непосредственное внушающее воздействие одного человека на другого, а с другой стороны, внушение имитационное, опосредо­ ванное, на расстоянии, через газеты, например, Тард превра­ щает коммуникацию в разновидность внушения и сближает деятельность журналиста с воздействием гипнотизера. Это обобщение иного рода. Исходя из него, он вводит в психологию толп быстро расширяющуюся область явлений коммуникации. Со времени изобретения книгопечатания и до газет, пройдя через телеграф, эта сфера не переставала сокращать пространство ре­ чевого общения, выступлений, слухов. Эти явления потрясли основы культуры. Французский психолог удивительно точно за­ мечает, что ничто с тех пор не опровергло теорию массовых коммуникаций, которая ничего в то время не подготовила.

Он описывает, каким образом они проникают в каждое жи­ лище и превращают отдельных людей, например, мирных чита­ телей газет, в тот вид невидимой толпы, которая становится пу­ бликой, — читатели какой-либо газеты, члены какой-либо пар­ тии и т. д. Сообщения прессы влияют на изменчивые преходя­ щие убеждения, какими являются мнения, похожие на волны, которые непрерывно рождаются и исчезают на поверхности моря.

Развитие средств коммуникации затрагивает в конце концов все ячейки общества. Оно определяет то, о чем говорят, как думают, и тот уровень, на котором действуют.

Это кажется нам само собой разумеющимся до тех пор, пока не сделать из этого окончательных выводов. Еще за полвека до предсказаний Mac Luhan Тард провозглашает принцип развития, который американец представил в форме девиза: «средства ин­ формации — это послание». А отсюда он предсказывает непре­ менный приход массовой культуры. Естественно, он не произно­ сит это слово, что не мешает ему изучать само явление.

«Поступая таким образом, — пишет английский автор, эксперт в этом вопросе, — Тард внес первоначальный решающий вклад в гуманитарную дисциплину, которую мы теперь знаем под име­ нем «теории массовой культуры...». Тем не менее его вклад упорно замалчивался, факт по меньшей мере достойный удив­ ления, поскольку вклад Габриеля Тарда в социологию далеко не безызвестен1 .

Главное, по-моему, что, сделав такой вклад, он выступил в роли первооткрывателя. Он выдвигает в качестве гипотезы при­ мат средств коммуникации2 над всеми инструментами; следова­ тельно, она рассматривает их кйк факторы полного потрясения политики и как основу, в рамках которой рождается новая культура. Это не просто высказанные предположения, в их осно­ ве лежат результаты сделанного Тардом анализа. Распростране­ ние влияния, которое он предвещает прессе, относится не в меньшей степени к радио и телевидению. Именно здесь можно найти источник того, о чем теоретики и критики средств массо­ вой информации успели с тех пор написать.

Глава II

Толпы естественны е и искусственны е_______

I

Огромные общественные массы позволяют наблюдать множест­ во действий и реакций, людей, которые меняются и взаимно изменяют друг друга, группы, которые создаются и разрушают­ ся в мгновение ока. Всякий, кто изучает их достаточно продол­ жительно, замечает в них перемены, но также и повторения, противоположности и идентичности, расхождения и сходства.

Есть два типа простейших явлений. В органической природе одни мы называем мутациями, другие — наследственностью. В природе общественной мы имеем дело с изобретениями и под­ ражаниями. Человек, который изобретает, нарушает порядок вещей. Человек, который подражает, его восстанавливает. Пер­ вый совершил последовательные изменения, то есть эволюцию, второй — повторяющиеся монотонности, короче говоря, тради­ цию, моду.

Ребенок ли забавляется, перепутывая порядок фраз, селек­ ционер, выводящий породу животного, или я сам, рассуждаю­ щий о психологии толп как единой науке, — все эти три случая включают возможность изменения. Предположим, что начина­ ние ребенка, селекционера или мое собственное отдается эхом, которое многократно повторяется, копируется; мы немедленно получили бы новый оборот речи, новую породу или новое нап­ равление исследования. Существует характерный ритм общест­ венной жизни, и, мы в этом убеждаемся, ничего не может быть проще: вначале индивидуальные творческие акты, затем имити­ рующие иррадиации. Этот цикл бесконечен.

Остальное естественным образом вытекает из этого. Если подражание берет свое начало в изобретении, тогда каждая группа, каждое общество происходит из человека, повторенного в тысячах или миллионах экземпляров: христиане копируют Христа, сталинисты являются факсимильной копией Сталина, как, впрочем, и указывает название. Подобие членов группы ста­ ло бы результатом повторения мыслей, чувств, действий одного из них, который служит им одновременно духовным образцом и реальным вождем. Чрезвычайная простота этой схемы объясняет успех, который она имеет. Это поистине колумбово яйцо, кото­ рое хотелось бы разбить хоть раз в жизни.

Зачем мы подражаем? Почему мы бросаемся копировать ка­ кой-то персонаж, идею или одежду? Похоже, мы делаем это по двум причинам: инстинктивному стремлению и экономии сил. Проще говоря, причина этому — атавизм и лень. Инстинктивное стремление соответствует тому, что подражание является формой универсальной повторяемости и выражает биологическую тенден­ цию всего живущего к бесконечному воспроизводству. Оно имеет следствием миметическое стремление, присутствующее в каждом из нас, делать, как другой: ребенок — как его отец, сестра — как брат, слуга — как хозяин. Повторение или наблюдение за повторением идей, действий, слов и т. д., особенно тех, которые нам нравятся, приносит огромное удовлетворение.

Но мы следуем за другими еще и потому, что склонны беречь свою энергию и экономить усилия. Для чего же брать на себя труд открывать или изобретать самим то, что уже открыто или изобретено другими?

«Можно мне указать, — возражает Тард одному из своих кри­ тиков, — что если подражание — это явление социальное, тогда то, что является не социальным, а в высшей степени есте­ ственным, — это инстинктивная лень, из которой проистека­ ет склонность к подражанию для того, чтобы избежать труда что-то выдумывать. Но эта склонность сама по себе, если она необходимым образом предшествует социальному поведению, действию, в котором она находит свое удовлетворение, весьма разнообразна по интенсивности и по направлению, согласно природе уже сформировавшихся привычек подражания3».

Другими словами, в недрах каждого дремлет овечья натура, заставляющая избегать страданий и риска изобретателя и просто с наименьшими затратами воспроизводить изобретение, которое потребовало значительной энергии. Понятно, что существа подат­ ливые позволяют себя увлечь кем угодно, если тот желает ими руководить. Он их гипнотизирует, помимо прочего, своим авто­ ритетом. Само общество создает/гипнотическую среду, сферу от­ пущенных на-свободу образов и автоматизмов. Оно погружено в атмосферу иллюзий, которые история сохранила в своей памяти.

«Общественное состояние, — утверждает Тард, резюмируя свою концепцию, — как и состояние гипнотическое,— это не бо­ лее чем разновидность сна: сон управляемый и сон под воздей­ ствием. Иметь лишь внушённые идеи и считать их спонтан­ ными — вот иллюзия, свойственная сомнамбуле и точно так же общественному человеку4».

С помощью этих захватывающих сопоставлений Тард напо­ минает нам, что человек — это, вне всякого сомнения, социаль­ ное животное. Но он является таковым тогда и только тогда, когда он внушаем. Конформизм — вот первое социальное каче­ ство, создающее основу внушаемости. Благодаря ему из самых глубин появляются на свет мысли и чувства, о которых не веда­ ет бодрствующий разум. Природа и организация общества бла­ гоприятствуют этому конформизму. Он объединяет людей и по­ гружает их в туманный мир сновидений. Они подражают, по­ добно автоматам, они подчиняются, как сомнамбулы, и все вместе растворяются в огромном людском море.