Век толп Исторический трактат по психологии масс

Верная своим прогрессивным принципам, социология из са­ мых добрых побуждений провозгласила крах идеологий. Она предвидела конец постиндустриального общества, целиком осно­ ванного на науке и разуме. Это будет результатом поднявшегося уровня культуры, освоения природы и просвещенного человечес­ кого разума. Такой финал желателен, возражает психология масс, но совершенно невозможен. Человеческие массы не могут ни вести себя согласно разумным правилам, ни действовать, опираясь на науку. Они нуждаются, образно говоря, в цементе верований. Да­ лекие от исчезновения, они, напротив, остаются решающим фак­ тором. В век толп их значимость продолжает возрастать.

II

Идеи торжествуют, становясь верованиями, вовсе не потому, что они правильны или значительны. Это происходит оттого, что они приобретают облик традиции. Им нужно пройти из сознания ин­ дивида в бессознательное толп, найти отклик в памяти народа. Так идеи свободы и равенства, проповедовавшиеся философами Просвещения, соединились с памятью о буржуазных привилеги­ ях и римских добродетелях во Французской революции.

Чтобы проникнуть в «душу» толп, верование должно при­ обрести жесткий характер обычаев. Его не обсуждают. Оно навя­ зывает себя в силу своей очевидности и эмоциональной энергии, которым невозможно противостоять. А также в силу своей спо­ собности преобразовывать реальность, приукрашивать ее, либо воскрешая в памяти мир прошлого — золотой век, утраченный рай, либо, обращаясь к будущему — справедливому обществу или страшному суду. В целом необходимо, чтобы такая вера бы­ ла догматической и утопической. Почему?

Толпы испытывают постоянную потребность в интеллекту­ альной связности и эмоциональной убежденности. Это позволяет им понимать события, разгадывать смысл нестабильного и сложного мира, игрушкой в руках которого они кажутся. Дог­ матический аспект верований связан с потребностью в перестра­ ховке, аналогичной потребности детей. Когда объясняется с по­ мощью простой и наглядной причины — рабочие, евреи, капи­ талисты, империализм — действительность, даются понятные и безусловные ответы на вопросы, утверждается «это истинно, это ложно», «это хорошо, это плохо», тогда становятся возмож­ ными искомые связность и убежденность.

С другой стороны, исключается всякая дискуссия. Каждое заключение логично, каждое суждение непогрешимо. Так посту­

пают идеологи или партии, указывая на то, что они никогда не ошибались, доказывая, что все предвидели, что их политика всегда остается неизменной, — одним словом, утверждая, что они всегда и во всем правы. Вот, например, декларация Жоржа Марше, генерального секретаря коммунистической партии:

«В 1934 году французская коммунистическая партия была права. В 1939 году французская коммунистическая партия бы­ ла права. Против Алжирской войны французская коммунисти­ ческая партия была права. Против Индокитайской войны французская коммунистическая партия была права, и в вели­ ких событиях национальной и международной жизни она одна оставалась партией18». '

При помощи постоянно повторяющегося утверждения, с не­ оспоримым правом на непогрешимость, он превращает события истории в пункты безоговорочной доктрины.

Навязанные в качестве абсолютных истин, повторяемые с помощью непрерывного внушения, верования становятся нечув­ ствительными к доводам рассудка, к сомнению, к очевидности противоречащих им фактов. Тем более, что толпы в целом укло­ няются от любой дискуссии и любой критики19. Для них не су­ ществует ни попятного движения в необходимых случаях, ни обращения - к себе, предполагающего рефлексию. Согласно Ле Бону, доказательство этому можно видеть в выкриках и руга­ тельствах, которыми встречается даже самое невинное возраже­ ние, исходящее от оппонента в ходе публичного собрания.

Результатом действия этого догматического аспекта будет поддержание и усиление нетерпимости толп:

«Одним из наиболее общих и неизменных свойств верований, — пишет он, — является их нетерпимость. Она тем более непри­ мирима, чем сильнее убеждение. Люди, ведомые уверенностью, не могут терпеть тех, кто ее не принимает20 ».

Любое коллективное верование бескомпромиссно, радикально и отличается пуризмом. Оно освобождает от двусмысленности в интеллектуальном плане и от безразличия в плане эмоциональ­ ном. Его сторонники черпают в нем впечатление восторженности и всемогущества, питающее убежденность в принадлежности к группе, которая «права». Оно оправдывает их усердие, спасая от апатии, от этого состояния desanimado, как говорят испанцы, ли­ шенного воодушевления, от отвращения к жизни. Оно утверждает триумф страсти. Господство фанатизма над толпой зависит от этой

убежденности в следовании подлинному идеалу — ее собственному. Идеал создает мир с незыблемыми ценностями, освобожденный от внутренних сомнений и огражденный от внешних опасностей. Это мир предвзятостей, и любая действующая толпа будет предвзятой, более того, действующей ее делает именно предвзятость.

Итак, по мнению французского психолога, логическая связность и убежденность, качества, с которыми мы связываем приоритет в образовании, ведут прямо к фанатизму, авторитаризму, нетерпи­ мости. Может быть, не у индивидов, но наверняка в случае толп21.

Если это так, то что же думать о правительствах, партиях и общественных движениях, которые, особенно сегодня, стремятся принести в массы научно обоснованные связность и убежденность? В противоположность тому, во что они верят и что утверждают, их усилия не ведут к возрастающей терпимости, к большей объек­ тивности. Они имеют и будут иметь результаты, противоположные ожидаемым. Закрепляясь в науке, толпы становятся еще -более беспощадными по отношению к тем, кто не разделяет их убеж­ дений или осмеливается ставить их под сомнение. Такое умонаст­ роение породило, по Ле Бону, инквизицию и террор. И именно оно будет питать новые инквизиции и современный террор. Вот ди­ лемма, перед которой мы оказываемся: наука просвещает че­ ловека, она же доводит до фанатизма массы. Хотелось бы видеть решение, которое не было бы простым гимном веры в человечес­ кий разум: история уже опровергла его состоятельность.

Ж-к -к

Раздробленные и анонимные толпы живут в мире, в котором не так просто жить. Они стремятся к счастью, но чаще всего на­ ходят противоположное. Такие неудачи являются суровой шко­ лой. Но, оставаясь нечувствительными к опыту, раздираемые неудовлетворенными желаниями, люди никогда не перестают верить, что такое положение изменится, что оно должно ради­ кально измениться. Эта надежда рождает колоссальную энер­ гию, которая приводит их к совершению лучшего или худшего. Она делает толпу героической или преступной.

<(Люди всех рас, — пишет Ле Бон, — поклоняются одному божес­ тву, называя его разными именами, — надежде. Ведь все их бо­ ги были только одним-единственным богом22».

Поклоняясь ему с таким упорством, толпы оказываются вос­ приимчивыми к верованиям, обращенным к нему и рисующим достижение на земле счастья, к которому они стремятся.

Может быть, это и химера, но способная сдвинуть челове­ ческую гору. Утопия? Но утопия, которая воссоздает из чаяний совершенное, подлинное общество, свободное от всякой неспра­ ведливости и развращенности: короче говоря, противополож­ ность тому, в котором живут люди. Эти благородные иллюзии не так уж обманчивы. Так, например, рабочий мечтает о мире, где он мог бы трудиться свободно, не страдал бы от нужды или от притеснений со стороны хозяина. Он мечтает о сознательном со­ трудничестве с другими работниками на основе общих задач. Разве эта мечта иногда не реализуется?

Верование нацелено на создание действительности более при­ емлемой, чем действительность обеденная. Оно ей противопо­ ставляет более радужное будущее. Но под видом полного разры­ ва с прошлым обычно возрождается именно потерянный рай — первобытный коммунизм, греческий город, римская империя — золотой век, в существование которого толпа хочет верить.

«Это настоящая «промывка мозгов», — достаточно резко гово­ рит Пруст, — она делается, конечно, с опорой на надежду, кото­ рая является выражением инстинкта самосохранения нации, если речь идет о действительно живущем члене этой нации23».

Утопическая вера и есть эт& выражение инстинкта самосо­ хранения, склонного к крайним проявлениям. Ее не назовешь нарушенной логикой, но логикой, тяготеющей к крайностям и рисующей мир в мельчайших деталях таким, каким он должен быть во всем своем чарующем великолепии.

В своей живой речи Ле Бон доходит до преувеличений: в соз­ дании этого образа, одушевленного надеждой, он видит глубокую и непреодолимую необходимость. Виртуальное состояние живу­ щих масс представляется мессианским. Они видят себя облечен­ ными миссией, которую должны выполнить, они верят, что мо­ гут спастись и спасти мир. Эта миссия оправдывает все их дейст­ вия, возвышенные и гнусные. Человек попирает мораль ра­ зумом, масса — из-за своей веры. Руководитель венгерской ком­ мунистической партии, мастер в этом деле, по этой же причине требовал, чтобы мессианство было объявлено «преступлением перед человечеством24», поскольку в атомную эру оно рискует повлечь за собой политические катастрофы, какая бы идеологи­ ческая система его ни инспирировала. Да, вождям хорошо из­ вестно это искушение, когда они, начиная с разумных предло­ жений, затем заявляют толпам: «Надейтесь на нас, и мы сделаем вас счастливыми» — совсем как святые отцы говорили когда-то

своей пастве: «Отдайте нам вашу душу, и мы препроводим ее на небо».

Если отнять у людей веру, то есть их способность строить ил­ люзии, они бы никогда больше ни за что не взялись. Верования поддерживают и обновляют эту способность. Они воспроизводят в своей структуре потребность толп в уверенности и надежде так же, как науки воплощают стремление людей к доказанной исти­ не и объективной реальности.

III

Верования во многом различаются до бесконечности. Одни уни­ версальны, другие локальны. Некоторые предполагают бога, дру­ гие его исключают. Они регламентируют нашу каждодневную общественную жизнь или упорядочивают наши отношения с не­ бом. Назвать их истоки, перечислить языки, составить карту их географического распространения даже в одной стране, как Франция, было бы утомительной работой. Но работой необходи­ мой, и можно только сожалеть, что не существует общей и срав­ нительной науки о верованиях.

Если ограничиться их главными чертами — догматической и утопической, — с удивлением можно заметить, что они копируют ту систему верований, которая лучше других доказала свою спо­ собность сплачивать цивилизации на протяжении тысячелетий и противостоять бурям истории: религию. Чтобы проникнуть в «душу» толп, все верования должны быть ей подобны и в конце концов ей уподобляются, каков бы ни был их источник. Это об­ щий закон.

«Убеждения толп, — утверждает Ле Бон, — приобретают приз­ наки слепого подчинения, дикой нетерпимости, потребности в религиозной пропаганде, характерной для религиозного чувства; таким образом, можно сказать, что все их убеждения имеют религиозную форму25».

Их можно узнать по интенсивности веры, экзальтации чувств, по склонности считать врагами тех, кто их не принимает, а друзьями тех, кто разделяет их веру, по человеческим жертвам, которых требовали и добивались все великие основатели широко распространенных верований, наконец, по почти божественному характеру, которым их наделило человеческое сердце. Внушая безграничное поклонение, навязывая необсуждаемые догмы, вожди требуют слепого подчинения. Их персоны одна за другой занимают место в галерее легендарных героев, которые запол­

няют ’и украшают историю. Мы больше не воздвигаем им алта­ рей, хотя великие люди имеют свой пантеон в Париже, а Мао свой мавзолей в Пекине. Мы не обращаемся к ним с молитвами,

«но у них есть памятники, изображения и культ, воздаваемый им, не слишком отличный от культов прежних времен. Подой­ ти к пониманию философии истории можно, лишь постигнув этот основополагающий вопрос психологий толп: для них нуж­ но быть богом или ничем26».

От Александра до Цезаря, от Гитлера до Сталина — это до­ статочно длинный список. Я буду к нему обращаться только для раскрытия того заразительного в н^ше время явления, которое весьма точно называется культом личности.

IV

Психология толп принимает всерьез религиозный феномен27 Ра­ зумеется, по причине его психологической значимости для масс, а не его содержания, которое ей безразлично.

«Религиозными бывают не только тогда, — пишет Ле Бон, — когда поклоняются одному божеству, но и когда все способности своего ума, весь пыл фанатизма\ставят на службу делу или че­ ловеку, ставшему целью и вдохновителем чувств толп28».

Каждое крупномасштабное дело зависит от этого.

Любой авторитетный вождь владеет искусством пользоваться этим, самые великие добавляют к нему дар пророчества. Но только цивилизация, почитающая обычаи, умеющая молиться богам, представлять себе сверхъестественный мир, может обла­ дать священной религией. Это не случай нашей цивилизации, которая исповедует атеизм, культивирует неверие и превозносит светские добродетели. После такого курса гуманизма и безбожия возврат к вере прошлого, реставрация уничтоженного культа ис­ ключены. Даже не стоит труда искушаться этим, так как в вестернизованном мире, в сравнении с националистической или социалистической верой, религиозная вера утратила способность волновать души, пробуждать преданность и поднимать неверую­ щие массы. Это доказывается методом от противного. Что за­ ставляет массы устремляться навтречу Папе или Хомейни? Не религия, а харизма вождя!

Тем не менее наша цивилизация также может обладать рели­ гией, со всеми ее догмами, со своей ортодоксией, непогрешимыми текстами, которые запрещено критиковать. Религия, сотканная из

современных идей, опирающаяся на научные знания и без како­ го-либо духовного бога. Это мирская религия. Таков не претен­ довавший на это позитивизм Огюста Конта, таков, не желавший им быть, социализм Карла Маркса. Поскольку потребность ощущается, а древние авторы устарели, мы вольны изготовить новые, такие же действенные. Эти религии безрелигиозной ци­ вилизации, конечно мирские и «созданные человеком», в любом случае призваны множиться, чтобы удовлетворить стремления к уверенности и надежде, которым отвечали религии, «созданные Богом».

Психология толп делает из этого почти формулу. В самом де­ ле, она указывает, под какой шаблон подгонять коллективные верования и как их использовать в широком масштабе. За не­ имением этого невозможно воздействовать на массы или заста­ вить их действовать. Надо полагать, что эта формула была удач­ ной. Почти нет партии или страны, которая не пожелела бы иметь свою специально созданную мирскую религию, как только почувствует в этом потребность. Немецкий философ Кассирер пишет:

«Новые политические мифы—это вещи, искусственно сфабри­ кованные очень ловкими и лукавыми умельцами. Двадцатому веку, нашей великой технологической эпохе, было предназначено развивать новую технику мифа. Отныне можно сфабриковать миф с таким же успехом и таким же образом, как любое со­ временное оружие — пулеметы или самолеты. В этом состоит нечто новое и принципиально важноео о ».

Явно преувеличенное утверждение и неудачное сравнение. Современные религии (слово «миф» неверно в этом контексте и напрасно уничижительно), вначале привитые на других, а затем взращенные умелыми руками на основе психологических зако­ нов, — как растения, выращенные в оранжерее. Но это утверж­ дение не лишено основания. Серийное производство верований по одному и тому же шаблону, бесспорно, является изобретением нашей индустриальной эпохи, где все, что существует в диком виде, может быть воспроизведено искусственно, достаточно снаб­ дить его запахом дикости. Религия — наиболее старое из чело­ веческих искусств — стала прикладной наукой, коль скоро мас­ сы не могут без нее обойтись.

Глава III Вож ди толп

Каждый мог бы быть таковым, но почти никто таковым не является.

Гофмансталь

I

Продолжим. Толпы обладают веществом и формой. Они состоят из людей внушаемых и поляризованных, податливых и измен­ чивых, подверженных случайностям внешнего мира. Их форма — прочные верования, догматические по своей природе, по необхо­ димости утопические, сходные с религией. Толпы соединяют, таким образом, то, что наиболее примитивно в человеке, с тем, что наиболее постоянно в обществе. Именно здесь и проблема: каким образом форма воздействует на вещество? Как она стано­ вится ее матрицей? Согласно схеме Аристотеля, необходим тре­ тий член силлогизма — демиург, творец, способный соединить их вместе и сделать из них произведение искусства: столяр, пре­ вращающий дерево в стол; скульптор, отливающий из бронзы статую; музыкант, который переводит звук в мелодию.

Этим демиургом и является вождь. Он превращает вну­ шаемую толпу в коллективное движение, сплоченное одной ве­ рой, направляемое одной целью. Он — художник общественной жизни, и его искусство — это правление, как столярное мастер­ ство — искусство столяра, а"ваяние — искусство скульптора. Именно он формирует массу, готовит ее к идее, которая напол­ няет эту массу плотью и кровью. В чем секрет искусства вождя? В глазах массы он воплощает идею, а по отношению к идее — массу, и в этом обе искры его власти.

Он осуществляет власть, опираясь не на насилие, имеющее вспомогательное значение, а на верования, которые составляют главное. Ведь и скульптор проявляет свой талант не тем, что с помощью молотка и стамески разбивает камень, а тем, что соз­ дает из него статую.

«Создавать веру, идет ли речь о вере религиозной, политической или социальной, вере в какое-то произведение, в человека, в идею,

— именно такова роль великих вождей... Дать человеку веру — значит удесятерить его силу30».

Иначе говоря, для толпы вера является тем, чем атомная энергия — для материи: наиболее значительной и едва ли не са­ мой ужасающей силой, которой мог бы располагать человек. Ве­ ра активно действует. И тот, кто ей владеет, обладает возмож­ ностью превратить множество скептически настроенных людей в массу убежденных индивидов, легко поддающихся мобилизации и еще более легко управляемых. Однако вернемся к вождю — мастеру в этом искусстве.

II

Идеи управляют массами, но масса с идеями неуправляема. Чтобы решить эту насущную задачу, произвести эту алхимию, необходи­ ма определенная категория людей. Они преобразуют взгляды, основанные на чьих-то рациональных соображениях, в действие всеобщей страсти. С их помощью идея становится материальной.

Конечно, эти люди — выходцы из толпы, захваченные верой, более и ранее других загипнотизированные общей идеей. И, со­ ставляя единое целое со своей идеей, они превращают ее в страсть:

«Вождь, — пишет Ле Бон, — чаще всего сначала сам был{ загип­ нотизированным идеей, ее последователем, апостолом которой он становился позже. Она им овладевает до такой степени, что все, помимо нее, утрачивается и что любое противополож­ ное мнение кажется ему ошибкой и суеверием. Таков Робеспьер, загипнотизированный своими химерическими идеями и исполь­ зовавший методы Инквизиции, чтобы их пропагандировать31 .

Подобные люди, больные страстью, полные сознания своей миссии, по необходимости являются своеобразными индивидуу­ мами. Аномальные, с психическими отклонениями, они утрати­ ли контакт с реальным миром и порвали со своими близкими. Значительное число вождей набирается в особенности среди

«этих невротизированных, этих перевозбужденных, этих полу­ сумасшедших, которые находятся на грани безумия. Какой бы абсурдной ни была идея, которую они защищают, или цель, ко­ торую они преследуют, любое рациональное суждение блекнет перед их убежденностью. Презрение и гонения лишь еще больше возбуждают их. Личный интерес, семья — все приносится в жертву. Инстинкт самосохранения у них утрачивается до такой степени, что единственная награда, которой они домо­ гаются, — это страдание32».