Век толп Исторический трактат по психологии масс

Никто больше чем Вагнер, если не Виктор Гюго, после Шатобриана, может быть, и Руссо не проповедовал теорию, со­ гласно которой «народ является действующей силой произведе­ ния искусства», а «отдельно взятый человек не может ничего изобрести, а способен только присвоить общее изобретение». Существуют такие коллективные восторги, которые ничего не стоят самолюбию личности, как безличная сатира, никого не задевающая, поскольку она обращена ко всем без разбора20».

И в наше время эти замечания не стали менее актуальными. Кто не знает, сколько людей, обладающих хоть крупицей влас­ ти, выдают себя за творцов истории, именно благодаря которым все совершается, хотя их речи доказывают обратное? Чтобы со­ хранить власть, они убеждают толпы думать так, как они. Им это удается, если судить по политическому долголетию партий­ ных лидеров, даже самых демократических. Поразительный спектакль, несмотря на его банальность: наверху вождь, щедро изливающий свои обещания на толпу, находящуюся внизу; она же дружным хором возвращает ему потоки похвал и клятв, уве­ ряя его, что он уникален и что давно уже земля не рождала дея­ теля такого масштаба. И с той, и с другой стороны все пони­ мают, почему другой это говорит, но не осмеливаются в этом признаться, потому что ни тот, ни другой не занимают своего истинного места: наверху тот, кто должен был бы быть вцизу, а внизу те, которые должны были бы быть наверху. Со всей опре­ деленностью нужно отбросить мнение о том, что человеческие сообщества лишены креативности. История и этнология пре­ красно доказали это на материале религии, языка и экономики. Существует ли открытие более фантастическое, чем земледелие, более замечательное, чем поэзия и музыка, обязанные своим по­ явлением гению народов? В моем «Эссе о человеческой истории природы21» я показал народные корни искусств, техники и нау­ ки. При условии, что группа или социальное окружение дали по меньшей мере начальный толчок, человек же берется за дело и завершает общий труд. Но это условие необходимо.

Если рассмотреть доводы, посредством которых психология толп оправдывает превосходство индивида, то становится оче­ видным, что все они сводятся к одному: изобретательность. Уче­ ный, государственный деятель, президент или секретарь партии, одним словом — руководитель, представляет собой квинтэссен­ цию индивидуальности, их прототип — это изобретатель. Пред­ меты их деятельности, области, естественно, совершенно различ­ ны. Зато их черты идентичны, основные таланты общи. Бук-

валено во всем можно обнаружить различие между категориями людей, наделенных призванием изобретать, а значит, руково­ дить, и большинством людей, удел которых — подражать, а сле­ довательно, быть ведомыми. Их можно распознать по тому, что они носят имя и уподобляются образу того, за кем они следуют: христиане — образу Христа, дарвинисты — Дарвина, коммунис­ ты — Сталина, психоаналитики — Фрейда и*так далее.

Сказать, что лидеры представляют собой род изобретателей или что изобретатели — это разновидность лидеров, будет ба­ нальностью и преувеличением. То зерно правды, которое содер­ жится в этой банальности, я покажу в дальнейшем. Если вождь привлекает и обольщает массу, то это происходит посредством какого-то оригинального и экстраординарного деяния, на кото­ ром он строит свой авторитет. Он очаровывает каждого из тех, кто ощущает себя вовлеченным в этот процесс подражания. Мы все вместе подхватываем потребность такого подражания и интериоризируем ее. Начав с воцарения в наших «Я», лидер затем переходит к их поглощению. Поскольку он занимает одно и то же место в психической жизни тысяч и даже миллионов людей, то сходство их реакций, единообразие чувств, аналогичный строй их мыслей порождают впечатление коллективного созна­ ния, группового духа, общей Идеологии, существующих авто­ номно. Действительно, можно было бы вести речь о массе копий, воспроизводящих сознание, дух и идеи одного-единственного че­ ловека, лидера, так же, как миллионы дисков или книг являют­ ся копией с одного-единственного диска, с одной-единственной книги. Можно сказать, что в первом случае мы имеем дело с продукцией социальной имитационной машины, а во втором — с продукцией физической машины по производству оттисков.

Тард, который и здесь является нашим гидом, уточняет:

«Подражание — это первичная сила военного организма, но что же копируется в армиях? Воля и идеи руководителя, которые благодаря подчинению и восторженной вере распространяются по всей армии и из сотен тысяч делают одну-единственную душу. В коллективной душе нет ничего таинственного и зага­ дочного: это просто душа вождя22».

Конечно, эта гипотеза имеет общий характер и применима не только к армии. Ее истинное значение обнаруживается без труда. Она исключает понятие «коллективное сознание», которое исполь­ зовал Дюркгейм, и понятие «душа толп», которым злоупотребляет Ле Бон. Такая душа, утверждает Тард, неуловима и не существует

в реальности. Или, скорее, это не что иное, как душа вождя. Душа толп, ее психическое единство, — это и есть тот идеаль­ ный лидер, которого несет в себе каждый из их членов23.

Вспомним обобщающую формулировку Мишле: именно душа

«вождя концентрирует в себе честь народа и становится его грандиозным типажом». Основатель однажды созданной челове­ ческой общности в какой-то мере является образцом, на которую она похожа, как семья на своего главу. И так же

«как зародыш основополагающего порядка был обеспечен в заро­ дившемся рассудке благодаря появлению «Я», первое зерно обще­ ственного порядка было дано примитивному обществу благода­ ря появлению вождя. Вождь и есть социальное «Я», предназна­ ченное для развития и бесконечных изменений24».

Итак, это принцип существования любой толпы, повторяю­ щий неустанно:

«В сущности, люди не могут обойтись без того, чтобы ими ру­ ководили, как и без еды, питья и сна. Эти политические жи­ вотные нуждаются в организации, то есть в порядке и в руко­ водителях25». «Это закон природы: когда группа людей соби­ рается вместе, эти люди влекутся инстинктом под власть одного из них26». «В каждой социальной сфере, от самой высокой до самой низкой, с того времени, как человек перестал быть одиноким, он подпадает под закон вождя27».

Каждый в свойственном ему стиле, Де Голль, Зигель и Ле Бон, заявляют, по существу, одно и то же: взятые по отдель­ ности, люди свободны, объединившись, ищут вождя, отдавая се­ бя ему и следуя за ним. Этот принцип28, заявляя о себе с непре­ ложностью математической аксиомы, навязывает свою очевид­ ность, даже если его резкая форма нас и коробит. Но, это уже известно, психология толп не подслащивает пилюль и не оправ­ дывает своих резких утверждений. Она в изобилии черпает эти доказательства в общей традиции народов и вверяется их опыту, чтобы подтвердить свои доводы. Если вы ищете дополнительных доказательств, она предлагает вам открыть глаза и посмотреть на то, что происходит вокруг. Ведь ясно как день, что большин­ ство людей принимает закон вождя, живого или мертвого. Ни в одном из известных обществ не существует вождя без подчинен­ ного, а подчиненного без вождя. Такова иерархия закабаленного человечества29

II

«Человек, утверждал Кант, — это животное, которое с мо­ мента, когда оно начинает жить среди других индивидуумов своего вида, нуждается в хозяине... Однако этот хозяин в свою очередь так же, как и оно, является животным, которое нуж­ дается в хозяине». Этот хозяин хозяина и есть, как вы знаете, идея, которую он открыл или которая овладела им. Она служит прочной основой представления, которое он составил себе о мире и собственной роли в этом мире. Представление, от которого не отойти по той простой и ясной причине, что другого он не имеет. У него нет выбора. Он может в лучшем случае изменить его на другое представление или предать его. Он замкнут в рамках это­ го представления, идеологии, узник миссии, без всякой возмож­ ности оставить ее, подобно художнику, который замкнут в рам­ ках своего искусства, своего восприятия форм и цветов, в реаль­ ности, которую он изображает такой, какой видит, и не смог бы изобразить иначе.

В этом смысле вождь стремится господствовать над людьми в такой же мере, в какой над ним властвует идея: это первое звено подлинной власти. Какой бы титанической и исключительной она ни была, он таков же. Онй дает ему превосходство над дру­ гими, особенно в век, когда массы жаждут уверенности и на­ дежд. Еще Ле Бон пишет:

«Верующие, апостолы, вожди, одним словом люди убежденные, имеют несомненно иную $илу, чем негативисты, критики и равнодушные; но не будем забывать, что с нынешней силой толп, если бы она одна могла приобрести достаточно автори­ тета, чтобы заставить признать себя, она вскоре преврати­ лась бы во власть настолько тираническую, что все должно было бы немедленно подчиниться ей30».

Вот почему психологические особенности вождя, которые поко­ ряют нас и делают из него некоего прирожденного Месмера, аналогичны особенностям изобретателя, человека сильного и асоциального, поглощенного тем, что Бальзак называет поиском абсолюта. Они указывают на единство цели, singleness of purpose*, как говорят англичане, свойственное человеку, охва­ ченному единственной страстью. То есть ясновидцу, упрямцу, оДЧобожцу. Тард пишет об этом следующим образом:

Целеустремленность (англ.) — прим. пер.

«Личное влияние одного человека на другого, как мы знаем, яв­ ляется феноменом элементарным и лишь в незначительной степени отличает внушающего от внушаемого. Благодаря своей пассивности, покорности, которые столь же неисправимы, как и неосознанны, толпа подражателей является разновидностью сомнамбулы, в то время как изобретатель, инициатор своей необычностью, своей мономанией, своей невозмутимой и оди­ нокой верой в самого себя и в свою идею, верой, что окружаю­ щий скептицизм ни в чем не ослабевает, так как имеет соци­ альные причины, этот субъект в соответствии с тем, что мы сказали выше, являет собой что-то вроде сумасшедшего. Безум­ цы, ведущие сомнамбул: какая логика следует из этого, ска­ жут нам? Однако те и другие соревнуются в реализации логи­ ческого идеала, и, кажется, они поделили задачу, стадность од­ них служит сохранению и нивелированию социальной веры, а отвага других служит ее возвышению и упрочению31 .

Вот описание, которое проливает яркий свет на то, о чем можно было думать и писать меньше века назад в труде научного характера по поводу масс и сообщества. Самое меньшее, что можно сказать об этом: авторский тон лишен нейтральности, он не дает себе труда вы­ разить свои предубеждения научным языком. Но пойдем далее. Текст сжато излагает все элементы этих Fuhrematuren, по выражению-Макса Вебера, который их обновляет и комбинирует по-иному в своей тео­ рии. Там есть все: и превосходство личности над толпой, и примат акта изобретения над актом подражания, и мономаническая реши­ тельность человека, предназначенного «очаровывать и гипнотизиро­ вать массы почитателей, и дарование идеального гипнотизера, какого можно встретить с трудом.

Но что же ищут вожди в толпе? Какое желание толкает и привлекает их к ней, заставляет их воздействовать на нее? Же­ лание власти, личная амбиция, классовый интерес? Все это, ко­ нечно. Однако психология масс открывает нам единственную причину, которая господствует над всеми другими: желание ав­ торитета, пробужденного в вождях всемогуществом верований, которые в итоге их изменяют. Если речь идет о личностях, это могут быть имена Наполеона или Сталина, Иисуса Христа или Карла Маркса, если о функциях, то это титулы: генерал, про­ фессор, император или президент. Желание авторитета прояв­ ляется в желании известности, от которого никакой человек не застрахован. Отсюда у вождя навязчивая идея присваивать свое имя людям, партии, городам, наукам и т. д. Их число измеряет­

ся-его влиянием. Отсюда опять же этот вальс имен, когда вождь меняется, отстраняется или умирает.

Спрашивается, может ли быть руководитель анонимным. Ко­ нечно же, нет. Ни один вождь не обладает подлинной властью, если никто его самого не ассоциирует с его именем. В этом слу­ чае у него нет ни имени, ни лица. Это немного напоминает слу­ чай преемников Тито: после смерти этого великого руководителя власть, партия, народ — все ушло в небытие. Едва шеф начинает командовать, он стремится заставить других повторять его имя:

«Хочется, чтобы они произносили его часто и перед большим количеством народа до тех пор, пока много людей его выучит и привыкнет его произносить32 ».

Быть именем и сделать себе имя ничего не значит для разу­ ма, но значит все для эмоций. Это уверенность в продолжении — в славе или бессмертии — и наиболее ощутимый знак обладания властью и господством над другими. Стать образцом для них и центром внимания. Одним словом, проникнуть в их «Я» и гос­ подствовать над их воображением.

«Эти люди, — пишет Михельс по поводу партийных руководите­ лей, — которые приобретают, часто что-то вроде ореола свя­ тости и страдания, просят в уплату за оказанные услуги только одну компенсацию: признание33».

Без этого признания со стороны народов и толп ни один король, коронованный или нет, ничего не значит. Вот почему все вожди зави­ сят от толпы, что определяет их внушающую силу. Они обязаны ве­ рить тому, чему верит она, видеть то, что видит она. Каждый может отождествляться с их решениями и понимать их с первого слова и без колебаний. После того, как они стали великолепными зеркалами толпы, она отражается в них в такой же степени, как они в ней. Вот почему лидер, если ему знакомо одиночество, не знает уединения. Он не сумел бы оставаться вне массы, из которой вышел, не заслужив славы циничного притворщика, служащего своим амбициям. Его си­ ла в том, чтобы быть правдивым и действовать правдиво. Если он действует по правде, не являясь сам по себе правдивым, его сила утрачивается. Он впадает в иллюзию, что является владыкой, не бу­ дучи им в действительности. Таким образом, он теряет силу своего обаяния, весь тот капитал доверия, которое оказала ему толпа.

Напротив, до тех пор, пока он остается зеркалом толпы, массы узнают себя в нем. Они признают в нем авторитет коллективной веры, их общего тирана. Восхищаясь им, они восхищаются собой.

успешно искали: власть некоторых вождей сопровождается каж­ додневным террором. Она требует жертв миллионов людей, по классовым или расовым мотивам, в немыслимом ранее масштабе. И власть этих вождей, что достаточно известно, держится волей народа. Несмотря на такую жестокость, они были окружены — и это продолжается — почтением и даже безграничной любовью. Во многих случаях любовь и почитание неразрывно связаны с ужасом, в совокупности напоминая болезненные приступы.

Однако то, что нужно прямо назвать преступлениями, было известно всем, за исключением тех, кто не желал об этом знать, кто закрывал глаза, чтобы не видеть, уши, чтобы не слышать, рот, чтобы не разоблачать. Так, популярность, которой были окружены Гитлер или Сталин, приводит в замешательство:

«Тот факт, что тоталитарный режим, несмотря на всю оче­ видность своих преступлений, опирается на массы, глубоко тревожит», — пишет Ханна Аренд36.

И не просто тревожит, а, по правде говоря, ошеломляет в том, что касается Сталина, о котором известно, с какой упорной на­ стойчивостью он преследовал своих врагов. Контролировались де­ ла и поступки каждого. Никто не ускользал от террора. От терро­ ра, широкое распространение которого было возможно только при стихийном участии масс. Тем не менее Сталин оставался очень популярным, и его превозносили, как бога. По правде говоря, ужас, который он внушал, был более эффективен в этом смысле, чем благосостояние, которое мог бы обеспечить его режим.

«Мне кажется, — пишет советский философ Зиновьев, который знал этот период, — что сталинские чистки больше сделали для его обожествления, чем его настойчивая политика, имевшая целью снизить на пару копеек цены на продукты37».

И не только в самой России. Его прославляли и за ее пределами поэты, писатели и философы, присоединяя свои дифирамбы к хва­ лам со стороны политических деятелей. Даже во Франции не было недостатка в писателях, выражавших ему любовь и восхищение:

«Сколько сотен и сотен тысяч, — писал Андрэ Вюрмсэ, — ис­ пытывают самую светлую любовь к маршалу Сталину38».

И в том же году Поль Элюар посвящает ему поэму, в которой можно прочесть: «И Сталин изгоняет беду, доверие свойственно его ясному уму». Вспомним, что по случаю его семидесятилетне­ го юбилея каждая семья, каждый завод должен был участвовать

преступления, и за его смерть. И эта «вакансия вождя» запол­ няется только после долгих траурных мероприятий и трудов по развенчанию, которые, в каком-то смысле, никогда не кончаются даже в обществах наилучшим образом организованных.

Вот ряд фактов, которые шокируют разум, задевают совесть и бросают вызов науке. Зато для психологии толп, которая их в не­ котором роде предвидела еще до того, как они стали массовыми, здесь нет ничего ни исключительного, ни безумного. Удивительно как раз другое: недооценка этой стороны человеческой природы.

IV

Так на что же опирается психология толп, которая смогла их предвидеть и заблаговременно описать? Рассматривая эту поли­ тическую проблему в классическом ключе, равенство людей счи­ тают окончательно достигнутым. Почему же, спрашивается, од­ ни командуют, а другие подчиняются. Бывает, что большинство подчиняется из интереса или по причинам рационального по­ рядка. Но если эти мотивы исчезают, то понять его невозможно. И сверх того, можно наблюдать, как оно активно идет или пас­ сивно соглашается на то, чтобы его подчинили, и трудно отде­ латься от впечатления, что оно идет на это по собственной воле, по своей прихоти. /

С точки зрения психологии толп загадка состоит не в том, что од­ ни командуют, а другие подчиняются, это существовало и при деспо­ тическом режиме. Все почти наоборот. Если бы все вожди командо­ вали, а все толпы подчинялись, не существовало бы основной поли­ тической проблемы, да и проблемы вообще. Ведь она возникает тогда, когда первые колеблются, идут на поводу вместо того, чтобы руково­ дить, тогда как вторые мечутся между двумя крайними полюсами, то навязывая свою волю, то впадая в апатию. Так рождается

«патологическое недоверие, — пишет Тард, — демократической публики к своему властелину и страх, трусость, раболепие мни­ мого властелина, который заносит в декреты все указания своих подчиненных. Здесь есть логическая связь: такое недоверие и та­ кой страх одинаково влекут за собой суждение о слабости вождя, есть здесь и телеологическая связь, в том смысле, что такое не­ доверие усиливает страх, если не страх это недоверие; а дисгар­ мония, к сожалению, выражается в том, что соединение такого безумия и такого малодушия ведет народ в бездну39».

Иначе говоря, необходимость строгой иерархии диктуется так настойчиво, что если меньшинство наверху подчиняется, а