316_p384_B5_2616

20

Одним из факторов легитимации самодержавной власти в России в период становления российской государственности выступила теория «Москва — третий Рим». В кругах святителя Геннадия Новгородского, преподобного Иосифа Волоцкого стала зарождаться идея "богоизбранности" Руси, окончательно оформленная псковским старцем Филофеем в его знаменитой теории. Согласно этой теории преемницей «ветхого» христианского Рима, впавшего в грех католичества и посему погибшего, стала православная Византия («второй Рим»). После падения Византии в 1453 г. ее единственной наследницей стала Московская Русь («третий Рим»).

Вментальности русского общества Москва оставалась по существу последним «православным царством», «святой землей», где еще сохранилась истинная Вера. Московская Русь становится «Святой Русью», последним ее оплотом. Исходя из этого, по мнению А.В. Лубского, перед Московской Русью впервые на уровне национально-государственной идеи была поставлена задача всемирно-исторической миссии спасения, возрождения и распространения по всему миру православия. Как считает С.В. Леонов, хотя теория «Москва — третий Рим», вероятно, не стала официальной государственной доктриной, подобные настроения были распространены в российском обществе.

Противоположной точки зрения придерживается А.Г. Дугин. Русь осмыслила себя не как часть или даже преемницу некоей мировой системы, но как политическую силу, стоящую вне даже очень древних мировых систем. Когда, по его мнению, знаменитому учению о "Третьем Риме" приписывается идея "византийского наследства" и тем более концепция "перехода царства" от Первого Рима через Второй к Третьему, это выдает недостаточное знакомство с первоисточниками. Никакой идеи "наследственности" у инока Филофея нет, есть идея "собирания" всех христианских царств, разрушенных по тем или иным причинам в единое царство. Первый Рим погиб не до и не во время подъема Второго, а уже после. И Третий Рим не возникает вместо гибели первого, но самосозидается и оказывается последним убежищем великого христианского царства, после того как иные убежища сокрушены ересью и агарянами.

Ключевым элементом русской национальной доктрины стало понятие богоизбранности русского народа. Большую роль в религиозной и этнической идентификации русских людей, как пишет А.В. Лубский, сыграла мифологема, которую по аналогии иногда называют «Москва — второй Иерусалим», или «Святая Русь — новая Палестина». Эта мифологема не получила однозначного оформления в официальных документах, однако явственно прослеживается в становлении самого понятия «Святая Русь» и в народном сознании в процессе слияния признаков русской этничности и конфессиональной идентичности.

Вэтот период и возникает идея о русских как о "богоносном народе". С этого момента сакрализируется не столько Русская Церковь, сколько русское Государство и русский Народ. И уже вторично это качество переносится на русский обряд, с его спецификой. А.Г. Дугин считает, что высшего напряжения эта линия получает в период царствования Ивана IV. Здесь соединено все: идея "тяглового государства", теория "Третьего Рима", освящение русского обряда

21

на Стоглавом соборе, предания о "белом клобуке", чудом попавшем на Русь, драма централизма, за которую платят любую цену, темные нагнетенные эсхатологические предчувствия, пронзительно ощущающаяся близость Грозного Ангела, канон которому слагает Царь, всполохи "конца времен", проглядывающие в ужасе, припадках гнева и безумия. Святость Руси оплачивается дорогой ценой. Московское царство формулирует Национальную Идею в ее максималистской версии. Русские осознают себя центральным субъектом мировой истории, Новым Израилем. Им вверена особая миссия, трагичная и прекрасная, превосходящая все мыслимое доселе. Русские, великороссы, московиты отныне призваны не больше, не меньше как спасти мир. В русской ментальности, как подчеркивает А.В. Лубский, понятия «русский» и «православный» становятся синонимами. Русские люди начинают ощущать себя в роли «последних христиан» с осознанием своей особой миссии во всемирном возрождении православия. Широко стали распространяться мнения, что Христос был русским, что «святая земля» (царство Правды) находится где-то в России.

Признание особой миссии «Святой Руси» сопровождалось в XVI—XVII вв. культурным изоляционизмом, порой принимавшим откровенно ксенофобские формы и, прежде всего, по отношению к Западу. В основе этого лежал антагонизм между православием и католичеством, особенно после отторжения Римским престолом западнорусской православной митрополии по Брестской унии 1596 года. В то же время «Святая Русь» не чуралась общения с мусульманами и язычниками, преследуя цель обращения их в истинную веру.

3.2.Сакральный характер и самостийность русского самодержавия

Сакрализация всего происходящего не могла не отразиться на главном

процессе – создании русского государства. Этой же точки зрения придерживается и С.В. Леонов. Он пишет, что особенности формирования русской системы власти основываются на основополагающем влиянии византийской идеи власти Императора – идеи религиозного автократизма, глубоко воспринятой русскими книжниками и летописцами, и в частноправовом характере власти Великих князей из рода Рюриковичей, для которых владения есть неотчуждаемая вотчина, переходящая по наследству в их роде.

Большую роль в обосновании единоличной власти («самодержавства») в России сыграла легенда о «Мономаховом венце», оформленная в первой четверти XVI в. в «Сказании о князьях владимирских». В нем повествуется о происхождении русских князей от Августа-кесаря (римского императора Августа, «наместника бога на земле») и получении из Византии регалий русских государей — в первую очередь «венца (шапки) Мономаха» — главного символа великокняжеской власти. Тем самым в «Сказании» подчеркивалась божественная природа власти, утверждалось высокое происхождение русских князей и древность владения им царским венцом. Эта легенда, получившая широкое распространение и использовавшаяся в дипломатической переписке, служила основой «самооправдания» самодержавной власти в России.

24

Русская ментальность в качестве идеала государственной власти санкционирует в первую очередь власть единоличную (ответственную), сильную (авторитетную) и справедливую (нравственную), и эти атрибуты власти являются необходимыми условиями ее легитимации.

Государственная власть представляется единой и неделимой, не зависимой от капризов толпы, связанной с народом не бумажной казуистикой схоластической законности, а живым повседневным опытом соборного единения. При этом власть должна быть единоличной, ибо лишь такая власть может быть ответственной. Власть должна быть сильной, что должно проявляться прежде всего в ее духовно-государственном авторитете. Сила власти — не «в крике и суете, не в похвальбе и терроре», она состоит «в ее способности звать не грозя и встречать верный отклик в народе».

Исходя из этого, С.В. Леонов делает вывод о том, что «образ» власти, который сформировался в массовом сознании в XVI в., был ориентирован в первую очередь на умеренный авторитарный идеал, который в России всегда сочетался с извращенным коллективным демократизмом охлократического толка.

Однако первый русский царь был чужд умеренности. Идеология «самодержавства» в характерном для XVI-XVII вв. виде оформилась к середине XVI века. Тогда уже утвердилась и соответствующая структура высшей власти. Иван Грозный выступил с обоснованием концепции самодержавия, как неограниченной власти наследственного государя, выражающего божественную волю. Такое историко-публицистическое обоснование самим монархом привилегий и прав государя и идеи олицетворения государства в государе, по определению С.М. Каштанова, — типичная черта абсолютизма.

А.Г. Дугин придерживается другой точки зрения, считая, что это требование находило полное понимание и у представителей всех сословий. По его мнению, и бояре Ивана Грозного, хоть это и выглядит парадоксальным для современного исторического невежества, ощущали себя более свободными, служа сильному, самодержавному государю, нежели, участвуя в контроле за государем слабым, который не хозяин своему слову и не отвечает ни за добрые, ни за дурные решения, не волен ни наказывать злых, ни щедро одарять добрых.

Вкачестве фактора легитимации государственной власти в XVI в. широко использовался популизм, основанный на демагогии. Иван Грозный, подчеркивает С.М. Каштанов, способствовал не только утверждению представлений о равной и полной зависимости всех подданных от государя, о закрепощении им всех слоев населения, но и демагогической пропаганде и распространению мифа о «равной» заботе монарха обо всех подданных, питавшей наивный монархизм народа. Он умело создавал впечатление, что террор направлен только против «верхов», к которым низы, разумеется, не питали добрых чувств и социальных симпатий. В обращении к московскому посаду при учреждении опричнины царь во всех бедах обвинил бояр, уличая их в многочисленных изменах.

Вмассовом сознании, отмечает А.В. Лубский, гибель рядовых людей оставалась незамеченной, зато отдельные опальные фигуры из окружения царя кончали жизнь на плахе при огромном стечении народа, сгоняемого посмотреть на

25

казнь «изменников-злодеев». Такой политический прием позволял списать самые страшные злодеяния на дурных советников из окружения царя, которых массовое сознание превращало из слуг деспота в его «злых гениев».

Врусской ментальности власть возможна лишь при народном признании и своей подчиненности народной вере, народному духу, а также той высшей силе

—Правде, из которой вытекает ее нравственный идеал. Только такая власть может обеспечить ту высшую цель, ради которой она существует: осуществить на Земле высший нравственный идеал справедливости. В XVI в. государственная власть в России отождествлялось с царем, причем русский этатизм всегда ставил власть выше закона. Это формировало у русского человека такую установку, как неверие в закон в качестве воплощения справедливости и эффективного средства борьбы со злом.

Врусской ментальности (на уровне обыденного сознания) государство рассматривалось как большая семья. Отсюда понимание общенародного единства как духовного родства и стремление русского человека заменить бездушные правовые нормы нравственными ценностями.

Характерной чертой культурного архетипа русского человека, как пишет С.В. Леонов, является ориентация на авторитет, в отношении к которому сложились две тенденции. С одной стороны, это — вера в авторитет, часто наделяемый харизматическими чертами, и соответственно, ожидание от него «чуда», сопровождаемое постоянной готовностью подчиняться авторитету. С другой стороны, это — представление о том, что и сам авторитет должен служить «общему делу» - национально-государственной идее. Отсюда русский культурный архетип ориентирован на контроль авторитета через соотнесение его деятельности с общей идеей, которая сообща переживается людьми. Если эта деятельность идет вразрез с этими переживаниями, то авторитет лидера падает, и его, как правило, свергают, а иногда и жестоко с ним расправляются.

3.5.Кризис идеологии генезиса русского самодержавия

По мнению автора, рождение русского самодержавия происходило на основе формирования оригинальных теоретических концепций. Участие в оформлении идеологического фундамента принимали все основные слои общества. По своей сути идеология генезиса русского самодержавия представляла собой религиозно-мессианскую утопическую концепцию богоизбранного народа, государства и города Москва. Для такой ментальности, естественно, что земля обетованная, страна истинного христианства окружена врагами, жаждавшими ее уничтожить, а долг народа пронести по миру и установить на Земле царство истинной веры. Победа обеспечена тем, что русский народ представляет собой одну семью, в которой все равны перед отцом-царем, и все обязаны ему случить не за страх, а за совесть. Царь же ответственен только перед Богом.

Иван Грозный, в соответствии с этой ментальностью, попытался создать царство-монастырь во главе с царем-игуменом, но внес в эту идею (вырванную из византийского контекста) свою необузданную «дикую» волю, и вышла опричнина. Ставка на террор, на силу привела к кризису легитимности государст-

26

венной власти. Опричнина вместо укрепления самодержавия, на что надеялся царь, указывает А.В, Лубский, расшатала его основы. «Бесоподобные слуги», сознательно уподобляясь силам «кромешной тьмы» (черные одежды, метлы, собачьи головы), совершали зверские массовые погромы и грабежи населения. Первый в истории России царь своей политикой дискредитировал идею помазанника Божьего. Все это сопровождалось моральным разложением, которое, «как наводнение, разлилось в высших и низших слоях», и в этом, например, С.М. Соловьев усматривал основную причину Смуты начала XVII века.

В конце XVI в. государственная власть в России уже явно не соответствовала народному идеалу: она не была ни единолично-ответственной, ни автори- тетно-сильной, ни справедливо-нравственной. Это и послужило одним из факторов ее делегитимации. Другим фактором делегитимации в то время стал кризис национально-государственной идеи, основанной на провиденциалистских представлениях о природе государственной власти. Эта идея базировалась на принципах «служения государю» и ксенофобии по отношению, прежде всего, к Западу. На основе вышесказанного, С.В. Леонов делает вывод о том, что на уровне культурного архетипа и ментальности русских людей того времени государственная власть перестала соответствовать своему «образу».

Деспотический режим, утвердившийся в России в эпоху Ивана Грозного, не пережил своего создателя. В начале XVII в. царская власть, по определению А.В. Лубского, оказалась десакрализированной: схема «служения» Богу была нарушена, поскольку на русском престоле оказались не «Богом избранные» Годунов, Шуйский, не говоря уже о самозванцах. Отсутствие богоизбранности делало их не настоящими государями, а «самовластцами», повиноваться которым было безнравственно.

Новое государство династии Романовых требовало восстановления прежнего имиджа, отсюда и показное «благочестие» царей Михаила, Алексея и Федора резко контрастировавшее с поведением «грозного царя». Преемники его, унаследовав необъятную власть, не решились сохранять ее при помощи террора: этот образ политических действий оказался скомпрометированным, против него протестовало нравственное чувство всех слоев русского общества.

Исходя из первичности для русского самодержавия идеи богоизбранности, А.Г. Дугин пишет, что Московское царство выстояло даже перед таким испытанием как Смутное время: эпоха Лжедмитриев, нашествие польско-литовских и шведских войск. Окончательная катастрофа наступила лишь в середине XVII в. вместе с книжной справой, реформами Никона и церковным расколом. В этом сложном периоде произошло расслоение Национальной идеи, самого образа Руси на несколько составляющих. Раскололась не только Церковь, но и многие другие аспекты древнерусского бытия и самосознания.

Староверы увидели в реформах Никона повторение истории с Флорентийской унией. Отказ от древнего русского обряда они расценили как отступничество от московской эсхатологической миссии, как лишение нации качества той уникальной субъектности, о которой говорилось выше. Следовательно, раскол не исчерпывался книжной справой или отказом от двуперстия, он затронул

27

формулу русской идентичности. Сторонники Аввакума увидели за новинами Никона проникновение на Русь тех тенденций, противление которым составляло важнейшую сторону национального субъектного самосознания. Это подозрение окончательно укрепилось после печально известного собора 1666-1667 годов, когда представители "восточных патриархов" низложили самого Никона и окончательно перечеркнули историософскую формулу московского периода, осуждая как теорию Третьего Рима, так и Стоглав, а вместе с тем и древнерусский Студийский устав, пришедший (как и двуперстие) от греков.

Идею кризиса самодержавной идеологии разделяет и А.В. Лубский, считающий, что в конце XVII в. в России произошел кризис легитимности государственной власти. Окончательное закрепощение крестьян, усиление мобилизационного характера власти, вызванного войнами с Речью Посполитой и Швецией, Крымским ханством и Турцией, религиозный раскол создали в стране напряженную социальную ситуацию. Проводимая государственной властью внутренняя политика оказалась социально неэффективной. По стране прокатился «бунт Стеньки Разина» как агрессивная охлократическая реакция казачества, крестьянства, городского плебса, старообрядцев на эту политику.

Российская государственность, не предложив социуму «общего дела», утратила к этому времени национально-государственную идею. Церковная реформа, вводившая культовые новшества, впервые проводилась не на основе решения поместного собора, а по личной инициативе патриарха Никона и при поддержке царя. Это нанесло удар по соборности церкви, вело к установлению в ней единовластия, претендующего на подчинение государства церкви. Поэтому следствием этой реформы стал церковный раскол, вызвавший, с одной стороны, конфликт между церковью и государством, а с другой, — между государством и значительным социальным слоем старообрядцев.

Россия к концу XVII в., втягиваясь в сферу международных отношений, все острее, особенно в период войн, ощущала технико-экономическое и военнополитическое отставание от развитых стран Запада. Благодаря этому произошел кризис особый уклад жизни московского царства, основанный на восточ- но-бюрократическом централизме и насилии как основном способе государственного управления и взаимодействия различных социальных групп. Для этого уклада характерным было презрительное отношение ко всякой производительной деятельности, неприятие этической легитимизации торговли и купечества.

Большую роль в этом сыграла победа иосифлян над нестяжателями, утвердившая в православной культуре московской субцивилизации идеал повиновения и покаяния и вытеснившая положительный идеал созидания Нила Сорского. В рамках этого идеала отношение к физическому труду, который рассматривался в качестве обязательной предпосылки «умного делания», было близким к идеологическим постулатам западной ветви христианства с ее принципом — «молись и работай». Для того чтобы перейти на инновационный путь развития, необходимо было особое духовное состояние, становление трудовой этики, превращающей труд из бытовой нормы в одну из главных духовных ценностей культуры. Такая этика сформировалась в рамках протестантизма, благодаря ко-

28

торому труд вошел в систему главных ценностей европейской цивилизации, что заложило основы «духа капитализма» в Европе.

В Европе к этому времени в цивилизационном развитии произошли кардинальные перемены, обусловленные трансформацией универсального норматив- но-ценностного порядка. «Национализация» церкви государством и религиозная реформация привели к социальному компромиссу, выразившемуся в том, что «единой и единственной матрицей цивилизации» стали утилитаризм и либерализм. Кроме того, цивилизационный сдвиг в Западной Европе был связан с переходом от эволюционного пути развития к инновационному. Этот путь характеризуется сознательным вмешательством людей в общественные процессы путем культивирования таких интенсивных факторов социально-экономичес- кого развития, как наука и техника. Активизация этих факторов в условиях господства частной собственности, формирования гражданского общества привела к мощному технологическому рывку западноевропейской цивилизации.

Кризис легитимности государственной власти в России в конце XVII в. сделал, с одной стороны, настоятельно необходимой разработку новой нацио- нально-государственной идеи; с другой, — обусловил кардинальное изменение целей и задач внутренней и внешней политики; с третьей, — привел к трансформации нормативно-ценностного пространства российского общества и, прежде всего господству ментальности «безмолвствующего большинства».

§4. СТАНОВЛЕНИЕ РУССКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ Рассматривая проблему генезиса самодержавия, автор имеет в виду одно-

временное взаимодействие четырех социально-политических явлений: самодержавия, монархии, абсолютизма и демократизма (самоуправления). Исходя из этого, принципиальное значение имеет понимание эволюции российского государства, как формы существования русского самодержавия и как самостоятельного социально-политического института.

4.1. Пути и тенденции консолидации государства

Учитывая разнородность элементов, из которых складывалось русское государство, резонно предположить его априорную неустойчивость. И действиетельно, всю свою историю центральная власть боролась с сепаратистскими настроениями и элементами и старалась консолидировать огромное государство.

4.1.1. Исходные модели государственности

Княжение великого князя Дмитрия Донского определило поворот в пользу доминирования московского княжества. Куликовская битва окончательно утвердила Москву в качестве преемника Владимирского великого княжения и центра собирания русских земель. Попытки Литовской Руси выступить в качестве центра объединения русских земель потерпели неудачу вследствие принятия литовскими князьями католичества и пособничества ордынским ханам в решающий момент противоборства Руси с татаро-монгольским игом.

29

Вконце XV в., по единодушному мнению историков, начался процесс становления русского централизованного государства, в ходе которого произошло объединение Северо-Восточной и Северо-Западной Руси (Ярославль, Ростов, Новгород, Тверь, Вятка, Псков, Рязань). Была ликвидирована ордынская зависимость. В состав Московии вошли Смоленск, Чернигов, Брянск и другие земли. Правления Ивана III и Василия III вошли в историю как начальный этап создания Российского государства.

Впроцессе оформления российской государственности и официальной идеологии, как отмечает С.М. Каштанов, востребованы традиции не только древнерусских княжеств, но и наследие Византийской империи и южнославянских «царств», а также опыт взаимодействия со странами Востока. Россия испытывала влияние стран Юга и Востока и сама оказывала на них воздействие.

Значительное влияние на становление самодержавия, формирование российской политической идеологии оказало наследие Византии. При дворе вводится пышный церемониал, чему способствовала и женитьба Ивана III в 1472 г. вторым браком на племяннице и наследнице последнего византийского императора Софье Палеолог. Утверждается государственный герб — двуглавый орел, особые знаки достоинства государя — бармы (оплечья), византийский царский венец (шапка Мономаха), получают распространение легенды об их «историческом» происхождении. Оформляются политические теории, задачей которых было обосновать преемственность власти российских государей: приобретают официальный характер легенды об их происхождении от римских цезарей, о передаче киевским князьям византийских императорских регалий. Они служат задаче определить место и значение России в ходе мировой истории. Идея преемственности мировых христианских империй проявилась в принятии московскими правителями царского титула. Он употреблялся уже со второй половины XV в., но официально его принял лишь Иван IV в 1547 году.

Процесс образования российского централизованного государства и оформления абсолютистской монархии происходил в условиях господства феодального способа производства, сопровождаясь политическими кризисами. Вследствие увеличения его территории, формировался многонациональный характер Российского государства. Его этническая структура, по определению С.В. Леонова, была иной, чем в Киевской Руси, государственная территория которой совпадала с ареалом расселения восточнославянского этноса («руси»). Около двух десятков неславянских племен были данниками Руси, а несколько финно-угорских и балтских племен ассимилировались и вошли в состав древнерусской народности. В то же время государственная территория России с XVI в. включала в себя земли с иноэтничным населением, создавшим собственную государственность.

Экономического единства страны еще не было, ее экономическое районирование и пути создания всероссийского рынка только намечались, и нация еще не оформилась. Поэтому в России, как пишет С.М. Каштанов, образовалось не единое национальное государство, как в некоторых странах Европы в это время, а полиэтническое образование — межнациональное (многонациональное)