книги / Онтологический смысл понятия хронотопа

ОНТОЛОГИЧЕСКИЙ СМЫСЛ ПОНЯТИЯ ХРОНОТОПА

деревьев, помойные ямы, старая утварь. Само смертельное поселилось в этих самодельных строениях, где быт кое-как обустроился. Мертвое дерево, кирпич, пластмасса, фанера, разномастные обои соседствуют рядом. Вещи из различных бытовых условий, разных бытовых эпох делят одно место. Все, что не нашло себя в городе, приютилось здесь. Загородный быт не страшится смертельного, наоборот, ни в чем себя от него не отделяет. Брошенная, мертвая деревня – апофеоз быта и смерти, их слитая явленность. Мертвое высохшее серое дерево. Бревенчатые стены. Весь образ мертвой деревни предстает в виде иссохшего трупа. Темная барачная комната со своим особым тяжелым запахом. Здесь особый дух, дух заброшенного места, застывшего времени, болезни, тлена, опасности. Мусор, грязь, труха на полу. Скрипящая дверь

ивыбитое стекло. Образ мертвой деревни – мумифицированный, пыльный, иссушенный. Сарай забит бытовой утварью, отслужившей свой век. Быт явлен во всей своей смертельной красе. Природное омертвлено, свободное заковано бытовым предназначением. Только «трупы» деревьев, вещей, людей составляют быт мертвой деревни, брошенного лагеря, разрушенной больницы, нежилого барака. Везде присутствует отпечаток быта и смерти. В брошенном доме, где в иссохшем дереве явлено само смертельное, сама старина. Тяжелый запах составляет особую атмосферу. И сама мертвая деревня, где все состоит из «трупов» вещей и деревьев. Настоящий музей под открытым небом, где все оставлено навечно в одной общей свалке. Отталкивает духом смерти, тяжелым запахом заброшенного места, где только труха и мусор. Быт, создавший это, замкнулся в себе, в иссушенном «трупе» дерева. Образ мертвой деревни являет созерцанию само смертельное без прикрас.

Речь, звук, голос – бытийные феномены. Речь бытия

иголос бытия обретают самостоятельность, но звук всегда относится к сущему. Поэтому звук поддается записи и к ней

131

А.В. ПОЛИТОВ

отсылает. Звук запоминаем, воспроизводим, подвержен записи, изменению, обработке. В «Бытии и времени» М. Хайдеггера указывается на то, что речь бытия протекает в молчании1. Речь бытия молчалива, речь бытия – молчание. Бытийно обращенная речь молчалива. Речь бытия, однако, всегда каким-то образом звучит. Речь бытия являет себя, выражаясь

взове. Как феномен, речь бытия сама высказывается о себе, одновременно оставаясь молчаливой. Высказываясь, отсылая к себе, зовя, речь не звучит, но протекает исключительно

вмолчании. В бытийном модусе речь не есть звук, но есть молчание. Голос и речь не есть синонимы и не могут быть взаимозамененными. Голос более явно, чем речь, отсылает к звуку, к проговариванию. Речь и голос структурируются по вертикальной шкале: от высшего состояния – бытийного модуса речи и голоса до низшего модуса сущего, к обыденной речи и разговору, который чужд феноменальной молчаливости подлинной речи бытия.

Основной целью наших медитативных философских практик становится редукция мирского модуса речи (выступающей как язык) и голоса (выступающего как разговор)

впользу чистой феноменальности бытийно обращенных речи и голоса. Очищенные от мирского, речь и голос теряют

свое звучащее основание, привязывающее их к сущему, и обретают подлинную феноменальную чистоту и ясность бытийствующего молчания. В этом голос и речь начинают сливаться, так как голос бытия, выступающий зовом последнего, выступает не как звучащий, а как молчащий отзвук, идущий от бытия, как след, оставленный бытием. Однако феномен речи бытия по-прежнему выступает первичным по отношению к голосу бытия и полностью его в себя включает. Речь, но не голос бытия, являет себя в его зове. Речь бытия молчалива, голос всегда артикулирован,

1 Хайдеггер М. Бытие и время. М., 1997. С. 161.

132

ОНТОЛОГИЧЕСКИЙ СМЫСЛ ПОНЯТИЯ ХРОНОТОПА

различен, определен, опосредован звучанием, членораздельностью. В отличие от артикулированного голоса, сообщающего нечто, бытийная речь является как молчаливый зов, не сообщающий, но феноменально отсылающий к самому изначальному бытию. В таком феноменальном отсылании бытийно обращенной речи лежит ее фундаментальное отличие от чистых модусов звука и голоса, всегда настроенных на сообщение чего-то, в мирском модусе – настроенных на сообщение о сущем. Речь не сообщает, но зовет, отсылает, являет нечто, которое является само. Речь бытия не может быть артикулирована и членораздельна, так как в обратном случае она становится голосом, но не голосом бытия, а голосом сущего, сообщающем об определенном. В речи о бытии не скрывается звук, так как последний может сообщать только о вещественном сущем, но скрывается голос, не сообщающий о сущем, так как он не является артикулированным, но идущий всегда вторым за речью и зовом, скрытым

вмолчании. Голос, скрытый в речи бытия, открывается

вчистом восприятии, настроенном и обращенном к бытию. Слушание и понимание речи бытия предполагают осо-

бую настроенность, состояние, противоположное и чуждое повседневному. Вслушивание требует внимания. Чтобы услышать и внять речи бытия, необходимо отделить речь от фона, выделить скрытый в речи голос, несущий весть о бытии. Что скрывает в себе фон, неизменно сопутствующий речи бытия? Фон неизбывен. Фон не относится к обыденному, как разговор. Фон не является негативным феноменом и вовсе не является феноменом, так как сам фон ничего не являет, ничего не транслирует, ни к чему не отсылает. Фон не потусторонен и не может быть отнесен к трансцендентному. Фон «не есть», так как фон не существует в качестве сущего, в качестве «физического явления». Поэтому фон не может быть отнесен ни к «природе», ни к миру, но тем не менее фон не «вне мира». Фон требует к себе внима-

133

А.В. ПОЛИТОВ

ния, иначе он оказывается простым спутником сущего. Фон всегда сопутствует всякому сущему. Фон всюду. Так понятый фон выстраивается как фоновый феномен, неизменно сопутствующий мировому феномену. Но фон не есть феномен. Никогда не обращающий на себя внимания, фон ложно выглядит как фон окружающего мира, сам старается выглядеть как декорация к миру, ложно являя себя в качестве постоянного спутника, скрывается. В повседневности фон невидим. В обыденности фон нельзя проследить. В быту на фоне невозможно сосредоточиться. Поэтому обращение

кфону требует аскезы, редукции с целью выхода на феноменальную, саму себя являющую, грань. Без обращения

кфону невозможно обращение к речи бытия. Без вслушивания в фон невозможно услышать голос, возвещающий в молчаливой речи о бытии. В невнимательности фон сливается

с бытийной речью, молчаливый голос которой сливается с фоном. Все тонет в шумящем фоне бесчисленных звуков. В шумовой завесе скрывается и сам фон, и то, что высвечивается на нем. То, что высвечивается на фоне, высвечивается как речь бытия, возвещающий голос-вестник о самом бытии. Фон нельзя редуцировать, его необходимо выделить, понять и обрести как изначальный фон. Только в таком фоне является речь бытия. Изначальный фон не ничто. Фон не ничтожит. Фон не отрицателен. Фону не присуща всесокрушающая энергия ничто. Фон в повседневности никак не проявляет себя, не дает о себе знать, скрываясь за вещами и событиями, но это лишь фон мирского сущего. Фон себя скрывает, маскируясь под фон сущего, под фон, всегда сопутствующий миру. Принимать обыденный фон мира за фон, в котором только и возможно расслышать речь бытия, означает принятие маски вместо скрывающегося под ней нечто. Внимание, обращенное на фон, срывает маску обыденного фона и открывает путь к самому трансцендентному фону. Вслушивание в фон, слышание фона, вслушивание в речь бытия,

134

ОНТОЛОГИЧЕСКИЙ СМЫСЛ ПОНЯТИЯ ХРОНОТОПА

слышание в речи голоса и зова требуют тщательной внимательности. Мирской обыденный фон извечно сопровождает сущее. Фон не заметен, но, сопровождая мельтешение вещей, сливается с ними в неразличимую слитность. Фон зависит от того, что он сопровождает. Наиболее труднопостижимый фон имеет обыденное сущее, окружающие вещи. На фоне природы фон наиболее различим.

Лес. Деревья. По одну сторону, условно «западную», лес ограничивает автодорога. Противоположную сторону, условный «восток», очерчивает железная дорога. Впереди условный «север», где расположен сам лес, позади – условный «юг», где оставлен поселок. Со стороны дороги слышен шум машин, позади – лай собак, обрывки разговоров. Спереди и справа не слышно ничего. Так всегда обстоит дело при обычно настроенном слухе. Обыденное слушание не слышит фон, так как оно на него не настроено. Оно слышит разговоры, звуки и различные шумы – повседневные модусы фона, но сам фон неслышим. Тем более не слышна изначальная речь, открывающаяся только на фоне. Одинокое слушание в лесу способно отделить фон от обыденных звуков и шумов. Дело обыкновенно состоит в том, что звуки

ишумы сливаются сами в фон, в сплошной непрерывный гул, сопровождающий будни. Этот гул не подлинен. Это маска изначального фона. Вслушивание в звук и шум вычленяет их на фоне фона. Происходит отделение звука от того, на фоне чего он выступает. После выделения звука выделяется фон. Выделившись, фон закрывает звук, редуцирует его. Пока звук был на первом месте, фон был скрыт

иникак не выделялся. Но как только фон услышан, звук застывает и перестает быть выделенным.

Содной стороны – шум машин, с другой – лай собак, с третьей – неясный тихий гул. Последовательность звуков создает шумовую завесу, ложный фон. Вслушивание в звуки выделяет сам бытийный фон, скрывающийся за ними.

135

А.В. ПОЛИТОВ

Звуки теряют звучание, редуцируются, забываются. Внимание переключается с переднего плана звуков на задний план фона. Фон выступает на передний план и перестает быть неразличимым гулом и шумом. Маска мирского фона сущего срывается, и за повседневным гулом ложного фона открывается изначальный фон – тишина. Изначальный бытийный фон является тишиной, как изначальная бытийная речь – молчанием. Только в изначальной тишине можно внять изначальному молчаливому зову бытия. На шумящем фоне сущего невозможно слышание молчащего голоса, зовущего из бытия. Вслушивание в изначальный фон на фоне близкорасположенного к нему фона природы помогает услышать

ипринять во внимание фоновую тишину, в которой открывается молчащая речь. Тишина и молчание сопровождают подлинное бытие. Шум и разговоры сопровождают сущее. Шум – негативный модус фона. Шум есть фон как его осуществление. Шумящая завеса скрывает за собой тишь подлинного фона. Молчание бытия можно услышать только в тишине бытия, редуцировав шум и звуки, прорвав пелену ложного мирского фона, услышав бытийный фон. Фон выступает важнейшим, наряду с молчанием, феноменом изначального бытия. Невозможно внять речи бытия, не услышав ее молчания. Молчание различимо только на фоне тишины, на изначальном бытийном фоне, не находящимся ни вне, ни внутри мира, нигде не «находящимся», но изначально фонящим бытию. Пара феноменов молчания (речи) и тишины (фона) не может являться конституируемой отношениями господства

иподчинения (первичности-вторичности) одного над другим. Молчание различимо только на фоне тишины, тишина способствует молчанию. Но тишина не господствует над молчанием, молчание не первично по отношению к тишине.

Созерцание бытия является наряду со слушанием речи бытия феноменальной практикой проброса к подлинному бытийному истоку. Молчаливая речь бытия явлена только

136

ОНТОЛОГИЧЕСКИЙ СМЫСЛ ПОНЯТИЯ ХРОНОТОПА

втишине изначального бытийного фона. По другую сторону феноменов молчания и фона лежит феноменальная область созерцания. Созерцание бытия подразумевает, как и вслушивание в бытийную речь, поэтапную процедуру. При этом феномен созерцания бытия вовсе не сводим к вульгарной трактовке феноменального созерцания как физического смотрения и видения «глазами». Такой взгляд, как взгляд сущего, составляет только момент в развертывании всего феномена бытийного созерцания.

Бытие в своем истоке созерцаемо. Феноменальное созерцание исходит из бытия и к нему возвращается. Это двойное движение от бытия и к бытию составляет самораскрытие феномена, его феноменальность. Как соотносится феноменальное бытийное созерцание с классическим феноменом умозрения, составляющего сущность европейской философской традиции? Умозрение, умное видение, выделяется как противоположность физическому зрению. Умозрение феноменально, в силу этого способно схватывать чистые сущности, конституируюшие генезис и существование всего сущего. Умозрение способно совершать проброс от сущего к его сущностному бытийному истоку. Умозрение как феноменальный прорыв к бытию лежит в основании феноменального созерцания. Такое созерцание невозможно «осуществить», потому что это не в силах сущего. Сущее само по себе, своими способностями, только прямым физическим видением не способно феноменально постичь бытие. Физическое видение как сущее дает осуществление феноменальному созерцанию

врамках и на этапе мирского. Умозрение расширяет мирское видение сущего до феноменальных границ бытийного истока. Физическое видение сужает поле зрения.

Поле зрения выступает феноменальным горизонтом, на фоне которого созерцанию предстает мировой феномен. До горизонтной границы простирается мирское посюстороннее, по ту сторону границы – трансцендентные дали бытия.

137

А.В. ПОЛИТОВ

Поле зрения созерцания конституируют близь и даль. Близь расположена перед созерцанием. Близь является ближним планом созерцания, посюсторонним полем зрения. Близь «есть» как сущее, то, что находится в пределах мирского, ограничено ближним полем зрения. Ближнее поле зрения охватывает все существующее от непосредственно предстоящего до феноменальной границы мира, ограничивающей близь и уводящей в даль. Феноменальная граница близи не «принадлежит» ближнему мирскому. Близь есть сущее в ближнем поле зрения, охватывающем весь простирающийся перед созерцанием мир. Граница поля зрения, разделяющего его на мирское и трансцендентное, не есть как сущее, не «есть». Граница феноменальна, являет миру трансцендентную даль. Близь событийна, обыденна, опосредована, обстоятельна, повседневна. Даль одухотворяет близь. Близь всегда предстает созерцанию. Даль скрыта близью. За ближним не видно дали. Близь заслоняет даль от созерцания. Даль одухотворяет созерцание, близь его принижает до видения «глазами». Перед видением всегда есть что-то ближнее. Ближнее привычно и осязаемо. Близь уводит от горизонта назад к вещам. Ближнее видно, дальнее созерцаемо. Даль сообщает близи бытие. Даль очерчивает границу мира, отсылая к бытийному горизонту. Созерцание устремляется от близи в даль. Созерцание колеблется от ближнего сущего к дальнему бытию. Даль зовет созерцание от мира к бытию, но даль по ту сторону. Созерцание колеблется между привычной близью, которая всегда видна, и манящей далью, освещающей мирское поле зрения. Близь темна, даль светла. Свет проникает в мир из дали. Посюстороннее ближнее низлежит в полутьме. Дальний свет освещает низлежащее. Подобным же образом и бытийный фон тих, бытийная речь молчалива. Существующий фон шумит, речь сущего сводится к разговору.

Даль раскрывается так же, как бытийный фон. Дальний горизонт очерчивает мирское. Даль лежит где-то вдали.

138

ОНТОЛОГИЧЕСКИЙ СМЫСЛ ПОНЯТИЯ ХРОНОТОПА

К горизонту устремляется взор. Видение видит границу ближнего мира. В видении феномен границы раскрывается как сущее: граница мира «есть» черта, линия на горизонте. Внизу расположено земное, над ним раскрывается надмирный горизонт. Окружающий мир видением замкнут в сферу нижнего мирского полушария и верхнего надмирного полушария. Видение замыкает на черту горизонта мирскую близь и надмирную даль. В предстоящей центральной точке горизонта, на которую окружно замыкается видение, сводятся несводимые близь и даль. Как слух не слышит тишины изначального фона, так видение не видит трансцендентной дали. Потусторонняя даль феноменально открывается в созерцании. Видение переходит в созерцание, как слышание фона звуков и шума в слушание тишины – в опорной точке перехода первоисходного сущего. Для обнаружения изначального фона в качестве такого первоисходного сущего подходил природный замкнутый мир – лес, поглощающий и нейтрализующий шум и гул мирских звуков. Для опорной точки, в которой совершится переход от видения окружающего мира к созерцанию света бытия, льющегося из дали, подходит синяя лесная даль, лесной океан, уводящий взор от близи к феноменальной границе, стремящейся к горизонту. Синие лесные дали есть даль сущего, открывающая путь к созерцанию трансцендентной дали. Первоисходно именно лесная даль как безбрежный лесной океан, уводящий к горизонту, примыкает к дали занебесной, надмирной. Синие лесные дали, сливающиеся с горизонтом мира, размыкают его как сущий горизонт, открывая феноменальную границу, бытийную даль.

Через созерцание наиболее первоисходного сущего совершается переход к созерцанию бытийного первоистока. Созерцание отталкивается от не-сущего сущего, каким выступает сливающаяся с горизонтом даль, и приходит к феноменальной исходной дали, в которой светится исток бытия. Сущее, первоисходное от феноменального горизонта,

139

А.В. ПОЛИТОВ

теряет свое существование, становясь чистым феноменом бытия. Таким феноменом выступает даль. В посюстороннем поле зрения даль выступает не-сущим сущим, первоисходным от феноменальной границы мира. Однако даль разворачивается и по ту сторону, уже как чистый феномен бытия, не как мирское сущее, но как внемирный, надмирный феномен, являющий свет бытия миру. Созерцанию изначально предстает поле зрения, конституированное близью – близрасположенным сущим, и далью – первоисходным от феноменального горизонта модифицированным сущим, теряющим

вфеноменальной модификации свое существование. Такая даль внутримирна в поле зрения и примыкает к мирскому горизонту, очерчивающему мир и делящему поле зрения на две полусферы надмирного и земного. Первоисходной модифицированной далью, выводящей созерцание к горизонту, за пределы мира, служат сливающиеся с мировой очерчивающей границей синие дали. На границе, у черты горизонта, даль сливается со светом, льющимся в мир извне, с той стороны границы. Горизонт перестает очерчивать границу мира, перестает замыкать созерцание, и открывает подлинную даль, распахивает феноменальную границу, из которой в земной мир проистекает бытийный свет. От видения замкнутого мира созерцание переходит в даль, в созерцание самого бытия, скрывающегося от мира. Созерцая саму даль, созерцание отрывается от близи, уничтожает близь, редуцирует ближнее. Близь, освещенная светом дали, исчезает. В поле зрения остается только даль. Только потусторонний свет излучается в мир, где теперь не существует ближнего мирского, только дальнее бытийное. Поле зрения сосредоточено в дали, мир разомкнут далью, феноменальная граница распахнута далью, являя трансцендентное. Даль пронизывает собой все. Весь мир становится одной далекой далью, все созерцание удаляется в даль. Все удаляется в даль, все устремляется

вдаль и сливается в дали. В дали от мира распахнут бытий-

140