!!Экзамен зачет 2023 год / Тузов Реституция и защита приобретателя 2007

§15. Действительность продажи чужой вещи и эвикция

Вотечественной доктрине1 и судебно-арбитражной практике2 весьма распространенным, если не преобладающим, является, однако, противоположный подход, согласно которому совершенная неуправомоченным лицом обязательственная сделка, направленная на отчуждение имущества, рассматривается как недействительная (ничтожная) вследствие отсутствия у отчуждателя правомочия распоряжения3. Он выражен, в частности, в абз. 6 п. 3.1. рассмотрен-

судить, обратимой: если традиция не может перенести собственность, то не может устоять и основание, поскольку причина ничтожности традиции, то есть отсутствие собственности отчуждателя, имеет место и в отношении купли-продажи»; «недействительность сделки влечет недействительность традиции, а недействительность традиции… означает и недействительность сделки» (с. 84). «Каузальность делает невозможным сохранение действительности купли-продажи при недействительности передачи по причинам, связанным не с самой передачей, а с правами на вещь» (с. 85). Нет необходимости специально опровергать эти явно алогичные суждения (их критику см., напр.: Бекленищева И. В. Указ. соч. С. 21 сл.); полагаю, что подобная профанация принципа каузальности вряд ли способна ввести кого-либо в заблуждение.

1 См., напр.: Брагинский М. И., Витрянский В. В. Указ. соч. С. 654; Скловский К.

О действительности продажи чужого имущества. С. 80 слл.; Грось А. А. Указ. соч. С. 109; Мурзин Д. В. Указ. соч. С. 112; Ломидзе О. Г., Ломидзе Э. Ю. Указ. соч. С. 158.

2См., напр., п. 6 письма ВАС РФ от 31 июля 1992 г. № С–13/ОП–171 «Обзор практики разрешения споров, связанных с применением законодательства о собственности» (Вестник ВАС РФ. 1992. № 1); п. 1 приложения к инф. письму Президиума ВАС РФ от 28 апреля 1997 г. № 13 «Обзор практики разрешения споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав» (Вестник ВАС РФ. 1997. № 7. С. 91); п. 12 приложения к инф. письму Президиума ВАС РФ от 13 ноября 1997 г. № 21 «Обзор практики разрешения споров, возникающих по договорам купли-продажи недвижимости» (Вестник ВАС РФ. 1998. № 1. С. 89); постановление Президиума ВАС РФ от 26 сентября 2000 г. № 3531/00 (Вестник ВАС РФ. 2001.

№1. С. 57–59); Щипачева Т. Добросовестный приобретатель // ЭЖ-Юрист. 2003.

№8. С. 6, 7.

3Согласно еще одному мнению, такая сделка должна квалифицироваться по ст. 174 ГК как совершенная с нарушением ограничения полномочий, т. е. является оспоримой (см., напр.: Чигир В. О виндикации имущества у добросовестного приобретателя // Гражданское законодательство: Статьи. Комментарии. Практика. Вып. 20. Алматы.: Юрист, 2004. С. 87 со ссылкой на: Усков С. Проблема приобретения имущества от неуправомоченного отчуждателя // Хозяйство и право. 2002. № 6. С. 66 сл.). Данное мнение не может быть поддержано, ибо в ст. 174 ГК гипотезирована ситуация, когда у органа юридического лица или лица, действующего в качестве представителя, имеются полномочия на совершение сделки, однако они ограничены договором или учредительными документами по сравнению с тем, как определены в доверенности, в законе либо как они могут считаться очевидными из обстановки, в которой совершается сделка, и при ее совершении такое лицо или

191

Глава III. Защита добросовестного приобретателя

ного выше постановления Конституционного Суда, а также в официальном разъяснении Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ, указавшего, что до государственной регистрации перехода к покупателю права собственности на объект недвижимости он не вправе совершать сделки по его отчуждению1 (исходя из контекста, именно обязательственные сделки).

Этот подход, однако, не находит подтверждения в нормах действующего законодательства, которое не содержит никаких препятствий для заключения обязательственного договора о продаже чужой вещи лицом, не управомоченным на ее отчуждение, и не предусматривает оснований недействительности такого договора. В этом вопросе наш законодатель следует традиции римского права, конструировавшего договор купли-продажи как исключительно обязательственный и допускавшего в этом смысле продажу чужой вещи независимо от наличия у продавца правомочия распоряжения2. Эту преемственность нельзя оспорить на том основании, что римская emptio-venditio, в отличие от купли-продажи по российскому праву, обязывала продавца передать покупателю не право собственности, а лишь спокойное владение. Дело в том, что обязательство возникало независимо не только от того, был ли продавец собственником вещи, но и от того, находилась ли последняя в его владении и существовала ли вообще в момент заключения договора.

орган вышли за пределы этих ограничений. Неуправомоченный отчуждатель не действует ни в качестве представителя, ни в качестве органа юридического лица и во всяком случае не имеет никаких полномочий на распоряжение вещью (именно поэтому он и является неуправомоченным).

1Пункт 2 указ. приложения к инф. письму Президиума ВАС РФ от 13 ноября 1997 г. № 21.

2См., напр.: Voci P. Iusta causa traditionis e iusta causa usucapionis. P. 103; Sanfilippo C.

Istituzioni di diritto romano. 10a ed., curata ed aggiornata da A. Corbino e A. Metro. S. l.: Rubbettino, 2002. § 243. P. 302.

192

§ 15. Действительность продажи чужой вещи и эвикция

Договор о продаже чужой вещи был, таким образом, действительным и создавал соответствующее обязательство1: продавец должен был передать покупателю владение вещью и гарантировать его от эвикции, а покупатель – передать продавцу право собственности на монеты в качестве уплаты покупной цены. При этом, поскольку продавец не обладал правом собственности на переданную вещь, то не приобретал таковое на основании traditio и покупатель. Он мог в этом случае стать собственником только в силу приобретательной давности, а следовательно, до истечения давностного срока вещь могла быть виндицирована у него собственником.

Французский законодатель, приняв консенсуальную систему перехода права собственности на индивидуально-определенные вещи по договору, отказался от классического римского подхода и установил в art. 1599 Сode civil правило о том, что «продажа чужой вещи ничтожна». Такое решение вполне объяснимо, ибо при консенсуальной системе договор купли-продажи является уже не чисто обязательственной, но смешанной, обязательственно-распорядительной сделкой: он не только порождает обязательство (соответственно, продавца – передать вещь, а покупателя – уплатить покупную цену), но и непосредственно приводит к вещному эффекту – переходу права собственности, а значит, его действительность предполагает наличие у отчуждателя распорядительной власти2.

Сходная ситуация относительно продажи чужой вещи имела место и в русском дореволюционном гражданском праве3: продаваемая

1Договор считался, однако, ничтожным, если покупателю заведомо было известно, что он приобретает краденую вещь, даже если продавец и не знал об этом факте. Однако ничтожность при этом была следствием именно упречного поведения покупателя, а не неуправомоченности продавца на отчуждение, которая никакого значения для обязательственного эффекта купли-продажи не имела. Так, при добросовестности покупателя обязательство возникало во всяком случае (Paul. 34 ad ed., D. 18, 1, 34, 3).

2Впрочем, итальянский ГК, также принявший консенсуальную систему перехода права собственности по договору, не содержит нормы о ничтожности продажи чужой вещи. Согласно art. 1478 c.c., «если в момент заключения договора проданная вещь не была собственностью продавца, он обязан обеспечить покупателю ее приобретение» (в собственность); «покупатель становится собственником в тот момент, когда продавец приобретает право собственности у его обладателя». Таким образом, продажа чужой вещи, не будучи ничтожной, просто не имеет непосредственного вещного эффекта, но порождает эффект обязательственный.

3Однако в том, что касается способа перехода права собственности по договору, русское дореволюционное законодательство не восприняло какой-либо определен-

193

Глава III. Защита добросовестного приобретателя

вещь должна была быть в полном распоряжении продавца на праве собственности, а продажа чужой вещи признавалась недействительной (ст. 1384, 1386, 1387, 1389 ч. 1 т. X Свода законов Российской империи). Это правило было несколько смягчено сенатской практикой, признавшей, что лицо, которому вещь не принадлежит, может обязаться к определенному сроку приобрести ее и затем продать за определенную цену1. Данная позиция нашла поддержку в Редакционной комиссии по составлению Гражданского уложения, указавшей в объяснениях к Проекту, что «может быть заключен договор, устанавливающий обязательство, например, продать… особливо определенное (т. е. индивидуально-определенное. – Д. Т.) чужое имущество, на случай, если должник приобретет его в собственность… или договор, устанавливающий обязательство склонить собственника к продаже имущества…»2. Более общее правило, сформулированное Комиссией, в том числе применительно к данному случаю, и закрепленное в ст. 22 Проекта, звучало так: «Действие не считается невозможным, если препятствие к его исполнению может и, по намерению сторон, должно быть устранено ко времени исполнения обязательства»3.

Из тех же начал исходит и действующий российский ГК, воспринявший, вслед за ГК РСФСР 1964 г., римскую систему традиции. Он

ной системы и содержало на этот счет, по словам Е. В. Васьковского, «довольно сбивчивые постановления»: судебная практика толковала их в том смысле, что право собственности на движимость переходит в момент заключения договора, большинство же ученых-цивилистов придерживалось мнения, что русским гражданским законодательством воспринята система традиции (см. об этом: Васьковский Е. В. Указ. соч. С. 136 сл.). По мнению самого Е. В. Васьковского, «правила нашего законодательства не дают возможности решить с полной достоверностью, какая система принята им: римская (традиционная) или англо-французская (договорная). Но так как ни одна статья не говорит о безусловной необходимости традиции и так как примечание к ст. 699 и ст. 711 относят к способам приобретения прав на имущества договоры, то, по-видимому, более согласно с духом нашего права то мнение, по которому для передачи собственности на движимость достаточно одного договора» (там же. С. 138).

1Кассационные решения № 94 1880 г., № 228 1879 г. и др. (цит. по: Гражданское Уложение. Кн. V. Обязательства: Проект Высочайше учрежденной Редакционной Комиссии по составлению Гражданского Уложения. Т. I. Ст. 1–276 с объяснениями. СПб., 1899. С. 66).

2Там же. С. 65.

3Там же. С. 61. Здесь очевидно влияние германского права: ср. с абз. 1 § 308 BGB: «Невозможность исполнения обязательства не лишает договор действительности, если невозможность может быть устранена, а договор заключен на тот случай, что исполнение станет возможным в дальнейшем».

194

§ 15. Действительность продажи чужой вещи и эвикция

содержит прямое указание на то, что «договор может быть заключен на куплю-продажу товара, имеющегося в наличии у продавца в момент заключения договора, а также товара, который будет создан или приобретен продавцом в будущем, если иное не установлено законом или не вытекает из характера товара» (п. 2 ст. 455). Действительно, заключая обязательственную сделку, неуправомоченный отчуждатель не обладает правом собственности на отчуждаемую вещь, но этого и не требуется, поскольку в условиях действия системы традиции (п. 1 ст. 223 ГК) продавец должен быть собственником только в момент передачи права собственности, а не в момент установления обязательственных отношений между ним и покупателем1. Но можно ли заранее делать вывод о том, что до наступления обусловленного для передачи товара срока (т. е. срока исполнения договора купли-продажи) продавец не сможет приобрести товар в собственность? Очевидно, нет, а потому и говорить о первоначальной объективной невозможности исполнения, влекущей ничтожность договора, в данном случае нельзя2.

Необходимо, однако, учитывать и другую возможную ситуацию, которая также стала предметом анализа Редакционной комиссии по составлению Гражданского уложения, а именно «когда договор направлен прямо к установлению обязательства предоставить чужое имущество, не обусловленного приобретением самого имущества или соответственного на него права обязавшеюся стороною»3. После некоторых колебаний Комиссия склонилась к отрицательному решению, рассудив, что подобный договор был бы безнравственным.

Однако такая квалификация, апеллирующая к внеправовому и притом достаточно неопределенному критерию, всегда вызывала

1Формальное основание для иного вывода применительно к договорам, подлежащим государственной регистрации, могут дать положения п. 1 ст. 20 Федерального закона «О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним» (СЗ РФ. 1997. № 30. Ст. 3594), согласно которым отсутствие у заявителя прав на объект недвижимости влечет отказ в государственной регистрации. Однако если в отношении регистрации прав данное положение возражений не вызывает, то в части регистрации договоров (согласно п. 1 ст. 2 того же закона под регистрацией прав понимается также регистрация сделок с недвижимостью) оно вряд ли обоснованно, поскольку блокирует предусмотренную п. 2 ст. 455 ГК возможность продажи товара, подлежащего приобретению продавцом в будущем.

2См. также: Слыщенков В. А. Указ. соч. С. 173 сл.

3Гражданское Уложение. Кн. V: Проект. Т. I. С. 66.

195

Глава III. Защита добросовестного приобретателя

серьезные затруднения как теоретического, так и практического характера1. Кроме того, очень сложно встретить в реальной жизни безнравственную сделку, которая не была бы в то же самое время и незаконной. Конечно, если соглашение прямо направлено к установлению обязательства передачи чужой вещи без ее предварительного приобретения продавцом и при этом обе стороны осведомлены о том, что данная вещь последнему не принадлежит, то с выводом Комиссии о недействительности подобного договора следует согласиться. Однако, как представляется, недействительность в данном случае наступает по иному чем безнравственность основанию. Поскольку обеим сторонам известно о принадлежности вещи третьему лицу, причем они изначально не рассчитывают на ее приобретение в собственность продавцом и тем не менее заключают договор, объективно предполагающий переход права собственности от продавца к покупателю, в данной ситуации невозможный, значит, они действуют без намерения создать юридические последствия, а заключенный ими договор является мнимым (п. 1 ст. 170 ГК).

Именно не желая допустить ситуации, при которой договор, заключенный при изложенных обстоятельствах, оказался бы действительным, Редакционная комиссия воздержалась от формулирования какого-либо правила относительно действительности договора продажи чужого имущества вообще. «Если закон, – говорится в объяснениях к Проекту, – не устанавливает предположения… что заключающие такой договор стороны имеют в виду принятие одною из них обязательства склонить собственника имущества к соответственному исполнению… то едва ли практично постановлять о действительности договора, когда он может оказаться недействительным как противный нравственности именно потому, что предмет его – чужое имущество. Впрочем, исходная точка для постановления… римского правила не совсем, быть может, соответствует современному юридическому сознанию. В особенности, в договорах об особливых (индивидуальных. – Д. Т.) вещах стороны не исходят из представления об общей имущественной ответственности обязанной стороны, а имеют в виду конкретные вещи, на которые главным образом направляется их воля. <…> По этим основаниям проект…

1 См. об этом: Покровский И. А. Основные проблемы гражданского права. М.: Статут, 1998. С. 251–262.

196

§ 15. Действительность продажи чужой вещи и эвикция

не вводит… правила, признающего действительными договоры о чужом имуществе»1. Сходным образом мыслят и некоторые современные авторы, не признающие действительности обязательственной сделки, совершенной неуправомоченным лицом. «…Стороны вовсе не имеют в виду, – пишет, например, К. И. Скловский, – что вещь где-то существует, а видят вещь перед собой. При этом где-то существующий собственник отнюдь не берет на себя никаких обязательств перед покупателем»2.

Эта аргументация представляется неубедительной. Во-первых, она исходит из неверной посылки, ошибочность которой вряд ли стоит доказывать, будто правовые последствия договора вообще определяются исключительно тем, как их представляют себе стороны3. Во-вторых, направленная против признания, как общего принципа, действительности обязательственного договора об отчуждении не принадлежащей отчуждателю вещи, она не учитывает еще одной, причем наиболее распространенной и практически значимой ситуации, когда обе стороны либо только приобретатель не осведомлены об истинной принадлежности отчуждаемого имущества. В этом случае, в отличие от рассмотренного выше, согласованная воля сторон, выраженная в договоре, несомненно, направлена на юридические последствия, т. е. не является мнимой, причем возможная недобросовестность продавца, знающего, что он отчуждает не принадлежащее ему имущество, и не имеющего намерения приобрести его в собственность до момента исполнения обязательства, имеет скрытый характер и сама по себе не может влиять на действительность договора (так называемая reservatio mentalis, ср. § 116 BGB). Можно

1Гражданское Уложение. Кн. V: Проект. Т. I. С. 67 сл.

2Скловский К. О действительности продажи чужого имущества. С. 90, сн. 32.

3Здесь вспоминается классический пример, используемый в немецкой учебной литературе. Простому обывателю сложно понять, что, покупая, например, утреннюю газету в киоске (т. е. протягивая, зачастую без единого слова, монету и указывая на нужное издание), он заключает сразу три договора: обязательственный договор куп- ли-продажи, вещный договор о переходе права собственности на газету и вещный договор о переходе права собственности на деньги. Непостижимость этой догматической и законодательной конструкции для неюриста не означает, однако, ее ошибочности. Точно так же и применительно к нашему праву можно сказать, что пассажир, садящийся в автобус чтобы доехать до места работы, чаще всего и не подозревает, что тем самым он заключает договор перевозки с автотранспортной организацией, и тем не менее факт заключения договора в этом случае бесспорен.

197

Глава III. Защита добросовестного приобретателя

ли квалифицировать такой договор как ничтожный вследствие отсутствия у продавца правомочия распоряжаться вещью и, казалось бы, связанной с этим первоначальной юридической невозможностью исполнения?

Отрицательный ответ, кажется, не нуждается в особом обосновании. Обязательственный договор сам по себе не влечет перехода права собственности и никоим образом это право не обременяет1, поэтому основанием его недействительности не могут служить ни невозможность непосредственного и немедленного наступления вещного эффекта, ибо она не имеет отношения к делу, ни невозможность перехода права собственности от данного конкретного отчуждателя за отсутствием у него распорядительной власти, поскольку такая невозможность является субъективной и последующей (в том смысле, что относится не к моменту заключения, а к моменту исполнения договора).

Этот договор не может, кроме того, служить, безотносительно к вопросу о его действительности, титулом владения для приобретателя, фактически получившего вещь, но не ставшего собственником2, так как, обязывая к передаче имущества в собственность, он направлен на перенос именно права собственности, а не титульного владения; собственник же, как известно, владеет не на основании договора, а исключительно в силу своего права собственности. Поэтому квалификация обязательственного договора, заключенного неуправомоченным на отчуждение лицом, как действительного вовсе не означала бы, что приобретатель, получив вещь, становится ее титульным (законным) владельцем3.

1В связи с этим невозможно согласиться с позицией ВАС РФ, высказанной по конкретному делу, согласно которой продаваемое имущество обременяется правами покупателя на основании договора купли-продажи, а продавец утрачивает право распоряжаться этим имуществом любым способом (см. п. 7 приложения к цит. инф. письму Президиума ВАС РФ от 13 ноября 1997 г. № 21).

2Иное мнение сложилось в доктрине благодаря разъяснению Пленума ВАС РФ (см. п. 14 постановления от 25 февраля 1998 г. № 8), согласно которому имущество в этом случае «служит предметом исполненного продавцом обязательства, возникшего из договора продажи, а покупатель является его законным владельцем» (см., напр.: Ломидзе О. Г., Ломидзе Э. Ю. Указ. соч. С. 152; Скловский К. О действительности продажи чужого имущества. С. 83 сл.).

3Как полагает К. И. Скловский. «…Данное в статье 305 ГК РФ определение законного владельца как лица, получившего вещь по договору, – пишет он, – опреде-

198

§ 15. Действительность продажи чужой вещи и эвикция

Обязательственный договор порождает лишь обязательственное отношение, т. е. связывает отчуждателя, который в случае невыполнения принятого на себя обязательства, в том числе в случае передачи одного только фактического владения вещью, но не права на нее (а именно это чаще всего и происходит при отчуждении имущества неуправомоченным лицом), будет нести перед приобретателем ответственность за неисполнение договора. Если бы обязательственный договор в случае неуправомоченности отчуждателя был недействительным, то не существовало бы и норм об ответственности за эвикцию (ст. 461, 462 ГК), ибо эта ответственность является договорной и наступает за ненадлежащее исполнение договора1; при недействительности же сделки никакой ответственности за ее неисполнение или ненадлежащее исполнение быть не может, так как нет самой обязанности эту сделку исполнять2.

ленно не допускает возможности того, что такой владелец не имеет права на вещь – вещного или обязательственного. Иными словами, ГК РФ решительно исключает возможность того, что титульный владелец, то есть владелец, получивший вещь по действительному договору, не получил на нее права» (Скловский К. О действительности продажи чужого имущества. С. 83). Тезис о том, что любой договор, предусматривающий передачу вещи, порождает у приобретателя титул владения, призван, очевидно, показать методом ad absurdum, что если бы договор купли-продажи чужой вещи был действителен, то приобретатель имел бы титул владения, а следовательно, был бы законным (титульным) владельцем, истребовать вещь у которого нельзя ни при каких обстоятельствах (в том числе и при отсутствии условий, предусмотренных в ст. 302 ГК). Однако этот тезис не вытекает из смысла ст. 305 ГК, на которую ссылается автор, как может показаться на первый взгляд при ее буквальном прочтении, вне системы других норм. В данной статье имеются в виду договоры, направленные на передачу титульного владения иного, чем владение на праве собственности, возникающее вследствие исполнения договора купли-продажи, ибо защите владения собственника посвящена другая, специальная норма – ст. 301 ГК. Кроме того, внутренне противоречивой представляется используемая автором конструкция обязательственного права на вещь, игнорирующая различие между вещными и обязательственными правами.

1Конечно, в принципе не исключено конструирование такой ответственности как деликтной, однако российский законодатель совершенно определенно исходит из ее договорной природы (ст. 461 ГК).

2Пытаясь доказать недействительность обязательственного договора в случае неуправомоченности отчуждателя, К. И. Скловский не замечает, как впадает в противоречие и на самом деле доказывает прямо противоположное. Верно указывая, что здесь не может идти речи о невозможности исполнения, он обосновывает это тем, что «ответственность продавца за продажу чужого возникает в силу договора всегда, тогда как невозможность исполнения заставляет сначала обсудить причины прекращения

199

Глава III. Защита добросовестного приобретателя

Сделанный вывод о действительности обязательственного договора, совершенного неуправомоченным отчуждателем, имеет важное практическое значение, ибо только при таком подходе в должной мере учитываются интересы добросовестного приобретателя в случае изъятия у него вещи собственником (что возможно, если у него не возникает права собственности в силу ст. 302 ГК, например, если вещь выбыла из владения собственника или титульного владельца помимо их воли). Если же встать на позицию, согласно которой этот договор недействителен, то добросовестный приобретатель окажется незащищенным, так как не сможет предъявить неуправомоченному отчуждателю договорный иск о возмещении убытков, возникших в связи с исполнением договора и последующей эвикцией, а внедоговорная ответственность за заключение недействительного договора российским законодательством, в отличие, например, от французского1, не предусмотрена.

Здесь возможно возражение, что приобретатель в этой ситуации вправе воспользоваться реституцией, и квалификация обязательственной сделки, заключенной между ним и неуправомоченным отчуждателем, как недействительной никоим образом не отразилась бы на его интересах. Однако реституция, если следовать общераспространенному буквальному толкованию п. 2 ст. 167 ГК, ограничивается лишь возвратом вещи или компенсацией ее стоимости, но не возмещением иных убытков. Более того, если исходить из расхожего представления о так называемой «двусторонней» реституции – представления, согласно которому реституционные притязания сторон недействительной сделки образуют синаллагму и, следовательно, каждое из них может быть осуществлено только при условии осуще-

обязательства» (Скловский К. О действительности продажи чужого имущества. С. 90). Довод сам по себе правильный, однако, доказывая частный тезис, он одновременно опровергает основную идею автора, ибо наступление ответственности «в силу договора», очевидно, невозможно при его недействительности. На это ранее указывал и сам автор. Эвикция, писал он в другом месте, «не означает ничтожности продажи: ведь при недействительности договора все его последствия утрачивают силу вместе с договором», между тем как ответственность продавца за эвикцию сохраняется (Скловский К. Договор купли-продажи: вещный эффект // Российская юстиция. 1998. № 10).

1 Согласно art. 1599 Code civil продажа чужой вещи, хотя и является ничтожной, может дать основание для возмещения покупателю убытков, если он, приобретая вещь, не знал, что она не принадлежит продавцу.

200