книги / Очерки истории теории архитектуры нового и новейшего времени.-1

тельным утопизмом и «космическим» антитехницистским пафосом, а также в теоретических текстах и письмах объединения «Стеклянная цепь», основан­ ного Б. Таутом.

Три первые главы раздела «Теоретические идеи архитектуры рубежа ХХ -ХХ 1 веков» написаны И. А. Добрицыной. Исследование проведено пре­ имущественно на зарубежном материале. Рассмотрены концепции, способ­ ствующие зарождению постмодернистской парадигмы в архитектуре: кон­ цепция сложного порядка Р. Вентури (1965), концепция типологии города А. Росси (1966), ставшие основой для критики модернизма, сдвига эстети­ ческих предпочтений и пересмотра системы ценностей. Уделено внимание ранним семиотическим исследованиям Ч. Дженкса (1969), где впервые ар­ хитектура представлена как языковая система, как поиск новых смыслов в подвижном смысловом поле, образованном углубленным исследованием прототипов исторической архитектуры. Показано зарождение и развитие основных стратегий постмодернизма, к которым относятся: «двойное ко­ дирование», «радикальный эклектизм» и др. Отмечены принципы, легшие в основу формообразования постмодернизма, смысл которых восходит к пост­ структуралистским философским концепциям («игра различий»), к фило­ софии диалога. В рамках изучения теоретической мысли постмодернизма проанализирована философия симбиоза Кисё Курокавы. Выявлено, что кон­ цепция симбиоза Курокавы выросла из его собственной теории метаболизма и развивает одну из ее центральных позиций — принцип сосугцествования. В процессе изучения эволюции архитектурно-теоретической мысли эпохи постмодернизма автор проанализировал теоретические концепции нео­ авангарда 1990-2000-х, в том числе концепцию «складки». Обозначены три основных этапа в развитии теории и в становлении новой парадигмы неоавангардной архитектуры: теория складки 1993 года, теории топологигеской архитектуры 1995-1998 годов, новыъ эволюционные теории, созревающие на рубеже столетий. Отмечено, что появление теории «складки» было перелом­ ным моментом, означавшим начало развития новой парадигмы архитек­ туры, в которой присутствует органическое начало (т. е. она опирается на новые научные теории самоорганизующихся систем), и одновременно тех­ ногенное начало, ориентация на новую технику и технологию. Рассмотрен блок концептуальных статей — П. Эйзенмана, Д. Кипниса, Г. Линна, соста­ вивших, вместе с работой философа Ж. Делёза («Складка. Лейбниц и барок­ ко», 1980), понятийное основание концепции «складки» в архитектуре. Про­ анализирована логическая структура концепции «складки» в архитектуре, ее связь с философией, с топологической и фрактальной логикой новой науки. Эти теоретические предпосылки послужили обоснованием новых

методов создания нелинейной архитектуры с ее новой свободной формой, опирающихся на новейшие технологии компьютера.

В этот же раздел включены главы И. А. Азизян «Отечественная теория архитектуры в круге гуманитарного знания» и «Проблематика и методоло­ гия диссертационных исследований архитектуры 1989-2005 годов». Проде­ ланный анализ показал тенденцию гуманитаризации отечественной архи­ тектурной науки, обогащение методологического аппарата, наметившуюся связь с новейшей философией, определенную исчерпанность семиотическо­ го изучения архитектуры и даже неправомерность жесткого приложения семиотики к концепциям формообразования. Выявлены: реальные приори­ теты современного архитектуроведения, преобладание исторических и ре­ гиональных исследований над теоретическими, расширение и обновление методологического аппарата архитектуроведческих исследований при общей недостаточности философизации архитектурного знания, а также продол­ жающаяся тенденция к использованию необоснованных методологических штампов при традиционных описаниях и излишнее увлечение семиотиче­ ским подходом в теоретическом исследовании архитектуры. Достаточно пол­ но представлены современная отечественная архитектуроведческая мысль, подвижки, произошедшие в ней с точки зрения теоретико-методологиче­ ского знания, по сравнению с предыдущими этапами развития отечествен­ ного архитектуроведения. Обзор большого корпуса диссертационных работ (160), выявление их проблематики и описание методологии представляется необходимым звеном для дальнейшего развития архитектурно-теоретиче­ ской тематики исследований, создания новых исследовательских программ, работы с аспирантами, соискателями и докторантами, а также для эксперт­ ной оценки диссертационных исследований в области архитектуроведения.

Монография — результат работы коллектива авторов, каждый из кото­ рых не только ведет свою тему в общем исследовании, но обладает своим ра­ курсом видения проблем, своей интонацией. Их различия и сопоставления, с нашей точки зрения, обогащают представление о развитии архитектурно­ теоретической мысли Нового и Новейшего времени, а следовательно, и кни­ гу в целом.

Авторы искренно благодарны экспертам Ю. П. Волчку, Н. П. Крайней и Г. В. Есаулову, на разных этапах подробно ознакомившихся с ходом ис­ следования и поддержавших его своими заинтересованными и высоко квалифицированными заключениями, нашему внимательному редактору Н. Р. Либерман, а также Российскому гуманитарному научному фонду, под­ державшему как само исследование, так и публикацию его результатов.

И. Азизян

МЕТАФИЗИКА АРХИТЕКТУРЫ: ОТ АЛЬБЕРТИ ДО БЛОНДЕЛЯ

Г Л А В А 1

Введение в онтологию архитектуры

Кшены наглядности и видимой связи с прямо интересующими челове­ ка вещами. Но из категорий, как из почвы, вырастают, не ведая о ней, вполнеатегории как предмет суждений сухи и непривлекательны. Они ли­

понятные и наглядные утверждения. Например, об архитектуре. Мы судим об архитектуре, не интересуясь ее основаниями. Архитектурные категории «не нужны» — они не формируются в практике архитектурной деятельно­ сти и не требуются для нее. Они существуют до всякой практики. Поэтому не лишен смысла запрет касаться этой темы. С другой стороны, первона­ чально не ясно, как к ним подступить.

Витрувий, сказав об архитектуре почти все, не определил формально, что она такое. Кажется, и задачи такой нет — архитектура демонстрирует себя с полной очевидностью и собственных определений и обоснований не требу­ ет. И профессионал, и обыватель прекрасно понимают, что такое архитекту­ ра. Приводятся примеры, далее следуют дефиниции: «Архитектура это...». Например: «...особый вид пространственных искусств, создающих по­ стройку, которая является не только полезной вещью, но и созерцается как художественное произведение...» 1. Или: «(определения архитектуры.— М. С.)... приложимы к любому типу проектирования и модификации реаль­ ного трехмерного пространства с целью его приспособления к той или иной функции совместной жизни...» 2. Определить — значит подвести под более фундаментальные и определенные понятия. Поэтому теперь нужно бы оп­ ределить, что такое пространство, постройка и т. д. Конечно, этого делать не надо. Эти понятия сами архитектурны и потому определять архитектуру принципиально не могут. И они наглядны не меньше, чем архитектура. Мы движемся по кругу и практически удовлетворяемся интуицией очевидного. Это обманчивое, казалось бы, доверие к очевидности на самом деле предве­ щает исключительную «глубину залегания» архитектуры. Говоря: «очевидно»,

мы подходим к грани онтологических сущностей бытия архитектуры, где нет иных доказательств, кроме очевидности, строение которой скрыто.

Интуитивное понимание предмета (здесь — архитектуры) — это лишь исходная точка отсчета, намек на целостность возможного предметного зна­ ния. Самоочевидность понятия архитектуры и отсутствие его более фунда­ ментальных предпосылок — верные признаки того, что здесь мы находимся на границе знания и его оснований. По эту («понятную», «научную») сторо­ ну — развертка предметных представлений, по ту («непонятную», «донауч­ ную») — базовые понятия, исходные парадигмы. Эти базовые понятия — сфера онтологии, сфера «врожденных идей» (Кант). Их нельзя ни доказать, ни опровергнуть. Они просто есть.

«Архитектура», «природа», «человек» и т. п.— это одноместные системы с отношением «быть» — демонстрация существования, выглядывание бытия из его онтологической глубины. В такой форме они лишь маркируют пони­ мание вещей и явлений, которые затем предстают (или нет) в предметных

знаниях.

формировать содержательные знания, анализировать какие-либо кон­ кретные явления архитектуры и одновременно исследовать те базовые, ис­ ходные понятия, на которых держится этот анализ, мы не можем. Содержа­ тельные представления и способы их репрезентации в знании это не одно и то же. В данной работе мы должны уйти от рассмотрения каких-либо кон­ кретных и содержательных архитектурных примеров (по крайней мере, не ограничиться этим) и рассмотреть способы, какими архитектурное знание вообще возникает. Мы хотим исследовать координаты самой архитектуры.

Для начала предлагается определение: архитектура это то, гто представимо в архитектурно-онтологигеских координатах. Такое определение, конечно, есть тавтология.

Оппозиция «ясное — темное» позволяет уточнить направленность дан­ ной работы. Эта направленность — в сторону «темного» в архитектурном знании. Г. С. Лебедева пишет в своем комментарии к Витрувию: «Предмет практики — телесная сущность вещей, предмет теории — их призрачная, скрытая во мраке от обыденного сознания, «духовная» сущность... Значение «темнота» получило при этом двоякий смысл: с одной стороны, сакральной тайны, первопричины бытия, ...с другой стороны, непостижимости, недо­ ступности для человека этой тайны...» 3.

Мы будем здесь говорить о «темном» в архитектуре, о ее скрытых сущно­ стях, исподтишка направляющих наше сознание и нашу деятельность. Роль -темноты» Витрувий отвел теории архитектуры. Но мы хотим увидеть,

в тени гего формируется сама теория. Это, можно полагать, самый глубокий

слой — слой архитектурных оснований. Он еще не является теорией архи­ тектуры и практически хоть и реализуем, но все же «темен» для сознания — как обыденного, так и сознания профессионалов: проектировщиков, теоре­ тиков, историков, критиков.

В обсуждении этой «до-теоретической темноты» проясняются неожидан­ ные вещи. Основания архитектуры, лежащие в глубине понятий теории, оказываются неожиданно сближены с материальной, практической сторо­ ной архитектурного дела. В то же время они находятся в контакте с метафи­ зическими основаниями бытия вообще и занимают в нем особое место. Дру­ гое дело, что упор на многовариантность житейских мнений разрушает единственность онтологической истины. Но, с другой стороны, внешнее об­ личье формально онтологического высказывания тоже многовариантно и как бы произвольно по форме, ибо метафизика архитектуры не имеет своего особого языка. Приближение к истине (к ответу на вопрос, что такое архи­ тектура и как она «устроена») может быть фиксировано любым внешним об­ разом, и здесь вновь протягивается рука здравому смыслу, сентенциям обы­ денного сознания.

Мы надеемся увидеть архитектурные основания одновременно в сфере практического существования архитектуры и в сфере основ бытия вообще. Возможно ли это? И как это подтвердить?

Витрувий подходит к той же проблеме с другой стороны. Он разделяет «скрываемое» и «скрывающее». В список сокрытого, «темного» попадают чув­ ства, способность к восприятию, дарования и пр., а скрывающим оказыва­ ется субстрат всего человеческого — и душа, и ум, и тело 4. Налицо разде­ ление способа, механизма созерцания и того, что созерцается. Способности восприятия не даны напрямую, а скрыты за ширмой конкретных содер­ жаний — того, что этими способностями схватывается, становится ясным и отчетливым. Чтобы быть в контакте с миром, человек должен иметь апри­ орные и необходимые для организации этого контакта способности, адек­ ватные строению мира. Выявляя базовые способности восприятия архитек­ туры, мы одновременно касаемся общих онтологических оснований бытия вообще.

Но прежде необходимо утвердиться в том, что архитектура есть, что она действительно существует, а не является виртуальным сочленением разных более надежных сущностей (например, экономики, строительного дела, эс­ тетических предпочтений и т. п.).

Относительно проблемы устойчивого, транзитивного существования ар­ хитектуры нет единого мнения теоретиков. Так, А. Г. Раппапорт полагает, что налицо кардинальные исторические метаморфозы архитектурного дела

и архитектурной мысли 5. Он полагает, что архитектура трансформируется в своих основах, а не транслируется во времени, то есть (заключаем мы) как устойчивый элемент в составе мира она не существует.

Можно указать некоторые болевые точки такого суждения. Нестабиль­ ный объект, кардинально меняющий свои свойства, не может быть темой научной теории вообще. В «правильной» теории всякое изменение свойств может быть объяснимо в свете неизменных базовых сущностей этой теории, в рамках того же научного предмета. Кардинальная изменчивость объекта фиксируется лишь историей, но историческое знание не имеет особого предмета и теорией не обладает. Во всяком случае, обнаружив кардинальные трансформации оснований, нельзя уже держаться одного имени «архитек­ тура». Во-вторых, принимая за решающий аргумент историческую смену форм и стилей — переход от мегалитической архитектуры к ордеру, к не­ линейной архитектуре и т. п., мы невольно сужаем само пространство ар­ хитектуры. Мы неявно определяем архитектуру лишь как продукт деятель­ ности архитектора (да и то не любого) и можем произвольно вычеркнуть из ее состава любой фрагмент, любую данность, в том числе и «архитектурность» человеческого тела (Витрувий) или математики (Н. Бурбаки).

Думается, что в самом первом приближении архитектура — это синоним строения, устройства, внятного порядка, наглядной структурированности. Когда эта сторона дела кажется первостепенно важной, оказывается, что архитектурны и дерево, и математика. И наоборот, театральное здание можно увидеть и «внеархитектурно» — не в особенности его строения, а в свете его рыночной цены. Или как объект возгорания.

Особый вопрос: на каких основаниях вернуться к общепринятому смыс­ лу — к архитектуре зданий и сооружений, не уходя в дурную бесконечность любых вообще устроенностей. Это окажется возможным на материале архи­ тектурных универсалий, то есть категорий, представимых на уровне формы.

Представляется, что более взвешенная позиция — отнестись к наглядным трансформациям архитектуры как к смене акцентов в общем стабильном со­ ставе ее базовых свойств, как к новому рисунку ковра на все той же основе6. Стабильная основа продолжает транслировать архитектуру, трансформация форм может быть объяснена, адекватная теория может быть построена, ибо архитектура в своей транзитивности существует. Но теперь проблематика этой основы, этих базовых свойств выходит на передний план.

Та же тема существования высвечивается на уровне обыденных пред­ ставлений, в ситуациях практического контакта человека с архитектурой сооружений, вещей и явлений. Здесь эта проблема дана оппозицией стабиль­ ного — изменчивого. Мнения о неизменности — изменчивости архитектуры

разделяются согласно разным позициям сторон: потребителя, архитекторапрактика, теоретика, историка архитектуры. (Здесь мы условно (!) припи­ шем «форме» все собственные, внутренние характеристики архитектуры, а «функции» — внешние ее отношения с внеархитектурной действитель­ ностью.)

Обыденным сознанием пользователя подтверждается безусловная связь времен там, где дело касается назначения, способа применения, функции архитектуры, функция архитектуры состоит в выстраивании отношений с ее внеархитектурным контекстом, в восполнении недостающих как этому контексту, так и собственно архитектурному объекту, жизненно важных свойств. Архитектурные объекты служат обществу, группе, индивиду, пре­ доставляя им место для сна, молитвы и работы, создавая крышу, мате­ риализуя культурные символы и т. д., и т. п. Исходные процессы нашей жиз­ недеятельности достаточно консервативны, и, отвечая им, архитектура демонстрирует наглядную стабильность, преемственность функций (но не архитектурных форм, согласно обыденному мнению). Ибо виды сооруже­ ний, формы архитектуры резко меняются от эпохи к эпохе, от одного стили­ стического направления к другому. Здесь нет преемственности. А функции жилья, например, остаются неизменными.

Но проектировщик, наоборот, полагает, что именно форма — устойчивая сущностная черта архитектуры. Взгляд на сооружение как на форму — сквозь призму формы — особенность традиционного архитектурного мыш­ ления. Он транслируется во всех метеморфозах стилей и, безусловно, тран­ слируется идеологией архитектурной деятельности, включая профессио­ нальное образование, формы меняются, но сохраняют преемственность, пусть не внешним обликом, но базовыми чертами. Так, парадоксальные («неклассические») формы нелинейной архитектуры критикуются или при­ ветствуются в опоре на те же принципы, которые относят и к традицион­ ной ордерной системе 7. Сама ордерная система, казалось бы, похороненная (и не однажды) новыми направлениями, оказывается удивительно живучей. С другой стороны, функция, по суждениям проектировщиков, меняется от типа к типу сооружений. Так, назначение больницы кардинально отличается от назначения клуба, что и мотивирует, в частности, разное их проектное решение. Обыватель, наоборот, понимает функцию не созидательно и не в сравнении разных типов объектов: назначение больницы сегодня такое же, как и в Средние века. Таким образом, вопрос о трансляции каких-то общих для всех эпох черт архитектуры или о смене их имеет несколько ответов.

Теоретик ориентирован на постоянные, сущностные характеристики архитектурной формы и функции, историк — на изменчивые, переменные

характеристики того и другого, а потребитель и проектировщик придержива­ ются взгляда на постоянство свойств формы или функции соответственно. Важно, что все (кроме историка) персонажи согласны в том, что какие-то характеристики архитектуры транслируются во времени. Благодаря этой трансляции архитектура сохраняет существование саизе зие.

Специальная литература по теме архитектурных категорий относитель­ но малочисленна, но сама эта тема пронизывает множество теоретических и критических работ. Начало было положено Витрувием (в частности шестью его категориями: ординация, диспозиция, евритмия, симметрия, декорум и дистрибуция). Предварительная догадка состоит в том, что развитие витрувианской системы может стать основой формирования всего теоре­ тического аппарата архитектуры. Для этого нужно, правда, выявить онтоло­ гию самих этих категорий, данных уже в контексте теории. Витрувий лишь предъявил их состав.

В современном подходе к теме архитектурной онтологии нужно отме­ тить не доведенные, к сожалению, до планируемого конца исследования А. Габричевского. Отдельные базовые универсалии (архетипы) архитектуры обсуждались К. Линчем (вертикаль, путь, район и др.), А. Росси (дорога, во­ рота, ядро), А. Габричевским (пространство и масса, пластика и тектоника и др.), Р. Вентури, К. Норберт-Шульцем (центр, направление, решетка и др.), Л. Каном (понятие «института» в архитектуре, различение понятия «дом» — конкретного дома и «домашнего очага»), А. Раппапортом (в его дефинициях формы), В. Карповым (в анализе основ архитектурной типологии), И. Лежавой (в теме функции), А. Боковым (геометрические универсалии) и многими другими авторами. Работа по выявлению теоретической базы архитектуры до сих пор не закончена. Но компенсацией этой недостачи служит то, что практически все частные и конкретные теоретические (и исторические) ра­ боты разных авторов, как и высказывания и манифесты проектировщиков, содержат зерна искомой онтологии. Это понятия, на основе и с помощью которых выстраивается любой архитектурный дискурс. Такие понятия по­ лагаются самоочевидными и поэтому не обсуждаются, а просто берутся как основа анализа. Характерна, например, статья А. Иконникова «Простран­ ство архитектурное» н. Описание этой категории, ее многослойное™, смены концепций, стилистических направлений и т. п. опирается на ряд понятий, по существу очевидных, но никак не определяемых. Это, в частности, «внеш­ нее и внутреннее», «открытое и замкнутое», «искусственное и природное», «верх и низ», «форма», «функция» и др. Онтологические по существу поня­ тия — краеугольный камень таких суждений. Проблема состоит в их рас­ смотрении как полной, целостной, непротиворечивой и самопричиняемой

системы. Понятия архитектуры нельзя вывести из предметов социологиче­ ского, психологического, географического и т. д. знания, из материаловеде­ ния и теории механизмов. Ее основания содержатся в ней самой.

Таким образом, объем литературы, ориентирующей читателя в сторону архитектурной онтологии, чрезвычайно велик. Особенно широко обсужда­ ется ключевая для архитектуры тема пространства. Как правило, авторы уходят от представлений о пространстве как трехмерной решетке, в кото­ рую «вставлено» сооружение, френк Ллойд Райт пишет: «Пространство. Непрерывное становление; невидимый источник, из которого проистекают все ритмы, выполняющие свою роль. Оно вне времени или бесконечности...

Дыхание произведения искусства». Удивительна косвенная связь этого высказывания с определением пространства у И. Канта. Ле Корбюзье: «...в произведении таится огромное множество значений — целый мир...

Тогда раскрывается беспредельная глубина, раздвигаются стены, исчеза­ ет все случайное — совершается чудо, являемое несказанным простран­ ством» 1). фактически онтологическая «прослойка» неявно существует во всех архитектурно-направленных высказываниях, и задача данной работы в том, чтобы ее явно выделить и системно организовать, превратив в базу ар­ хитектурной теории. Для этого необходимо особое самоограничение: гово­ рить не о разных концепциях и стилевых направлениях организации про­ странства, не о развитии типологии и т. д., а о том, что такое архитектурное пространство, что такое тип. В онтологии нет развития — она пребывает «вечной» и неизменной базой архитектуры вообще.

Рене Декарт выдвинул метод как решающий фактор формирования науч­ ного знания. Картезианский метод должен быть операциональным, что де­ лает результат исследования воспроизводимым, а это, в свою очередь, под­ тверждает истинность знания. Категории (и категории архитектуры тоже) так построены быть не могут. Выдвинутый Декартом метод (а также объект и предмет науки) — это основания научной парадигмы, но никаким научным методом вывести их нельзя. Платоновская категория идеи не может быть по­ строена методами науки. Или: «Основания математика не могут быть про­ яснены методами математики» (Кантор). Можно сделать вывод, что базовые категории науки сами не являются наукой в общепринятом смысле. Витру­ вий приводит свои три и шесть категорий как данность, не имеющую «обо­ снований». В данном случае можно полагать, что он заимствовал их из не­ известных нам источников, но Кант, провозглашая свои категории, тоже не приводит им доказательств. В этом смысле категории не имеют и истории. Можно найти первоисточник употребления в теории архитектуры слова «пространство», но потом оказывается, что и это уже было под другими

именами (и гораздо тоньше и развитей, нежели общеупотребимая трехмер­ ность).

Категории говорят о строении мира, и в этом смысле вечны и неизмен­ ны, пока мир таков. Они выступают как инструмент познания (а знания — как результат работы этого инструмента). Со времен Платона категории относят к сфере врожденного априорного знания. Безусловная очевидность на пути углубленного умозрения есть в данном случае единственная гарантия истинности. Здесь также сомкнуты бытовая «естественная» очевидность мне­ ния и очевидность метафизики в «естественном свете разума» (Декарт).

Предметом данного раздела исследования является круг понятий и отно­ шений, характеризующий единый «остов» архитектурного знания.

Тема оснований архитектуры актуальна по следующим причинам. Вопервых, в нашем непосредственном понимании архитектуры все же суще­ ствуют проблемы и разночтения. Теоретики 30-х годов очень хотели разли­ чить «архитектуру» и «простое строительство». А. Г. Габричевский видел разницу между полезным строительством и художественной архитектурой. Стилистические сдвиги Х 1Х -Х Х веков и Х Х -Х Х 1 веков заострили эту же тему: существует ли неизменная сущность архитектуры и транслируется ли она сквозь череду ее метаморфоз, или налицо явления каждый раз нового порядка? Сохраняет ли, например, нелинейная парадигма работ Либескинда, Гери и др. преемственность с классикой Греции? Что здесь архитектура, а что — нет? В противопоставлении естественного — искуственного есть соблазн отнести архитектуру к рукотворному миру. Но тогда возникает во­ прос, входит ли в состав архитектуры и ее природное окружение, например, пейзаж с фудзи?

Во-вторых, сохраняются попытки рассматривать архитектуру в свете традиционной научной методологии — с претензией на объективность зна­ ния, воспроизводимость результатов опыта, исчерпывающее параметриче­ ское описание и т. д. Такое описание всегда возможно, но его объект остается при этом лишь физическим телом, и архитектурная принадлежность его в системе физического описания вообще не может быть усмотрена ,0. Анализ архитектуры не может вестись врамках традиционного наугного {позитивистского) подхода. А какой иной подход нам известен?

В-третьих, налицо попытки сведения архитектуры к системе смежных ей дисциплин. Почти все дисциплины гуманитарного цикла (культурология, психология, физиология человека, семиотика, поэтика, эстетика, климатоло­ гия, проксемика, экономика и др.), а также теория систем и пр. претендуют на толкование архитектуры, на руководство ее решениями и оценку ее ре­ зультатов. Хотя архитектурные объекты функционально взаимодействуют