chernyshev_sergei_tekhnoekonomika_komu_i_zachem_nuzhen_blokc
.pdfтот исторический материал, который нам доступен – предсказать этапы будущего развития общества? И в этой статье автор дал в меру своих сил позитивный ответ, объяснил, откуда всё разнообразие форм берётся.
Р. Б.: Откуда?
С. Ч.: В китайской троичной традиции (там есть и пятеричная) мир делится на Землю, Небо и Человека. Земля эволюционирует, Человек действует, Небо пребывает в божественном становлении. Человек – субъект деятельности в своей Истории. Но ему не дано быть субъектом ни эволюции, ни становления, он их лишь претерпевает. Однако все три начала взаимосвязаны. Человек ступает по земле и её преобразует, а она время от времени то вознаграждает его сторицей, то, наоборот, стряхивает или смывает с себя. Небо тоже не остаётся в стороне: время от времени вы останавливаетесь, потому что голос неба говорит: «Остановись, Михаил!» И тут вам взбредает в голову новая идея касательно землеустроительных преобразований. Поэтому человек – активный посредник между небом и землёй. Типичный человек – это инженер. Инженер роет землю, потому что его попросили построить завод, проложить железнодорожную ветку. Он роет, строит, у него не получается, что-то ломается. Он чешет репу, вспоминает, чему его учили. Он адресуется к небу, сиречь достаёт том Ландау и Лифшица. На основе формул – что само по себе удивительно – переделывает свою производительную машину, суёт её в природу, и у него получается. Вот он так бегает-бегает между небом и землёй, туда-сюда.
Карл Маркс среди прочего писал: «История есть не что иное как деятельность преследующего свои цели индивида». Но цели, увы, не всегда достижимы, и к тому же сами подвержены переменам. Земля вмешивается, превращая наши действия в «жизнедеятельность» и привнося в них риски. Небо тоже вторгается в людские деяния, превращая их в «мыследеятельность» и обременяя неопределённостями. Но за вычетом этих рисков с неопределённостями сама полная совокупность, классификация, логическая последовательность всех форм человеческой деятельности может и должна быть точно предсказуема.
Социальная деятельность является частным случаем человеческой.
Социальный человек – тот, который суетится в стаде себе подобных, исправно ходит на партхозактивы, носит штаны, потому что племя требует надевать штаны, к тому же строго определённого покроя. У этого человека есть своя, малая триада, всего три сорта вещей, с которыми он сталкивается в окружающем мире – социальные Силы, Связи и Смыслы.
Силы – это те феномены природы, которые он изловчился вынуть из неё и присвоить (можно назвать их «производительными»). Связи – про то, что я, к примеру, могу позвонить другу и назначить его моим заместителем, или то, что я выхожу на рынок, с кем -то торгуюсь, или то, что у меня есть супруга и родственники и т. д. И наконец, смыслы – то, посредством чего социальные люди совместно мыслят. Они воплощаются в символах, образах, понятиях, мы так или иначе можем договариваться о них, можем понимать, любить, принимать на веру чужие, создавать, лелеять и распространять свои.
И вот в этом пространстве начинается историческая эпоха номер один: человек должен присвоить и освоить Силы, в том числе своей собственной природы. Герой первой эпохи – Homo Faber. Когда эта эпоха закончится (а она уже полтора века заканчивается, пытается закончиться), начинается эпоха по освоению связей – история Homo Ludens. Ну, и наконец, когда закончится эта гигантская эпоха – которая уже полтора века толком никак не начнётся
– наступит третья, которую логичнее всего назвать именем Homo Sapiens – это история общественного человека, который будет осваивать смыслы. Но пока «фаберу» кругом у нас дорога, «люденсы» пытаются как-то прорваться и закрепиться в реальности, а пресловутых «сапиенсов» попросту не видно. При малейшей попытке закосить под «сапиенса» за вами тут же приходят и в грубой форме требуют явиться к ближайшему «фаберу» и приступить к исполнению трудовой повинности – иначе помрёте с голоду.
В подобных наглядных терминах можно было бы довольно подробно рассказать про все предстоящие формы человеческой деятельности. «Конец истории» по Фукуяме оказывается
всего лишь окончанием первой из трёх социальных эпох человечества. Но помимо социальных видов деятельности есть ещё экзистенциальные и трансперсональные, вполне, кстати, рационально описуемые «извне». А дальше забота только о том, в каком порядке конкретное общество в конкретную эпоху будет наполнять собой это пространство форм. Ясно, что любая страна делает это криво, притом её загогулины индивидуальны и неповторимы. Но тогда надо вовлекать в анализ другие параметры помимо чистых форм деятельности. Надо разбираться, какая часть природы нам досталась. Изучаем географию, геологию. Какая часть неба нам обломилась – смотрим, были ли у нас теоретики социологии, кроме Питиримы Сорокина в прошлом и Александра Филиппова в настоящем…
Часть четвертая. Явление Штольца
Р. Б.: Возвращаясь к началу разговора. Ведь из вашей логики следует, что нам сейчас нужен не столько человек играющий, сколько Штольц. Русский Штольц, который придёт и начнёт здесь работать.
С. Ч.: Вы сказали «из моей логики», но логика не бывает «моей», она – как разъяснил трудящимся Гегель – сама себе субъект, для нас, грешных, вполне объективный. Человек в эту логику от себя привносит только личные заблуждения да пробелы в образовании.
Нам нужен Штольц, я с вами согласен. Но не тот, из позапрошлого века, а сегодняшний.
Р. Б.: А он какой?
С. Ч.: В целом с виду такой же, как и тот, ветхий. Но он успел твёрдо усвоить, чем предприниматель XXI века отличается от бизнесмена. Штольц – это, грубо говоря, бизнесмен при наличии современного предпринимателя и во взаимодействии с ним. Дети сами по себе и дети в присутствии взрослых – разные существа.
Между прежним и новым хозяйствующими субъектами чёткое разделение труда. Штольц как бизнесмен работает внутри завода. Он снижает издержки: д ля этого он должен уволить жуликов, заделать дырку в заборе, наладить бухгалтерский учёт, внедрить научную организацию труда, модернизировать оборудование и т. д. Предприниматель работает снаружи и занимается совершенно другим. Он должен «продеть» через этот завод как можно более плотный пучок контрактов, то есть установить для завода такую систему связей – с поставщиками всего, что заводу нужно для производства, с потребителями всего, что он производит, а также со страховщиками, с кадровиками, с транспортниками, с юристами, со связистами – чтобы этот завод был постоянно загружен на полную катушку. И чтобы завтрашняя загрузка чуть-чуть обгоняла его сегодняшнюю способность производить.
Р. Б.: А государство здесь зачем?
С. Ч.: Да простят меня либеральные коллеги, но платоновский «эйдос» нормального современного государства – не ночная вахтёрша, а общенациональный предприниматель. Оно должно так организовать пространство для Штольцев, чтобы вокруг них завелось максимальное количество «люденсов», а для этого ему нужно быть ведущим «люденсом». Проектное финансирование – шаг наощупь в нужную сторону. Но дальше надо двигаться с открытыми глазами, иначе сметут: тут начинается русло нового мейнстрима, по которому уже несётся вал триллионных инвестиций.
Возьмём, к примеру, нормальную задачу, где не обойтись без государства: прокладка федеральной трассы через территории, изобилующие неосвоенными ресурсами. Вроде бы и утконосу ясно: супервыгодный проект. Но нет, у экономического министерства с этим проблемы. Вот министр в одной из программных статей пишет про госинвестирование как фактор экономического роста и мимоходом, как о самоочевидном, поминает «инфраструктурные проекты, которые дают косвенные доходы в виде увеличивающихся поступлений в бюджет от общего роста экономич еской активности». Отчего же доходы «косвенные»? Отчего же рост «общий»?
Иными словами, в министерстве понимают: когда строятся дороги, то интегрально там, куда они ведут, жизнь закипает и бизнес лучше развивается. Но чиновный люд, к сожалению, не умеет посчитать экономический эффект. Поэтому у нас госбюджет устроен
так, что строительство дорог – это затратная статья, наряду со спасением депрессивных поселений и раздачей пособий безработным.
Почему же в министерстве не могут точно посчитать эффект от строительства дороги? Может, проблема с тем, как там умеют считать? Тогда давайте заниматься именно этой проблемой как главной. Если мы научимся точно прогнозировать и оцифровывать хозяйственный эффект от строительства объектов инфраструктуры, мы получим колоссальный рост экономики. Так давайте, вместо того чтобы строить дороги в никуда, направим часть бюджетных средств на то, чтобы усовершенствовать систему управления, систему предвидения и подсчёта практического эффекта от инфраструктурных проектов. Давайте будем начинать строить любой объект, предварительно просчитав долговременный эффект на 20 лет вперёд. Давайте будем заранее просчитывать все последствия внедрения новых технологий, включая новые моногорода на месте старых, которые непременно возникнут как «косвенные» (по выражению министра) издержки инноваций. Заскорузлая плановая система, не располагавшая и миллионной долей нынешних вычислительных мощностей, не боялась ставить перед собой такие задачи. И пусть далеко не всегда, пусть через два раза на третий, но у неё кое-что получалось. Почему мы больше этого не делаем – великая загадка нашей великой страны.
Общеизвестно: для того чтобы в обществах современного типа продолжала действовать «невидимая рука», требуется всё более умная «невидимая голова». У нас п роблемы с головой. Наше общество перестало предпринимать усилия стать и быть современным.
Ручаюсь, никаких нерешённых теоретических проблем и концептуальных препятствий для движения вперёд давно не существует. Дело за практикой. Так за дело!
Беседовал Михаил Бударагин
Революция экономических технологий. Тезисы[93]
1. Новая технологическая революция. Проектное инвестирование, финансовые платформы и распределенные реестры собственности.
В международных экспертных кругах, в профессиональном бизнес-сообществе созрело понимание, что в мире происходит новая технологическая революция. При этом ведущую роль играют совсем не те инновационные тренды, о которых так много говорилось и писалось: роботизация, искусственный интеллект, big data и т. п. Развитие пошло в магистральном в русле проектного инвестирования; в его ядре – две взаимосвязанные технологии: финансовые проектные платформы и распределённые реестры активов (неточно именуемые «блокчейном» по названию их исторически первого примитивного воплощения).
2. Новая технологическая волна и решение проблемы роста в глобальной экономике.
Предыдущая волна технологической революции – информационная – полвека прослужила драйвером роста глобальной экономики. Революция финансовых технологий станет главным фактором роста мирового хозяйства на ближайшие десятилетия. В докладе PriceWaterhouseCoopers отмечается: «Блокчейн развивается и распространяется с беспрецедентной скоростью. Чтобы превратиться из стартапной идеи в зрелую технологию, ему потребовалась лишь малая часть того времени, которое понадобилось интернету или персональным компьютерам». «Распространение блокчейна может привести к радикальному изменению конкурентного ландшафта в финансовом секторе. Текущие фонды прибыли будут перераспределены в пользу владельцев новых эффективных блокчейн-платформ».
3. Вытеснение банков инвестиционными финансовыми платформами. Международные банковские консорциумы по стандартизации корпоративных реестров.
Новая технологическая волна – это новые методы выполнения на человеко-машинной основе социальных функций, которые устаревшие институты обмена обременяли трансакционными издержками. В этом смысле новые технологии вытесняют и заменяют автоматизированными финансовыми платформами традиционных экономических
посредников. В современной экономике главным источником трансакционных издержек являются банковские структуры. Эксперты говорят о гибели банков, о том, что сама форма залогового кредитования устарела и тянет экономику ко дну. Ведущие банковские структуры, не дожидаясь необратимого развития этой тенденции, сами решили её возглавить, переведя процесс своего уничтожения в конструктивное русло, и с этой целью создали целый ряд международных консорциумов. Крупнейший из них – консорциум R3 в США, объединяющий 43 ведущих банка всех континентов (просьба Сбербанка РФ о вхождении была проигнорирована). Консорциумы интенсивно работают над обеспечением совместимости корпоративных реестров, фактически создавая новое экономическое пространство для высокоэффективного взаимодействия, кооперации и конкуренции различных платформ и электронных инструментов обмена.
4. Распределённые реестры, «криптовалюты» и политика центробанков.
Тема так называемых «криптовалют» при всей её значимости достаточно случайно оказалась в центре дискуссий по поводу новых финансовых технологий. Поначалу во многих странах правительства и центробанки воспринимали криптовалюты как зло и источник угроз, но на протяжении последнего года, по мере разбирательства с сутью д ела, произошёл разворот их политики на 180 градусов. В частности, Народный банк Китая, а затем и Банк Англии начали работу по созданию национальных электронных валют. На корпоративном уровне создание межбанковских криптовалют ведут несколько консорциумов. В проекте, инициированном швейцарским банком UBS, участвуют немецкий Deutsche Bank, испанский Santander и американский Bank of New York Mellon. Аналогичные проекты инициированы Citigroup и Goldman Sachs. В России формированием финансового консорциума для этих целей занялась компания QIWI. Однако на уровне Правительства РФ и Центробанка формирование целостного подхода и политики идёт медленно и противоречиво.
5. Новые технологии регистрации и защиты прав собственности.
Важнейшей сферой использования финансовых технологий является регистрация, поддержание и защита прав собственности с помощью распределенных реестров. Речь может идти в перспективе о любых видах собственности – начиная от жилья и автотранспорта и вплоть до сложных национальных и международных комплексов активов, фондов и ресурсов. Технологическая революция в этой сфере ставит под вопрос само существование всего спектра традиционных институтов типа нотариата, депозитариев, регистрационных палат и т. п. Исходная функция распределенного реестра – это прежде всего взаимосогласованное признание всеми субъектами реестра за одним из них прав на деятельность с определёнными видами и типами активов. На этой основе становится возможным не только оперативный учёт движения активов, но и конструирование сложны х комплексов собственности с целью повышения её производительности.
6. Распределённые реестры активов как фактор изменения природы хозяйственных рисков.
Как всегда, новая технология принесёт с собой новые угрозы и опасности в соответствии с известной мудростью: «что не полезно – то не опасно». Тем не менее, использование распределённых реестров активов позволяет снять либо свести к минимуму целые классы рисков, связанных с необязательным, недобросовестным либо криминальным поведением хозяйствующих субъектов. В связи с этим, конечно, повышаются требования к надёжности, быстродействию, устойчивости к взлому несущих IT -продуктов. Но с подобными требованиями информационная индустрия постоянно учится справляться.
7. Роль финтеха в модернизации фондоёмких отраслей промышленности.
Новые финансовые технологии открывают путь к радикальному решению проблемы «больших и длинных денег», которая в рамках системы залогового кредитования сковывала модернизацию машиностроения, энергетики, добывающей промышленностей и ЖКХ. Проектные платформы и распределённые реестры активов позволяют всем поставщикам продуктов и услуг в рамках проекта перейти к роли соинвесторов, поэтапно сокращая, а в пределе – исключая денежные трансакции между собой. Инвестиции и взаиморасчёты при
этом осуществляются посредством немонетарных инструментов, через технологию многостороннего проектного клиринга.
8. Финтех и переосмысление проблематики национальной безопасности и обороны.
Максимальный объём как возможностей, так и угроз финансовые технологии (как и всякие новые) привносят в сферу национальной безопасности и обороны. Достаточно сказать, что применение современных экономических технологий в конструктивном плане способно, в частности, привести к резкому снижению потребности в бюджетном финансировании при реализации оборонного заказа. С другой стороны, современные технологии при деструктивном их использовании позволяют осуществлять подрывные действия на международных финансовых рынках, например, обрушить национальную финансовую систему по модели кризиса 2008 года, который привел к краху системы инвестиционных банков в американской экономике и продолжает по сей день иметь долговременные негативные последствия.
9. Финансовые технологии как ключ к инновационной системе хозяйствования.
Разработка финансовых технологий – в отличие от информационных и тем более производственных – способна преодолеть порог самоокупаемости в перспективе нескольких лет, а не десятилетий. В дальнейшем именно на их основе становится возможным инновационная экономика: реализация циклов «преобразующего инвестирования» (Impact/Sustainable Investing) для массовой разработки и внедрения промышленных и информационных инноваций.
10. Финтех и новая безработица.
Внедрение новых технологий всегда приводит к новой безработице. Так, например, роботизация в крупных корпорациях неизбежно выбрасывает на рынок труда рабочих-станочников и представителей низового уровня операционного управления производством. Однако, надо отдавать себе отчёт, что новая волна экономических технологий влечёт за собой принципиально новый тип безработицы. А именно, безработными в ближайшее время окажутся многочисленные сотрудники низового и среднего банковского звена, нотариата и т. д., т. е. квалифицированные «белые воротнички», еще вчера причислявшие себя как минимум к среднему классу. При этом перспектива эмиграции с целью трудоустройства в других странах не просматривается, потому что данный процесс имеет глобальный характер. Поэтому встает серьезная проблема трудоустройства целого социального слоя, обладающего к тому же ещё и развитым самосознанием. В противном случае он может представлять собой социальную угрозу.
11. Социальный смысл новой технологической революции: переход от социума бюджетников к сообществу собственников страны.
Попытки решения проблемы безработицы, порождаемой новыми технологиями, на пути «создания новых высокотехнологичных рабочих мест» непродуктивны. Смысл технологии именно в том, что число её операторов принципиально ниже числа вытесняемых рабочих позиций. Вместо этого речь должна идти о поддержке массового предпринимательства на основе и с использованием новых технологий. В частности, увольняемые банковские сотрудники, обслуживавшие банковскую розницу, могут перейти в сферу разработки и использовании финансовых платформ, переживающую взрывной рост во всём мире. При этом с теряемых зарплатных позиций они фактически переходят к роли долевых собственников. Прямым следствием революции новых экономических технологий во всем мире является переход растущей части населения из сферы бюджетно-затратной занятости к роли новых собственников. Технологический предприниматель должен стать в перспективе наиболее массовой прослойкой в обществе, включая самозанятых лиц свободных профессий, для которых главным активом является постоянно обновляемая собственная компетенция. От современного государства требуется выработка принципиально новой социальной политики на всю предстоящую эпоху развития и внедрения технологий.
12.Финтех и необходимость опережающей модернизации законодательной системы
ивсех правовых институтов.
В обозримом будущем, как свидетельствуют эксперты, новые экономические технологии дойдут и до сферы права. Уже сейчас возникают новые программные продукты, призванные модернизировать работу юристов и замещающие сотрудников на технических позициях. Но в ближайшей перспективе законодательная система в целом останется важнейшим институтом, обеспечивающим модернизацию общества. В связи с развитием новой волны экономических технологий предстоит безотлагательная работа по глубокой модернизации всех правовых институтов, законодательной базы страны в целом для её скорейшего технологического перевооружения на мировом уровне и купирования связанных с этим рисков.
Объединенный космический щит[94]
В многоактной драме отношений Америки с Россией вопрос ядерных вооружений был, есть и еще долгое время будет узловым. Именно в силу этого диалог двух стран пока остается в центре мировой повестки дня, оставляя всем прочим – вопреки всем сдвигам экономической и политической мощи – роли статистов и зрителей.
Нынешнее распутье в российско-американских отношениях и внешне, и по сути напоминает поворотный пункт тридцатилетней давности. К сожалению, тот поворот не состоялся. Была упущена историческая альтернатива, обещавшая в корне изменить мир. Безвозвратно?
Три десятилетия назад американская мечта о непроницаемом космическом щите соединилась с российской перестройкой, и казалось, что ядерная коллизия близка к разрешению. Но все надежды Женевы и Рейкьявика разбились о проблему обеспечения доверия и безопасности при передаче космических технологий.
Напряженная экспертно-аналитическая работа, в которой довелось участвовать и мне, шла за кулисами этой драмы. Нам удалось выйти на более глубокие ее слои. Сразу после выдвижения Рейганом идеи щита, основанного на лазерно-космическом вооружении, мой учитель академик Раушенбах обратил внимание на его непредвиденное новое качество. Впервые в военной истории появляется оружие, для которого скорость нападения сравнялась со скоростью оповещения. Для участия человека в контуре управления не остается никакого временного зазора, гашетку приходится передавать роботам. По той же причине мирное сосуществование двух и более лазерных систем на орбите принципиально невозможно: любой неопознанный космический объект, могущий оказаться носителем боевого лазера, должен быть мгновенно уничтожен. Как разъясняли мы в диалоге с коллегами из Heritage Foundation, вопрос из сферы военной технологии переходит в сферу собственности: у системы лазерно-космической защиты может быть только один хозяин. Тогда речь шла о международной организации, за которой должна быть закреплена монополия на развертывание космического щита. Эта позиция успела приобрести влиятельных сторонников в самом верхнем эшелоне советского руководства и едва не оказалась в центре очередного саммита. Но с распадом страны диалог по проблеме остановился.
Сама проблема, однако, только обостряется, а нынешний уровень угрозы ядерного терроризма делает ее безотлагательной. Идея международной монополии, давая ключ к политическому решению, не содержит в себе алгоритмов реализации. Как технологически обеспечить доверие и контроль стран-участниц за сложной и многоуровневой деятельностью организации-монополиста?
Новая волна цифровых технологий, в первую очередь экономических, несет в себе потенциал для решения. Международная система управления космическим щитом может иметь форму цифровой децентрализованной автономной организации, основанной на распределенных реестрах собственности, интернете вещей и умных контрактах.
Следует отдавать отчет в том, что речь идет о новой волне технологий собственности, а не только и не столько оружейных технологий. Поэтому новый американо-российский диалог должен от уровней споров военных экспертов и политических игроков быть поднят до уровня диалога суверенных собственников национальных ядерных комплексов, неуправляемая логика развития которых ведет к подрыву и уничтожению всякого
суверенитета и всех наций. Пришла пора запускать стратегическую программу поэтапной интеграции этих комплексов, начиная с ключевого звена объединенного космического щита.
Новый разворот международных событий в условиях происходящей технологической революции возвращает Америке и России уникальный шанс стать конструкторами глобальных перемен перед лицом глобальных вызовов цивилизации.
Рейган vs Горбачев: стратегическая оборонная неудача
В 1981 году, когда в США на президентских выборах победил Рональд Рейган, многочисленные противники тоже состязались в красноречии по поводу его актерского прошлого, преклонного возраста (69 лет) и неадекватности. В советских газетах писали, что «в результате президентских выборов к власти США пришли наиболее реакционные силы американского империализма во главе с Рейганом». Ни одно из подобных опасений впоследствии не оправдалось. Рейган вошел в историю как один из выдающихся американских лидеров.
В 1983 году президент Рейган сделал два очень важных заявления. В первом он наградил Советский Союз кинематографическим ярлыком «империя зла». Таким образом, в советской и американской картинах мира возникла полная симметрия. Свыше семидесяти лет в основах советской идеологии, в программных документах правящей партии было записано, что капитализм неизбежно погибнет, что это фундаментальный научный факт, установленный Марксом. А поскольку западная сторона мира, с советской точки зрения, продолжала числиться в капиталистах, то Никита Сергеевич в простоте своей довел идею до логического конца, провозгласив с официальной трибуны: «Мы вас похороним». И вот устами Рейгана Америка ответила нам полной взаимностью.
Долгое время фактом, не подвергающимся сомнениям, был ядерный паритет, гарантированное взаимное уничтожение. Но вскоре Рейган получил интеллектуальный подарок в виде Стратегической оборонной инициативы (Strategic Defense Initiative). Ее придумали интеллектуалы, собравшиеся под эгидой Heritage Foundation. Первоначальная идея была в размещении орбитальных платформ с мощными лазерами, способными нанести непоправимый ущерб любой баллистической ракете, едва она высунется из плотных слоев атмосферы. Реализация этой идеи позднее натолкнулась на технологические сложности, рассматривались многочисленные альтернативные варианты. Но суть была везде одна. Выступая 23 марта 1983 года в Конгрессе, президент объявил, что будет создан космический щит, который полностью обезопасит Америку от ядерной угрозы. Цель СОИ, по Рейгану,
состояла в том, чтобы «сделать ракетно-ядерное оружие устаревшим и ненужным».
Идея была не в уничтожении СССР военной силой. Угрозу «империи зла» изобретательные американцы снимут техническими средствами, повесив хайтековский щит над собой, а потом и над союзниками. Запад обещали отгородить от имперского зла космическим щитом, функционально подобным Великой мексиканской стене Дональда Трампа. А дальше он победит политически и экономически за счет более высокого уровня жизни. В принципе это достойная позиция президента великой страны.
Как житель «империи зла» могу сказать, что у нас к Америке в те годы относились с уважением, а то и с симпатией, хотя цитаделью добра не считали. К моменту восхода Горбачева у нас тоже муссировалась идея, что мы докажем свою правоту в мирном соревновании и, будучи избавлены от бремени гонки вооружений, непременно должны продемонстрировать более высокую производительность экономики. Иными словами, если мы и были «империей зла», то зла на Штаты не держали.
Справедливость требует отметить, что и Рейган изначально поговаривал о намерении раскрыть в дальнейшем технологию щита СОИ не только союзникам, но и противникам. Маргарет Тэтчер в своих мемуарах пишет, что в 1984 году в их беседах в Кэмп-Дэвиде он упоминал такую возможность.
Тем временем в Советском Союзе наметились попытки обновления. Проклюнулась некая политическая весна, вскоре обернувшаяся последней осенью. И в пору этой межсезонной распутицы состоялись две встречи на высшем уровне – в Женеве в ноябре 1985 года и в
Рейкьявике в октябре 1986-го. Именно там мог срастись дивный новый мир, постъядерное завтра. Но не срослось.
Театрально-драматургическая канва этих встреч достаточно известна, напомню лишь существенное для главной темы.
Во время встречи в Женеве Рейган и Горбачев впервые познакомились. Заочно они почитали друг друга махровыми реакционерами, недоговороспособными, невменяемыми и т. д. Кончилось тем, что Рейган бросил соратникам в кулуарах фразу типа «этот парень вполне заслуживает симпатии». Ощущение было взаимным. Оба они, видимо, почувствовали, что достойное сосуществование возможно. Но Рейган был фанатичным сторонником космического щита СОИ, а Горбачев с самого начала твердил, что тему нужно закрывать. Позиции в этом узловом пункте были диаметрально противоположны.
Именно тогда Рейган сказал, что готов поделиться технологией космического щита, – а Горбачев отмахнулся от идеи как от пропагандистского жеста. Они уперлись в эту жесткую проблему и не могли продвинуться дальше.
Наступил критический момент, когда ничего, кроме тонкой ниточки симпатии, их не связывало. Но вместо того, чтобы разойтись, хлопнув дверью, они договорились о двух будущих встречах. Первая должна была состояться в США в начале 1987 года. Это важная дата – потом объясню почему.
Но к лету 1986 года женевская магия личного доверия рассеялась, жизнь брала свое, Рейган опять заговорил про империю зла и космический щит. Военные и разведчики в Москве тоже вставали на уши, потому что СОИ переформатировала бы всю советскую ядерную стратегию. Горбачев повел себя импульсивно и экспромтом, напрямую, написал Рейгану личное письмо о встрече на нейтральной территории. Рейган согласился. И встреча в Рейкьявике оказалась внеплановой, неожиданной для их аппаратов.
У собеседников были разные установки. Рейган собирался просто поговорить – вежливо подтвердить не до конца растраченное после Женевы доверие и готовность потихонечку двигаться. А Горбачев хотел прорыва. Ему для внутриполитич еских игр нужен был успех на внешнеполитической арене, потому что перестройка буксовала. Он хотел продемонстрировать крутизну и врагам, и соратникам. Поэтому он приготовил сенсационные предложения, включающие в себя сокращение ядерного потенциала сверхдержав вдвое. Он был готов пойти на целый ряд уступок, включая необдуманные. Рейган также оказался готов дойти до радикальных сокращений и серьезных договоренностей.
Но все вновь уперлось в ту же роковую преграду.
Рейган утверждал, что орбитальные противоракетные системы уже испытываются, их создание невозможно остановить, но он поделится этой технологией с Советским Союзом как защитой от «какого-нибудь маньяка наподобие Гитлера». Горбачев взвился на дыбы: «Прошу прощения, господин президент, но я не воспринимаю вашу идею обмена СОИ всерьез. Вы не хотите делиться даже нефтяным оборудованием, автоматическими станками или доильными аппаратами… Давайте будем реалистами».
В момент максимального сближения лидеров Америки и России произошел разрыв, впоследствии так и не преодоленный. Космический щит, еще не будучи развернут, уже сыграл провокационную и разрушительную роль.
Конечно, проблема была не только в доверии. Создание СОИ означало бы новый, еще более крутой виток гонки вооружений. Для экономики предзакатного СССР ее бремя могло стать непосильным.
Рейкьявик тридцать лет назад: за кулисами поражения
Для чего сегодня вновь погружаться в эту историю – со строчной и с заглавной буквы? Пришло время рассказать о малоизвестных, но значимых фактах и событиях, свидетелем
и участником которых мне выпало быть.
Пока пропагандистские службы «империи зла» и «логова империализма» занимались профессиональной перебранкой, дипломаты, военные и разведчики с обеих сторон вели
поиск действенных альтернатив. Напряженный диалог шел и по каналам «неправительственных организаций» (GONGO).
Мне пришлось быть участником этой работы в русле сотрудничества Комитета молодежных организаций (КМО) СССР и American Council of Young Political Leaders.
Представительная делегация из США прибыла к нам в конце 1985 года, сразу после Женевского саммита. Ответный визит состоялся в августе 1986 года, накануне встречи президентов в Рейкьявике.
Фото, сделанное тридцать лет назад в одном из офисов Белого дома, запечатлело молодых лидеров вместе. Среди американских коллег – Дана Рорабахер, спичрайтер президента Рейгана (с 1989 года и поныне представляет Калифорнию в Конгрессе США), Спенсер Оливер, тогда занимавший значимый пост в аппарате конгресса (с 1999 года он пятнадцать лет был генеральным секретарем Парламентской ассамблеи ОБСЕ), Брюс Вайнрод – один из руководителей Heritage Foundation, разработчик идеи и концепции «звездных войн» (в дальнейшем – представитель министра обороны США в Европе, член Совета по международным отношениям). Многие из нашей делегации впоследствии также стали лидерами в политической, общественной, деловой сферах новой России, продвинулись на высокие государственные посты.
Наша первая беседа с Вайнродом состоялась в декабре 1985 года под Батуми . Пока будущий конгрессмен Курт Велдон на повышенных тонах вел общую дискуссию по проблеме корейского авиалайнера, мы пешком отправились осматривать окрестности. Эта прогулка завела нас далеко.
Итоги трех бесед мы с Владимиром Аксеновым, председателем КМО СССР, суммировали в закрытой записке, которая была направлена «в инстанцию» (как было принято выражаться) по официальным, а параллельно и по неформальным каналам. Основная ее часть вместе с приложениями опубликована в 1989 году в известной книге С. Платонова «После коммунизма» (см. русскую Wiki). Напомню вкратце узловые моменты.
Вайнрод был проинформирован, что в кругах партийного и государственного руководства на высоком уровне обсуждается вопрос о снятии в программных документах отождествления современного американского общества с «капитализмом». В соответствии с предвидением Маркса капитализм в основном прекратил свое существование в череде катаклизмов первой половины XX столетия. Современное нам западное общество уже приобретает иную, постиндустриальную основу, и подрывающий взаимное доверие тезис о «неизбежности гибели» по отношению к нему может быть отозван. Советское и американское видения перспектив общественного развития, оставаясь конкурентными и даже конфликтными, обретут пространство стратегической совместимости. С разрушением искусственной идеологической преграды проблема взаимного доверия сверхдержав получит надежный фундамент для решения.
В свете этого принципиального шага навстречу становится ясным, что американское предложение о передаче технологии СОИ является не избыточно, а недостаточно радикальным. Необходимо говорить не о трансфере технологий, а о полномасштабном совместном проекте по разработке, производству и развертыванию единого космического щита под эгидой специально создаваемой международной организации.
Вайнрод в целом мужественно принял этот удар, хотя в запале употребил нетипичные для своего сухого дискурса выражения (turning point, very plausible), а по итогам бесед взял обязательство провести консультации «на высоком уровне в Вашингтоне» и пригласил нас посетить Heritage Foundation во время ответного визита.
Это посещение состоялось в августе 1986 года, вне повестки дня и поля зрения основной делегации. В период его подготовки и на самой встрече мы смогли развернуть обоснование позиции по совместному космическому щиту более подробно.
Полгода ушло на интенсивную работу по выстраиванию аргументации и ее всесторонней проверке на прочность в десятках дискуссий в высоких кабинетах. На момент встречи в Женеве идея международного космического щита была не более чем рискованной затеей «С.
Платонова». Все, чем мы располагали в плане политической поддержки, – негласное одобрение Вадима Загладина, ученого, писателя, первого заместителя заведующего Международным отделом ЦК. Накануне Рейкьявика идею уже энергично поддерживали многие в советском руководстве, включая прежде всего Владимира Каменцева, заместителя председателя Совета министров, Александра Бессмертных, заместителя министра иностранных дел, Филиппа Бобкова, первого зампреда КГБ. Причем последние двое организовали нам продолжительные беседы соответственно с Шеварднадзе и Крючковым, которые можно было трактовать как неформальное согласование идеи международного космического щита.
Идея включить в комплекс орбитальной ПРО новейшее лазерное оружие, которую Рейган счел освободительной, одновременно таит в себе смертельную угрозу, поначалу незамеченную. Именно с осознания этой угрозы и начинается путь к проекту единого и совместного космического щита.
С момента появления первых средств ПРО все военные эксперты понимают, что антиядерный щит, находящийся в тех же руках, что и ядерный меч, играет дестабилизирующую роль и провоцирует эскалацию. Поэтому основным достижением первой американо-советской разрядки стал Договор об ограничении ПРО 1972 года. Но появление на орбите двух и более систем ПРО с лазерным компонентом, находящихся под разным командованием, попросту взорвало бы ситуацию и привело к немедленному столкновению.
Предположим, стороны из лучших побуждений договорились размещать на орбите только рентгеновские лазеры, чей луч поглощается атмосферой, – чтобы исключить возможность удара по наземным целям. Предположим, каждая из них сознательно пытается запрограммировать свою систему для чисто оборонительных задач. Так вот, оказывается, что это невозможно сделать в принципе.
Ракетно-ядерное нападение осуществляется со второй космической скоростью, но при этом система оповещения о нападении срабатывает со скоростью света. Остается, по крайней мере, зазор в несколько минут для вмешательства человеческой воли, способной остановить или отвратить катастрофу из-за технической или человеческой же ошибки. В случае с лазерно-космическим оружием скорость нападения и оповещения впервые одна и та же – это скорость света. Места для человека не остается даже в теории, это войны роботов. И если таких роботов два или более, первый же выстрел становится последним и фатальным. Поэтому возможен единственный защитный алгоритм – сбивать чужую платформу в первую микросекунду выхода на орбиту.
Иными словами, космическая система ПРО может быть, во-первых, только единственной, и во-вторых, только общей. Будучи чьей-то локальной собственностью, она автоматически стала бы орудием глобального самоубийства.
Наш авантюрный замысел подразумевал, что документы с системой аргументов в пользу совместной космической ПРО перед очередным саммитом американский президент получит через Heritage Foundation, а советский – от нас. Есть косвенные свидетельства, что коллеги Вайнрода поработали в этом направлении. Московская часть этого плана тоже удалась. В феврале 1987 года Анатолий Черняев, помощник генсека, передал тому полученное сразу по трем каналам наше послание с пакетом приложений, среди которых были все документы по космическому щиту. Горбачев отправлялся в десятидневный отпуск с Раисой Максимовной, ворчал, что ему и там не дают покоя, – но документы забрал и даже, как выяснилось, с ними внимательно ознакомился.
Но было поздно.
Уже состоявшаяся к этому времени внеплановая, импровизационная встреча в Рейкьявике спутала карты в нашей игре. Аргументы и обоснования попали к адресатам не накануне, а уже после дискуссии по космической ПРО, которая была неконструктивной и привела к расколу по этому вопросу.