Коллективистское общество Идеал. Теория. Реальность

ловиях, о не предполагавшихся ранее трудностях и сложностях на пути к социализму в этом случае1.

Мы полагаем, что уже тогда, хотя и в самом общем виде, стало ясно, с какими огромными издержками будет осуществляться социалистическое строительство, поскольку, скорее всего, революция может победить в одной стране, являющейся притом «слабым звеном» в цепи империализма, то есть страной далеко не самой развитой. Социалистическая революция может первоначально победить в не самой развитой стране потому, что только в ней крестьянские и мелкобуржуазные массы, вовлеченные в антиколониальную и антифеодальную революции, могут в той или иной мере поддержать эти революции и развившиеся как их прямое продолжение социалистические преобразования. Только в стране такого типа буржуазия еще не в достаточной степени политически консолидировалась, чтобы в состоянии безусловно претендовать на свою гегемонию в антифеодальной революции, претендовать на власть.

Если бы такой страной оказалась не Россия, все равно, это могла бы быть только страна такого типа, такого уровня развития капитализма, такого средоточия всех главных социальных противоречий современности, как тогдашняя Россия.

1 В 1907 г. был написан А.А. Малиновским (А. Богдановым) социально-утопический роман «Красная Звезда» (современное издание: Вечное солнце: сборник. М.: Молодая Гвардия, 1979. С. 248–379). На стр. 349–350 мы находим весьма развернутое предположение не только о наиболее вероятной победе (на Земле) социалистической революции первоначально в одной стране, но и о возможных особенностях в реализации социализма в этом случае: «…Отдельные передовые страны, в которых социализм восторжествует, будут как острова среди враждебного им капиталистического, а частью даже докапиталистического мира… Даже там, где социализм удержится и выйдет победителем, его характер будет глубоко и надолго искажен многими годами осадного положения, необходимого террора и военщины, с необходимым последствием – варварским патриотизмом. Это будет далеко не наш социализм».

А.А. Богданов не ограничивается одним этим предположением (оно высказано в романе устами его персонажа, а не прямо самим автором). Устами другого персонажа, который в гораздо большей степени близок автору, была высказана уверенность, что такой характер социалистической революции на Земле очень серьезно осложнит и удлинит путь к истинному социализму, но не должен увести историю в какой-то тупик.

В.И. Ленин, который был одним из первых читателей этого романа, оценил его положительно. Его замечания касались лишь некоторых философских постулатов романа, где проявились махистские заблуждения А.А. Богданова, но не его политического прогноза.

Мы полагаем, что суждения о характере и судьбах революции, в художественной форме обрисованные А.А. Богдановым, как раз и являются отзвуком дискуссий, которые не могли не вестись в кругу русских социал-демократов-теоретиков (прежде всего большевиков) во время революции 1905–1907 гг. – Авторы.

81

Вразвитии В.И. Лениным теории социализма переломным моментом явилась Октябрьская социалистическая революция. Работы В.И. Ленина «Государство и революция» (август-сентябрь 1917 г.), «Грозящая катастрофа и как с ней бороться» (сентябрь 1917 г.) написаны с позиций партии, готовящейся к революции, готовящейся

ктому, чтобы взять власть, но еще не стоящей у власти. Работы «Как организовать соревнование» (конец 1917 г. – начало 1918 г.) и «Очередные задачи Советской власти» (апрель 1918 г.) написаны уже с позиции партии, взявшей на себя всю ответственность за первую в истории попытку построить коллективистское общество, управлять процессом этого строительства.

Для В.И. Ленина было ясно, что решать практическую задачу строительства социализма на уровне одних только общих идей (уровень, на котором велась подготовка к революции) невозможно. Центром теоретической работы теперь должны стать технологии практики и организация практики.

Вцелом ряде работ 1918–1923 гг. В.И. Ленин, критически рассматривая вопросы социалистического строительства в России, намечает, вместе с тем, и подходы к общей теории реального социализма. Именно подходы, ибо для того, чтобы развить эту теорию в достаточно полном объеме, с проработкой основных проблем социализма, развивающегося на своей собственной основе, нужен был более полный, более богатый опыт, нужна была конкретная практика развития социализма как такового.

Очень важно отметить тот факт, что В.И. Ленин в высокой степени владел тем обязательным качеством исследователя, которое мы бы назвали способностью к теоретической самокритике (эту способность В.И. Ленина первыми в современной литературе отметили и подчеркнули Е.А. Амбарцумов и А.С. Ципко). В.И. Ленин умел отказываться от своих собственных прежних взглядов, если эти взгляды не выдерживали проверки практикой, умел находить такую практическую позицию, которая позволяла не просто отбросить заблуждение, но на этой основе найти верное решение. Свои заблуждения В.И. Ленин умел найти первым, и всегда сам их открыто признавал.

82

Очень важно иметь в виду, что научно-практическое творчество В.И. Ленина не обособлено от развития всей науки, не может быть противопоставлено широкому фронту исследований 20-х гг. ХХв. Оно должно быть представлено как своего рода вершина марксистскойинтерпретации социальной наукиипрактики своего времени.

Оглядываясь назад, мы можем заметить даже и то обстоятельство, что ряд старых специалистов, отнюдь не настаивавших на своих симпатиях к марксизму, оценивая экономическую (да и не только экономическую) ситуацию в стране, ее проблемы, оказались более правы, чем заслуженные и правоверные марксисты. Например, Н.Д. Кондратьев, настаивая на том, что в планировании акцент на предвидение и обоснование доминирует над директивностью, оказался более прав, чем С.Г. Струмилин, а Л.Н. Юровский, настаивая на важнейшей роли товарных отношений и рынка при социализме, оказался более прав, чем А. Леонтьев1. Значительная часть старых специалистов потом – в 1930–1931 гг. – была репрессирована и погибла в 1937–1939 гг., тогда как их оппоненты, причислявшие себя к марксизму, оказались в ряду теоретиков, обосновывавших и оправдывавших экономическую политику И.В. Сталина с его волюнтаризмом и пренебрежением объективными законами.

Целый ряд положений науки 20-х гг. ХХ в. звучит сегодня чрезвычайно актуально. Многие идеи В.И. Ленина только сейчас находят свое последовательное воплощение в практике. Однако в целом концепция социализма 20-х гг. уже не может быть прямо механически перенесена в наше время. Жизнь ушла вперед и хотя ряд основополагающих положений науки 20-х гг. сохраняет свое значение и сейчас, поскольку характеризует в целом социализм как формационную фазу, никакие извлечения из В.И. Ленина и других авторов того времени не могут снять задач и создания развернутой

иконкретной теории социализма конца XX века. Мы должны сде-

1См.: Струмилин С.Г. К перспективной пятилетке Госплана на 1926/27–1930/31 гг. // Плановое х-во. 1927. № 3; Кондратьев Н.Д. Критические заметки о плане развития народного хозяйства // План. х-во. 1927. № 4; Юровский Л.Н. К проблеме плана и равновесия в советской хозяйственной системе // Вестник финансов. 1926. № 12; Леонтьев А. К вопросу о природе хозяйства СССР // План. х-во. 1927. № 4. Публикации, на которые мы ссылаемся – всего лишь маленькая часть обширных дискуссий того времени. Однако они весьма типичны, чем и был обусловлен наш выбор. В целом же дискуссии 20-х гг. нуждаются сейчас в новом изучении. – Авторы.

83

лать это своими силами, опираясь на методологию классиков, на все найденное общественными науками, и никто за нас, за наше поколение это не сделает, никакие цитаты нас не спасут.

И начинать, и кончать надо в теоретическом осмыслении современности – опять же по примеру классиков – с теоретической самокритики. Восстановление способности к ней – один из элементов преодоления наследия долгой эпохи господства догматизма.

Наука и утопия:

отрицание и преемственность

В любой науке проблема предшествующих взглядов не сводится к полному их отрицанию: наука основывается на концепции диалектического отрицания, полагающего, что в каждом отрицании, как его необходимая внутренняя сторона, обязательно присутствует и преемственность.

Для публикаций, характеризующих марксизм, броские заголовки типа «Ни грана утопии!» выдают желаемое за действительное. Действительность сложнее.

Можно (и, безусловно, нужно) заняться специальным исследованием текстов классиков на предмет выявления того, какие элементы утопических идей скрыты в снятом виде в той или иной их концепции. По закону развития сознания, развития науки таковые должны обязательно обнаружиться. Но нас здесь интересует иное: какие элементы утопических представлений оказалось возможно как-то совместить с неутопическими, ввести их в поры научной в целом теории? Ведь многие элементы утопии надолго задержались

впрограммах политических партий, в основе своей принявших концепцию научного социализма, в их идеологических формулах, в сознании идущих за ними масс.

Элементы утопизма в понимании социализма распределены крайне неравномерно в современном обществе. Различные группы

впартии, различные классы и слои заметно отличаются друг от друга по характеру сохраняемых утопических представлений. Если у теоретиков – это остаточные представления (хотя они сыграли и продолжают играть существенную негативную роль), то у масс –

84

это зачастую основа их представлений о социализме. Элементы утопизма при этом сочетаются с остаточными элементами религиозоподобного сознания (смена религиозоподобного сознания научным совершается по тем же законам диалектического отрицания). Именно на основе остаточных элементов утопического сознания, взаимодействующего с такими же остаточными элементами религиозоподобного сознания, возникают наиболее стойкие иллюзии неразвитого социалистического сознания. Нет большего заблуждения, чем считать сознание вождей, партий и масс после революции сразу, целиком последовательно научным.

Самая живучая форма утопизма – это явная или неявная трактовка коллективистского общества как некоего финала истории, общества достигнутого благоденствия и незамутненной справедливости, общества, где уже окончательно решены все мыслимые и немыслимые проблемы. Распространенность этой формы утопизма чрезвычайно велика.

Этот взгляд на социализм весьма устойчив в самых широких кругах общества до сего времени. По своему генезису такое понимание социализма восходит еще к религиозным, весьма живучим и в светской форме, идеям вечного блаженства в потустороннем мире, страдания в настоящем ради будущей счастливой, беззаботной жизни.

Именно к этому пониманию социализма восходит и представление о том, что социализм (а уж коммунизм как высшая фаза формации – безусловно) – это общество, преодолевшее наконец все противоречия. Религиозоподобная метафизика здесь легко переходит в метафизику мировоззренческую, концептуальную.

Критика культа И.В. Сталина и культа личности вообще, пересмотр принципов экономического регулирования, реформа политической системы в 1987–1988 гг., как это ни парадоксально, вызвали своего рода обновление и усиление этого варианта остаточного утопизма. Обсуждая перспективы реализации в ходе перестройки принципов социализма (коллективистских отношений), перспективы обновления устройства общества на социалистических началах, зачастую вновь исходят из понимания социализма как некоего

85

идеализированного «общества благоденствия, равенства, справедливости»1.

Утопическое представление о социализме как о некоем обществе абсолютного благоденствия весьма опасно в политическом отношении. Осознание невозможности достичь такого состояния ведет к разочарованию в социализме вообще, к отрицанию его потенциальной эффективности. При этом одни сосредотачиваются на индивидуальных эгоистических целях, другие – пытаются в той или иной форме возродить буржуазные отношения и ценности, кажущиеся единственно эффективными.

Элементы подобного утопизма выражаются, в частности, в непонимании природы и роли противоречий при социализме.

Отсутствие, якобы, при социализме противоречий (или, во всяком случае, их второстепенное значение) достаточно долго (до второй половины 50-х гг. ХХ в.) оставалось официальной версией, соответствующей идеологии культа личности. Даже опубликование (в 1929 г.) прямого высказывания В.И. Ленина о наличии при социализме неантагонистических противоречий2 (не говоря уж о методологии классиков в целом) не могло поколебать устойчивого и живучего утопического представления, отвечающего в целом типу культуры и сознания масс.

И до сих пор в официозном обществоведении нет ни одного учебника и учебного пособия (по состоянию на начало 1989 г.), в котором теория социализма последовательно основывалась бы на анализе его основного противоречия3.

Утопические представления связаны также с определением исторических сроков проведения крупных социально-экономических преобразований: индустриализации, массового кооперирования, вступления в полосу первой фазы коллективистского общества и т.п.

1Весьма отчетливо проявилось именно такое понимание социализма в дискуссии между Ю.Н. Афанасьевым и редакцией газ. «Правда» о судьбах социализма. См.: Афанасьев Ю. Перестройка и историческое знание // Лит. Россия. 1988. 17 июня. № 24. С. 2–3; Кузнецов П. Вопросы историку // Правда. 1988. 25 июня. № 177; Афанасьев Ю. Ответы историка // Правда. 1988. 26 июля. № 206; здесь же: От редакции; Дедков И., Лацис О. Путь выбран // Правда. 1988. 31 июля. № 213. – Авторы.

2Впервые опубликовано в 1929 г. В последние годы переиздано с уточнением текста. См.: Ленинский сборник. M.: Политиздат, 1985. Т. XL. С. 391. – Авторы.

3А Захар Ильич писал об этом с середины 50-х гг., но публиковать его практически никто не хотел. – Издатель.

86

Здесь действует иллюзия обыденного сознания, подменяющая закономерные, свойственные самой истории, интервалы исторического времени длительностью индивидуальной человеческой жизни.

«Историческое нетерпение», порождаемое этими утопическими представлениями о социализме, способствует неправомерной оценке и самих методов продвижения к социализму. Так возникло отождествление кооперирования с коллективизацией, идея обязательности взимания «дани» с крестьянства как условия ускорения темпов индустриализации, установка на «замораживание» потребления масс ради ускорения темпов экстенсивного развития экономики, попытки одной лишь директивой перевести народнохозяйственные связи непосредственно на продуктообмен, игнорируя то- варно-денежные отношения и т.п.

К утопическим представлениям о характере исторических изменений относится и недооценка сложности, трудности, относительной длительности изменения культуры и сознания масс в процессе перехода к социализму. Желаемое здесь выдается за достигнутое, и создается иллюзия продвижения там, где фактически этого продвижения нет или почти нет.

Здесь названы только некоторые утопические иллюзии, на которых основывались особенно тяжелые негативные явления в процессе строительства социализма. Эти утопические иллюзии долго сохраняли свою силу и в сознании масс, и в представлениях многих политических руководителей.

Во всяком случае, задача последовательного и настойчивого выявления элементов утопических представлений в мировоззрении масс, строящих социализм, в научном обосновании этого строительства остается для обществознания одной из важнейших как в самом развитии теории, так и в управляющем ее воздействии на практику реального коллективистского общества.

Только в одном отношении утопическое сознание оказывается плодотворным для социальной практики: как метод построения образных моделей возможных вариантов социального развития, как метод мыслительного социального эксперимента.

Утопическое сознание фактически есть органический элемент восприятия социального мира. Это утопическое сознание – погра-

87

ничная сфера гипотетических социальных прогнозов, вариантов, предположений. Наука в этой сфере не может уже быть скольконибудь категоричной, однако она еще в состоянии как-то дисциплинировать творческое воображение. Тем самым утопическое сознание, опираясь на организованную наукой интуицию, строит альтернативы как реальной социальной практике, так и научным прогнозам.

Исследователей истории обществознания порой смущает образная форма осмысления социальных процессов, свойственная социальной утопии. Действительно, социальная утопия является пограничной формой сознания между рационально-логическим и образным осмыслением мира. Однако образная форма здесь детерминирована: неполнота информации компенсируется повышенной функцией воображения (фантазии), а она, в свою очередь, рождает тяготение к обобщенно-целостному восприятию отображаемых объектов (то есть к образному их отображению).

Практическое значение утопической формы сознания для осмысления направленности истории (и в том числе необходимости и закономерности коллективистского общества) трудно переоценить.

Любые социальные эксперименты весьма ограничены, поскольку последствия этих экспериментов, если они носят хоть сколько-нибудь существенный характер, необратимы. По этой причине глобальные эксперименты и вовсе невозможны. Утопическая же интуиция, отталкивающаяся от научной трактовки общества, позволяет осуществить мысленные эксперименты там, где реальные эксперименты невозможны.

Средства воздействия на социальные процессы и на самого человека – будь то технические, социальные или психотропные средства – столь радикальны сейчас по своим потенциальным результатам, что любая, даже, казалось бы, малая по смыслу и масштабу новация, любой эксперимент может иметь фатальные последствия. Применение методов образного моделирования альтернативных форм социального бытия, свойственных утопическому сознанию, может сыграть очень большую роль в обеспечении самосохранения человечества.

88

Современное состояние научной теории коллективистского общества

В30–40-е гг. ХХ в. – научная теория коллективистского общества– вее «видимой» части (тоестьвпубликациях) – обогатиласьмало.

Вработах И.В. Сталина практически нет самостоятельных идей, которые могли бы действительно пополнить фундаментальные представления о социализме, а вся другая литература того времени могла только следовать «гениальным указаниям» вождя.

Однако наука не могла быть полностью заглушена. Еще в самом начале 40-х гг. был опубликован ряд интересных разработок по автоматизации производства (ее социально-экономическим аспектам), по хозяйственному расчету и т.п. Даже в собственно теоретических аспектах исследования проблем коллективистского общества изредка появлялись весьма интересные, новаторские работы. В качестве примера можно назвать статью Н. Власова «К вопросу о движущем противоречии социалистического общества»1. Конечно, немалая часть работ осталась в столах исследователей. Из этой части научного наследия пока опубликовано чрезвычайно мало.

Культ личности во всех его вариантах был неизбежно связан с догматизацией социального знания, с абсолютизацией роли возвеличиваемой личности в развитии теории, с игнорированием коллективного научного творчества. С культом неизбежно была связана доминирующая роль пропаганды по отношению к науке. На первый план вместо творческого развития теории вышли распространение, популяризация и прославление всех высказываний возвеличиваемой личности. Вершиной пирамиды научной теоретической деятельности оказалось создание популярных, рассчитанных на очень широкий круг читателей учебников. Учебник становится средоточием нормативного знания: не наука предопределяла содержание учебников, а учебники диктовали науке нормативную, официозную интерпретацию тех или иных основных идей и фактов.

1 Опубликована в журнале «Под знаменем марксизма». 1940. № 3–4. – Авторы.

89

В период после 1956 г. (после XX съезда КПСС) научная теория социализма продвинулась вперед. Этому способствовало прежде всего и главным образом развитие философии (опять-таки преимущественно не в трудах официозных лиц и институтов). Однако степень теоретического осмысления конкретных социальных проблем и теории социализма заметно отставали от продвижения вперед общей методологической основы социального знания. Качественного сдвига в научной теории социализма не произошло, хотя ряд важных идей были высказаны и утвердились в науке.

Уже в 60-е, но в особенности в 70-е и начале 80-х гг. ХХ в.

вобществоведческих науках устанавливается весьма своеобразное положение. На уровне официозной науки (центральные издательства, главные академические гонорарные журналы, учебная литература и т.п.) наука, если и двигалась, то черепашьими шагами. Засилье утопических идей, вульгарно-апологетической методологии в основном и главном сохранилось. А подлинные новации в науке о социализме мелькают, время от времени, преимущественно

впериферийных (особенно вузовских) изданиях, безгонорарных журналах, тезисах научных конференций и симпозиумов и т.п., то есть там, где заслон подлинному научному творчеству был ощутимо слабее.

Если судить по подлинному творчеству, по подлинным приоритетам (а их до сих пор в обществоведских науках еще всерьез не пытаются выявлять), то все, что проводится сейчас в жизнь по программам перестройки, все позитивное в решениях ХХVII съезда КПСС, XIX партконференции было «наработано» советской наукой

в60–80-е гг. (а порой и значительно раньше). Науке можно было мешать, но остановить ее не могли даже трудные условия периода культа личности, периода застоя.

Условия развития научной теории социализма в принципе не просты и не однозначны. Культ личности усугубил все негативное итак в остро противоречивом процессе этого развития. А сегодня еще слишком мало сделано для подлинно научной критики культа личности. Это тормозит и исследование подлинной истории советского обществоведения. Не изжитые до сих пор авторитаризм в науке, разрыв между официозной наукой и всем научным сообще-

90