763

на-Суворова «Ледокол», до меня дошла и стала понятной необходимость в создании нашего института

—института военных инженеров железнодорожного транспорта.

Сталин планировал вторжение в Европу. Успешное осуществление этой военной операции могло

быть обеспечено использованием железных дорог сопредельных западных стран. Но ширина колеи железных дорог западных стран была отличной от ширины колеи железных дорог СССР и не позволяла въезд на нее подвижного состава, применяемого в СССР. Для руководства широкомасштабными работами по переустройству железных дорог западных стран в условиях войны под колею подвижного состава железных дорог СССР требовались специально подготовленные кадры. С этой целью по специальному постановлению Совета Труда и Обороны СССР в глубине страны были созданы 4 школы военных техников (ШВТ) и один институт военных инженеров — наш НИВИТ. По расчетам на подготовку квалифицированных военных инженеров железнодорожного транспорта, способных осуществить руководство такими работами, требовалось не менее 6 лет. Постановление Совета Труда и Обороны СССР № 129 было принято в конце 1934 года (9 сентября). Таким образом, можно предположить, Сталин рассчитывал начать войну не ранее 1941 года. За период с 1934 по 1941 год школы военных техников (а они были в Иркутске, Томске, Хабаровске и Омске), успели сделать по два выпуска своих слушателей. Три ШВТ при этом были путейско-строительного профиля, и только одна школа готовила специалистов по связи и СЦБ. Среди нас, слушателей, поступивших в НИВИТ в 1943 году, были и выпускники ШВТ. Так, Николай Крючков, Александр Иноземцев были выпускниками путейских ШВТ, Николай Голубев — выпускник школы военных техников связи.

Из опубликованных к настоящему времени документов и материалов можно предположить, что предстоящую войну Сталин планировал осуществить с применением химического оружия и тяжелой бомбардировочной авиации. К 1941 году в СССР было изготовлено 36 тысяч тонн отравляющих веществ. На аэродромах вблизи границы было сосредоточено 1200 самолетов тяжелой бомбардировочной авиации. Каждый красноармеец имел индивидуальный противогаз. К сожалению, или к счастью, война пошла по другому сценарию Гитлер нанес упреждающий удар. Почему так произошло? Ответ на этот вопрос со временем будет получен. Можно предположить, что главной причиной тому была переоценка Сталиным своих способностей по предвидению ожидающихся событий в развитии международных отношений и игнорирование им данных, получаемых от внешней разведки. Но к особо тяжелым последствиям, случившимся в начальный период войны 1941 года, привели массовые репрессии против командования Красной Армии, осуществленные по команде Сталина в1936–1938 годах.

В процессе учебы на втором курсе поступила команда подготовить из числа добровольцев взвод парашютистов. К моему удивлению, недостатка в таких добровольцах не было. Занятия проводились в аэроклубе, который в то время располагался около центрального продовольственного рынка в специально построенном здании. Задание было успешно выполнено. Но при этом произошло два курьезных случая.

Слушателям, занимающимся на курсах парашютистов, полагалось дополнительное питание. Павел Исаев об этом узнал тогда, когда занятия по подготовке к прыжкам уже были завершены. Вместе со всеми он стал в строй. Была сделана перекличка. Исаева в списке не оказалось. Но все подтвердили, что он на прошлых занятиях был. И парашют свободный был. Видимо, кто-то на занятия не явился или опоздал. Всех посадили в автобус и повезли на аэродром к самолету. Павел тоже в самолет сел. Пока ехали в автобусе, ему подробно рассказали порядок осуществления прыжка. Не успели только рассказать, как приземляться. В самолете по команде «приготовиться к прыжку» в очереди Павел стал последним. Как и все, он пристегнул карабин шнура своего парашюта, но когда надо было прыгать, он уперся двумя руками в края открытой для прыжков двери. Как он сам потом рассказывал, инструктор ударил его по рукам и пинком колена ему под зад вытолкнул его из самолета. «Ну, все, пообедал», — мелькнуло в голове у Павла. Но тут парашют раскрылся. «Солнце светит, подо мной облака, такое блаженство, и я стал петь», — рассказывал потом Павел. Он и не заметил, как приблизилась земля, как ему что-то кричали ребята на земле, как что-то показывали руками. Его сходу шмякнуло о землю и поволокло по ней ветром. Но все благополучно обошлось синяком на бедре. Впоследствии он с удовольствием рассказывал о своем первом прыжке с самолета.

Второй случай произошел с Босей Лютиковым. Он был очень маленького роста и малого веса. Из самолета Бося прыгнул первым, но его парашют попал в воздушный поток, и его унесло далеко от аэродрома. Уже все были на земле, а он все летал и летал и вместе с ним летал и самолет. Приземлился он далеко от аэродрома на картофельном поле.

63

Во втором полугодии второго курса был объявлен институтский конкурс художественной самодеятельности. Конкурс проходил в 312 аудитории в учебном корпусе на улице Советской, 20. Следует отметить, что в НИВИТе было много талантливых и одаренных ребят и девушек. На нашем курсе, но на строительном факультете была прекрасная певица Нина Федосова. Она имела сильный и хорошо от природы поставленный голос. Очень хорошо пел Володя Минин, тоже со строительного факультета. Думаю, что если бы он получил бы такую поддержку, как Штоколов, он бы ему не уступил в успехе певца. Но и инженер из Володи получился отличный. Свой жизненный путь Володя завершил в должности начальника главного управления строительства нашего министерства. На строительном факультете был большой и очень хороший хор. Отличный аккордеонист Вадим Абичкин.

Коллектив нашего факультета выставил группу замечательных гитаристов во главе с Юрием Юрьевым. Он же сольно выступал, как исполнитель старинных романсов под гитару. Принимал участие в олимпиаде и я. Прочитал рассказ Зощенко «Баня» и вместе с Гордоном (не помню его имя) с успехом исполнили смешной фельетон на тему войны с немцами. Запомнилось мне выступление Виля Липатова. Он читал стихотворение Симонова, посвященное Серовой. Стихотворение глубоко интимное, по моим в то время представлениям, вообще не допускающее огласке.

Девятого мая все были подняты рано утром, как по тревоге. Все, война закончилась. Было прекрасное солнечное утро. Все группами и поодиночке бросились в город. Площадь пред оперным театром была полностью заполнена народом. Было всеобщее ликование. Незнакомые люди обнимались и целовались. Людей в военной форме с орденами поднимали на руки и подбрасывали в воздух.

Вечером того же дня в помещении, где мы встречали Новый год, были танцы под духовой оркестр. С этого времени вечера отдыха с танцами в этом помещении стали проводиться регулярно, почти каждую субботу.

Несколько дней спустя рано утром все снова были разбужены громкими выстрелами. Мы поначалу решили, что это артиллерийский салют в ознаменование победы. Оказалось, что это взорвался склад, расположенный за железнодорожной линией недалеко от переезда.

Двенадцатого мая открылся Новосибирский театр оперы и балета постановкой оперы «Иван Сусанин». Нашей комнате билетов на открытие не досталось, хотя многим из наших товарищей в этом повезло.

Завершился второй курс снова лагерным сбором. Лагерь был разбит на том же месте, только палатки на этот раз у нас были другие. Изменилось и содержание занятий. Изучали подрывное дело. Устройства для подрывных работ. Материалы для взрывных работ, детонаторы и электродетонаторы, подрывные машинки. Формирование зарядов, как и где их устанавливать. Как подрывать мосты, стрелочные переводы, подвижной состав. Зажигательные смеси. Занятия по подрывному делу проводили с нами офицеры майор Г.Ф. Арапов, майор Е.И. Мельников и старший преподаватель, выпускник НИВИТа В.А. Подоплелов. В завершение занятий произвели взрыв, в качестве объекта взрыва был использован большой старый пень.

Как и в прошлом году, занимались строевой подготовкой. По вечерам перед отбоем устраивали танцы. Все повзрослели. У некоторых появились подружки. Появились подружки и у моих ближайших друзей и соседей по комнате.

Петя Пуриц стал встречаться с Олей Сусловой. Высокой стройной девушкой, нашей однокурсницей, но с факультета движение. В военной форме она выглядела особенно эффектно. Оля трагически погибла в конце первого полугодия третьего курса. Она неудачно прыгнула на заднюю площадку первого вагона трамвая на повороте у самого оперного театра. И попала под колеса.

Николай Лайок подружился с Наташей Богдановой. Наташа была тоже нашей однокурсницей, но на строительном факультете. Как и я, она исполняла обязанности помощника старшины роты. Это была очень живая, милая и остроумная девушка. Когда на экранах телевизоров появилась Клара Новикова, я невольно вспоминал Наташу Богданову. Так они были внешне похожи. К сожалению, пути Наташи и Николая разошлись. Но об этом позже.

Как об этом я уже писал, уже был освобожден мой город Миргород. Я сразу же, как услышал об этом, написал письмо маме. Но ответа не было. События же в этом направлении развивались следующим образом. Семья дяди Саши, эвакуированная в город Рубцовск, испытывала там с жильем большие трудности. А в Харькове у них осталась без присмотра отдельная квартира. С большим трудом дяде Саше удалось уволиться с завода и вместе с сыном Жорой приехать в Харьков. За два года войны Жора совсем отбился от рук. Бабушка в Рубцовске тяжело болела, да и лет ей было много. Когда бабушка умерла, Жора остался совсем без присмотра, так как дядя Саша и тетя Таня работали по 12 ча-

64

сов. Приехав в Харьков и заняв свою квартиру, дядя Саша написал письмо маме и попросил ее приехать к нему в Харьков на помощь. И мама приехала, вместе с Толей, моим братом, и бабушкой. В Харькове все было разрушено, отопление не работало. Бабушка простудилась и в ноябре 1944 года умерла. Было ей в это время 74 года.

Поладить с Жорой не смогла и мама. Он воровал, обижал Толю и в конце концов удрал на фронт. Там он стал сыном полка.

Мое письмо маме в Миргород в конце концов благодаря хорошим людям все же нашло ее в Харькове, и я получил от нее ответ. Письма я получал до востребования на главном почтамте. Поэтому получил ее ответ только после возвращения из лагерей.

Почти одновременно с письмом от мамы я получил письмо от Володи. Письмо было толстое, заказное. Володя писал, что ему за его боевые дела присвоили звание Героя Советского Союза. Что он был тяжело ранен в голову и долго лежал в госпитале. После ранения, как он писал, он долго не мог ходить — кружилась голова. Что его лечили, главным образом, сном. В качестве лекарств давали димедрол и водку. Что он участвовал в Параде Победы. Что сейчас он учится на первом курсе Военной академии им. Фрунзе.

Оценив состояние дел и положение, в котором находились самые дорогие мне люди, я решил поехать в Харьков и забрать маму и Толика в Новосибирск. Возникла проблема, как получить пропуск на проезд мамы и Толика из Харькова в Новосибирск. По существовавшему в тот период порядку, введенному на период войны и пока не отмененному, пропуск выдавала милиция. Но для этого надо было иметь вызов. Такой вызов я сфабриковал сам. Я попросил секретаршу М.М. Архангельского напечатать письмо в управление милиции г. Харькова с просьбой выдать пропуск на проезд гр. И.Я. Богаенко с сыном 10 лет из города Харькова в город Новосибирск к месту военной службы ее старшего сына, слушателя НИВИТа. Вначале письмо я попытался подписать у Клауза, в то время работавшего в должности заместителя начальника НИВИТа по учебной части. Клауз письмо не подписал. «Где они будут жить?», — спросил он. Поняв, что такое письмо не подпишет никто, я подписал его сам. Поставил штамп и круглую печать НИВИТа, использовав при этом свои навыки в фотографии.

В отделе кадров НИВИТа мне, как его слушателю, выписали требование на получение бесплатного билета от Новосибирска до Миргорода через Харьков, туда и обратно. С удостоверением личности слушателя НИВИТа, официально удостоверяющего, что я в то время находился на действительной военной службе в РККА в должности рядового, в этом можно удостовериться по фотографии удостоверения, я без особых проблем доехал до Харькова. Мое появление в квартире на ХТЗ для мамы было полной неожиданностью. Она бросилась ко мне и так сжала меня в своих объятиях, что большой созревший у меня на шее со стороны спины фурункул, не позволявший мне поворачивать шею, мгновенно лопнул и вытек.

Прежде чем ехать в Новосибирск, нам надо было съездить в Миргород. Там у мамы остались некоторые вещи, которые надо было забрать с собой. Но сперва надо было получить пропуск на проезд в Новосибирск. И я рано утром отправился в отделение милиции. В отдел, ведавший пропусками, стояла большая очередь. Документы принимала молодая девушка примерно моего возраста. Она внимательно изучала подаваемые ей документы. Некоторым возвращала. С тревогой наблюдая все это, я неоднократно ловил на себе ее любопытный взгляд. Наконец подошла и моя

65

очередь. Я подал ей мои документы. Она очень внимательно изучила мое удостоверение, подробно расспрашивала. чему нас учат в НИВИТе, есть ли девушки среди слушателей, есть ли общежитне, и многое другое. Как потом оказалось, она была студенткой юридического института. Институт разрушен и когда будет восстановлен, пока не известно. На мое же ходатайство о выдаче пропуска, она даже не взглянула, просто подшила его в дело. Через час у меня на руках был пропуск на проезд мамы и Толика в Новосибирск.

В тот же вечер мы с мамой выехали в Миргород. В Миргороде мы остановились у Клавдии Николаевны, Володиной мамы. Она жила в том же доме, в той же квартире. По пути к Клавдии Николаевне я зашел к Мише Пащенко, вместе с которым я в 1941 году отправился на учебу в Харьков. После нашего расставания он благополучно добрался домой в Миргород и пережил там немецкую оккупацию. Как только Миргород был освобожден нашими войсками, Мишу призвали в армию и сразу же направили на фронт. В первом же бою он был ранен. Он подорвался на мине. Ему оторвало пятку на левой ноге. Миша кратко описал обстановку, какая сложилась в Миргороде после его освобождения. Наш дружный до войны молодежный коллектив разделился на два лагеря: на тех, кто воевал или был в эвакуации, и тех, кто оставался под немцами. Многие мои близкие товарищи и друзья еврейской национальности погибли. Точнее, их судьба пока не известна. Еще Миша мне сообщил, что Нина Власова в Миргороде. Что она служила в армии и сейчас работает в Миргороде секретарем райкома комсомола.

Миргород очень маленький город. Его население до войны составляло, наверное, тысяч 30. Поэтому весть о нашем с мамой приезде распространилась мгновенно. Комната Клавдии Николаевны заполнилась людьми. Первой прибежала моя учительница по химии — Елена Федосеевна, фамилию ее я, к сожалению, забыл. У нее с мужем — О.А. Самойловичем, были разные фамилии. Самойлович был моим учителем по физике и классным руководителем. При немцах Самойлович, его жена и учитель по военному делу и физкультуре — Пелюхивский были арестованы. И мама, рискуя жизнью, носила им передачи, как когда-то носила передачи отцу. Пелюхивского немцы повесили. Самойловича и его жену выпустили. Но Самойлович был сильно травмирован в заключении в результате побоев и вскоре умер. Елена Федосеевна приходила выразить маме свою благодарность за помощь в трудное время.

Весь следующий день я был занят подготовкой к поездке в Новосибирск. Надо было достать ящик для багажа, сложить в него вещи, упаковать, привезти на станцию и сдать в багаж. Все это я успел сделать до темноты. И все это время я думал о Нине. Утром следующего дня я наконец пошел к ней на старую квартиру.

«Мы тебя давно уже ждем», — сказала Нина. Было воскресенье, Нина и родители были дома. Встретили меня радостно, как близкого человека. Отец Нины был на костылях. Он успел побывать на фронте, получить ранение, в результате которого лишился ноги. Пообедали, выпили по рюмке водки за встречу и за победу. Потом мы с Ниной уединились. Сначала сидели на рядне под яблоней, потом пошли в парк курорта на нашу заветную скамейку. «Ты знаешь, что Володя Герой Советского Союза?»спросил я Нину. «Знаю — ответила она, — он заходил к моим родителям, но я его не видела». Нина подробно рассказала, что с ней произошло за то время, как мы расстались. Оказывается, из Миргорода в 1941 году мы выехали одним и тем же поездом, но в разных вагонах. В эвакуации Нина окончила краткосрочные курсы авиационных техников и служила в авиационной части техни-

66

ком по подготовке самолетов к полетам в качестве военнонаемной. Рассказывала о своих новых друзьях, о том, что вступила в партию и сейчас в Миргороде работает в райкоме комсомола.

Впарке мы встретили Олега Темкина, Нининого одноклассника, в свое время тоже пытавшегося ухаживать за Ниной. Теперь он был в военной форме капитана с орденом и несколькими медалями. В начищенных хромовых сапогах и отутюженном мундире. Нина сказала, что он служит у какого-то генерала адъютантом. «А я смотрю, с каким это солдатом прогуливается Нина», — сказал Олег. И действительно, я был солдатом, не в пример ему. В пилотке, и в ботинках с обмотками.

Всвою очередь, я рассказал Нине о всем том, что произошло со мной, о моих друзьях и планах. «Какие у тебя планы на будущее?» — спросил я Нину. «Не знаю — ответила Нина, — вероятно, выйду замуж». Я не стал уточнять, за кого она собиралась выходить замуж. Все и так понятно: она служила в кругу летчиков, кого-то отправляла в полет, волновалась в ожидании его возвращения из задания.

Расстались мы с Ниной, когда стало совсем темно. «Когда отходит твой поезд?» — спросила Нина. «В 5 часов утра». «Я приду тебя проводить», — сказала Нина.

От дома, где жила Клавдия Николаевна, до вокзала далеко. Поэтому мы втроем — я, мама и Клавдия Николаевна, с грузом, вышли на вокзал ночью заранее. К четырем часам были на месте. К этому же времени подошла и Нина.

В5 часов подошел состав. Это был товарно-пассажирский поезд до Харькова. Он стал на второй путь. Я усадил маму в купе, сложил около нее вещи и вышел к Нине. О чем-то говорили, пообещали писать. Наконец зазвенел звонок отправления. Мы с Ниной обнялись, крепко поцеловались, и я вскочил на подножку вагона. Поезд медленно тронулся. В это время на первый путь подошел другой состав, паровоз которого остановился рядом с нами и стал шумно выпускать пар. Нина неожиданно вдруг побежала рядом с моим вагоном и что-то громко стала кричать. Шум пара не позволил мне разобрать ее слова. Я показал на уши, что не слышу. Но тут шум пара прекратился и я отчетливо услышал: «Володенька, милый, чтобы не случилось, запомни — я любила только тебя!». Из ее глаз текли слезы.

Яподнялся на площадку и долго стоял на ней и тоже плакал. Пока за мной не пришла мама, видимо, обеспокоенная, не отстал ли я от поезда.

ВХарькове мы не задержались. Приготовили на дорогу еду, собрали все вещи и теперь уже втроем — я, мама и Толик — покатили в Новосибирск.

Вобщежитии никого не было. Все были на работах на станции Мереть. Мы заняли самую маленькую комнату в конце коридора на втором этаже напротив туалета. Сразу же пришла комендант общежития и потребовала освободить комнату. Я пообещал это сделать к началу занятий, к возвращению остальных слушателей в общежитие. Втроем мы стали искать комнату в частных домах по улице Дуси Ковальчук. Одновременно искали и работу маме. К счастью, эту задачу маме удалось решить на второй день. Напротив НИВИТа завершалось строительство НИИ-55 электровакуумной промышленности. Это было большое многоэтажное здание, которое сохранилось и сейчас. В нем создавалось и ФЗУ по электровакуумной специальности. Маму приняли в это ФЗУ на должность воспитателя и по совместительству заведующей складом. Разрешили занять маленькую комнатку при складе и там прописаться. Толя был принят в школу, расположенную по соседству.

Моему появлению на факультете обрадовались. Дело в том, что в это время в Новосибирске произошли следующие события.

Правительство и ЦК КПСС постановили об организации пассажирских перевозок воздушным транспортом. Для обеспечения этого в Новосибирске завершалось строительство гражданского аэропорта. На северном окончании Красного проспекта в Заельцовском районе было завершено строительство здания гражданского аэровокзала, забетонирована первая взлетная полоса для возможности приема самолетов Ил-12. Работы по бетонированию взлетной полосы были завершены к концу мая 1945 года. А в начале июня прошел сильный ливень. Водный поток ливневых вод, собранных взлетной полосой, имевшей уклон в западном направлении, за несколько минут вымыл большой овраг, лишивший возможность выезда из города в северном направлении.

Нельзя было проехать на городское кладбище в Заельцовском районе, на дачи обкома и горкома КПСС, и вообще выехать из города в направлении села Мочище. Городские власти решили в срочном порядке построить мост через овраг. За помощью обратились в НИВИТ. Институт обязали изготовить проект моста и осуществлять руководство работами по его строительству, которые должны были про-

67

изводиться силами заключенных. Проект моста был изготовлен недавним выпускником НИВИТа Е.В. Поваляемым. Прорабом строительства был назначен ассистент кафедры строительного производства Ушаков Александр Александрович.

Меня направили на это строительство на должность мастера. Кроме меня на должность мастера был направлен еще один слушатель. Кажется, это был Вавилов со строительного факультета. Работали в две смены по 12 часов. На стройку я пришел, когда работы уже велись полным ходом. Мост был деревянным, на сваях.

Сваи забивались вручную деревянными бабами — деревянными чурбаками, около метра длиной, из лиственницы с четырьмя ручками. Элементы конструкций моста из бревен скреплялись металлическими скобами. Поскольку рабочей силой стройки были заключенные, работница первого отдела института Костина предложила мне подписать расписку об ответственности за прием от заключенных писем для их отправки на волю. Расписку я подписал, испытывая глубокое угрызение совести.

Конторка прораба строительства размещалась в доме лесника. Дом же лесника был у самого края оврага с северной его стороны. Там же жила и семья лесника, состоящая из трех человек: лесника, мужчины лет 50, его жены, примерно такого же возраста, и внучки, 2–3 лет. Днем во дворе лесника хозяева расстилали большой ковер и выносили на него внучку. Обязанности ее няньки исполняла огромная собака. Лесник утверждал, что это очень породистая собака. Не то сенбернар, не то ньюфаундленд, точное название ее породы забыл. Собака была очень умной, как человек. Она зорко следила за ребенком, чтобы он никуда не уполз с ковра. Если это случалось, она очень аккуратно поднимала ребенка за шиворот его одежды и переносила его на центр ковра. Ребенок безропотно воспринимал такое отношение к нему животного. На эту картину было интересно и любопытно смотреть со стороны.

Для строительства на площадку вблизи оврага был завезен большой штабель круглого леса. Чтобы его не растащили в ночное время, а рядом с северной стороны были землянки репатриированных немцев с Поволжья, городская администрация в качестве сторожа для его охраны наняла того же лесника. Охрану он обеспечивал очень простым способом — он поручал это дело своей собаке. Собака укладывалась вверху на штабеле и при первой опасности поднималась во весь свой рост. И этого было достаточно.

Леснику и его жене городская администрация выдала продовольственные карточки, продовольственные карточки на сентябрь, октябрь и ноябрь выдали и нам. Мне, в связи с приездом мамы и Толика, это было очень кстати.

Заключенных на работу привозили на бортовых грузовых машинах, оборудованных фанерными ящиками-фургонами. С охранниками и собаками.

Почти каждый день, а может быть и каждый день, на стройку приезжал председатель горсовета В.Н. Хаиновский. Он очень просил завершить работы к ноябрьским праздникам и обещал заплатить. Свое обещание Хаиновский выполнил, но сколько нам заплатили, я не помню. Помню только, что за деньгами мне в горисполком пришлось ездить дважды.

Первого ноября движение по мосту было открыто.

За время работы на строительстве моста у меня сложились хорошие, доверительные отношения с Александром Александровичем или, как мы его называли — Сан Санычем. У него были две до- чери-близнецы, школьницы. Он был интересным, много знающим рассказчиком, чутким, внимательным и заботливым старшим товарищем.

68

Сначалом учебного года в октябре мы слушатели-бригадиры на стройке работали неполную рабочую смену. Сан Саныч же находился на стройке весь световой день. Неоднократно попадал под дождь, упал, простудился и в конце тяжело заболел. Да и возраст уже сказывался на его здоровье. Кончилось дело тем, что он долго лежал в больнице, ему отрезали ногу, и он вынужден был уйти на инвалидность и пенсию.

Спереходом на третий курс учебы у нас снова расширился круг изучаемых предметов. Появились занятия по электротехнике и теплотехнике. Курс электротехники преподавал доцент А.П. Афанасьев. Вначале занятия проходили в 412 аудитории для целого потока, включая и отдельные группы слушателей факультета движения. У меня всегда был повышенный интерес к электричеству. На лекциях Афанасьева я впервые услышал о Тесле. Но сведения были крайне скудными. Единственно, что стало известно, что Тесла был изобретателем переменного тока и изобретателем трансформаторов. Потом по каким-то причинам, преподавание курса электротехники было передано преподавателю В.А. Винокурову. Это был очень слабый преподаватель, читавший лекции, не отрываясь от конспекта. Занятия проходили в маленькой аудитории, расположенной рядом с лабораторией электротехники в подвале центральной гостиницы. Помнится, как Петя Бессолов, сидевший на первой парте, успевал переписывать текст лекции В.А. Винокурова непосредственно с тетрадки преподавателя, которую тот положил на эту же парту с другой стороны. Перепишет страницу и перевернет ее. Винокуров же потом судорожно ищет то место, на котором остановился. Все это было очень смешно и вызывало оживление в аудитории. Лабораторные занятия по электротехнике мы проводили под руководством А.П. Афанасьева и помогавшего ему лаборанта. Изучали генераторы и двигатели постоянного тока, генераторы и двигатели переменного тока. Включали и переключали обмотки на «звезду» и «треугольник». Изучали влияние нагрузки на косинус «фи», конструкции трансформаторов, конденсаторов и многое другое.

Курс теплотехники нам преподавал доцент Т.И. Румянцев. Лекции воспринимались с большим интересом. Были рассмотрены принципы устройств, как паровых машин, так и двигателей внутреннего и внешнего сгорания. Лекции Т.И. Румянцева в доходчивой форме позволили осмыслить сущность цикла Карно, что отложилось каким-то образом в моей подкорке и в последствие через многомного лет обеспечило мне возможность получить авторское свидетельство на изобретение роторнопоршневого двигателя Т.И. Румянцев обладал самобытной индивидуальностью как педагог. Экзамены в нашей группе он проводил следующим необычным способом. Для ответа на экзаменационные билеты он приглашал сразу двух слушателей. Одному из слушателей он поручал исполнять обязанности экзаменатора. Сам при этом внимательно слушал ответы экзаменующегося. «Ну и какую отметку Вы считаете он заслужил?». По ответам «экзаменатора» он оценивал знания сразу двоих. «Хорошо. Так и запишем хорошо. Давайте Вашу зачетку». Но бывали случаи, когда он отправлял на повторный экзамен как экзаменующегося, так и «экзаменатора». Интересно, что отметки, выставленные Т.И. Румянцевым, принимались как наиболее объективные. Т.И. Румянцев был заядлым охотником. Это и послужило причиной его смерти. На охоте ему стало плохо. Он присел под деревом и умер. Это поняла его собака и привела к нему людей на помощь. Но было уже поздно.

Курс строительных материалов читал нам доцент В.И. Железовский. Лабораторные работы по строительным материалам проводила с нами преподавательница Г.Э. Шиперко. Детали, относящиеся

кизучению этого предмета, в моей памяти не отложились.

Приближались ноябрьские праздники 1945 года. Я написал второе, после приезда, письмо Нине в Миргород. Не ответила она мне и на поздравительную телеграмму. Но получила письмо из Миргорода мама, от Клавдии Николаевны. Клавдия Николаевна писала, что Миргород был потрясен трагическим событием — неожиданно скоропостижно скончалась Нина Власова. Как писала Клавдия Николаевна, Нина ввела себе привычку, каждый день вечером купаться в реке. А было уже холодно, и она простудилась. Началось воспаление легких. Пенициллин достать не удалось, и Нина умерла. Похороны Нины вылились в демонстрацию, а поминки явились актом примирения расколовшегося коллектива молодежи.

Известие о смерти Нины меня ошеломило. Так впервые смерть коснулась моего самого близкого человека. Я написал письмо родителям Нины. Ответа на письмо я не получил. Причина тому стала ясной намного позднее. В 1949 году мама получила письмо от Клавдии Николаевны. Клавдия Николаевна писала: «Ирочка, мне, как матери Героя Советского Союза выделили отдельную однокомнатную квартиру в новом доме, в центре города напротив главного входа на курорт. Приезжай. Я тебе куплю курсовку, полечишься. Жить будешь у меня». И мама поехала. Я усадил ее в поезд и на прощанье попросил в Миргороде зайти к Власовым. Родители Нины маму встретили в штыки, как виновницу

69

смерти дочери. «Зачем он тогда приехал?». Это обо мне. Оказывается, в тот период, когда я встретился с Ниной, она была беременна. После встречи со мной, она решила, в тайне от родителей, сделать аборт. Аборты в тот период были запрещены, и к тому же она была секретарем райкома комсомола. Криминальный аборт закончился сильным кровотечением, которое остановить не удалось. И Нина погибла. Можно себе представить, какой ужас и трагедию пережили ее родители. Потерять дочь, прошедшую всю войну и вернувшуюся домой живой и невредимой. И невольным виновником этой трагедии, в какой-то степени, оказался я. Ощущение вины длительное время лежало тяжким грузом на моих плечах.

«Не переживай, вины в этом твоей нет», — утешал меня Николай.

Сокончанием войны в центре города в здании рядом с кинотеатром имени Маяковского открылся маленький комиссионный магазин. В магазине стали продавать вещи, вывезенные из Германии и других европейских стран. Не вникая в фактическую юридическую сущность продаваемых вещей, население рассматривало их, как трофейные. Я по дешевке купил немецкий пленочный фотоаппарат и радиоприемник в пластмассовом сломанном корпусе. Фотоаппарат я быстро привел в исправное, рабочее состояние. С приемником пришлось повозиться. Дело в том, что приемник был на незнакомых мне немецких лампах, не было и его принципиальной схемы. Как впоследствии оказалось, приемник был прямого усиления, но с хорошим динамиком. Я его задействовал как усилитель низкой частоты к патефону. По субботам в помещении, где мы встречали новый 1945 год, стали проводить вечера танцев с использованием патефона и усилителя к нему. Иногда на аккордеоне играл Вадим Абичкин. Вадим был городским, жил не в общежитии, и поэтому играл редко. Как-то в коридоре меня остановил мой однокурсник, но со строительного факультета по фамилии Лятковский. Он был увлекающейся личностью и поэтому его в шутку называли: авто- мото-кино-фото-радио-Лятковский. «Володя», — сказал он мне, — у Гаевского, это у лаборанта на кафедре физики, есть неиспользуемый 16-миллиметровый кинопроектор с усилителем и двумя колонками. Давай заберем у него усилитель с колонками и понастоящему оборудуем зал для танцев». С помощью Васи Стриганова нам удалось это сделать. С этого времени каждую субботу,

аможет быть и воскресенье, в зале первого этажа второго профкорпуса были вечера танцев, на которые приходили девушки с общежития медицинского института и даже приезжали девушки из педагогического института, расположенного в другом конце города. Именно тут сформировались будущие семейные пары нивитовцев и медичек, пары, как правило, за очень редким исключением, прочные, на всю жизнь.

Осенью 1945 года на первый курс мостового факультета было принято несколько девушек. Кажется 4 или 5. Среди них была и Людмила Гудаева — Люся. Ей очень шло нивитовское военное обмундирование, подчеркивающее изящность ее стройной фигуры, красивые руки, скромность ее миловидного лица. Мне она понравилась с первого взгляда. Много позже, где-то 56-57 году на экраны страны вышел кинофильм «Весна на заречной улице» с Рыбниковым в главной роли. Так вот, в этом фильме главную женскую роль учительницы играла актриса, как две капли воды, похожая на Люсю. С Люсей я познакомился на танцах. Нас как то взаимно потянуло друг к другу. Мы стали встречаться, уже и не только на танцах. Часто мы тремя парами: Петя с Олей, Николай с Наташей и я с Люсей, посещали оперный театр. Билеты были дешевыми. Как правило, мы покупали билеты на третий ярус. Вскоре мы установили, что в акустике театра имелся изъян — плохая слышимость в средней части партера. Мы покупали билеты на третий ярус, занимали места и сверху смотрели на то, где в первом ярусе были свободные места. После перерыва мы опускались на первый ярус и занимали эти свободные места. Работницы театра относились к этому жульничеству с сочувствием, как к нивитовцам. Иногда этой же компанией мы сбегали с занятий в кинотеатр им. Маяковского. Такие «культпоходы» облегчались тем, что занятия проходили в центре города на улице Советской, 20. В кинотеатре в тот период шли либо американские, либо немецкие трофейные фильмы. Припоминаются несколько серий фильма «Тарзан», фильмы: «Девушка моей мечты», «Возраст любви» с прекрасной певицей Лолитой Торрес, «Большой вальс» и многие другие.

Сокончанием войны начался отток слушателей НИВИТа в другие вузы. Наши ряды стали редеть. Первым из нашей группы еще до окончания третьего курса отчислился Андрей Еврейсков. Он, хорошо владеющий немецким и английским языком, перевелся в Московский институт международных отношений. Сразу после гибели Оли Сусловой перевелся в МИИТ Петя Пуриц. Перевелся в другой институт и другой город Адик Макиевский. Неожиданно умер Юра Красных.

Большое потрясение пережил наш курс в первой четверти 1946 года. Органами НКВД у нас были арестованы четверо замечательных товарищей. Были арестованы Володя Трубицын, Олег Селезнев, Ва-

70

ся Синеокий и Николай Рыжов. На строительном факультете была арестована хорошо учившаяся девушка, фамилия которой выпала у меня из памяти, дружившая с Сашей Иноземцевым. В этот же период был арестован и начальник кафедры основ марксизма-ленинизма НИВИТа доцент Я.Г. Дерягин. Не афишировавшееся комсомольское собрание, проведенное на нашем курсе в связи с арестом наших товарищей, прошло в полной тишине. Как позже выяснилось, все ребята были осуждены на 8 лет, были освобождены и реабилитированы после смерти Сталина. Володя Трубицын, Олег Селезнев и Вася Синеокий, отсидев свой срок в заключении, сумели после этого получить высшее образование. Мне представилась возможность встретиться с ними и поговорить. Точнее, они заезжали ко мне в городок. О судьбе Коли Рыжова мне ничего не известно. Был слух, что у него родной брат Герой Советского Союза, и что ему удалось вытащить Николая из заключения. Но в это верится с большим трудом. Володя Трубицын после выхода на свободу работал токарем, окончил вечерний механический институт и в завершение стал директором Елецкого завода автотракторного электрооборудования. Стал известным, издаваемым поэтом. Умер в 2006 году.

О Люсе. Первую экзаменационную сессию в НИВИТе Люся сдала на повышенную стипендию. Наши отношения стали не просто дружественными, товарищескими, а близкими. Несчастье свалилось, как гром среди ясного неба. В НИВИТ по конкурсу на кафедру строительных материалов приехала из Томска, после окончания аспирантуры в Томском политехническом институте, молодой кандидат наук по металлографии Карпова. Она опознала в Люсе бывшую студентку ТПИ Гуляеву Людмилу, исключенную из института в конце первого курса за воровство. Она украла карточки у своей однокурсницы. Люся в этом мне созналась. Плакала. Что было делать?

По совету Николая, я пошел в партком. Секретарем парткома института в то время был В.А. Штырляев. Он в то время был старше меня в несколько раз. Я изложил ему суть дела и просил помочь. Выслушал он меня очень внимательно и сказал, что дело слушательницы Гуляевой ему известно и что он не знает, как тут помочь делу. Дело осложнено тем, что Люся совершила не только воровство, но и подделку документов. «Мы подумаем, постараемся». В заключение он перевел разговор на «ты». «Володя, ты не осознаешь, какую ответственность ты взваливаешь на свои плечи».

Люсю из института отчислили. По подсказке Николая, я посоветовал ей поступить на работу на новый, создающийся в Октябрьском районе радиозавод, набирающий рабочих-монтажниц из числа окончивших среднюю школу. Впоследствии этот завод стал выпускать магнитофоны «Комета». При заводе создавалось ФЗО с общежитием. Я Люсе исправил документы, и она снова стала Гуляевой. На завод Люся поступила, но места в общежитии ей не досталось. И она сняла угол в частном доме.

С Люсей я продолжал встречаться. Чаще всего в кино. Она мне звонила в общежитие, и мы договаривались о месте встречи.

Однажды в коридоре учебного корпуса меня остановил Сергей Сергеевич Ульрих и предложил, видимо по совету А.А. Ушакова, выполнить работы по ремонту наглядных пособий на кафедре строительного производства, поврежденных в свое время при переезде из учебного корпуса на Дуси Ковальчук на Советскую, 20. Я, не задумываясь, дал согласие, и два или три месяца выполнял эти работы. Моей работой Сергей Сергеевич остался доволен. Хотя я сам позже считал, что некоторые работы надо было выполнять иначе. Например, я покрасил охрой подставку макета башенного крана. Вместо этого надо было наклеить лист крупнозернистой наждачной бумаги. К такому решению я додумался тогда, когда работа была уже сделана.

Учеба шла спокойно, по накатанному пути. Курс гидравлики нам читал К.Н. Коржавин. В то время он уже был кандидатом технических наук и работал над докторской диссертацией. Мы были свидетелями, как он с лаборантом намораживал кубики льда при разных отрицательных температурах и потом давил их на двухсоттонном прессе, устанавливая зависимость прочностных характеристик льда в зависимости от температуры. Практические занятия с нами по курсу гидравлики проводил старший преподаватель А.И. Иккингрин.

Путь и путевое хозяйство преподавал нам Степан Фаддеевич Мацкевич, не стеснявшийся нерадивых слушателей в лицо называть болванами.

Продолжались занятия и по изучению военного дела. Запомнился эпизод на лекции по баллистике. Лекция проходила в 412 аудитории. Читал лекцию полковник Ляликов. Внешне он очень точно соответствовал своей фамилии. Всегда в отутюженном костюме, чисто выбритый с красиво оформленными усиками. Говорили, что полковник перенес тяжелую контузию на фронте, долго лежал в госпитале, в результате чего у него наблюдались странности в поведении и психике. Четко нарисовав на доске траекторию полета артиллерийского снаряда, полковник стал чертить таблицу ведения стрельб навесным ог-

71

нем. Закончив объяснения, полковник спросил: «Есть вопросы?». «Есть!» — неожиданно произнес Петя Бессолов, сидящий на первой парте. И, как этого требовал полковник, встал и доложил: «Слушатель Бессолов. Товарищ полковник, а если пушку поставить на бок, на колесо, то можно будет попадать в цель из-за угла?» Весь его вид, мимика лица выражали искреннее любопытство. Полковник растерялся, задумался. В аудитории наступила тишина. Где-то кто-то хмыкнул. Полковник, наконец, понял подвох, положил мел и указку и вышел из аудитории. И тут раздался звонок на перерыв. На следующий лекционный час в аудиторию пришел генерал А.В. Котюков. Надо полагать, что Ляликов доложил о происшедшем, возможно, как попытку сорвать занятия. Котюков сел на крайнюю парту в самом дальнем ряду. Ляликов продолжил свою лекцию с того места, на котором остановился в прошлый раз. И тут он неожиданно произнес какой-то иностранный термин, я много лет отчетливо помнил его, а вот сейчас забыл, не имеющий никакого отношения к содержанию излагаемой лекции. «Товарищ полковник, причем тут — и генерал повторил примененный Ляликовым термин», — спросил Котюков. Ляликов замолк, внимательно посмотрел на генерала и, приняв стойку «смирно», произнес: «Не могу знать, товарищ генерал». Котюков встал и вышел из аудитории. Это была последняя лекция полковника Ляликова. Его отправили в отставку, на пенсию. Но он еще долго нам попадался на глаза. «Орелики», — приветствовал он нас, когда мы шли строем, и отдавал честь.

Время летело стремительно. Мои встречи с Люсей прервались. Неожиданно я получил от нее письмо из Омска с вложенными в него двумя красивыми открытками. На одной из открыток была такая надпись: «Пусть напоминает эта открытка счастливые дни нашей дружбы. Л. 11.10.46». Обратный адрес — до востребования.

Как она оказалась в Омске, где живет, чем занимается? Предчувствуя возможную беду, я тут же послал ей телеграмму: «Немедленно выезжай домой в Иркутск к маме». Дней через 10–15 я получил от нее телеграмму с номером поезда и датой ее проезда через Новосибирск в Иркутск. Поезд был товарно-пассажирский и стоял на перроне, наверное, минут 15. Но время нашего свидания промелькнуло как одна секунда. Как только поезд остановился на перроне, Люся повисла у меня на шее. Такая красивая и близкая. О чем говорили и говорили ли вообще — не помню. В декабре получил от нее письмо уже из Иркутска, и тоже с красивой открыткой.

Наступил 1947 год. Сессию я опять сдал на повышенную стипендию.

Постепенно изучаемые предметы от теоретических общего порядка приближались к предметам строительной специальности.

Для преподавания курса железобетона и железобетонных конструкций в НИВИТ бы приглашен из Сибирского строительного института доцент, кандидат технических наук Стребейко Николай Эдмундович.

Железобетон в этот период только начал внедряться в строительную практику. Николай Эдмундович был самым крупным специалистом в этой области за Уралом.

Внешне он выглядел в виде зубра. Много курил. Кончает одну сигарету и тут же от нее прикуривает следующую. Был очень требователен. Особенно на эезаменах.

Припоминается такой случай. Федя Сидорков безуспешно несколько раз пытался сдать ему экзамен. Была у него задолженность и по курсовому проекту. Как-то в период уже начавшихся каникул, мы шли по коридору в учебном корпусе. Был среди нас и Федя Сидорков. Навстречу нам шел Николай Эдмундович.

72