единственного числа ребенок, дитя. Таким образом, можно говорить о смысловой асимметричности форм единственного числа – дитя, ребенок – с формой множественного числа дети.

Анализируемые слова способны выполнять номинативную, характеризующую, вокативную, эмоционально-оценочную функции, отличаются амбивалентностью выражаемых оценок, разнообразием стилевых и стилистических характеристик. Слово ребенок в современном русском литературном языке является основным для выражения значений ‘человек в детском возрасте’, ‘сын или дочь в таком возрасте’, представляет собой доминанту синонимического ряда. Однако, как и слово детище, не выражает всех указанных значений. У слова ребенок не выделяются значения ‘человек, усвоивший характерные черты эпохи, среды’; ‘явление в отношении к источнику его возникновения’; у слова детище – значение ‘взрослый человек, в поведении которого проявляются «детские» черты’. Слова детище, чадо не используются в качестве обращения. Семантически наиболее богатыми оказываются слова дитя, чадо: они способны выражать все указанные значения и характеризуются следующими особенностями употребления: дитя чаще используют по отношению к маленьким детям, чадо (а также детище) – по отношению к родным детям.

Выявленные значения дают возможность говорить о богатом содержании данного семантического пространства, охватывающего разные сферы метафизического мира (‘возраст’, ‘родственные связи’, ‘поведение’, ‘социальное положение’, ‘отношение’).

Значения лексем ребенок, дитя, детище, чадо, отмеченные словарями как основные, – ‘человек в детском возрасте’; ‘сын или дочь’ – являются идентифицирующими компонентами концепта и формируют логико-по- нятийное ядро концепта ‘дитя’. Семантический анализ слов ребенок, дитя, детище, чадо подтвердил наличие в семантическом пространстве ‘дитя’ оппозиции взрослый/ребенок, установленной еще на материале наименований лиц по возрасту, а также выявил оппозицию родители/ребенок.

Переносные значения анализируемых слов позволяют говорить о наличии в структуре анализируемого концепта компонентов ‘неопытный’, ‘обладающий особыми душевными свойствами’ (восприимчивостью, душевной чистотой, интуитивностью, наивностью, непосредственностью, любопытством, любознательностью).

О функционировании наименований детей

При изучении функционирования наименований детей обращаемся к методике, разработанной А.А. Камаловой, используя понятия «поверх- ностно-синтаксический фрейм», «поверхностно-семантический фрейм», «тематический фрейм», «повествовательный фрейм» [Камалова 1998].

а) поверхностно-синтаксический фрейм. Наименования лиц по

47

возрасту выступают в предложении в качестве субъекта – носителя предикативного признака: производителя действия или носителя состояния, а также в качестве объекта. Названия детей могут являться субъектом предложений всех элементарных семантических структур, выделенных в Русской грамматике-80. Например: субъектом семантической структуры «субъект – его деятельность, действие, не направленное на объект»: Мальчик катается на коньках. Ребенок рассказывает сказку. Дети пошли гулять; «субъект – его деятельность, направленная на объект (объекты) этого действия»: Ребенок играет с кошкой. Дети смотрят фильм.

Характер ситуаций, связанных с ребенком, проясняют глаголы, обладающие типовой сочетаемостью с именами детей. Глагол называет ситуацию и вводит ее обязательных участников с помощью тех синтаксических отношений, которые закреплены в его модели управления, ср. давать (кто? кому? что?). Нас интересуют глаголы, в субъектную и/или объектную валентность которых входят семы ‘одушевленность’, ‘лицо’, ‘детский возраст’.

Семантические валентности рассматриваются как компоненты языкового значения: «…семантические валентности, равно как и все другие компоненты языкового значения, – это не операционные единицы, которые можно задавать произвольно, а взаимосвязанные иерархически общие и частные семантические категории самого языка, причем в каждом естественном языке имеется оптимальный порог их расщепления, интуитивно осознаваемый говорящими» [Васильев 1982: 12].

В лексикографических дефинициях глаголов, обозначающих действия, характерные в первую очередь для детей, содержатся пометы, указывающие на типовые ситуации употребления, например: щебетать – перен. ‘говорить быстро, без умолку (обычно о детях, молодых женщинах) (разг.)’ [СОШ: 903]. Ряд глаголов не содержит в толковании таких помет, но обозначает действия, агенсом которых обычно выступает ребенок. От основ таких глаголов образуются наименования детей: баловаться → баловник; капризничать → капризуля; шалить → шалун. При отборе глаголов мы анализировали семантическую валентность глаголов, ориентировались на словарные толкования (наличие помет типа «обычно о детях»), а также словообразовательные возможности (способность образовать имя существительное, характеризующее ребенка), особенности функционирования глаголов. При выделении семантических групп глаголов использовали денотативный (тематический), парадигматический принципы. Укажем, что при денотативном подходе учитывается прежде всего естественное, онтологическое расчленение реальной действительности; при парадигматическом анализируется семантическая структура слова (идентифицирующие и дифференциальные компоненты). Материалом исследования послужила выборка из толкового словаря С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой, толкового словаря В.И. Даля. Думается, что при расширении исследова-

48

тельской базы количество и состав данных групп могут быть уточнены, однако на данном этапе анализа выявить типовые ситуации, связанные с ребенком, оказалось возможным. Итак, наш материал показывает, что типовой сочетаемостью с именами детей обладают глаголы поведения и речи. Рассмотрим данные лексико-семантические группы глаголов.

1. Глаголы поведения (9)

«В семантическом плане глаголы поведения характеризуются единым категориально-лексическим признаком «вести себя как» …»; глаголам поведения свойственна сема интенсивности и наличие оценочного компонента [Жданова 1982: 56]. Для названий детей характерна сочетаемость с глаголами неспокойного (активного, возбужденного) и непослушного поведения2.

Из общего числа глаголов, обозначающих неспокойное (активное, возбужденное) поведение в современном русском литературном языке, по отношению к детям обычно используются глаголы баловаться, егозить,

озорничать, проказничать, шалить, шкодить. Нам представляется, что среди данных глаголов с общим значением ‘шалить’ можно выделить две группы по целевому компоненту: (1) ‘шалить, вести себя шумно с целью забавы’: баловаться, шалить; (2) ‘шалить с целью воздействовать на коголибо’: озорничать, проказничать, шкодить. Глагол егозить со значением ‘вести себя непоседливо, вертеться’ характеризует неспокойное поведение ребенка, не обусловленное какой-либо целью.

В качестве субъекта имена детей выступают также при глаголе капризничать: ‘вести себя, не считаясь с мнением окружающих, давать волю своим прихотям’.

2.Глаголы речи (7)

Глаголы речи представляют сложную по составу лексико-семанти-

ческую группу. Сема ‘ребенок’ содержится в семантической валентности глаголов, относящихся к группам глаголов, характеризующим внешнюю сторону речи, невнятную речь и звучание речи.

Среди глаголов, характеризующих внешнюю сторону речи, с пометой ‘обычно о детях’ даются глаголы: пищать – ‘говорить очень высоким голосом’, пискать (простореч.) – ‘отрывисто пищать’; щебетать – ‘говорить быстро, без умолку’.

Невнятную речь ребенка характеризуют при помощи глагола лепетать – ‘говорить неясно, несвязно’; нечленораздельные звуки младенца – глаголы агукать – ‘произносить звуки типа агу’ (о младенцах); гулить, гулиться – ‘издавать звуки, выражающие удовольствие’ (о младенцах).

2 При характеристике глаголов речи, звучания и поведения мы опирались на работу Л.М. Васильева «Семантика русского глагола (Глаголы речи, звучания и поведения)» [Васильев 1981].

49

Глаголы звучания верещать, кричать, пищать часто используются для обозначения плача детей: верещать – ‘плакать громко, с визгом’; кричать – ‘плакать громко, сильно’, пищать – ‘плакать пискляво’.

В словаре В.И. Даля с пометой «о ребенке» даны глаголы гуниться– «уф. дремать, начать засыпать» [Даль I: 408], загуниться – «затихнуть, успокоиться, угомониться, уснуть» [Даль I: 571]; зы́каритьили зыка́рить «пен. кричать, реветь, особ. кричать по упрямству» [Даль I: 697]; погулюкать – «поиграть в гулючки, в прятки» [Даль III: 158].

В качестве объекта лексема ребенок употребляется при переходных глаголах, относящихся к лексико-семантическим группам с инвариантным значением ‘родить ребенка’, ‘растить ребенка’.

1. ‘Родить ребенка’.

Общее значение ‘родить ребенка’ интерпретируют глаголы рожать/родить, плодить (‘рождать во множестве’), фразеологизмы давать жизнь/дать жизнь, производить на свет кого/произвести на свет кого; разрешаться от бремени/разрешиться от бремени (книж).; приносить в подоле/принести в подоле. Большое количество эвфемизмов, используемых для обозначения родов, представляется неслучайным. Данный языковой факт требует, по нашему мнению, дополнительного лингвокультурологического комментария, который поможет не только объяснить причины использования эвфемистических номинаций родов, но и выявить значимые компоненты концепта ‘дитя’.

В славянской культуре был распространен обычай скрывать от посторонних и даже близких людей момент родов; о родах говорили как можно меньше и непрямо, в некоторых говорах само слово роды было табуированным. Такое положение связано с представлением о рождении ребенка как о сложнейшем переходе его из иного мира в мир живых; люди, не участвующие в обряде родин, но знающие о родах, затрудняли этот переход, увеличивали страдания роженицы [Власкина 2001: 61-64].

Представления о рождении как о приходе ребенка из иного мира получили отражение в эвфемизмах, обозначающих роды3: в Москву съездила, с Москвы приехала [Мазалова 2001: 103], а также в многочисленных глаголах со значениями: (1) ‘родить’: выворотить (вят.), выгнать (вят.), вынуть (кар.), вывалить (пск.); (2) ‘родиться’: вынуться (олон.), выскочить (пск.) [СРНГ. Вып. 18, 292; Фасмер: III, 29].

Выражения, которые использовались в народе для характеристики родов – Бог дитя дал; Божья прибыль; Как родит – бог простит; счастливое время; счастливое место – свидетельствуют о восприятии им родов

50

как события, отмеченного печатью сакральности [Баранов 2001: 10]. Отметим, что в традиционной культуре славян часто встречается мотив божественного происхождения ребенка. В фольклоре рождение ребенка часто описывается как непосредственное получение его родителями от Бога: Бог тебя дал, Богородица дала/ Да пожаловала:/ Она крылышком махнула/ Да на окошечко пёхнула. Интересно в этом плане высказывание одного носителя диалекта о детях, хранящееся в Каргопольском архиве этнолингвистической экспедиции РГГУ: «Они ангелы, пока в этот вон в маленьком возрасте, в небольшом, ангелы. А потом уже как годов пятнадцать – шестнадцать, дак уж из ангела вышли» [Хафизова 2001: 190 – 196]. Таким образом, можно говорить об особых культурных коннотациях концепта ‘дитя’, связанных, с одной стороны, с языческими представлениями о рождении человека (ребенок приходит из иного мира), с другой – с христианскими (ребенок рождается по воле божьей).

2. ‘Растить ребенка’.

Средствами выражения значения ‘растить ребенка’ являются глаголы растить/ вырастить; воспитывать/ воспитать, няньчить/ вынянчить, устар. пестовать /выпестовать; фразеологизмы ставить [поднимать] на ноги кого; поставить [поднять] на ноги кого: – У тебя сынок. Надо его вырастить, на ноги поставить (Гладков. Повесть о детстве). Данные глаголы означают комплексные действия, направленные на обеспечение нормального физического, психофизиологического, социального, нравственного развития ребенка: воспитывать – ‘растить ребенка, воздействуя на духовное и физическое развитие, давать образование, обучать правилам поведения’ [СОШ: 98]. Нам кажется, что основное содержание наивного понятия «воспитание» отражено пословицей Холь да корми, учи да стереги, да в люди отдай.

В русском языке выделяются группы глаголов, характеризующих уход за ребенком. Значение ‘каузировать сон’ выражают глаголы усыплять/усыпить – ‘предпринимать какие-либо действия с целью заставить ребенка спать’; укачивать/укачать – ‘усыплять, качая на руках’; глаголы звучания (речевого пения): баюкать – ‘петь детскую колыбельную «баюбай» с целью усыпить ребенка’; разг. прибаюкивать – ‘время от времени напевать «баю-бай». Значение ‘ухаживать чрезмерно’ имеют глаголы баловать, избаловать, перебаловать, лелеять, нежить. Значение ‘пеленать ребенка’ передают глаголы пеленать, запеленать, распеленать.

Материалы словаря В.И. Даля позволяют установить группы глаголов со значениями ‘играть с ребенком’, ‘успокоить ребенка’, ‘дразнить ребенка’.

1.‘Забавлять ребенка’: забавлять, забавить – ‘веселить, занимать ребенка’ [Даль I: 549]; порезвить – ‘играть с детьми, настроить их резво’ [Даль III: 326]; тютюкать – ‘играть с ребенком в прятки, в

51

гулочки’ [Даль IV: 452]; гунить (тмб.) – ‘забавлять ребенка, приговаривая гу, агу, гунюшки’ [Даль I: 408].

2.‘Успокоить ребенка’: упестовать – ‘угомонить, пестуя’ [Даль IV: 506]; закликать – ‘унять, не велеть шалить’ [Даль I: 586].

3.‘Дразнить ребенка’: квелить, расквелить – ‘довести ребенка шутками до слез’ [Даль II: 115; IV: 61].

Поверхностно-синтаксический фрейм позволил установить характеризующие компоненты концепта ‘дитя’: ‘ведет себя активно’, ‘не слушается’ (‘шалит’, ‘балуется’, ‘озорничает’), ‘часто плачет’, ‘плохо говорит’, а также ‘тот, которого родили’, ‘тот, которого растят’, ‘воспитывают’.

б) поверхностно-семантический фрейм. Основной вопрос данного фрейма «Какой?», в связи с этим мы обращаемся к анализу имен прилагательных, которые способны сочетаться со словами, называющими детей.

Онтологическая неотделимость свойства от его носителя находит выражение в наличии обязательной семантической валентности прилагательного на распространяемое им существительное. В последнее время в лингвистике предпринимаются попытки построения сочетаемостной классификации прилагательных русского языка. Как отмечает М.В. Сандакова, наибольшие сочетаемостные различия наблюдаются между прилагательными, определяющими предметные и непредметные сущности; среди прилагательных, определяющих имена лиц, выделяются названия следующих свойств лиц: физических (глазастый, изможденный, красивый и др.); психических (веселый, добрый, коварный и др.) и социальных (безземельный, высопоставленный, холостой и др.) [Сандакова 2002: 32].

В современном русском языке имеются прилагательные, в семантической валентности которых содержится компонент ‘ребенок’. Среди них выделяются прилагательные, характеризующие возраст, умственное развитие ребенка, поведение.

1. Имена прилагательные с признаком ‘возраст’.

Имена прилагательные новорожденный, грудной, малолетний, несовершеннолетний, совершеннолетний указывают на период развития ребенка. Для указания на точное количество лет используются прилагательные, образованные от существительных, называющих тот или иной период времени: месячный, годовалый, полугодовалый, а также сложные прилагательные пятимесячный, полуторагодовалый, двухгодовалый, двухлетний, трехгодовалый, пятилетний и т.д. Указание на возраст может производиться с помощью словосочетаний младенческий возраст, дошкольный возраст, дошкольный возраст, определяющих слово ребенок: ребенок дошкольного возраста; дети школьного возраста. Сочетаемость с лексическими единицами, градуирующими возрастной признак, особенно характерна для семантически диффузных имен – ребенок, мальчик, девочка. На

52

примерные границы возрастного периода детства указывают возможные в русском языке словосочетания девятилетний ребенок, десятилетний ребенок (при менее естественном двенадцатилетний ребенок, и совсем нетипичном четырнадцатилетний ребенок), которые эксплицируют один из компонентов концепта – ‘тот, которому до десяти, одиннадцати лет’.

Отметим, что в качестве характеристики детей по возрасту используются и параметрические имена прилагательные маленький, малый (устар.), большой. Они характеризуют ребенка по количеству лет, а также по росту в отношении к лицам других возрастных групп. Ребенок может характеризоваться как маленький или большой в зависимости от типа ситуации (уборка квартиры, поход в магазин и т.д.), в которой он представляется овладевшим или не овладевшим необходимыми знаниями и умениями. Ср.: Ты уже большой – делай сам. Ты еще маленький – у тебя не получится. Подобные характеристики могут быть даны ребенку одного возраста. Можно говорить об относительности референтного содержания данных лексем, устанавливаемого с учетом коммуникативной ситуации.

2. Имена прилагательные с признаком ‘поведение’ Ребенок является прототипическим носителем свойств, обозна-чен-

ных такими именами прилагательными, как шаловливый – ‘склонный к шалостям’; шумливый – ‘склонный шуметь’; шустрый – ‘бойкий, проворный’; живой – ‘полный жизненной энергии’; послушный – ‘такой, который слушается, покорный’; плаксивый (разг.) – ‘часто плачущий’. Семантика данных прилагательных отражает такие концептуальные признаки концепта, как ‘тот, который ведет себя активно’, ‘не слушается’ (‘шалит’, ‘балуется’, ‘озорничает’), ‘часто плачет’.

3. Имена прилагательные с признаком ‘уровень умственного разви-

тия’.

Несмышленый – ‘еще ничего не смыслящий, не понимающий’; смышленый (разг.) – ‘сообразительный, понятливый’.

Поверхностно-семантический фрейм позволил выявить предметнообразную основу концепта ‘дитя’, установить разнообразные характе-ри- стики ребенка, входящие в качестве концептуальных признаков в структуру концепта ‘дитя’.

в) тематический фрейм. Данный фрейм включает разнообразные события, объединяемые общей темой ‘дитя’. Данный фрейм представлен ассоциативными единицами – наименованиями людей, по роду деятельности связанных с детьми (воспитатель, няня, устар. пестун, устар. дядька и др.); предметов, предназначенных для детей (кукла, коляска, пеленка и др.); социальных институтов, занимающихся обучением и воспитанием детей (детский сад, школа, ясли и др.). Он включает также фразеологические

53

единицы, в которых переосмысливаются различные ситуации, связанные с ребенком, а именно: (1) рождение ребенка: родиться в сорочке (рубашке) – 'быть удачливым, счастливым' [Быстрова: 190-191]; (2) кормление ребенка:

всасывать/ всосать (впитывать/ впитать) с молоком матери кто что – 'усваивать, воспринимать с раннего возраста, с детских лет' [ФСРЯ: 82]; мало каши ел/съел – 'простореч. недостаточно опытен, сведущ в чем-либо; молод еще, чтобы браться за какое-либо серьезное дело' [ФСРЯ: 155]; молоко на губах не обсохло у кого – 'простореч. кто-либо совсем еще молод и неопытен' [ФСРЯ: 252]. (3) рост ребенка: ходить на помочах чьих, у кого – 'находиться в подчинении, в зависимости от кого-либо, не будучи самостоятельным' [ФСРЯ: 509]; водить (держать) на помочах кого – 'постоянно опекать, не давая свободы действий' [ФСРЯ: 73]; нос не дорос – 'простореч. кто-либо слишком молод, недостаточно опытен, чтобы понять, осознать что-либо, справиться с чем-либо' [ФСРЯ: 219]; (4) воспитание ребенка: взять в руки кто кого – 'заставить подчиниться, сделать управляемым' [СОВРЯ: 237]; отбиться от рук кто – 'выйти из повиновения, вести себя своевольно' [СОВРЯ: 239]; (5) крещение ребенка: не детей крестить кому с кем – 'не предвидится или нет коротких, близких, приятельских и т.п. отношений между кем-либо, так как ничего не связывает кого-либо с кем-либо' [ФСРЯ: 212].

Тематический фрейм выявляет смысловые связи: ребенок – 'тот, которого учат ходить'; 'тот, которого кормят'; 'тот, который растет', 'тот, которого воспитывают'; 'тот, которого держат на руках'; 'тот, которого крестят'.

г) повествовательный фрейм. При описании повествовательного фрейма анализируются малые фольклорные жанры (пословицы, поговорки) и художественные тексты. Пословица рассматривается нами как художественное явление, как текст4.

Пословица, как и художественный текст, может быть проанализи-ро- вана с точки зрения особенностей формы и содержания. Некоторые пословицы позволяют установить несколько семантических компонентов концепта, например, пословица Дитятко что тесто, как замесил, так и выросло может быть интерпретирована следующим образом: у детей характер окончательно еще не сформировался, а потому воспитание определяет будущие качества личности. В связи с этим можно установить два семан-

54

тических компонента концепта ‘дитя’, один из которых характеризует ребенка (несформированный характер); другой – влияние семьи на личность ребенка. На основе анализа поверхностной модели (в частности образности) устанавливаются устойчивые ассоциации, связанные с детьми.

Русские пословицы позволяют выявить следующие семантические компоненты концепта ‘дитя’.

(1)‘слабый’: Зелен виноград не сладок, млад человек не крепок. Ср.: Кость да жила, а все сила (о взрослом человеке).

(2)‘с не сформировавшимся характером’: Детство – зелено, молодость – храбра, старость – мудра; Дитятко что тесто, как замесил, так и выросло.

(3)‘искренний, непосредственный’: Глупый да малый говорят правду; Глупый да малый, что ни увидит, то и попросит.

(4)‘нуждающийся в матери’. Группа пословиц, посвященных матери, самая многочисленная (нами выявлено 35). В них характеризуются материнские качества, материнская любовь, или роль матери в жизни человека. В русских пословицах доста-

точно определенно выражена мысль об особой роли матери для детей: Без матки пропадут и детки; И пчелки без матки – пропащие детки; Мать кормит детей, как земля людей; Материнская молитва со дна моря вынимает; Материнская забота в огне не горит и в воде не тонет и др.

(5) ‘находящийся на попечении родителей, воспитываемый’ (15 пословиц). Указанный компонент устанавливается на материале пословиц, посвященных воспитанию детей. Данная группа пословиц содержательно богата, характеризует разные стороны воспитания. Пословицы отмечают необходимость воспитания: Умел народить детей, умей и научить; его сложность: Детей растить – не лясы точить; Легко дитятко нажить, нелегко вырастить; характеризуют способы воспитания: Детей наказывают стыдом, а не кнутом; Кто детям потакает, тот сам плачет; Дал бог сыночка, дал и дубочка; а также результаты: Добрая семья прибавит разумаума; Учен жену бьет, а дрочень – мать.

(6)‘похожий по внутренним и внешним качествам на родителей’ (12 пословиц). Знание о том, что дети усваивают многие черты родителей, ближайшего окружения в семье, перенимают их образ жизни, получило отражение в пословицах: Каковы корешки, такие и ветки, каковы родители, такие и детки; Яблочко от яблони недалеко падает; Если батька рыбак, и сын в воду глядит; Дед жил свиньей, зажил внук поросенком; Понапряталась матка от батьки, понапрячутся и детки от матки.

55

(7)‘приносящий радость и горе родителям’ (12 пословиц). Данная группа пословиц характеризует не столько детей, сколько родителей, глубину родительских переживаний, определяет значение детей в жизни матерей и отцов. Радость и горе – два основных предиката, определяющие детей в этих пословицах:

Детки – радость, дети – горе; Без детей – горе, а с детьми – вдвое. Пословицы отражают динамику отношений родителей и детей: Малые детки – малые бедки, а большие детки – большие и бедки; Малое дитя грудь сосет, а большое – сердце; Детки маленьки – спать не дадут, детки велики – сам не уснешь.

(8)‘любимый родителями, несмотря на недостатки’ (11): Свое дитя и горбато, да мило; На чужой горбок не насмеюся, на свой не нагляжуся; Всякому свое дитя мило.

(9)‘будущее родителей’ (11): Дети на возрасте упокоевают родителей; Детки хороши – отцу-матери венец, детки плохи – отцу-матери конец; Работные дети – отцу хлебы. Блудный сын – ранняя могила отцу.

(10)‘несущий божью благодать’(6): У кого детей много, тот не забыт от бога; Дети – благодать божья; У кого детей нет – во грехе живет; Не у детей и сидни в честь (бездетные рады и калеке).

(11)‘имеющий индивидуальность’ (5): В одной суме – да разные денежки, в одной семье – да разные детушки; Детки деткам рознь; Каков в колыбельку – таков и в могилку; Дурному дитенку батькино благословенье не на пользу.

Большое количество пословиц (нами выявлено 19) посвящено роли сына и дочери в доме родителей. Не привлекая данные пословицы к анализу, укажем лишь общие смыслы, которые они выражают. С одной стороны, в этих пословицах отражены представления о равенстве в семье всех детей: Все равны детки, что пареньки, что девки; Сынами славен, дочерьми честен; Сын да дочь – ясно солнце, светел месяц. С другой стороны, они говорят о большей значимости сына как продолжателя рода, будущего кормильца и хозяина дома: Сын глядит в дом, дочь глядит вон; Корми сына до поры: придет пора – сын тебя покормит.

Содержание анализируемого концепта существенно обогащается художественными текстами. Образы детей, созданные разными писателями, часто входят в культурный фонд нации, как, например образ Николеньки из трилогии Л.Н. Толстого «Детство. Отрочество. Юность»; Никиты из повести А.Н. Толстого «Детство Никиты» и многие другие. Художественный текст может служить источником познания детской души. Как пишет Ю.Д. Тильман, «в отличие от научного миропонимания, художественная картина мира, в силу синтезирующей способности искусства и интуитив-

56

ных прозрений художников, обладает способностью создавать более цельный образ реальности, отображать в нем такие стороны, которые ускользают от аналитического описания в науке» [Тильман 1999: 51].

Педагоги и психологи обращаются к произведениям русской классики с целью иллюстрации тех или иных особенностей детского возраста. Знаменитый русский педагог П.Ф. Каптерев писал, что художественный текст может выступать «средством познания детской психики» [Никольская 1995: 87]. В начале XX в. А. Постников создает психологические портреты детей по произведениям русской классики в книге «Галерея детских портретов. Сборник типов»; на материале художественных текстов написана книга А. Руденич и О. Руденич «Детская душа» [Бочаева 1999: 11]. Современные психологи также привлекают к анализу психических особенностей детей художественные тексты, например [Божович 1968: 352].

Как показывает наш материал, лексическая система современного русского языка отражает в основном «бытовые» знания о ребенке; фразеологизмы, пословицы и поговорки представляют ребенка как члена общества; тогда как особенности мировосприятия, становления личности раскрываются в первую очередь художественными текстами. Представляется, что художественный текст содержит уникальную информацию о внутреннем мире ребенка, о его душевном состоянии. Как, например, рассказ А.П. Чехова «Гриша» (1886), посвященный описанию состояния маленького ребенка, открывшего для себя на прогулке целый новый «мир»; рассказ Ф. Сологуба «Червяк» (1896) об эмоционально восприимчивой девочке, погибшей из-за грубого с ней обращения; рассказ Л. Андреева «Петька на даче» (1906), описывающий особое состояние «сна» мальчика, которое было вызвано условиями его жизни; рассказ Ю.Л. Слезкина «Мальчик и его мама» (1915) о ребенке, который не смог перенести отсутствие матери и обман взрослых. Как видно уже по тематике данных рассказов, русские писатели обращались к сложнейшим проблемам взаимоотношения взрослых и детей, понимания взрослыми особенностей мира детства. Многие произведения русской литературы говорят о сложности и глубине душевных переживаний ребенка. Проиллюстрируем это на примере рассказа А.П. Чехова «Гриша». Оговоримся, что мы не проводим лингвистического анализа художественного текста, в задачи которого входит изучение специфики функционирования языковых единиц в системе целостного эстетического объекта, а также выделение структурных элементов художественного текста и характеристика их роли в передаче содержательно-концеп- туальной и подтекстовой информации и многое другое. Нас интересует текст с точки зрения отраженных в нем знаний о ребенке.

В рассказе выделяются две смысловые части, которые условно могут быть обозначены «дом» («четырехугольный мир») и «улица» («новый мир»).

57

Описание дома представлено с точки зрения персонажа. Оно, с одной стороны, характеризует образ жизни мальчика, с другой – показывает психологические особенности раннего детского возраста. «Дом» хорошо изучен ребенком: До сих пор Гриша знал только четырехугольный мир, где в одном углу стоит его кровать, в другом – нянькин сундук, в третьем

– стул, а в четвертом – горит лампадка. Номинация, выбранная для характеристики дома – «четырехугольный мир» отражает особенности восприятия ребенком пространства и своего места в нем. Основное свойство этого мира – постоянство (при его описании автор использует глаголы несовершенного вида «настоящего исторического времени»): Если заглянуть под кровать, то увидишь куклу с отломанной рукой и барабан, а за нянькиным сундуком очень много разных вещей: катушки от ниток, бумажки, коробка без крышки и сломанный паяц. Исчезновение каких-либо предметов вызывает недоумение: Есть еще другая загадочная личность – это тетя, которая подарила Грише барабан. Она то появляется, то исчезает. Куда она исчезает? Гриша не раз заглядывал под кровать, за сундук и под диван, но там ее не было… Такие описания психологически достоверны. Как отмечают психологи, для ребенка этого возраста важным психологическим процессом является осознание дискретности мира, овладение категорией постоянства/ непостоянства предметов, явлений.

Люди, предметы характеризуются с той стороны, с какой они имеют отношение к Грише. Эта характеристика определяет их место в мире, центром которого является ребенок: (1) В этом мире, кроме няни и Гриши, часто бывают мама и кошка. (2) Няня и мама понятны: они одевают Гришу, кормят и укладывают спать, но для чего существует папа – неизвестно. Такие описания характеризуют яркую черту раннего детства – эгоцентризм. Характер дальнейшего описания дома обусловлен именно этой особенностью детского развития. Исходная точка этого мира – детская комната: Из мира, который называется детская, дверь ведет в пространство, где обедают и пьют чай. Каждая комната описывается так, как видит ее ребенок: в ней выделяются только те предметы, которые имеют непосредственное отношение к Грише или особо привлекательны по форме, цвету и т.п.: Тут стоит Гришин стул на высоких ножках и висят часы, существующие для того только, чтобы махать маятником и звонить. Из столовой можно пройти в комнату, где стоят красные кресла. Тут на ковре темнеет пятно, за которое Грише до сих пор грозят пальцами.

Тема данного рассказа воплощается в сценарной структуре «прогул-

ка»:

(1)Гриша, маленький, пухлый мальчик, родившийся два года и восемь месяцев тому назад, гуляет с нянькой по бульвару. (…) Ему душно и жарко, а тут еще разгулявшееся апрельское солнце бьет прямо в глаза и щиплет веки.

58

(2)Вся его неуклюжая, робко, неуверенно шагающая фигура вы- ражает крайнее недоумение.

(3)В этом же новом мире, где солнце режет глаза, столько пап, мам и теть, что не знаешь, к кому и подбежать.

(4)Но страннее и нелепее всего – лошади. Гриша глядит на их двигающиеся ноги и ничего не может понять.

(5)Вдруг он слышит страшный топот… По бульвару, мерно шагая, двигается прямо на него толпа солдат с красными лицами и с банными вениками под мышкой.

(6)Гриша холодеет от ужаса и глядит вопросительно на няньку: не опасно ли? Но нянька не бежит и не плачет, значит, не опасно.

(7)Гриша провожает глазами солдат и сам начинает шагать им в такт.

(8)Через бульвар пробегают две большие кошки с длинными мордами, с высунутыми языками и с задранными вверх хвостами. Гриша думает, что и ему тоже нужно бежать, и бежит за кошками.

(9)Вот какая-то няня сидит и держит маленькое корыто с апельсинами. Гриша проходит мимо нее и молча берет себе один апельсин.

(10)Теперь Гриша с удовольствием поднял бы стеклышко, которое валяется под ногами и сверкает, как лампадка, но он боится, что его опять ударят по руке.

(11)– Мое вам почтение! – слышит вдруг Гриша почти над самым ухом чей-то громкий густой голос и видит высокого человека со светлыми пуговицами. К великому его удовольствию, этот человек подает няньке руку, останавливается с ней и начинает разговаривать.

(12)Блеск солнца, шум экипажей, лошади, светлые пуговицы – все это так поразительно ново и нестрашно, что душа Гриши наполняется чувством наслаждения и он начинает хохотать.

(13)Видит он темный потолок, ухват с двумя рогами, печку, кото- рая глядит большим черным дуплом… – Ма-а-ма! – тянет он.

(14)Вернувшись домой, Гриша начинает рассказывать маме, стенам и кровати, где он был и что видел. Говорит он не столько языком, сколько лицом и руками. Показывает он, как блестит солнце, как бегают лошади, как глядит страшная печь и как пьет кухарка…

(15)Вечером он никак не может уснуть. Солдаты с вениками, большие кошки, лошади, стеклышко, корыто с апельсинами, светлые пуговицы – все это собралось в кучу и давит его мозг.

59

(16)Он ворочается с боку на бок, болтает и в конце концов, не вынося своего возбуждения, начинает плакать.

(17)– А у тебя жар! – говорит мама, касаясь ладонью его лба. – Отчего бы это могло случиться? – Печка! – плачет Гриша. – Пошла отсюда, печка! – Вероятно, покушал лишнее…– решает мама.

(18)И Гриша, распираемый впечатлениями новой, только что изве-

данной жизни, получает от мамы ложку касторки.

Итак, данный рассказ показывает, что для маленького ребенка существует «свой», хорошо знакомый, мир и «чужой», неизвестный. «Свой мир» Гриши – это его дом, основными характеристиками которого являются постоянство, однообразие. Он представлен малым количеством хорошо знакомых вещей: кровать, нянькин сундук, лампадка, кукла с отломанной рукой, барабан, катушки от ниток, бумажки, коробка без крышки, сломанный паяц, стул на высоких ножках, часы, красные кресла, ковер с пятном. В этом «мире» немного людей: нянька, мама, папа, тетя. Он небогат красками и звуками – при его описании автор практически не использует цветовую и звуковую лексику.

«Мир», открывшийся ребенку на улице, обладает противоположными чертами. Он разнообразен, многолик, наполнен самыми разными предметами. В нем много людей: пап, мам и теть; толпу солдат с вениками; какую-то няню; высокого человека со светлыми пуговицами; кухарку; животных: лошадей; двух больших кошек с длинными мордами, с высунутыми языками и задранными вверх хвостами; новых предметов: корыто с апельсинами; стеклышко; темный потолок; ухват с двумя рогами; страшную печь. В этом "мире" много красок и звуков. Ребенок оценивает новые предметы как "страшные" или "нестрашные". Все светлое, яркое, блестящее, маленькое (блеск солнца; стеклышко, которое сверкает, как лампадка; светлые пуговицы) для ребенка привлекательно и "нестрашно"; все темное, большое, неправильной формы (толпа солдат, темная лестница, темный потолок, печь с большим черным дуплом, ухват с двумя рогами) пугает ребенка. Встреча с новым миром вызывает самые разные состояния: недоумение, ужас, удовольствие, наслаждение, жар.

Познание мира осуществляется через сравнение знакомых и незнакомых вещей. Взаимодействие элементов "своего" и "чужого" мира проявляется в использовании названий хорошо знакомых предметов для характеристики незнакомых, не освоенных словом5: Через бульвар пробегают две большие кошки с длинными мордами, с высунутыми языками и с задранными вверх хвостами.

60

Рассказ "Гриша" показывает, что ребенок, в отличие от взрослого, более восприимчив, эмоционально легко заражаем: Гриша провожает глазами солдат и сам начинает шагать им в такт; Гриша думает, что и ему нужно бежать, и бежит за кошками. Связь между психическим и физическим состоянием у ребенка проявляется гораздо сильнее, чем у обычного взрослого. Маленький ребенок очень впечатлителен и раним. Ребенок, не владеющий речью, испытывает острую необходимость в общении, понимании. И в этой ситуации особо значима роль взрослого человека, способного открыть для ребенка мир во всем его удивительном многообразии.

Лексико-семантическая парадигма ‘ребенок’ в современном русском языке

Полагаем, что описание лексико-семантической группы наименований детей и их тематическая классификация позволит продемонстрировать разнообразие выделенных и означенных носителями русского языка качеств, свойств возрастной группы детей. Проводимый с этой целью семантический анализ наименований детей направлен также на выявление семантических составляющих концепта ‘дитя’. Материалом исследования послужила выборка из толковых словарей современного русского литературного языка. К анализу привлечены не только лексические, но и фразеологические единицы русского языка. Для иллюстрации отличий в способах концептуализации в современном русском языке и в говорах, на разных этапах развития русского языка национального периода мы привлекаем данные исторических, этимологических, диалектных словарей.

В уже называвшихся ранее диссертационных работах по лексике возраста [Хашимов 1973; Путягин 1975; Костина 1978; Матвеев 1984; Кацкова 1987] представлены разные варианты семантической классификации имен возраста. Признак ‘возраст’ в этих работах рассматривается как тематический, наряду с признаками ‘родство’, ‘профессия’ и др. Рассмотрим предложенные данными авторами семантические параметры классификации имен возраста.

Самые общие принципы тематической классификации даны в работе Р.И. Хашимова. Автор предлагает классификацию, построенную на основе признаков (1) ‘пол’ и (2) ‘возраст’. Все возрастные наименования разделяются им на тематические классы: (1) по признаку ‘пол’ и (2) по признаку ‘совершеннолетний/несовершеннолетний’. Наименования несовершеннолетних в свою очередь также распадаются на несколько групп по признакам ‘возраст’ и ‘пол’, например: «наименования лиц мужского пола в период отрочества», «наименования лиц женского пола в период отрочества» и др. [Хашимов 1973: 30 – 32]. Использование для построения семантической классификации критерия совершеннолетний/несовершеннолетний, предлагаемого Р.И. Хашимовым, не представляется оправданным, поскольку признак совершеннолетия/несовершеннолетия не является основополагающим при членении жизненного цикла человека, по данному при-

61

знаку не устанавливаются границы возрастных периодов. Представляется, что признак ‘совершеннолетний/ несовершеннолетний’ – лишь один из параметров, по которому устанавливается оппозиция ‘взрослый/невзрослый’. Важными результатами анализа возрастных наименований по признакам ‘возраст’ и ‘пол’, проведенного Р.И. Хашимовым, является установление значимости признака ‘пол’ для наименований человека в различные возрастные периоды.

На иных основаниях построена классификация в работе Г.А. Путягина. Исследователь выявляет принципы классификации наименований лиц по возрасту, анализируя смысловую структуру слова. В результате он выделяет группы наименований лиц со следующими признаками: ‘новорожденный возраст’, ‘грудной возраст’, ‘младенческий возраст’, ‘малолетний возраст’, ‘детский возраст’, ‘подростковый возраст’, ‘юношеский возраст’, ‘молодой возраст’, ‘возраст средних лет’, ‘пожилой возраст’, ‘зрелый возраст’, ‘старческий возраст’, ‘престарелый возраст’ [Путягин 1975: 63–64]. Данные компоненты позволяют показать многообразие выделенных русским языковым сознанием стадий человеческого развития. Однако нам кажется, для носителей русского языка актуальна возрастная классификация, в соответствии с которой выделяются периоды детства, юности, зрелости и старости. К тому же по выделенным Г.А. Путягиным признакам трудно классифицировать те имена, внутренняя форма которых не указывает непосредственно на какой-либо признак, например, ползунок, ходунок, егоза и под.

Более убедительной представляется классификация имен возраста, предлагаемая в работах В.И. Матвеева (Киев, 1984), Д. Кацковой (М, 1987). В соответствии с выделенными в языке возрастными этапами имена возраста разделяются на группы: (1) ‘лица младенческого возраста’, (2) ‘лица детского возраста’, (3) ‘лица подросткового возраста’, (4) ‘лица молодого возраста’, (5)’ лица зрелого возраста’, (6) ‘лица старого возраста’. Группы имен возраста в указанных работах рассматриваются как конституенты (микрополя) семантического поля ‘возраст человека’. Разграничение по этим признакам имен проводится на основе анализа семантикофункциональных особенностей слова. Анализируя лексико-семантическую группу со значением ‘лица детского возраста’, исследователи специально не выделяют отдельные тематические группы. Для нас же это является первоочередной задачей. Моделирование групп проводится с помощью метода компонентного анализа.

Обязательный компонент значения наименования детей – сема ‘детский возраст’. Она является интегральной для всех наименований детей. Среди анализируемых имен детей выделяются собственно наименования по возрасту, в которых признак возраста составляет прямое номинативное значение, при этом отсутствуют дополнительные семантические компоненты, например: ребенок – ‘человек в детском возрасте’, младенец – ‘че-

62

ловек в младенческом возрасте’. Имена с такой семантической структурой формируют группы «названия детей с признаком ‘детский возраст’»; «названия детей с признаком ‘младенческий возраст’». В современном русском литературном языке имеется большой класс имен, у которых семантический признак ‘в детском возрасте’ осложнен дополнительными компонентами, например: бутуз – ‘здоровый, толстый ребенок, малыш’. Такие имена совмещают номинативную и характеризующую функции – называют и характеризуют детей по какому-либо признаку. Как было указано в первом параграфе данной главы, при анализе возрастной лексики современного русского языка, такие имена привлекаются к анализу. На основе анализа дифференциальных компонентов обозначений детей устанавливаются лексико-семантические группы «названия детей с признаком ‘внешний вид’», «названия детей с признаком ‘характер поведения’» и др. Многие характеризующие имена существительные образованы от глаголов (егоза, лепетун, шалун и др.). Однако, в отличие от своих производящих, производные имена указывают на те или иные черты поведения ребенка как на его постоянные, типичные признаки, как на черты характера.

Отметим, что некоторые имена возраста могут быть отнесены к разным тематическим группам, поскольку характеризуют лицо по нескольким признакам. Так слово бутуз может быть причислено к группам названий детей по внешнему виду, по состоянию здоровья, по росту. В подобных случаях мы ориентируемся на доминирующий компонент в структуре значения, соответствующий мотивировочному признаку имени. В данную группу включены также слова, имеющие помету «обычно о ребенке», например: егоза – «суетливый, слишком подвижный человек, непоседа (обычно о детях)». Такой широкий подход вызван стремлением воссоздать максимально полную картину семантического пространства ‘дитя’ в современном русском языке.

В общем виде предлагаемая нами классификация названий лиц детского возраста выглядит следующим образом:

(1)названия детей с признаком ‘детский возраст’;

(2)названия детей с признаком ‘младенческий возраст’;

(3)названия детей с признаком ‘пол’;

(4)названия детей с признаком ‘маленький’;

(5)названия детей с признаком ‘характер поведения’:

(а)‘очень подвижный, бойкий’;

(б) ‘любящий шалости’;

(в) ‘послушный/непослушный’;

(г)‘часто плачущий’;

(6)названия детей с признаком ‘внешний вид’:

(7)названия детей с признаком ‘уровень развития’

(8)названия детей с признаком ‘речь’;

(9)названия детей с признаком ‘характер воспитания’;

63

(10) названия детей с признаком ‘социальный статус’:

(а) ‘вид учебно-воспитательного учреждения’

(б) ‘наличие/отсутствие семьи’

(в) ‘родной/неродной’

(г) ‘выполняемая работа’

(д) ‘общественный класс’

(е)‘рожденный в законном браке/вне брака’

(з)‘участие в обряде’.

Проанализируем состав каждой группы.

1. Названия детей с признаком ‘детский возраст’.

Данную группу формируют лексемы ребенок, дитя (устар.), детище (устар.), чадо (устар.), представляющие собой лексическое ядро концепта ‘дитя’. Семантика данных единиц чрезвычайно важна для анализа содержания концепта, поэтому их семантическому анализу посвящен отдельный параграф.

Здесь отметим, что имена дитя, ребенок имеют большое количество уменьшительно-ласкательных производных: дитя – дитятко, дитенок

(разг.); дети – детка, деточка, детенок (разг.), детеночек (разг.), детинка (разг.), детинушка (разг.), детушка, детки, деточки, детишки, детушки; ребенок – ребеночек; ребята – ребятенок (разг.), ребятеночек (разг.), ребятки (разг.), ребятушки (простореч.), ребятишки (разг.), ребятеночки

(простореч.), ребятье (простореч.).

2. Названия детей с признаком ‘младенческий возраст’.

В современном русском литературном языке данная группа представлена 13 лексемами. Она характеризуется высокой степенью автономности, поскольку названия младенцев в качестве возрастных обозначений не используются по отношению к детям старшего возраста. Это вполне естественно объясняется своеобразием данного периода развития человека. Ядерной лексемой группы является стилистически нейтральное имя младенец. Оно выражает инвариантное значение группы ‘человек в период младенчества’. Центр группы составляют лексемы новорожденный (ж. новорожденная), грудной ребенок, грудник, грудничок (разг.), грудныш

(разг.). Данные имена градуируют возрастной признак, выделяя отдельные стадии развития человека в младенчестве – ‘новорожденность’, ‘грудной возраст’. К центру примыкают имена по действию, характерному для детей в младенческом возрасте: сосун, сосунок, ползун, ползунья (разг., шутл.), ползунок (разг.), ходунок (разг.), топтун (разг.), пискун; а также имена по действию, осуществляемому в отношении к ребенку: пеленашка (разг.).

Словари, включающие диалектную, устаревшую лексику, фиксируют такие названия детей младенческого возраста по характерным для них действиям: ерзу́нчикъ, ерзунокъ, ерзу́шка– ‘малый ребенок, начавший ползать’ [Даль I: 521]; паполза – ‘ребенок, который еще не умеет ходить, а

64

ползает’ [Фасмер III: 202]; пруда, прунда – ‘ребенок, который мочится в постель’ [Фасмер III: 388]; отсосок – ‘отсосавшийся ребенок’ [Даль IV: 754]; масоса (арх.) – ‘ребенок, который держит пальцы во рту’ [Фасмер II: 578]; слигоза (олонец.) – ‘ребенок, пускающий слюни’.

В словаре В.И. Даля зафиксированы возрастные обозначения, общие для детей и других живых существ: зеленя, зеленятко – ‘молодое животное, дитя или детеныш’ [Даль: I, 677]; крошутка, крошка – ‘малый ребенок, маленькое животное’ [Даль: II, 199]; лончак, лоншак, лоншачка (арх.) – ‘перегодовалое животное (жеребенок, теленок, олененок), рыба, годовалый ребенок’ [Даль: II, 265]; мальга, мальгавка (смл.), малек – ‘малый ребенок, маленькое насекомое’ [Даль: II, 294]; сосун, сосунок – ‘дитя, детеныш, сосущий матку’ [Даль: IV, 277] и, наконец, самое общее название – живуля, живулька (влгд) – ‘все живое, но неразумное, младенец’ [Даль: I, 539].

Само слово детеныш, функционирующее в современном русском языке со значением ‘молодое животное, находящееся при матери’ [СОШ: 153], первоначально употреблялось в значениях ‘мальчик или девочка низшего сословья’; ‘молодое животное’; ‘монастырский слуга’ [Хашимов 1973: 95].

В современном русском литературном языке также имеются названия, общие для младенцев и детенышей животных: ползун – ‘тот, кто ползет или ползает. Малыш – ползун. Рыба – ползун’; ползунок – ‘ребенок (или детеныш), который еще не умеет ходить, а только ползает (разг.)’ [СОШ: 553]; сосун, сосунок – ‘ребенок грудного возраста, а также вообще детеныш млекопитающего, еще сосущий матку’ [СОШ: 751]. Нами не выявлено таких наименований, которые бы в прямом значении обозначали взрослого человека и животного. Вероятно, наличие общих названий по возрасту для маленьких детей и детенышей животных отражает представления о детях как более близких, по сравнению со взрослыми, к миру природы, не вполне отделившихся от него.

Все исследователи родинного обряда сходятся на мысли о том, что для народной культуры характерно представление о младенце как о существе недооформленном, не являющимся человеком в полной мере, не отделенном от мира природы. Взросление рассматривается как постепенное отделение человека от иного мира, из которого он пришел; важную роль в этом процессе играют взрослые, которые должны обеспечить с помощью специальных ритуалов нормальный ход возрастных изменений. Сразу после рождения ребенка повитуха предпринимала действия, направленные на отделение ребенка от природной сферы, «превращение» в человека, «доделывание»: придавала форму голове, носу, распрямляла руки и ноги и др. [Мазалова 2001: 110–111]. Одной из самых важных процедур была первая баня. А.К. Байбурин видит ее значение в том, что «с помощью этой процедуры происходит символическое отделение ребенка от того мира, откуда

65

он появился. С ребенка «смывается» то, что указывает на его принадлежность нечеловеческому» [Байбурин 1993: 42]. Доказательством существования в народной культуре представлений о взрослении как о постепенном превращении ребенка в полноценного человека являются обряды перепекания и переродов слабых, больных детей, «кашные» столования, обряды раскрывания органов ребенка, постриги [Родины, дети, повитухи в традициях народной культуры 2001].

Интересно, что до рождения ребенка характеризовали с помощью прилагательных, указывающих на его твердость, например, костяной, и только после рождения ребенок приобретает признак мягкости – его называют парной, безкостный. Весь комплекс послеродовых обрядов, организация пространства новорожденного, поведение членов семьи говорят об актуальном для носителей данной культуры понимании зыбкости, ненадежности существования младенца в первое время после родов [Баранов 2001: 22].

Вговорах отмечаются названия младенцев по предмету, с которым они связаны – колыбелью: зыбуно́къ, зыбу́нчикъ, зыбунишка,зы́бочникъ

(ниж.) – [Даль, 1, 697]; люлечникъ (пск., твр.) [Даль, 2, 285]. По мнению

В.В.Головина, такие «пространственные» обозначения являются внешним признаком включения ребенка в человеческое, новое для него пространство [Головин 2001: 40].

Врусском языке имеются обозначения детей по особенностям рождения: переносок – ‘переношенный младенец’; недоносок – ‘недоношен-

ный младенец’ [Даль III: 71]; выпороток – ‘недоношенный ребенок’ [Фасмер I: 369]. Такие имена используются как ругательство: недоносок по отношению к слабым; выпороток – «по отношению к маленьким, но дерзким детям» [Фасмер I: 369].

Существование в языке лексико-семантической парадигмы ‘человек в младенческом возрасте’ свидетельствует о наличии особого концептуального слоя у концепта ‘дитя’. Имена младенцев в русском языке отражают такие компоненты концепта, как ‘неоформившийся’, ‘близкий миру природы’.

Семантическое пространство ‘младенец’ может изучаться как отдельный концепт, поскольку оно имеет в языке лексически богатую парадигму; включает в себя разнообразные культурные коннотации.

3. Названия детей с признаками ‘возраст’ и ‘пол’.

К данной группе относится 9 лексем. Лексическое ядро образуют слова мальчик, девочка. В русском языке значение ‘ребенок мужского пола’ имеет больше средств выражения, чем ‘ребенок женского пола’. Слово мальчик, в отличие от слова девочка, имеет стилистические синонимы:

паренек, парнишка (разг.), хлопчик (разг.), малец (разг.), пацаненок (прост.). Имена паренек, парнишка, хлопчик, пацаненок являются произ-

66

водными от соответствующих имен лиц отроческого возраста: паренек, парнишка ← парень; пацаненок ← пацан; хлопчик ← хлопец. Указание на детский возраст передано с помощью уменьшительно-ласкательных суффиксов. Отметим, что имена мальчик, девочка используются по отношению к лицам отроческого возраста, а имена лиц отроческого возраста парень, пацан, хлопец – по отношению к детям. Именно за счет номинаций с признаками ‘возраст’ и ‘пол’ осуществляется связь парадигм ‘человек в детском возрасте’ и ‘человек в отроческом возрасте’.

От имен мальчик, девочка образуется большое количество уменьши- тельно-ласкательных производных: мальчик – мальчонка, мальчишечка, мальчонок, мн. мальчата и мальчонки (прост.); девочка – девчурка, девчушка, девчоночка. Имена мальчишка и разг. девчонка отмечены в словарях с пометой «пренебрежительное» [СОШ: 340; 156]. Г.А. Путягин считает, что для слов мальчишка, девчонка характерна тенденция к переходу в разряд стилистически нейтральных слов [Путягин 1975: 94].

4. Названия детей с признаком ‘маленький’.

Общее количество выявленных нами в современном русском литературном языке лексем, выражающих значение ‘маленький ребенок’, – 14. Основными средствами выражения данного значения является имя прилагательное маленький, устар. малый в функции существительного (Наш маленький уже ходит), а также его производные малыш (разг.), малышка, малютка, малявка (разг.). Собирательное значение выражено лексемами малышня (разг.), мелюзга (разг.), мальва (прост.). Значение ‘маленький ребенок’ получает образно-метафорическое воплощение в именах кроха (разг.), крошка (разг.), крошечка, крохотуля (разг., ласк.), капелька (ласк.), каплюшка (разг., ласк.), клоп (разг., шутл.), козявка (разг.). Всем единицам данной группы свойственна эмоционально-экспрессивная окраска, привносимая уменьшительно-ласкательными суффиксами.

Материалы словаря В.И. Даля позволили выявить 25 лексем с семой 'маленький'. Однако модель концептуализации была несколько иная. При наличии лексем, выражающих значение ‘маленький ребенок’ (крошка, крошутка, кро́хотка, крошечка, кроха́, крошка; мале́к, мале́тина, мале́тинка, мале́хотка, малик, ма́лко, малы́га, малы́ганъ, мальга́, малыш, малышка, малышенок, малю́та, малю́тка, малю́точка, маля́вка, мальга́вка;

жукленок), имелись группы со значением ‘маленький мальчик’ (ма́лец, волж. мала́йка, кур. ма́лка) и ‘маленькая девочка’ (малу́ха, малу́ша, малушка, ма́лка, малочка, мале́на, маленка). Собирательное значение ‘малые дети’ выражалось лексемами мале́шь, мелина́, мелизна, мелкота, мелюзга́, мелузга́, мелюзговина[Даль II, 316]. Большим количеством имен прилагательных представлено значение ‘маленький’ – малый, маленький, малехотный, малешинный.

67

Яркое образное воплощение значение ‘очень маленький по росту’ получило во фразеологизмах мал мала меньше; от земли не видно [не видать] кого; чуть от [с] земли видно [видать] кого; чуть от земли виден

кто; от горшка два вершка кто. Помимо характеристики по росту: Другие ребятишки мал мала меньше, от земли не видать (Григорович. Проселочные дороги), они могут указывать на возраст и неопытность: – Что меня утешает и бодрит, Максим – говорил он, – так это то, что меня молодежь любит. Гимназистики, реалистики – мелюзга, от земли не видно, но ты не шути, брат!.. Первые критики и ценители! (Чехов. После бенефиса). Данные фразеологизмы часто употребляются в контекстах, указывающих на несоответствие возраста и типа поведения: Маленький парнишка, от земли его не видать, а уж дымит из тятькиной трубчонки (Мельни- ков-Печерский. В лесах); – Хорошие у него ребята, работящие. Настя вон от горшка два вершка, одиннадцать лет, а как заправская баба ведет хозяйство (Фролов. Во рту брусника). Примеры взяты из [СОВРЯ: 27].

Рассмотренная группа лексических и фразеологических единиц позволяет говорить о компоненте ‘маленький’ в структуре концепта ‘дитя’. Данный компонент относится к ядерным компонентам концепта, поскольку он формирует его базовый чувственный образ. Особенности функционирования таких наименований указывают на представления носителей русского языка о малой жизненной силе, «недооформленности» тела ребенка.

5. Названия детей с признаком ‘характер поведения’.

Поведение может пониматься в широком (научном) смысле, как определенная совокупность действий человека или животных, и в узком (бытовом), как совокупность действий человека, получивших ту или иную оценку. В данном случае мы употребляем слово поведение в нетерминологическом смысле.

(а) ‘подвижный, бойкий’.

Подавляющее большинство имен с признаком ‘характер поведения’ составляют наименования детей с признаком ‘подвижный, бойкий’ (10). Безотносительно к полу ребенка употребляются имена егоза (разг.), шустрик (разг.), шустряк, шустряга; о мальчике говорится резвун, пострел; о девочке – резвунья, вострушка (разг.), козочка (разг., перен., шутл.), стрекоза (разг., перен., шутл. или укор.).

Нам представляется, что слово пацанка (прост.), толкуемое словарями как ‘девочка, девчонка’ [СОШ: 496], по номинативной функции относится не к наименованиям по возрасту и полу, а к наименованиям, характеризующим ребенка по поведению. Пацанка говорят о девочке (чаще подросткового возраста), которая напоминает типом поведением мальчика.

(б) ‘любящий шалости’.

68

Всовременном русском литературном языке номинаций с признаком ‘любящий шалости’ немного: баловник, шалун, шалунья, шалунишка.

Всловаре В.И. Даля отмечены имена существительные баловник, баловница, балун, балук, балунья, балуша, а также прилагательное балов-ли-

вый – ‘склонный к шалостям, избалованный’ [Даль I: 43–44]. Все указанные наименования совмещают признаки ‘шаловливый’ и ‘избалованный’ и свидетельствуют об ином способе концептуализации, при котором шалости видятся следствием ненадлежащего воспитания. Ср.: баловник – ‘тот, кто балует других’; баловливая мать – ‘та, которая часто балует детей’; баловщик, баловщица – ‘потворщик, потачник, слабый начальник или воспитатель, дающий шалунам полную волю, исполняющий все прихоти их’ [Даль I: 43–44].

В значении слов сорванец (разг.), чертенок (разг., перен.), бесенок (разг., перен.), дьяволенок (разг., перен.), оголец (простореч.), шкет (простореч.), шпингалет (простореч.) совмещены признаки ‘подвижный, бойкий’, ‘шаловливый’. У данных имен трудно определить характер выражаемой ими эмоционально-экспрессивной и стилистической окраски: шпингалет характеризуется как просторечное, шутливое [Александрова: 175]; оголец, шкет – как грубо просторечное [Александрова: 175].

Многие имена, характеризующие поведение ребенка, образованы от названий демонических персонажей: чертенок, бесенок, дьяволенок, а также вражишка, арх. враженок, вят. вражен, нвг. вражина [Даль I: 258]. В просторечии большинство имен, характеризующих ребенка с «плохим», по мнению говорящего, поведением, имеют явную отрицательную коннотацию и образованы от названий животных: псенок, гаденыш, змееныш: –

Алешка, не подглядывай в карты, псенок, а то за ухи! (Чехов. В сарае.)

(в) ‘послушный/непослушный’.

Однословных, стилистически нейтральных именований детей, обладающих примерным поведением, нами не выявлено. Ранее нейтральные

пай-мальчик, пай-девочка, паинька сейчас содержат прагматический компонент – 'ироническое'; слова цаца (‘послушный ребенок’), отечина (‘дети, почитающие отца’), отмеченные в словаре В.И. Даля, в современном русском литературном языке не употребляются.

Производные от глаголов капризуля, притворяшка, употребляющиеся в современном русском литературном языке, отражают особый тип поведения детей.

(г) ‘часто плачущий’.

Эту группу составляют названия детей, часто плачущих: плакса, крикун, пискля, пискун, пискунья, рева, ревушка. Все они являются стилистически отмеченными и относятся к разговорному стилю. Основное средство выражения значения – слово плакса. Остальные характеризуют разные «виды» детского плача по характеру звучания. В национальном языке лексика, обозначающая часто плачущих детей, более разнообразна. Общее

69

значение ‘часто плачущий’ выражают лексемы база́н, базы́га‘вятск– . крикун’ [Фасмер I: 105], ры́мза(от ры́мзать– ‘реветь, хныкать’) [Фасмер III: 528–529], рю́ма(от рюмить – ‘плакать, хныкать’) [Фасмер III: 533], слю́за (от слюзить – ‘плакать’) [Фасмер III: 681]. Звучание плача передают лексемы верезга́ (родственноверещать) [Фасмер I: 295], кри́кса, крику́ша[Даль II: 195], а также звяга – ‘плаксивый, визгливый ребенок’ (от звягать в значении ‘приставать, кучиться или клянчить, просить плаксиво и неотступно’) [Даль I: 674]. Лексемы слезня́,заре́ва, заревышхарактеризуют плачущего ребенка с внешней стороны.

70

6. Названия детей с признаком ‘внешний вид’.

Признак ‘внешний вид’ – семантически емкий, включающий такие характеристики, как привлекательность, рост и др. В русском языке имеется группа наименований детей с признаком внешний вид, характеризующих детей по особенностям телосложения: бутуз (разг.), карапуз (разг., шутл.), ум.-ласк. карапузик, пупс (разг.), пузырь (разг., шутл.); худышка (разг., обычно о ребенке); о мальчиках – крепыш; о девочках – крепышка (разг.), пышка (разг., о девочке и женщине), матрешка (разг., о девочке и женщине). Приведенные имена характеризуют в основном маленьких детей: в словарных толкованиях идентифицирующим компонентом выступает ‘маленький ребенок’, ‘малыш’, например карапуз – ‘толстый, пухлый малыш’ [СОШ: 266]. Для большинства имен, характеризующих внешность ребенка, признак пола нерелевантен, что также является особенностью наименований маленький детей: – Какой очаровательный карапуз… Девочка? – Мальчик. (Семенов. Семнадцать мгновений весны.)

Особенность данной группы в том, что большинство имен характеризуют полных детей. При этом признак ‘полный, толстый’ сопряжен с другим, придающим слову положительную оценку: бутуз – ‘здоровый толстый ребенок, малыш’; карапуз, карапузик, пупс – ‘симпатичный полный ребенок’; матрешка – ‘полная, румяная, круглощекая девочка’; пышка – ‘полная, пышная девочка’.

В национальном языке также лексически разнообразна группа названий полных детей. Материалы словаря В.И. Даля позволяют установить следующие названия полных детей: кур. аслеток, бутуз, бутузик, бутузишка, дутик, карандыш, карандышка, курс. карандух, обрюта, обрюток, обрютка, пузатик [Даль I: 145; II: 90]. В русском языке признак полноты ребенка связан с представлением о его здоровье: запестыш – ‘плотный, толстый и здоровый ребенок’ [Даль I: 614] и в целом оценивается положительно. Ср.: Одно чадо, да и то чало.

Противоположные качества отражены в именах худышка – ‘худощавый человек’ (обычно о ребенке) [СОШ: 871]; бледныш, бледнышка – ‘хилый человек; бледный, слабый ребенок’ [Даль I: 100].

7. Названия детей с признаком ‘уровень умственного развития’. Имена, формирующие группу со значением ‘несмышленый’, харак-

теризуют детей раннего возраста: глупыш, глупышка (разг., ласк.) – ‘еще неразумный ребенок’ [СОШ: 133], несмышленыш (разг.) – ‘несмышленый малыш’ [СОШ: 413]. Несмотря на то, что имена глупыш, глупышка являются производными от глупый, они не выражают значения, свойственного именам такой словообразовательной модели – ‘лицо, обладающее признаком, обозначенным производящей основой’. Слово глупый толкуется как ‘человек с ограниченными умственными способностями, несообразительный, бестолковый’. Это значение выражает слово глупец, используемое по

71

отношению ко взрослым [СОШ: 133]. Сопоставление слов глупый, глупец, глупыш позволяет говорить о наличии в семантической структуре этих слов компонента, указывающего на причину обозначаемого ими качества. Глупый, глупец – ‘человек, несообразительный в силу своих индивидуальных качеств, свойств’; глупыш – ‘человек, несообразительный в силу возрастных особенностей’. Лексемы вундеркинд, чудо-ребенок обозначают одаренных детей, уже в раннем возрасте достигающих исключительных успехов в музыке, математике и т.п. [Локшина 1974: 64].

8. Названия детей с признаком ‘речь’.

Имена существительные, формирующие данную группу, отражают особенности речевого развития ребенка: щебетун, щебетунья (перен., разг.) – ‘ребенок, постоянно что-то лепечущий, говорящий без умолку’ [СОШ: 323], лепетун, лепетунья (разг.).

9. Названия детей с признаком ‘характер воспитания’.

В современном русском литературном языке данная группа немногочисленна. Ее формируют однокоренные имена баловень, баловник. Значение ‘избалованный, изнеженный человек’ выражают фразеологические выражения маменькин сынок; маменькина дочка, тепличное (комнатное)

растение. Обычно они употребляются по отношению к детям и молодым людям – юношам и девушкам. Фразеологизмы маменькин сынок, маменькина дочка характеризуют человека, привыкшего к уходу, к опеке, к излишней заботе о себе: Одетый безукоризненно …в белоснежных воротничках и цветном галстуке – он казался благовоспитанным маменьким сынком, закормленным сладостями, скромным, милым мальчиком (Скиталец. Огарки) [ФСРЯ: 468]. Тепличное (комнатное) растение говорят о человеке, боящемся трудностей, не приспособленном к жизни. Общая оценка, выражаемая этими фразеологизмами – неодобрение: Ты всегда был маменьким сынком. Отрицательно оценивается как результат воспитания, так и сам характер воспитания.

Подобное значение ‘избалованный, изнеженный человек’ выражается и в других языках, но при этом отражать иное видение отношений родителей и детей. Так, как показывают материалы Т.З. Черданцевой, в русском языке в идиомах, связанных с отношениями детей и родителей, на первом месте оказывается мать, в итальянском – отец: эквивалентом русскому фразеологизму маменькин сынок будет итальянский фразеологизм Figlio di papá, что в буквальном переводе значит ‘папенькин сынок’ [Черданцева 1996: 66]. Ср. также русские устойчивые словосочетания со значением ‘ребенок, избалованный матерью’: матушкин баловень [Даль I: 43]; материна чечка [Даль IV: 602].

Значение ‘изнеженный, избалованный’ выражают лексемы ба́ловень, бало́вушка– ‘неженка; избалованный повадкою, потачкою’ [Даль I: 43];

72

бенёха; дро́чка, дро́чень, дроченица(сев., вост.); устойчивое словосочетание дроченое дитятко; пахолок (зап., вятск.); че́чень(псковск.); че́ча, че́чя, че́чка(влгд, прм., сиб.). Иные ситуации воспитания отражают имена закормленник, закормленница – ‘человек или животное, особенно ребенок, болеющий от излишества пищи; сытый скот, птица’ [Даль I: 583]; ку́танка, кутыш, кутышка (твр.) – ‘человек, который кутается; ребенок, которого берегут и кутают’ [Даль II: 226].

10. Названия детей с признаком ‘социальный статус’.

Выделение большинства подгрупп, конкретизирующих признак ‘социальный статус’, можно считать спорным. Имена, называющие ребенка по отношению к учебно-воспитательному заведению, представляют собой релятивные имена, в толковании которых обычно не участвует возрастная характеристика. Тем не менее они употребляются только по отношению к детям, отражая характер включения детей в общественные отношения. На этом основании мы используем данный материал в нашем исследовании. Включение имен с признаками ‘наличие/отсутствие семьи’, ‘родной/неродной ребенок’, ‘рожденный в законном браке/вне брака’ также может вызвать возражения, поскольку данные имена называют признак, не зависящий от возраста. Однако такие имена проясняют эмоционально-оценочные компоненты концепта 'дитя' и, как показывает их функционирование, употребляются в основном по отношению к детям. Такие особенности употребления связаны с тем, что определение социального положения (прежде всего наличие семьи) чрезвычайно важно именно для детей, поскольку они не достигли социальной самостоятельности.

(а) ‘вид учебно-воспитательного заведения’.

Выделенный признак присутствует в семантической структуре слов

дошкольник, детдомовец (разг.), детдомовка (разг.), детсадовец, школьник, школьница.

(б) ‘наличие/отсутствие семьи’.

Естественное положение – наличие семьи – не фиксируется в названиях детей. Отсутствие родителей отражают лексемы сирота и его умень- шительно-ласкательные производные сиротка, сиротинушка; отсутствие дома – беспризорник, беспризорница (от беспризорный – ‘живущий на улице’).

(в)‘родной/неродной’.

Взначении ‘родной ребенок’ употребляются имена детей по возрасту ребенок, дитя, детище, чадо. В наименованиях родных детей подчеркивается их «телесная» связь с родителями: устаревшие лексемы кровинка, рожоное дитя; фразеологизмы плоть от плоти кого, чьей; плоть и кровь

кого, чья; кость от кости кого, чьей; кровь от крови кого, чьей. В говорах также черевко [Фасмер IV: 337], пупыш (ср. вятск. пупки – ‘роды’)

[Даль: III].

73

В современном русском литературном языке значение ‘неродной ребенок’ выражают лексемы приемыш (разг.) – ‘приемный сын или приемная дочь’; падчерица – ‘дочь одного из супругов по отношению к другому, для нее неродному’, пасынок – ‘сын одного из супругов по отношению к другому, для него неродному’. Ранее также пасерб, ж. пасербка, пасербица [Фасмер III: 211]; пасторка (цслав.) – ‘падчерица’ [Фасмер III: 214].

Разные ситуации попадания ребенка в неродную для него семью передают лексемы найденыш, найденецъ, найденка – ‘найденный младенец неизвестных родителей’ [Даль II: 418]; прикормыш – ‘прикормленное дитя’, приемыш, примыш, приймыш, приимок, приимочек – ‘чужое дитя, сиротка, принятый в семью, в дети’ [Даль III: 462].

Отношение к принятым в семью неродным детям выражают устойчивые словосочетания богоданный сын, богоданная дочка [Фасмер I: 183].

Приведенные ниже лексико-семантические группы формируются из лексических единиц, не входящих в лексический состав современного русского языка и отражают неактуальные для современного носителя русского языка ситуации:

(в) ‘выполняемая работа’ Для характеристики детей по выполняемой работе использовались

имена васька – ‘мальчик на побегушках, денщик’ [Фасмер: I, 277]; запасок (пск.) – ‘мальчик-подпасок, помощник пастуху’ [Даль: I, 613]; мальчик (устар.) – ‘слуга-подросток в частном доме, в каком-нибудь заведении, у хозяина-мастера’ [СОШ: 340].

(г) ‘общественный класс’.

Следы общественных отношений прошлых эпох хранят историзмы раби́чищь, рабы́ничь, ра́бичь– ‘сын раба, рабыни, вообще рабское дитя’ [Даль: IV, 5]; ба́рченок, барчу́к, барча́– ‘малолетний сын барина’ [Даль:

I, 49].

(д) ‘рожденный в законном браке/вне брака’.

Данная группа является самой многочисленной: на материале словарей В.И. Даля и М. Фасмера нами выявлено 16 наименований. Значение ‘внебрачный ребенок’ выражают лексемы выплавок; безбатковье, безбатьковщина; бастры́к, бастро́к, бастрю́к(воронеж.); пауго́лок(арханг.); приблуда, сколо́тыш(арханг.); словосочетания жировой ребенок; безбатешный ребенок; незаконный ребенок, незаконорожденный ребенок, незаконноприжитый ребенок; семи батечный ребенок; сколо́тное дитя(арханг.). Особую ситуацию отражают лексемы рабичищь, рабыничь, рабичь – ‘внебрачный ребенок от рабыни’. У многих данных наименований негативная оценка заложена в самой внутренней форме, основанной на признаке 'отстутствие отца'. Негативная оценка становится очевидной у метафорических наименований благодаря связи переносного значения с прямым, например, прямое значение слов бастрык, бастрок, бастрюк – ‘выродок’;

74

слова выплавок – ‘яйцо без скорлупы’. По данным Д.А. Баранова, законнорожденные дети воспринимались как костяные, кременные, а незаконнорожденные – как сыромолотые [Головин 2001: 43].

Особая ситуация отражена в номинации привенчанные дети – ‘дети, рожденные вне брака, но после признанные отцом и усыновленные’ [Даль III: 405]. Негативная оценка ситуации рождения ребенка вне брака, эксплицируемая в названиях детей, позволяет говорить оналичии в структуре концепта ‘дитя’ компонента ‘плохо, когда ребенок рождается вне брака’. Однако, как нам кажется, данный компонент относится к периферийным, формирует пассивный слой концепта ‘дитя’, так как в современном русском литературном языке средства выражения значения ‘ребенок, рожденный вне брака’ практически отсутствуют. В толковых словарях отмечено только слово незаконнорожденный (ж. незаконнорожденная) со значением ‘рожденный от родителей, не состоящих в церковном браке’ [СОШ: 405] и безотцовщина со значением ‘ребенок, растущий без отца’ [СОШ: 41]. Однако их функционирование ограничено: незаконнорожденный относится к устаревшей лексике, безотцовщина принадлежит просторечию. Ни одна из приведенных выше лексем не сохранилась.

(е) названия детей с признаком ‘участие в обряде’.

Как отмечается в этнолингвистическом словаре «Славянские древности», возрастная регламентация охватывает почти все области народной культуры: от семейной и календарной обрядности до медицины; а некоторые сферы деятельности и обрядные циклы осмысляются как прерогатива определенной возрастной группы, так, например, гаданье проводилось только девушками [Славянские древности I: 406]. В некоторых обрядах ребенок становится объектом магических, ритуальных действий, прежде всего в обрядах «родинно-крестинного комплекса» [Власкина 2001: 62]. Такой зимний обряд календарного цикла, как колядование, проводился невзрослыми людьми – мальчиками, юношами и девушками: Коледовщички/ Недоросточки/ Недоросточки/ Красны девушки/ Сочили, искали/ Иванова двора [РУНТ: 6]. Ребенок, особенно мальчик, играет особую роль в свадебном обряде, поскольку во время свадьбы многие ритуалы и магические действия направлены на обеспечение деторождения и получения мужского потомства. Как отмечают фольклористы, у славян наиболее распространен обычай сажать к невесте на колени ребенка, как правило, мальчика [Плотникова 2001: 130].

Однако словари, составившие базу нашего исследования, фиксируют небольшое количество наименований детей по отношению к обряду. Это имена богданъ, богдашка – ‘некрещенный младенец’ [Даль I: 102]; заседчица (кстр.) – ‘девочка, продающая косу невесты, по обряду, что в других местах делает брат невесты или иной мальчик’ [Даль I: 632].

Итак, группа имен существительных, обозначающих детей, номинативно богатая, обладает большим количеством стилистически окрашенных

75

имен. Укажем, что для одних названий детей характерно разграничение по признаку ‘младший/старший детский возраст’: малыш, малютка, кроха, но пацан (разг.), хлопчик (разг.); для других – отсутствие дифференциации по данному признаку: ребенок, детище, чадо, мальчик, девочка и др.

Для большинства названий детей признак пола нерелевантен. Слова среднего рода дитя, чадо, дитятко и др. не выражают биологический пол. В древнерусском языке средний род употреблялся там, где мужской и женский пол не был выделен, а именно для названий животных, молодых существ [Мейе 1951: 368]. Большинство имен существительных со значением ‘человек в детском возрасте’ имеют форму мужского рода. Это связано с семантикой мужского рода в русском языке: «…слова мужского рода, относящиеся к категории лица, прежде всего выражают общее понятие о человеке – его социальную, профессиональную или иную квалифика-цию – независимо от пола. Формой мужского рода характеризуется имя человека вообще» [Виноградов 1986: 66]. От общих «внеполовых» названий мужского рода суффиксальным способом образуются существительные женского рода, обозначающие ребенка женского пола. При наличии парных названий мужского и женского рода существительное женского рода обозначает ребенка женского пола, а существительное мужского рода либо обозначает ребенка мужского пола, либо не содержит указания на пол. Такая зависимость характерна в целом для названий лиц, названий животных [Краткая русская грамматика 1989: 153].

Большинство качественных имен не маркированы по признаку возраста, например, слова сластена, лентяй, добряк, врун, хитрец, хвастун, богатырь и др. могут быть отнесены к человеку любой возрастной группы, и только для обозначения свойств, качеств детей созданы специальные наименования. Даже имена, немаркированные по признаку возраста, но употребленные по отношению к детям, стремятся за счет уменьшительноласкательных суффиксов передать указание на возраст. Ср.: врун – врунишка; лгун – лгунишка; хвастун – хвастунишка и др. По мнению Л.Е. Кругликовой, такого рода словообразовательные дериваты совмещают в коннотативном содержании два типа оценки, выражая ласковую укоризну [Кругликова 1995: 84]. Как показывают результаты сопоставительного анализа наименований детей в русском и словацком языках, проведенного Д. Кацковой, для наименований детей в современном русском литературном языке характерен принцип разветвленной стилистической дифференциации, тогда как для словацкого – принцип ономасиологического разнообразия [Кацкова 1987: 19–20]. Как отмечает А. Вежбицкая, функциональная нагрузка так называемых уменьшительных суффиксов огромна, однако их семантика никогда не была предметом глубокого изучения [Вежбицкая 1997: 89].

Часть имен может обозначать несколько возрастных групп: детей, а также молодых людей (девушек и юношей) и/или женщин (в основном это

76