АТАКУЮЩИЙ ЗАЩИТНИК. Один из двух игроков задней линии, специализирующийся на атаке кольца соперника и участвующий в борьбе за отскок мяча; хорошо владеющий бросками со средних и дальних дистанций, проходами к щиту; обычно исполняющий в команде роль снайпера. Син. Второй номер, Дальнобойщик. Идеогр. I. 2. 3. Играть на позиции атакующего защитника. Лучший атакующий защитник чемпионата. ║ Атакующая защитница. Пригласить в команду атакующую защитницу, имеющую опыт выступлений за национальную сборную.

АТЛЕТИ'ЗМ, -а, м. Физическая подготовленность игрока к матчам, позволяющая ему выдерживать скоростной темп игры, вести борьбу в течение всего матча, реализовывать свой игровой потенциал в условиях жесткой и контактной игры соперника. Идеогр. II. 2. 10. Обладать атлетизмом. Соответствовать уровню НБА по атлетизму. В современном баскетболе абсолютно необходимы «физика» и атлетизм. ║ Атлетический, -ая, -ое. Атлетическая подготовка.

А'УТ, -а, м. Стандартное положение с мячом, когда он выходит за пределы площадки – боковую или лицевую линии – (см. Мертвый мяч), что означает остановку в игре, после чего судья определяет команду, игроки которой не касались мяча последними и должны производить вбрасывание мяча. Идеогр. IV. 4. Мяч ушел в аут. Упустить мяч в аут. Выбить мяч в аут. Судья определил аут.

– Англ. (20-е гг. ХХ в.); оut – вне, вон, в стороне.

АУТСА'ЙДЕР, -а, м. Команда, не имеющая шансов на успех, занимающая последнее место в турнирной таблице. Идеогр. I. 1. 5. Вечный аутсайдер всех турниров. Этой команде не привыкать к роли аутсайдера чемпионата.

–Англ. (30-е гг. ХХ в.); оutsider – отстающий, не имеющий шансов в состязании.

Литература

1.Баранов А.Н. Введение в прикладную лингвистику. М., 2001.

2.Березин Ф.М., Головин Б.Н. Общее языкознание. М., 1979.

3.Булыгина Т.В., Шмелев А.Д. «Стихийная лингвистика» (folk liguistics) // Русский язык сегодня. Вып. 1: Сб. ст. М., 2000.

4.Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Лингвострановедческая теория слова. М., 1980.

5.Володина М.Н. Когнитивно-информационная природа термина (на материале терминологии средств массовой информации). М., 2000.

6.Гак В.Г. Высказывание и ситуация // Проблемы структурной лингвистики. 1972. М., 1973.

7.Гак В.Г. Русская динамическая языковая картина мира // Русский язык сегодня.: Сб. ст. М., 2000. Вып. 1.

136

8.Гольдин В.Я. Внутренняя типология русской речи и строение русистики // Русский язык сегодня. Вып. 1: Сб. статей. М., 2000.

9.Дейк Т.А. ван Язык. Познание. Коммуникация. М., 1989.

10.Денисов П.Н. Лексика русского языка и принципы ее описания. М., 1980.

11.Звегинцев В.А. О научном наследии Вильгельма фон Гумбольдта // В. фон Гумбольдт. Избранные труды по языкознанию. М., 1984.

12.Камалова А.А. К вопросу об идеографическом словаре // Nordlyd – Tromsø. 1997. № 25.

13.Камалова А.А. Семантические типы предикатов состояния в их системном и функциональном аспектах: Монография. Архангельск, 1998.

14.Канделаки Т.Л. Значения терминов и системы значений научно-техни- ческих терминологий // Проблемы языка науки и техники: Логические, лингвистические и историко-научные аспекты терминологии. М., 1970.

15.Касевич В.Б. Буддизм. Картина мира. Язык. СПб., 1996.

16.Касевич В.Б. Языковые структуры и когнитивная деятельность // Язык и

когнитивная деятельность. М., 1989.

17.Кацнельсон С.Д. Содержание слова. Значение и обозначение. М.; Л., 1965.

18.Кияк Т.Р. Лингвистические аспекты терминоведения. Киев, 1989.

19.Котелова Н.З. К вопросу о специфике термина // Лингвистические проблемы научно-технической терминологии. М., 1970.

20.Котелова Н.З. Семантическая характеристика терминов в словарях // Проблематика определений терминов в словарях разных типов. М., 1976.

21.Кубрякова Е.С., Демьянков В.З., Панкрац Ю.Г., Лузина Л.Г. Краткий словарь когнитивных терминов. М., 1996.

22.Кутина Л.Л. Термин в филологических словарях (к антитезе: энциклопедическое – филологическое) // Проблематика определений терминов в словарях разных типов. Л., 1976.

23.Кутина Л.Л. Языковые процессы, возникающие при становлении научных терминологических систем. // Лингвистические проблемы научнотехнических терминологий. М., 1970.

24.Левицкий Ю.А. Язык, речь, текст: Учебное пособие по курсу «Общее языкознание». Пермь, 1999.

25.Лейчик В.М. О языковом субстрате термина // Вопросы языкознания. 1986. № 5.

26.Лейчик В.М. Предмет, методы и структура терминоведения: Автореф. дис. … докт. филол. наук. М., 1989.

27.Лейчик В.М. Проблемы отечественного терминоведения в конце ХХ века // Вопр. филологии. 2000. № 2.

28.Лингвистические проблемы научно-технической терминологии. М., 1970.

137

29.Лотте Д.С. Основы построения научно-технической терминологии // Вопросы теории и методики. М., 1961.

30.Марусенко М.А. Учебная лексикография // Прикладное языкознание. СПб., 1996.

31.Мински М. Фреймы для представления знания / Пер. с англ. М., 1979.

32.Мишланова С.Л. Терминоведение ХХI века: история, направления, перспективы // Филологические науки. 2003. № 2.

33.Морковкин В.В., Морковкина А.В. Русские агнонимы (слова, которые мы не знаем). М., 1997.

34.Мыркин В.Я. В какой мере язык (языковая система) является отражением действительности // Вопр. языкознания. 1986. № 3.

35.Мыркин В.Я. Лексическая система – «картина мира»? // Семантика слова, образа, текста: Тезисы международной конференции. Архангельск, 1995.

36.Мыркин В.Я. Национальный язык и дух нации – две автономные сущности // Ученые записки МГПИ. Язык – Культура – Человек: Сборник научных статей. Мурманск, 2002а.

37.Мыркин В.Я. Всегда ли языковая норма соотносится с языковой системой? // Мыркин В.Я. Статьи по языкознанию. Архангельск, 2002б.

38.Найда Ю.А. Процедуры анализа компонентной структуры референционного значения. // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 14. М., 1983.

39.Наумов В.Г. Мотивационные отношения слов и их роль в решении проблемы разграничения языковых и речевых функций, языковой и речевой картин мира (на материале русского и словацкого языков) // htt://arctogaia.krasu.ru/laboratory/p2/naumov.shtm.

40.Никитина С.Е. О частотных словарях и культурно-языковых картинах мира (на материале русских народных текстов) // Русский язык сегодня.

Вып. 1: Сб. ст. М., 2000.

41.Новодранова В.Ф. Когнитивно-коммуникативная парадигма языка науки. // Когнитивная семантика: Материалы Второй Международной шк.- семинара по когнитивной лингвистике: В 2 ч. Ч. 2. Тамбов, 2000.

42.Пинчук А.М. «Жальгирис» с Паулаускусом и без него // Жемайтис В.М. Модестас Паулаускус. М., 1985.

43.Пинчук А.М. Ограничусь баскетболом. М., 1991.

44.Попов Р.В. Русская спортивная терминология (на материале баскетбольной терминосистемы): Дис. … канд. филол. наук. Архангельск, 2003.

45.Попова З.Д., Стернин И.А. Очерки по когнитивной лингвистике. Воронеж, 2001.

46.Пристайко Т.С. Профессиональная лексика как отражение наивной картины мира // Проблемы концептуализации действительности и моделирования языковой картины мира: Материалы Международной научной конференции. Архангельск, 2002.

138

47.Стёпин В.С., Кузнецова Л.Ф. Научная картина мира в культуре техногенной цивилизации. М., 1994.

48.Урысон Е.В. Фундаментальные способности человека и наивная картина мира // Вопр. языкознания. 1995. № 3.

49.Филлмор Ч. Фреймы и семантика понимания // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 23. Когнитивные аспекты языка. М., 1988.

50.Черемисина Н.В. Семантика возможных имен и лексико-семантические законы. // Филологические науки. 1992. №2.

51. Шабес В.Я. Событие и текст. М., 1989.

139

А.А. Камалова, Л.А. Савелова

СЕВЕРНАЯ РУССКАЯ ДЕРЕВНЯ КАК КУЛЬТУРНЫЙ ФЕНОМЕН

Задачи изучения языковой традиции северной русской деревни

Судьба северной русской деревни вызывает многогранный интерес, а многие факты современных социальных и культурных процессов этот интерес усиливают. Задача данного исследования – обосновать методологические принципы лингвокультурологического исследования локуса на примере северной русской деревни и познакомить с опытом такого рода описания на материале говора села Нёнокса Приморского района Архангельской области.

Архангельские говоры (говоры Архангельской области) могут быть выделены в пределах севернорусского наречия в качестве единого и относительно автономного диалектного образования наряду с говорами вологодской, костромской и других групп [Пожарицкая 1997: 10]. При таком подходе архангельским говорам придается статус группы как единицы диалектного членения русского языка, в отличие от говоров Русского Севера. К настоящему времени специальными исследованиями доказано, что архангельские говоры объединяются в одну группу не только по территориальному критерию, но и по общности и соотнесенности их языковых признаков, то есть они могут рассматриваться как диалектный континуум, как макросистема по отношению к ряду микровеличин – подгрупп и частных диалектных систем. Говоры Архангельской области обладают рядом общих различительных признаков в области фонетики, грамматики и лексики, что позволяет рассматривать их как единую диалектную систему, противопоставленную другим русским говорам [Камалова, Савелова 2007: 47]. В то же время Архангельская область объединяет 19 районов, в каждом из которых находится множество населенных пунктов, имеющих отличия по ряду признаков – по типу поселения, составу населения, роду занятий жителей, истории заселения, географическому положению, климатическим условиям и др. Все это не может не сказываться на своеобразии говоров различных регионов области, а также на степени сохранности диалектных особенностей в речи жителей сельской местности.

Архангельские говоры представляют собой совокупность множества элементарных частных диалектных систем, группирующихся на основе общности языковых признаков в более крупные и сложные диалектные системы, которые, в свою очередь, сведенные воедино образуют макросистему. Соответственно, архангельские говоры могут рассматриваться как «один большой диалектный континуум» [Пак 1993: 1]. Объясняется такой подход тем, что «частные диалектные системы – это не внешние по отношению друг к другу объекты; сложные отношения, существующие между

140

ними, позволяют рассматривать совокупность частных диалектных систем как систему систем» [Королева 1985: 11]. Единство архангельских говоров обеспечивается не только лингвистическими, но и экстралингвистическими факторами, такими, как общность территории распространения, близость экономических, географических, климатических, социально-куль- турных условий бытования, неисконность происхождения и относительная хронологическая равномерность привнесения материнских славянских говоров на неславянские территории.

Для изучения языковой традиции архангельских деревень немаловажное значение имеет то, что в прошлом (вплоть до начала ХХ в.) это были места широкого распространения старообрядчества. В настоящее время только некоторые считают себя истинными староверами и открыто это признают, но память о вере родителей еще жива. Для исследования языка важен прежде всего тот факт, что старообрядчество имеет глубокие корни во многих деревнях Архангельской области.

Современные говоры этой территории в определенной мере представляют собой наследие старообрядцев, поэтому они могут быть названы старообрядческими. Однако своеобразие изучаемых говоров состоит в том, что они не находятся в иносистемном окружении, как это произошло в случае с островными русскими говорами, носителями которых являются старообрядцы, живущие в Болгарии [Steinke 1987; 1988], Польше [Steinke, Zielinska 1994; 1995], Латгалии [Леннгрен 1994], а продолжали существовать в привычных условиях. Поэтому диалектных отличий в речи старообрядцев и тех, кто не считает себя таковыми, не наблюдается. Для диалекта, применительно к архангельским говорам, противопоставление по конфессиональной принадлежности носителей не является актуальным, но как сдерживающий фактор, оказавший существенное влияние на развитие говоров, степень распространения старой веры на севере необходимо учитывать. Определенное следование обычаям предшествующих поколений сохраняется и в современной северной деревне, что находит отражение в том числе в системе говора конкретной языковой общности.

Старообрядческие говоры, в основу выделения которых положен экстралингвистический критерий – культовые представления диалектоносителя (определяющие сохранность и особое развитие языковых черт), нуждаются в типологии, поскольку в интра- и экстралингвистическом отношениях они разнородны. Классификация старообрядческих говоров, намеченная Т.П. Леннгрен, строится на основе нескольких критериев: с точки зрения «степени переселения» говоры делятся на местные (устоявшие) и переселенческие (гонимые), местные в свою очередь подразделяются на исконные и пришлые, а переселенческие на простые, усложненные и сложные («челнок»); с точки зрения языкового окружения выделяется четыре типа старообрядческих говоров [Леннгрен 1995: 64–68]. Архангельские говоры согласно данной классификации следует отнести к 1) местным пришлым

141

(привнесенным на неславянскую территорию до церковного раскола) – с точки зрения «степени переселения» носителей и 2) находящимся в окружении других говоров – с точки зрения языкового окружения.

Конфессиональная ориентация диалектоносителя – очень важный, но далеко не единственный культурологически значимый фактор, определяющий специфику говора. Своеобразие лексического состава говоров во многом определяется образом жизни диалектоносителей, который в свою очередь находится в определенной зависимости от географических, климатических и других объективных условий.

Принципы лингвокультурологического описания микросоциума

Старообрядческие социумы в большинстве своем представлены сельскими поселениями; культура такого сообщества формируется как результат его жизнедеятельности в определенных природных и социальных условиях, представляя собой многослойное образование, которое, с одной стороны, отражает традиции материнской культуры, а с другой, находится под влиянием разнообразных контактов, подвергается социальному влиянию, но главное, оно находится на стадии «культурного поглощения».

Исторически сложившиеся условия существования и уровень сохранности старообрядчества позволяет думать, что в настоящее время культура современных старообрядцев не обладает ярко выраженной прототипичностью. Старообрядчество как явление культуры характеризуется локальностью и представлено микросоциумами, для которых отмечается большое количество специфических признаков. Индивидуальность и уникальность подобных социумов дает возможность квалифицировать их как культурные феномены. Таким образом, старообрядчество индивидуально по отношению к другим культурным пространствам; уникальность старообрядческих социумов – фактор, который необходимо учитывать при их изучении. Полагаем, что современное состояние старообрядческих социумов адекватно может быть изучено с культурологических позиций.

По мнению лингвокультурологов, существуют особые области, где наиболее активно взаимодействуют язык и культура, при этом называют безэквивалентную лексику и лексические лакуны, мифологизированные языковые единицы, паремиологический фонд, фразеологический фонд, метафоры и образы языка, символы, стереотипы, эталоны, область речевого этикета. В связи с задачами лингвокультурологии в рамках данной науки в качестве предмета исследования оформилось направление, изучающее лингвокультурную ситуацию отдельной социальной группы или этноса в конкретный исторический период. Представляется, что данное направление наиболее значимо для лингвокультурологического описания языкового идиома.

При описании микросоциума как культурного феномена мы опираемся на следующие теоретические принципы:

142

1.Культура как мощное сложное образование не может быть подвергнута целостному описанию; оно должно опираться на определенный смысловой континуум, что выражается в поаспектном описании культуры.

2.Любой смысл является таковым только в составе определенного смыслового пространства. В связи с этим необходим системный подход к описанию феноменов культуры.

3.Смыслообразование наиболее последовательно реализуется в отношениях предмет (понимается в широком смысле) – слово. И предмет (идея), и слово рассматриваются как единицы культурного пространства.

4.Систематизация единиц культурного пространства осуществляется на основе сфер бытия, при этом культурно значимыми считаются не только объекты, имеющие эстетическую или историческую ценность, но все сферы бытия, осознанные человеком, в том числе живые и неживые объекты природы (водоемы, растения, животные и под.).

Теоретические принципы лингвокультурологического описания микросоциума должны строиться на учете разнообразных сведений и факторов. К таковым относим следующие:

1) географическое положение населенного пункта; 2) истории заселения, значимые для истории села события (офици-

альные и те, которые хранятся в народной памяти);

3)история имени села;

4)местная топонимика (современные и утраченные названия, информация о местных географических объектах, о сакральных местах, о взаимодействии с соседними этносами);

5)строения, история застроек, план населенного пункта;

6)социальные группы жителей;

7)фамилии и прозвища жителей;

8)образовательный ценз населения;

9)трудовая занятость, местные ремесла;

10)материальное положение жителей села; 11)традиции, ритуалы; 12)местные праздники; 13)атрибуты веры;

14)основы нравственных и моральных принципов 15)роль женщины и мужчины в семье; 16)отношение к престарелым родственникам; 17)основы народной педагогики; 18)детские игры и игрушки; 19)фольклор; 20)местные поверья;

21)повседневное чтение, книги.

Собственно лингвистическая работа состоит в записи живой народной речи, осуществляемой с помощью технических средств; в расшифров-

143

ке записей, что составляет материал описания; в многоуровневой характеристике народной речи; в моделировании языковой картины мира, характерной для данного социума; в составлении лингвокультурологических портретов жителей села (биографические сведения, приоритеты, оценки, увлечения, речевая характеристика, любимые поговорки, присказки, прибаутки и под.).

Изложенные в кратком виде методологические основы и теоретические принципы апробированы на конкретном материале, а результаты изложены нами в учебном пособии Лингвокультурологическое описание северной русской деревни [Камалова, Савелова 2007]. Исследование опирается на экспедиционные материалы, которые в течение ряда лет собирались в русской деревне Нёнокса (Архангельская область), которой в 2007 г., как полагают, исполнилось 610 лет. Данное село исторически является старообрядческим. Отметим, что определенное следование обычаям предшествующих поколений сохраняется в современной северной деревне, а старообрядчество имеет глубокие корни на территории Архангельской области.

В книге делается попытка представить социум населенного пункта как единое культурное пространство. Лингвокультурологическое описание о нем представлено в разделах «Историко-культурологический очерк», «Фактуально-содержательная сторона речи жителей Нёноксы», «Идеографическая характеристика лексического состава нёнокского говора», «Экспрессивная сторона речи жителей Нёноксы», собственно лингвокультурологические очерки, опирающие на лексический состав говора – «Вещный мир поморки», «Актуализация представлений о лесе в диалектной системе», «Объективация ценностного видения мира человека смыслами ‘раньше’ vs ‘теперь’».

Экспедиционные материалы отражены в Приложении, оно состоит из «Краткого словаря нёнокского говора», включающего разделы «Собственно диалектная лексика», «Диалектные значения и особенности употребления общерусских слов», «Устойчивые выражения в речи жителей Нёноксы». Приложение содержит также образцы речи жителей села Нёнокса, распределенные по 20 темам («Деревенские праздники», «Венчание, свадьба», «Крещение», «Похороны» и др.) и фотоматериалы, на которых представлены характерные постройки, домашняя утварь, традиционная женская одежда.

Из опыта лингвокультурологического описания с. Нёнокса

Лингвокультурологическое описание северной русской деревни, в нашем случае села Нёнокса, потребовало решения ряда теоретических и практических задач. Прокомментируем некоторые из них на примере раздела «Вещный мир поморки».

При описании данного материала необходимо было решить (1) во-

144

просы историко-этнографического, (2) собственно лингвистического и

(3)лингвокультурологического характера.

1.Историко-этнографический фон детерминирован существующими реалиями быта, с одной стороны, а с другой восприятием этих реалий представителями конкретного социума. Так, в рассказах людей старшего поколения могут встречаться слова, называющие тот или иной предмет, знания о котором (о функциях и внешнем виде) еще живы в памяти, но предмет уже вышел из употребления; и напротив, отдельные предметы, сохранив исконное название, расширили или сузили свои функции. Мы постарались учесть, по возможности, эти факты, обратившись к знаниям жителей с. Нёнокса о прошлом деревенского быта и отразив новации в употреблении сохранившихся предметов.

Как полагают социологи и психологи, независимо от времени и национальной принадлежности для женщины характерны примерно одни и те же социальные функции: она является передатчицей генофонда, продолжательницей своего рода, хранительницей народного фольклора, языка, народного педагогического опыта. Женщина выполняет историческую миссию связи поколений: связи прошлого с настоящим и будущим. На Русском Севере женская культура, наряду с общими чертами, имеет свои особенности. Они сформированы под влиянием определенного социального фона региона, где живет женщина. Как свидетельствуют этнографические материалы, на Русском Севере, в Поморье, сформировалось особое отношение к женщине. В других регионах России попыткой установить нормы поведения женщины может быть назван «Домострой», составленный в XVI в. В нем описывается идеал жизни того времени: «Господин и хозяин заставляет свою жену, детей и домочадцев почитать его и держит их в страхе Господнем». В Поморье же женщины и девушки в решении хозяйственных, бытовых дел были самостоятельны. Они помогали мужчинам в их опасном труде на море, а в период их длительных отлучек на промысле выполняли функцию главы семьи. Хозяин был добытчик на всю семью, сложен и опасен был его труд, однако в повседневных делах он полагался на хозяйку. Неизбежный в условиях Поморья распорядок труда и быта, более суровый, чем в южных районах, приучал женщину к независимости, самостоятельности [Буторина 1996: 24].

Под влиянием региональных особенностей сформировался идеал женщины-поморки, обладающей специфическими знаниями о мире, опытом ведения хозяйства, трудолюбием и высокими нравственными и духовными качествами, бережным отношением к традициям и семейным ценностям. Именно благодаря таким женщинам, сумевшим сохранить бабушкины и прабабушкины наряды, старинную утварь, сегодня мы имеем возможность писать о традиционном поморском быте. Представления поморки об окружающем ее мире формируют глубинную основу системы культурных

145

и нравственных ценностей. Отношение северянки, в частности, нёнокшанки, к быту отражается в чрезвычайно богатом словаре.

2. Собственно лингвистические проблемы описания предметной лексики связаны с традициями лексико-семантического описания слова. Бытовая лексика, являясь частью словарного состава языка или диалекта, по сути семантических процессов не отличается принципиально от других участков лексической системы. Тем не менее, по своему характеру эта «терминология номинативна, она отражает объекты … внешнего мира…» [Толстой 1969: 18]. Этим объясняются специфика предметной лексики и задачи ее изучения.

В качестве важнейших сведений описания предметного имени выделяют следующие:

–информацию о таксономическом классе имени, о том месте, которое оно занимает в родовидовой иерархии;

–сведения о функциональной составляющей имени, т.е. указание на способ использования соответствующего объекта;

–сведения об основных физических признаках обозначаемого объекта: его форме и границах, ориентации в пространстве, размере и др. [Рахилина 2000: 35].

С точки зрения Е.В. Рахилиной, «энциклопедические сведения избыточны и не нужны», так как они «искажают реальную семантику и ту картину мира, которую предполагает язык» [Рахилина 2000: 24]. Однако Т.И. Вендина полагает, что энциклопедический материал необходим, так как отражает «специфику этнического сознания и культурного феномена народа» [Вендина 2001: 14]. Последняя точка зрения не противоречит задачам лингвокультурологического описания языкового идиома. При описании лексики с предметным значением важно признание факта существования у предметных имен разнообразных семантических свойств, которые могут участвовать при построении описательных дефиниций, они позволяют создать список всех необходимых смысловых компонентов (свойств), даже таких, «по которым данное слово не противопоставлено другим словам» [Апресян 1995: 163].

Мы исходили из того, что в нашем случае необходимо учитывать экстралингвистические факторы – когнитивный фон и особенности мировосприятия сельского жителя. В лексике говора отражается подчеркнутая важность и функциональная направленность любой вещи, актуальной в крестьянском обиходе. Возьмем на себя смелость говорить об ином отношении сельского жителя к предметам быта (имеется в виду традиционное народное сознание).

Поскольку существует многообразие в понимании культуры и задач

ееизучения, постольку существуют и различные задачи лингвокультурологического описания реалий, в частности слов с предметным значением. Лингвокультурологическое описание диалектной лексики – дело новое для

146

лингвистической науки и практики. В связи с этим кратко изложим методологические основы и методические задачи лингвокультурологического описания диалектного слова.

Во-первых, необходимо учитывать, тот факт, что мы обращаемся к лексическим единицам, являющимся потенциально этнографическими диалектизмами, если они обозначают реалии быта. Это значит, что одна из задач при описании подобного лексического материала – задача толкования слова.

Во-вторых, необходимо учитывать то, что для каждого более или менее однородного в этнографическом отношении (по данной группе именуемых объектов) региона тождественное семантическое пространство также может неодинаково члениться языковым сознанием носителей диалектов, что усложняет построение семантической модели, и должно отражаться в специфическом лексико-семантическом членении лексики.

В-третьих, при лингвокультурологическом описании говора для корректного анализа лексики, с предметным значением в особенности, невозможно оперировать только языковыми значениями: диалектный материал требует включения энциклопедических сведений и обязательного обращения к диалектоносителю, к сфере его знаний о мире. В нашем пособии этот принцип реализован в соотнесении диалектного лексического континуума с конкретными историческими и бытовыми условиями жизни женщиныпоморки, жительницы с. Нёнокса, с ее знаниями о практических навыках ведения домашнего хозяйства.

В-четвертых, лингвокультурологический аспект предполагает обязательное обращение к символической, ритуальной функции предметов. Такая попытка нами сделана (символическая функция утвари, пищи, одежды и обуви), однако данный материал представлен фрагментарно на основании имеющихся этнолингвистических исследований и требует дополнительного изучения.

Наши исследования лексики и быта современной Нёноксы позволяют сделать определенные выводы о сохранности старинных (традиционных) предметов крестьянского быта этого села.

В современной деревенской избе используются современные предметы обихода, которые уживаются со старыми, традиционными. При этом реалии старого быта присутствуют в разных видах. Утварь, посуда и одежда, обувь чаще всего представлены предметами, которые бережно хранятся как память. Многие реалии производятся по образцу исконных, некоторые из них подвергаются усовершенствованию. Многие кушанья сельского стола являются традиционными.

Судьба слов, обозначающая предметы быта, зависит от функционирования самих реалий. Язык деревни отражает как традиционные понятия, так и новые. Отметим актуальные лексические единицы, именующие предметы быта, сохранившиеся и используемые в хозяйстве женщинами

147

с. Нёнокса.

Не вышло из употребления большое количество утвари, посуды. Широко применяются предметы, именуемые чугуны, мутовки, сырники, ушаты, прялки, морельницы, щипцы, лопаты, помелья, крюки, листы, ухваты, туеса, бадьи, плетюхи, верётна, вальки, косари, лохани, крынки, обрезы, точила, секиры, сечки, колодки, утиральники, водоносники, коромысла, чумички, кубы, чипахи, пестери и др. Однако наблюдаются следующие закономерности в их использовании.

Так, сохранили свои первоначальные функции предметы, именуемые прялка, чипахи, крюк, морельница и др. Отдельные предметы используются в иной функции. Например, первоначально лохань, используемая для мытья посуды, в настоящее время это емкость для хранения опилок; куб использовался для выпаривания белья в печи, в настоящее время в нем кипятится вода для хозяйственных нужд. Отдельные предметы помимо традиционной приобретают дополнительную функцию. Так, крынка, глиняный сосуд для хранения молока, используется также для приготовления каш в печи; чугун, в котором раньше готовили супы и каши в печи, в настоящее время используется также для приготовления корма для скота.

ВНёноксе бытуют предметы, изготовленные современными мастерами по образцу старинных, они сохраняют все первоначальные свойства (размер, форму, материалы, функцию): сечка, крюк, помело, лопата, плетюха, туес, мутовка и др.

Всовременной Нёноксе используются совершенствованные предметы быта (изменяется форма, но сохраняются функции, материал, размер и номинация). Так, рукомойник сегодня – это ‘небольшая металлическая ем-

кость овальной или круглой формы, с носиком и широким отверстием для наливания воды, которое иногда закрывается крышкой’, однако ранее это был ‘сосуд для умывания – небольшая металлическая емкость цилиндрической формы с узким длинным приспособлением для выливания воды’.

Северная кулинария развивается, обогащается за счет культурного обмена с другими народами, появляются и входят в быт села новые продукты, новые блюда. Тем не менее, практически все старинные виды кушаний актуальны по сей день. Особой популярностью пользуются изделия из теста – шаньги, кулебячки, калачики, репники, капустники, калитки, рыбники. Все реже пекут ковриги, солоники и готовят гороховницы, парёнки, репницы. Но рецепты поморской кухни находятся в сохранности.

Нёнокшане отдают предпочтение старинным кушаньям, характеризуя их как «вкусные», «питательные», «полезные для здоровья». В этой связи целесообразно вспомнить мнение известного кулинара XIX в. К. Авдеевой, которая писала: «Думаю, что для нас во всех отношениях здоровее и полезнее наше родное, русское, то, к чему мы привыкли, с чем свыклись, что извлечено опытом столетий, передано от отцов к детям и оправдывается местностью, климатом, образом жизни. Хорошо перенимать чужое, но

148

своего оставлять не должно и всегда его надобно считать всему основанием» [Авдеева 1851: 16].

Что же касается одежды и обуви, то она в настоящее время соответствует различным веяниям городской моды. Однако пожилые жители Нёноксы, кроме вполне современной одежды, носят онучи, опорки, верхоньки, шубницы, катанцы, исподки, бахилы и др., которые изготовляются местными умельцами.

Сохранился и праздничный костюм нёнокшанки, который представлен в двух вариантах. Во-первых, существуют его старинные образцы, вовторых, создаются новые экземпляры, эквивалентные традиционным. Повязка, рукава, полушубок, полсапожки используются коллективом художественной самодеятельности, организованным в селе. Именно таким творческим группам принадлежит особая роль в укреплении народных традиций.

Особенности языковой картины мира жителей села Нёнокса могут быть продемонстрированы не только на примере предметной лексики, они касаются самых различных семантических полей. Проследим объективацию ценностного видения мира человека смыслами ‘раньше’ vs. ‘теперь’ в частной диалектной системе Нёноксы.

Адъективная и адвербиальная лексика русского языка, репрезентирующая смыслы ‘раньше (в прежнее время)’ и ‘теперь (в настоящее время)’, неоднократно привлекала внимание лингвистов с точки зрения структуры значения, задающей ее сочетаемостные возможности и систему лексикосемантических связей. Отдельные лексемы этого класса исследовались также в аспекте их роли во фразообразовании и текстообразовании. Объектом описания при этом становились общеупотребительные варианты языка [Мельчук 1995; Кронгауз 1990; Иванова 1993; Яковлева 1994; Кошелев 1997; НОСС 1999: 326–331; НОСС 2003: 352–367].

Внаши задачи входит анализ наречных индексов смыслов ‘раньше’

и‘теперь’, которые используются в нёнокском говоре в составе оценочных высказываний, передающих информацию социально-этического характера.

Рассматриваемые слова характеризует многомерность плана содержания, обусловленная сложностью семантической категории времени, в систему средств реализации которой они включены. Раскрывая природу значения подобных слов, Е.С. Яковлева подчеркивает, что они «совмещают в себе и семантические аспекты «времени жизни», и функции показателей текстового (дискурсивного) времени» [Яковлева 1994: 175].

Вговоре Нёноксы для обозначения временных плоскостей прошлого

инастоящего в их соотнесенности используются общерусские наречия раньше и теперь или их однословные и неоднословные синонимы и аналоги: тогда, прежде, когда-то, в те годы, в прежнее время (в прежние времена), в старое время (в старые времена), в то время и сейчас, нынче, ныне, ноне, в нынешнее время, в теперешнее время и др. Состав этих еди-

149

ниц в говоре отличается от общерусского языка и по количественным, и по функционально-семантическим параметрам.

Собственно диалектных элементов в составе данного лексического класса немного, к ним относятся варианты наречий тогда (тогды/товда/тода), теперь (тепере/топерь), ныне/нынче (ноне): а т’еп’е́р’ен’икако́во н’е́ту ба́т’ушк’и; топ’е́р’э́т’их вот н’ет; свово́-тоно́н’ен’ич’ево́ н’ету. Следует отметить, что в других архангельских говорах эти отличия разнообразнее: тогда/тогды/товда/товды/тода/тоды; теперь/ тепере / тепериче/топерь/топере/топериче; ныне/нынче/нынече/ноне/нонече. Не все из указанных вариантов актуализированы в частной диалектной системе Неноксы. Кроме того, в материале не представлены контексты с лексемами ранее и сегодня, маркирующими временные пласты прошлого и настоящего. В литературном языке они характеризуют книжную речь. Наречие ныне, также ограниченное в общерусском варианте языка книжной речью, в прагматическом плане существенно отличается от своего литературного соответствия, поскольку не воспринимается как устаревшее или высокое: и ра́н’ше таг говор’и́л’и / а ны́н’е; вот та́к вот ны́н’е н’е зна́йу.

Единицы, реализующие категориально сопоставимые смыслы ‘раньше’ и ‘теперь’, не просто образуют антонимическое поле. Они функционируют как обозначение единого понятийно-ассоциативного комплекса. Употребление правого члена оппозиции предполагает экспликацию или импликацию левого члена: пл’а́сал’ныра́н’шеп’е́с’н’и бы́л’ит’еп’е́р’е/ н’и- како́й / уш фс’е забы́ла пл’а́сал’ны; ны́нч’ен’е на́до / ара́н’шешто́бы л’и́шна н’и́тка н’е была́ в гробу́. В высказываниях типа э́дак сло́во -го вор’и́л’и / ишо́с’еч’а́си оно́ ес’смысл ‘раньше, в прежнее время’ при отсутствии наречия раньше и его заменителей репрезентируется грамматической формой прошедшего времени глагола (говорили). Для высказываний типа кр’ес’т’ил’и фс’о ф це́ркв’ира́н’ше-то нормальной является импликация смысла ‘сейчас’ и семантики сопоставления.

Коннотативно не осложненные варианты употребления наречий семантического класса ‘раньше’ / ‘сейчас’ выступают как обозначения достаточно отдаленных или разделенных значимым событием элементов временной оси: вот ра́н’ше как’и́ там вот / так’и́х в’ет’ н’е дава́л’и им’о́н; э́то с’ейч’а́с вот в’и́д’иш / а ра́н’ше оддо́ху н’е́. Словеснаябыло оппозиция в подобных высказываниях выражает противоили сопоставление не только хронологического плана (‘когда’ – на временной оси). Этот базовый компонент значения, выступающий инвариантом для раньше ‘в прежнее время’ и сейчас ‘в настоящее время’ и их аналогов, во многих случаях осложняется оценочными коннотациями социокультурного характера.

Оценке подвергаются различные стороны жизни человека, все то, что так или иначе связано с результатами его деятельности:

– соблюдение обычаев, следование установившемуся порядку:

ра́н’шето- фс’о ф пов’а́сках кружа́йуцъ; шо ба́бушк’и л’и / т’о́т’ен’к’и

150

шшо́бы п’и́л’и / как т’еп’е́р’ нажру́ц’е(о том, что раньше женщины почти не употребляли спиртного, не было принято);

–хозяйственно-экономическая деятельность: ну а пото́м фс’о́-ык’и напра́в’ил’ис ф колхо́зе / сад’и́л’и / капу́ста росла́ хорошо́…> т’еп’е́р’и < н’ич’ево́ н’е с’е́йут / фс’о опуст’е́ло;

–качество работы, отношение к труду: ра́н’шехл’е́п-то отр’е́жеш / пло́тный тако́й / ш’а́сотр’е́жеш / како́й-то / л’а-л’а-л’а / ста́н’еш е́с’т’и / н’икако́во м’а́к’иша-то / н’е́ту; та́к вот мойа́ жы́с’ прошла́ / н’е красна́ / н’е так штос’еч’а́свот посмо́тр’иш / дак аж зав’и́днора́н’ше/ н’е оддохн’о́ш / и ч’а́с’ику н’е оддохну́т’ / выходно́во н’е́ было н’икако́во;

–отношение государства к человеку: тогда́в’ет’ лу́ч’е бы́ло / пр’и комун’и́стах лу́ч’е бы́ло жы́т’-то…>/ <справ’едл’и́во бы́ло /ш’ас вопше́ / н’е зна́йу што и да́л’ше бу́д’ет;

–характер действий и состояний человека: т’еп’е́р’ ишо́ мно́го на́до по́мн’ит’; а т’еп’е́р’ ста́ла забыва́т’; т’еп’е́р’ б’езно́га(плохо ходит); ны́нч’е-то уш н’е так ста́л’и говор’и́т’; йа вот ны́нч’е зал’убу́йус’ то́ко н’е хожу́ дак;

–свобода выбора человека: [о замужестве против воли девушки]

фс’о ровно́ пото́м ушла́ / вот каг быва́етны́нч’е/ -то дак в’ед’ за́просто / н’икако́во го́р’а / лу́ч’ше н’е говор’и́т’е.

Однозначной соотнесенности временных показателей с положительной или отрицательной оценкой нет: то, что относится к временной плоскости прошлого может оцениваться положительно и отрицательно, равно как и то, что относится к временной плоскости настоящего. Например:

ны́н’ебо́л’ше ишо́ / бо́л’ше собл’уда́йутра́н’ше/ / ну дак што́(ныне соответствует позитивной оценке, а раньше – негативной); а ны́н’ц’е-то уш / ны́н’ц’е-то уш софс’е́м росшы́л’ил’ис’‘сейчас люди потеряли скромность во всем’ (образ жизни, характеризующий настоящее время оценивается отрицательно). Кроме того, оценка в высказывании может иметь общезначимый характер и не выражаться в противопоставлении положительного и отрицательного опыта, например: [о поминках] пото́м гот оп’а́т’ справл’а́йут ра́н’ше/ справл’а́л’и иш’а́ссправл’а́йут.

В тех контекстах, где раньше означает ‘в прошлом’, а сейчас ‘в настоящее время’ «сравнивается скорее не время, а сами ситуации» [НОСС 1999: 327]. Это является общерусской закономерностью.

Перспектива оценки в соответствии с хронологическими характеристиками временных локализаторов может быть как прямой – от отрицательной оценки в прошлом к положительной в настоящем, – так и обратной – от отрицательной оценки в настоящем к положительной в прошлом:

(1) признаки, локализованные во временной плоскости ‘раньше’, оцениваются отрицательно – признаки, локализованные во временной плоскости ‘сейчас’, оцениваются положительно: ра́н’шеп’ил говор’а́т

151

кр’е́пко/ cч’а́сто́лко за у́м вз’а́лс’а; с’иц’а́сишо́ машы́ны ет’ / тода́ в’ет’ на́до фс’о на доск’е́ т’ер’е́т’.

(2) признаки, локализованные во временной плоскости ‘раньше’, оцениваются положительно – признаки, локализованные во временной плоскости ‘сейчас’, оцениваются отрицательно: столы́ скро́мны / н’е то́ што как с’еч’а́с/ што сва́д’ба што по́хороны э́то од’ина́ково на стола́х /

а ра́н’шескро́мно бы́ло / во́тки ма́ло бы́ло / во́тку то́л’ко дава́ли гро́п кто д’е́лат и мог’и́лку вы́копат.

Фактуальная информация в высказываниях первого типа ориентирована на передачу идеи эволюции (роста, улучшения, совершенствования) нравственных качеств, физического состояния, социального статуса человека или орудий труда, производства. Эти высказывания строятся по законам организации эмоционально «светлых» текстов.

Высказываниям второго типа присуща отрицательнооценочная модальная рамка. Эталоном для говорящего выступают те явления, признаки, события, которые локализованы в прошлом. В данном случае «соответствующие объекты рассматриваются, часто критически, с точки зрения человека другого времени» [Кронгауз 1990: 50]. Эмоционально-экспрессив- ный план таких высказываний более сильный.

Высказывания подобного рода частотны в речи лиц пожилого возраста. Типичным для нее можно считать осуждение настоящего «положения дел» путем выдвижения в позитивную зону аналогичного объекта параметризации в прошлом. Примеры из нёнокского говора:

аш’ас ху́до / ху́до ш’аз жыву́т / ху́же ч’ем мы жы́л’и / мы ка́к-то лу́’ше жы́л’и / и рабо́тал’и и / и до́ма нас род’и́т’ел’и заставл’а́л’и / ч’о́- н’ибут’ д’е́лат’;

н’е́бо да з’е́мл’у в’и́д’ел’и на тра́л’шыках-тон’е /с’еч’а́ссвобо́да / гл’и́-ко кака́йа роспу́шеннос’т’а /тогда́ в’ет’ тако́й д’исцыпл’и́ны н’е́ было / друга́йа д’исцыпл’и́на была́;

аход’и́л’и в’ет’ бо́л’ше фс’о ста́р’ен’к’и /с’еч’а́св’ет’ хо́д’ат

фс’е молод’о́ш и фс’е хо́д’ат / ара́н’ше бо́л’ше ход’и́л’и то́л’ко ста́р’ен’к’и / молоды́ то́л’ко ход’и́л’и кото́ры уш са́мы бл’и́ск’и так’и́ на по́хороны.

Выражение подобных значений посредством сопоставительных конструкций, разумеется, характерно не только для диалектной речи. Однако при том, что возможны различные варианты соотношений в распределении положительно и отрицательно оцениваемого опыта между прошлым и настоящим, в речи диалектоносителей значительно преобладают высказывания с положительной оценкой того, что было раньше, и осуждением или неприятием того, что есть сейчас: хл’е́п-тош’ас в’ет’ фс’о из-за гран’и́ц’и ид’о́т / свово́-но́н’ето н’ич’ево́ н’ету.

В качестве объяснения такого положения напрашивается указание на трудную адаптацию людей к новым культурно-историческим и экономиче-

152

ским условиям, когда они продолжают думать и жить по-старому в новой ситуации. Проблемы, с которыми сталкиваются люди на сломе эпох, демонстрируют инерционность их психики [Пронина 2003].

В то же время в этом случае, по-видимому, не только фактор соци- ально-политических изменений играет определяющую роль. Релевантными оказываются и возрастные характеристики человека, связанные с изменением характера и степени социальной значимости деятельности конкретного человека. Временной отрезок ‘раньше’ приходится на период молодости, зрелости и социальной активности говорящих, временной отрезок ‘теперь’ соответствует периоду старости и утраты социально значимых позиций. При этом необходимо учитывать относительность противопоставления возрастных периодов молодости и старости. Т.А. Бернштам, разграничивая три аспекта возрастных стадий человеческой жизни (молодости и старости) – биологический, социальный и символический (обрядовый), подчеркивает, что в этой системе «с о ц и а л ь н а я антиномия – достаточно у сл о в н о е понятие, ибо в ней молодость и старость могут пересекаться, а иногда и сливаться, образуя т о ж д е с т в а » [Бернштам 2000: 8]. Ослабление активности, работоспособности, нивелирование социальной значимости результатов труда человека создает условия для формирования устойчивой в пределах определенных социальных групп носителей языка ценностной оппозиции ‘было хорошо’– ‘стало хуже’. Маркерами данной оппозиции в комплексе с другими средствами выступают временные локализаторы раньше, сейчас и их аналоги.

И.Б. Левонтина, анализируя синонимы слова раньше, отмечает, что «очень часто слово прежде используется в контексте ностальгических воспоминаний об ушедших временах» [НОСС 1999: 327]. В говоре это замечание может быть распространено и на другие члены синонимического ряда: у на́с-тора́н’шезна́ш ско́ко / з’ерна́-то здава́л’и / ой-йой-йой / ско́ко туда́ / здава́л’и…<> / а с’еч’а́сн’и колхо́зоф / н’ич’ево́;кон’е́шно хорошо́ бы́ло ф кол’ект’и́в’ен’е/ ны́н’ешно вр’е́м’а/ ка́ждый дл’а с’еб’а́ / а фс’о ф кол’ект’и́в’е.

Необходимо также обратить внимание на коммуникативную стратегию, реализуемую в высказываниях, построенных на противопоставлении прошлого и настоящего. Здесь русские говоры обнаруживают единство между собой и отличие от литературного языка. Так, Т.А. Демешкина, характеризуя жанр воспоминания в речи жительницы с. Вершинино Томской области, указывает на такую ее особенность: «говорить о прошлом как о том, что происходит на глазах, т.е. переносить, приближать прошлое в ситуацию общения, а о том, что есть сейчас, говорить как о прошлом, отчуждая его от себя» [Демешкина 2000: 103]. Данная особенность находит отражение и в высказываниях жителей Нёноксы: ра́н’шепол’а́ ед’инол’и́ч’ны-

то бы́л’и ак и м’е́жду ка́ждой полосо́й была́ м’ежа́ / розд’и́л’о́на- / а по то́м как колхо́с-то / ста́л’и / ста́л’и э́т’и м’е́жы фс’е раска́пыват’ / ну и

153

фс’о копот’а́м’и роска́пывал’и / кам’е́н’йара́н’ше/ка́ждый со свое́й -по лосы́ ка́м’ешек / дак на́ м’е́жу ло́жыл’и / пото́м да фс’е́ кам’е́н’йауб’и ра́л’и / ну а пото́м фс’о́-ык’и напра́в’ил’ис ф колхо́зе / сад’и́л’и / капу́ста росла́ хорошо́ и / карто́шку фс’о / а софхо́з да́лт’еп’е́р’и / н’ич’ево́ н’е с’е́йут н’е / фс’о опуст’е́ло.

Таким образом, понятийная оппозиция, актуализируемая языковыми единицами, оформляющими смыслы ‘раньше’ и ‘теперь’, обладает не только онтологической, но и аксиологической значимостью. Характеристики ситуаций, людей, их поступков, качеств, относимые в ту или иную временную плоскость посредством данных наречий и обстоятельственных выражений, подвергаются положительной или отрицательной оценке. В целом же, высказывания, построенные на оппозиции ‘раньше’ vs. ‘теперь’, служат репрезентантами системы ценностей носителей диалекта. В силу объективных причин продуцирование оценочной перспективы такого рода доступно ограниченному кругу лиц. Критерий ограничения – возрастной. Человек должен достичь того этапа своей жизни, на котором он может воспринимать ее как такую, какой она была раньше, и такую, какой она представляется сейчас. Иными словами у человека или у общества (на памяти человека) должен быть опыт в прошлом, которому он способен дать оценку. Причем граница между раньше (было) и теперь (есть) по определению размытая, нечеткая. Это обусловлено как индивидуальными психовозрастными особенностями, так и тем, что в мировосприятии отдельных социальных общностей и индивидов эта граница может быть подвижной.

Заключение

Русские диалекты являются культурным феноменом, осуществляя духовную наследственность нации. Обращение к описанию речи русской деревни сквозь призму культуры актуально и целесообразно. Необходимо также подчеркнуть интерес современной науки к старообрядческой языковой традиции и письменности, о чем говорят конференции последних лет, в том числе зарубежные. Прислушиваясь к мнению геогностиков и других специалистов, занимающихся изучением планеты Земля, прогнозирующих катаклизмы и связанные с ними переселения и миграцию народов, полагаем, что ценность опыта социальной адаптации и сохранности культуры старообрядцев будет только возрастать.

Литература

1.Авдеева К. Ручная книга русской опытной хозяйки. М., 1851.

2.Апресян Ю.Д. Избранные труды. Интегральное описание языка и системная лексикография. М., 1995.

3.Бернштам Т.А. Молодость в символизме переходных обрядов восточных славян: Учение и опыт церкви в народном христианстве. СПб., 2000.

154

4.Буторина Т.С. Женщина Поморья: попытка социально-педагогического портрета // Экология человека. 1996. № 1.

5.Вендина Т.И. Даль: взгляд из настоящего // Вопр. языкознания. 2001. № 3.

6.Демешкина Т.А. Теория диалектного высказывания. Аспекты семантики. Томск, 2000.

7.Иванова А.Н. Слова «тогда» – «теперь» – «потом» в предложении и тексте // Русский язык в школе. 1993. № 2. С. 86–90.

8.Камалова А.А., Савелова Л.А. Лингвокультурологическое описание северной русской деревни. Архангельск, 2007.

9.Королева Е.Е. Синхронное словообразование наречий, соотносительных с падежными и предложно-падежными формами имен существительных (на материале архангельских говоров): Дис. ... канд. филол. наук. М., 1985.

10.Кошелев А.Д. Наречие сейчас (ядро и прототипы) // Логический анализ языка. Язык и время. М., 1997.

11.Кронгауз М.А. Структура времени и значение слов // Логический анализ языка. Противоречивость и аномальность текста. М., 1990.

12.Леннгрен Т.П. Лексика русских старообрядческих говоров (на материале, собранном в Латгалии и на Житомирщине). UPPSALA, 1994.

13.Мишланов В.А. Об одном типе недифференцированных сложных предложений в русском языке // Теория и практика преподавания славянских языков: Тезисы докладов IV международной конференции. Печ., 1998. С. 42.

14.Мельчук И.А. Русский язык в модели Смысл – Текст. М.; Вена, 1995.

15.Пак М.К. Многократные глаголы в архангельских говорах: Автореф. дис. ... канд. филол. наук. М., 1993.

16.Пожарицкая С.К. Русская диалектология. М., 1997.

17.Пронина Е.Е. Фрактальная логика Виктора Пелевина // Вопр. литературы. 2003. № 4.

18.Рахилина Е.В. Когнитивный анализ предметных имен: семантика и сочетаемость. М., 2000.

19.Толстой Н.И. Язык и народная культура. Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. М., 1995.

20.Steinke K. Die Altgläubigen und ihre Sprache // Sprache, Literatur und Geschichte der Altgläubigen. Akten des Heidelberger Symposions vom 28. bis 30. April 1989. Sonderdruk / Redaktion: Timo Haapanen. Heidelberg, 1988.

21.Steinke K. Sprachinselforschung unter dem Aspekt des Sprachkontakts (am Beispiel russischer Sprachinseln in Bulgarien) // Sonderdruk aus Proceedings of the Fourteenth International Congress of Linguists. Berlin / GDR, August 10 – August 15, 1987. Berlin, 1987.

155

22.Steinke K., Zieliсska A. Die Altgläubigen in heutigen Polen // Sonderdruk aus Kirche im Osten. Studien zur osteuropäischen Kirchengeschichte und Kirchenkunde / Herausgegeben von Gьther Schulz. – Vandenhoeck & Ruprecht in Gцttingen, 1995. Band.38.

23.Steinke K., Zieliсska A. Zur Sprache der Altgläubigen in Polen // Die Welt der Slaven. Halbjahresschrift fьr Slavistik. Jahrgang XXXIX, 1. N. F. XVIII, 1. Sonderdruk. Mьnchen, 1994.

Сокращения словарей

НОСС – Новый объяснительный словарь синонимов русского языка / Под общ. руководством Ю. Д. Апресяна: В 3 вып. М., 1999–2003.

156

МЕТОДЫ ИЗУЧЕНИЯ КУЛЬТУРНО-КОННОТИРОВАННОЙ ЛЕКСИКИ

М.В. Садохова

НОМЕНКЛАТУРНЫЕ НАЗВАНИЯ

ВАСПЕКТЕ ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИИ

Вцентре исследований лингвокультурологии стоит анализ лингвокультурного взаимодействия. Задача, которая стоит перед лингвистами, заключается в определении способа выражения культурной информации.

Трудность проведения лингвокультурологического исследования обусловлена несколькими факторами: во-первых, наличием так называемого субъективно-селективного подхода, при котором «культуроносными»

признаются отдельные единицы, а не вся система в целом; во-вторых, самой спецификой взаимодействия языка и культуры, определением языкового носителя культурологического значения и выбором релевантных методов его выявления; в-третьих, проведением исследования на стыке языковой и внеязыковой действительности, в связи с чем необходимо выверять аппарат исследования, так как существует риск полностью отойти от лингвистики в сторону культуры.

Наиболее ярко и очевидно культурная специфика проявляется в слове. Это обусловлено природой и особенностями функционирования лексических единиц. В настоящий момент лингвокультурологическому анализу подвергаются следующие лексически оформленные объекты исследования: 1) безэквивалентная лексика и лакуны; 1) «мифологизированные языковые единицы: обрядоворитуальные формы культуры, легенды, обычаи, закрепленные в языке»; 3) паремии; 4) эталоны, стереотипы, символы; 5) образы; 6) стилистический строй языка; 7) речевое поведение; 8) «взаимодействие религии и языка»; 9) область речевого этикета; 10) текст как единица культуры [Воробьев, 1999, с. 108]. Представляется целесообразным выделение номенклатурных названий в качестве объекта изучения лингвокультурологии, ввиду того что эти названия являются наименованиями предметов материальной культуры, на что указывает О.Н. Иванищева [Иванищева 2005: 128–131]. Вслед за Е.М. Верещагиным и В.Г. Костомаровым считаем, что если из семантики слова исключить значения, обусловленные различными языковыми уровнями, не учитывать внутреннюю форму слова и эстетические ассоциации, то в остатке окажется так называемое экстралингвистическое содержание, которое прямо и непосредственно отражает национальную культуру [Верещагин, Костомаров 2005: 43]. Поэтому наиболее значимым для дальнейшего исследования номенклатурных названий в рамках лингвокультурологии представляется рассмотрение определенным образом структурированной совокупности знаний, «стоя-

157

щей» за номенклатурными названиями в сознании носителей русского языка, и выявление из всего объема фоновых знаний тех, которые отмечены наличием культурной специфики. Обращение к языковой личности, к языковому сознанию в ходе лингвокультурологического исследования закономерно, так как вопрос о культурной специфике лексических единиц решается в сфере сопряжения фундаментальных областей язык – культура – языковая личность. Номенклатурные названия имеют свою специфику в процессе формирования фоновых знаний, поэтому выявление структуры и содержания фоновых знаний, «стоящих» за номенклатурными названиями, является особо актуальным. Содержание фоновых знаний носителя русского языка изменчиво. История нашей страны в последние десятилетия была ознаменована коренными переворотами в мировоззрении, политике и экономике, затронувшими повседневную жизнь человека. Это представляет уникальный материал не только для историков и культурологов, но и для лингвистов, изучающих языковые единицы в их динамике.

Под динамикой мы вслед за О.Н. Иванищевой понимаем изменчивость и стереоскопичность фоновых знаний, а также смену символической значимости реалии [Слово в лингвокультурологическом аспекте 2007: 59–86]. Временные границы изучения фоновых знаний в динамике в настоящей работе – середина ХХ и начало ХХI вв.

В исследовании динамики особенно актуальным, на наш взгляд, является изменение эмоционально-оценочного компонента фоновых знаний, поскольку информация о предмете (фактический компонент) зачастую относится к истории реалии, предмета, который меньше подвержен изменениям. Кроме того, изменение отношения к предмету и его оценки чаще всего не вызвано трансформацией самого предмета. Напр.: Какие, оказывается, смешные, не похожие на машины эти уродцы-«Жигули»! Неужели они когда-то были такими вожделенными? А люди еще и классифицировали этих уродцев самым подробнейшим образом. «Шестерка», например, считалась куда лучше «тройки», а «восьмерка» или «девятка» казались по-западному элегантными (Колина). Как видно из текста, свойства автомобиля не изменились, они стали явными и очевидными для большинства (оказывается), а прежнее отношение стало вызывать удивление и недоверие (неужели). Как представляется, основу процесса изменения фоновых знаний составляет наличие нескольких точек зрения на предмет, в том числе индивидуальных, нестандартных представлений о предмете. По мнению И. Валиева, являющееся нестандартным сегодня, может оказаться стереотипным в будущем и наоборот. «Стереотипное есть действительность нестандартного, а нестандартное – возможность стереотипного» [Валиев 2006: 77].

Рассмотрим изменение эмоционально-оценочного компонента фоновых знаний на примере названий марок отечественных автомобилей.

158

Автомобиль всегда занимал особое место в системе материальных ценностей носителей русского языка. В массовом сознании современного общества происходит «гипертрофия» статусного параметра автомобиля [Карасик 2004: 38]. Это, на наш взгляд, вызвано тем, что автомобиль с советских времен является не просто автомобилем, а показателем определенного социального статуса в сложной системе социальных связей и идеологически значимых предметов, и демонстрировал прежде всего положение человека в обществе, размер его благосостояния, а также вкус, характер, привычки, напр.: Несмотря на полный абсурд происходящего, мы не унизились до ругани и обвинений, мы ведь были настоящими друзьями, пусть один ездил на джипе, другой на «вольво» двадцатилетней давности, третий на «Жигулях», а четвертый на велосипеде (Варламов). Для носителей русского языка понятие дружба предполагает «отношения, основанные на доверии, взаимной привязанности, духовной близости и общности интересов» [БТС: 285]. Другими словами, уровень жизни, достаток, положение человека в обществе не являются значимыми для понятия дружба. Однако если эти характеристики существенно отличаются, сохранить дружеские отношения сложно. В данном случае это выражается с помощью синтаксической конструкции (СПП с придаточным предложением уступки): несмотря на разницу в социальном положении, уровне дохода, мы были друзьями; только настоящие друзья способны на это.

С момента своего появления автомобили «Жигули» были признаком материального успеха: В Москве у него было, честно говоря, все, что по тогдашним меркам свидетельствовало о полном благополучии, – двухкомнатная квартира на Аэропортовской, дубленка, кожаный пиджак, импортный магнитофон и даже «Жигули» первой модели, он очень даже неплохо зарабатывал сценариями для детских мультфильмов, фельетонами и сатирическими монологами для эстрады, вплоть до самого Райкина

(Эдлис). Для многих людей «Жигули» в советское время наряду с «Москвичом» ознаменовали собой «частный автомобиль» – его можно было купить на законных основаниях, скопив деньги на покупку. См.: Потом начали выпускать «Жигули», и город стал быстро наполняться этими легкими и быстрыми автомобилями, демонстрируя рост благосостояния населения. И даже одни наши соседи по дому купили себе «Жигули» вызывающе красного цвета. Папа был сражен, он открыто завидовал соседу и говорил маме:

– Видишь, Правицкие деньги на барахло не тратят, скопили – купили! (Шипунова).

Престижным считалось ездить на «Жигулях» до начала 1990-х годов, особенно, как отмечает Н.Б. Лебина, на моделях, прозванных «восьмеркой» и «девяткой» [Лебина: 148–149]. События, произошедшие в социально-политической и экономической жизни страны, смена общественных ориентиров нашли отражение в изменении эмоционально-оце-

159

ночного компонента фоновых знаний, напр.: На последние он купил незамысловатые «Жигули» пятой модели: надо было зарабатывать на колбасу и на алименты… Гараж был хороший, теплый, единственная ценность, которую оставил себе Колокольников после разъезда с женой. Гараж берег машину, а машина кормила хозяина (Смирнов). Изменилось отношение к «Жигулям»: они уже не престижные и желанные, а незамысловатые, обычные, «дежурные извозчичьи». «Жигули» становятся средством зарабатывания денег, символом «частного извоза». Подержанные «Жигули» покупали и для поездок на дачу или загородный участок: Были еще заботы, волнения, радости, связанные с покупками. Диван, шкафы, телевизор, цветной телевизор, потом, когда заимели садовый участок под Крюковом, старенькие «Жигули»... Так и не заметили, как прошла жизнь и подошла пенсия (Генатулин, П.).

Известно, что языковыми актуализаторами стереотипного представления являются наиболее частотные слова в текстовом окружении. По мнению М.В. Лапшинова, именно единицы с высокой степенью повторяемости во всех или в ряде текстов являются основой стереотипа [Лапшинов 2001: 73]. Анализ контекстов употребления номенклатурного названия «Жигули» позволяет выявить следующие частотные слова в его окружении: подержанный, побитый, старенький, брошенный, разбитый, помятый, вечно ржавый, обшарпанный автомобиль. См.: Ровно без пятнадцати девять к подъезду подкатила раздолбайка, «Жигули» шестой модели, ржавые и непрезентабельные (Донцова, К. М.-М.).

Изменение стереотипного представления происходит не сразу, а в результате аккумулирования большого количества противоположной по смыслу информации. По мнению Е.М. Верещагина и В.Г. Костомарова, существует заметное отставание динамики фоновых знаний от темпов изменения действительности, так как «память языка обладает значительным запасом инерции» [Верещагин, Костомаров 2005: 511]. При этом возможны два варианта изменения представления:

1) Полное разрушение стереотипа вследствие несоответствия его социальным реалиям. Так, исчезает стереотип восприятия автомобиля «Волга» как служебного автомобиля, а также представление о нем как о престижном автомобиле, являющемся показателем высокого социального статуса. В 1960–1970-х гг. черная «Волга» для носителей русского языка была символом номенклатурной власти и означала прежде всего служебный автомобиль руководителей высокого уровня: Отец был тоже физик и тоже известный – не такой, конечно, как дед, но все-таки: профессор, зав. кафедрой, проректор по научной работе Санкт-Петербургского государственного университета. Если выражаться образно: халат ученого давно был променян на респектабельный костюм чиновника от образования. А что? Зато: зарплата, положение, кабинет, секретарша и даже черная «Волга», по утрам отвозящая на работу (Савельев). В данном случае на-

160

звание автомобиля выступает как средство характеристики и участвует в создании определенного образа «советского чиновника», в котором «Волга» в качестве служебного автомобиля является обязательным атрибутом.

В сознании современного носителя русского языка формируется новое представление: «Волга» – это машина отставных военных и пенсионеров, напр.: «Волгу», как правило, покупают отставные военные, они люди осторожные, ездят по правилам, скорость не превышают (Донцова,

В.Т.).

Представление о «Волге» как о служебном автомобиле еще живо, но уже воспринимается как нечто необычное, любопытное: …Интересная деталь – в первый год несоветской власти ты ездил на наемных машинах, договаривались прямо на улице, обычно на «Волге», для солидности, советское прошлое давало о себе знать – а на чем же еще должен ездить приличный человек! – потом, во время сотрудничества с бельгийскими шоколадниками была «Мицубиси» и далее разнообразные иномарки.

А вот после “кризиса” 1998 г., в год Примакова и его “красного правительства”, то есть относительно недавно, ко мне с поручением от тебя опять заехала государственная черная «Волга» с мигалкой, по твоим словам, из Белого дома (Сергеев). Об изменении стереотипного представления свидетельствует общая характеристика, которая дана в тексте (интересная деталь). См.: Интересный – возбуждающий интерес, любопытный; отличающийся необычностью [БТС: 395].

2) Изменение знака оценки (напр., с положительной на отрицательную). Так, высокая оценка технических характеристик автомобиля «Волга», его внешнего вида с течением времени изменилась на противоположную.

Престижнее «Волги», особенно черной, в сознании советских людей ничего не было. Ее называли «королевой дорог» советского времени. «Жигули» покупали, чтобы ездить, а «Волгу» – чтобы гордиться. Однако для большинства советских людей «Волга» оставалась несбывшейся мечтой:

…В глубине души папе всегда хотелось иметь «хорошую» машину. Хорошими считались сначала «Победа» и «ЗИМ», на них ездили в основном от- ставники-военные… К «Победе» и «ЗИМу» папа оставался как будто равнодушным или виду не показывал, но когда появилась «Волга», папа затосковал: «Волга» ему очень нравилась, она стала голубой, несбыточной мечтой его жизни (Шипунова). В данном случае можно говорить о таком признаке реалии, как «высокая оценка качества автомобиля»: «Волга» считалась хорошей машиной по сравнению с «Москвичом» и «Запорожцем»

(первые «Жигули» появились только в начале 1970-х годов, а в тексте есть прямое указание на время действия – «когда появилась “Волга”26»). Не-

161

смотря на отсутствие у «Волги» (в отличие от «Жигулей») такой главной составляющей популярности, как доступность, в советской системе ценностей она все же была символом высшего реально достижимого социального статуса и сбывшейся «советской мечты» (в отличие от «Чайки» и ЗИЛа).

Однако на рубеже XX–XXI вв. такое восторженное отношение сменяется разочарованием и невысокой оценкой этого, как оказалось, громоздкого и неудобного автомобиля: Потом он катал меня на своей новенькой «Волге», но при расставании сказал: “Сбылась мечта идиота – на собственной «Волге» езжу. А машина-то, оказывается, … – тяжелая, неудобная. «Тойоту» надо было брать”. И через какое-то (очень короткое) время он подвозил меня к метро уже на «Тойоте» (Костырко); Здесь жила с родителями Дагмара, отец ее… начальствующий энергетик, в городе был известен и ездил на «Волге». Кого теперь удивить «Волгой»; «самый быстроходный в мире трактор», с усмешкой говорят о ней, но тогда «Волга» кое-что значила и кое-что о хозяине говорила (Распутин). Характеристика «трактор» выражает признаки “тяжелый”, “неповоротливый”.

Кроме того, что стереотипное представление характеризуется устойчивостью и изменчивостью, оно социально обусловлено, то есть является продуктом деятельности социальной общности. Носителем стереотипа является коллективный субъект, в качестве которого может выступать как все культурное сообщество, так и отдельные его группы, а значит, стереотипы бывают массовыми и групповыми. Существование разных субъектов оценки является основой стереоскопичности восприятия одного и того же предмета представителями разных групп (социальных, возрастных, профессиональных).

Под стереоскопичностью фоновых знаний мы вслед за О.Н. Иванищевой понимаем множественность восприятия одной и той же реалии носителями языка – современниками. Стереоскопичность восприятия реалии – скорее статическая, чем динамическая характеристика. Но она, по мнению О.Н. Иванищевой, создает основу для развития, динамики: множественность мнений в конце концов складывается в некий единый социальный стереотип, который изменяется в сторону того или иного сегмента [Слово в лингвокультурологическом аспекте 2007: 73].

В зависимости от характеристики группы носителей языка можно выделить следующие групповые стереотипные представления:

1.Стереотипные представления, обусловленные принадлежностью носителей языка к различным возрастным группам (школьники, студенты, люди среднего и пожилого возраста, живущие в один временной период). Так, отличаются стереотипные представления о духах «Красная Москва» в сознании носителей языка разных поколений: Во всем бабушкином серванте было две главные

пришедшая на смену знаменитой «Победе».

162

вещи: духи «Красная Москва» с золотистой крышечкой, в красной коробочке, и старые фотографии (Грищенко). Для старшего поколения эти духи были в числе очень ценных вещей, ими дорожили наравне с семейным архивом, для более молодого поколения – запах ассоциируется с запахом детства, мамы, бабушки: Но буквально на следующий день его голубая рубашка, положенная в корзину для грязного белья, мне прямо в нос выстрелила чужим ароматом – резким, густым, прямо до желудка достающим… Очень похож на советскую «Красную Москву», которой наши бабушки душились (В. Новиков).

Множественность восприятия такой реалии, как магазин «Детский мир», также задана возрастной характеристикой группы. Для детей магазин «Детский мир» – это прежде всего магазин игрушек: В нескольких шагах от нашего дома на углу большого перекрестка стоял магазин «Детский мир». Это было самое замечательное место на свете, даже лучше, чем кафе с мороженым. Во-первых, потому что не надо было переходить дорогу, чтобы туда попасть. Во-вторых, этот магазин был набит игрушками. Целые горы самых разных игрушек. Много-много-много! Они стояли на полках, на прилавке, висели под потолком, на стенах, и посреди магазина и под прилавком тоже их было припрятано невообразимое множество. Игрушки распиханы и рассованы по всем углам (Рыжкова). Для взрослых реалия «Детский мир» – магазин не только игрушек, но и детских товаров (одежды, обуви): И Шурик засобирался. Стовба просила купить, если удастся, два шерстяных детских костюмчика. Он честно поехал в тот самый «Детский мир», в котором к его рождению такие же костюмчики покупала его бабушка Елизавета Ивановна (Улицкая); кроме того, в этом магазине можно купить одежду небольшого размера и для взрослого человека, напр.: – Пожалуй, мне будет чересчур велико, – сказала она своему спутнику, – вечно на мне взрослые вещи болтаются, такая я худенькая, право... Нет, я беру, беру, – торопливо проговорила она продавщице, уже уставшей от нее, – жаль, велико, но что делать... Обычно я все покупаю себе в «Детском мире» (Полянская).

2.Стереотипные представления, обусловленные принадлежностью носителей языка к различным социальным группам. Так, отношение к папиросам «Беломор» зависит от социальной принадлежности носителя языка: в определенной среде они являлись показателем невысокой культуры: Неприлично было громко смеяться, есть курицу руками и вытирать жирные губы ладонью, как любил делать Георгий. Неприлично оказалось пить молоко прямо из пакета, курить «Беломор», приводить в дом приятелей из гаража, где работал Георгий, и пить с ними пиво вечером в пятницу у ближайшего ларька (Тульчинская); Таня подошла к окну, взяла из раскрытой пачки, лежащей рядом с розами, «беломорину», до-

163

стала из сумочки флакончик «Эола» – польского освежителя для рта – и прыснула в мундштук папиросы. Так она поступала всякий раз, когда под рукой не было приличных сигарет (Вересов). Папиросы «Беломор» ярко маркировали социальную принадлежность человека: Чаще всего в нашем рационе были «Ту-134» или «BT». Мы никогда не курили «Приму», «Беломор» и «Енисей», потому что считалось, что это курево для работяг. А мы были шпаной, то есть вольной аристократией конца ХХ века (Чередниченко). Формировался устойчивый образ человека, курившего «Беломор»: немного суровый и строгий, с непростой судьбой,

Zi| & (a|`\ ) . Ср.: Моя первая начальница, завотделом культуры, прекрасная Александра Владимировна Ильина, имела суровую внешность Жана Габена, курила «Беломор», басом заступалась за меня перед начальством и на летучках, а в личных беседах строгала как карандаш. У нее мужа расстреляли в 37 году, сын погиб на фронте. Дети ее были мы все (Петрушевская). Названные папиросы дополняет представление об этой женщине как о человеке внешне довольно жестком, справедливом, как о типичном представителе своего поколения.

3.Стереотипные представления, обусловленные существованием официальной и неофициальной (бытовой) точек зрения. В частности, подобной стереотипностью восприятия характеризуется представление о магазинах «Березка» (валютных магазинах в Со-

ветском Союзе в 1970–1980-х годах, потерявших свою актуальность с началом перестройки, легализации валютного рынка и либерализации цен в стране):

Официальная позиция – в советское время название «Березка» было у сети валютных магазинов, рассчитанных, в основном, на иностранных туристов и торговавших сувенирами, икрой и другими товарами с русским колоритом [Россия: 54]. В магазине «Березка» можно было купить дефицитные товары (продукты питания, предметы ширпотреба) на иностранную валюту. Вход в магазин был разрешен иностранным гражданам по предъявлении паспорта, а советским гражданам по предъявлении паспорта и справки об источнике валюты [ТСЯС: 41].

Неофициальная позиция – магазины воспринимались потребителями как нечто недоступное (отовариваться в магазинах могли моряки загранплавания, дипломатические работники и т.п.), что многих людей раздражало; в магазине продавались товары, которые невозможно было купить в других магазинах. Ср.: Мильон народа, субботняя приподнятость на-

164

строения, два стола, уставленные великолепием, добытым в валютной «Березке». Их разбомбили в первые десять минут, перешли к водке и салатам с других столов (Найман); Еще один привилегированный слой советского общества пользуется восемью магазинами «Березка», торгующими в Москве за твердую валюту. Здесь русские, у которых есть “сертификатные рубли”, могут подешевке покупать импортные товары. Сертификатные рубли – это особая валюта, обычно выдаваемая тем, кто заработал какие-то деньги за границей: дипломатам, особо доверенным журналистам, поэтам и им подобным; заработанное они обязаны обменивать на советские деньги…. Существование этих магазинов, по сути представляющих собой сектор потребительского рынка, в котором не действуют советские деньги, многих русских раздражает (Хедрик).

Смена символической значимости также является отражением динамики фоновых знаний.

Вслед за О.Н. Иванищевой в настоящем исследовании под символической значимостью реалии понимается указание на некий факт, который известен каждому носителю языка и связан с местом реалии в данной культуре. Знание этого факта помогает индивиду ощущать себя частью этноса, определяя свое поведение (в данном случае речевое) по общепринятым в данном этносе нормам, словесным и поведенческим клише [Иванищева 2005: 233; Слово в лингвокультурологическом аспекте 2007: 79].

Место реалии в данной культуре создается несколькими факторами: ролью реалии (напр., в ритуале, обряде или в жизни страны и народа) и традиционностью ее восприятия (образ в фольклоре, литературные образы, речевые клише, образы, проникшие в сферу бытового сознания, официальные/неофициальные символы стран и т.д.).

Стереотипные представления о номенклатурных названиях могут включать в себя три разновидности символической значимости реалии:

1.Реалия как символ времени (эпохи, исторического события).

Подобная символическая значимость свойственна многим предметам, напр.: магазины «Березка», водка «Столичная», автомо-

биль «Жигули» являются символами советской эпохи.

По мнению П. Вайля и А. Гениса, «любой предмет эпоха способна украсить смыслом, превратив его в свой символ. Стоит только представить себе сундук, как в памяти всплывают купцы из пьес Островского. Кружева ассоциируются с Францией последних Людовиков. Камин – с уютными диккенсовскими временами. В России вещи говорят значительно больше. Они стали идеологическим жестом, охотно заменили свободную печать и парламент» (Вайль, Генис). Ср.: Машины на свалке уложены кругами, образуя что-то вроде годовых колец на дереве. Только тут отмечены не года – эпохи, первую из которых символизирует вконец проржавевший «фордзон», мертвый памятник первым пятилеткам. Ржавый трактор без колес – типа брошенного в болото камня, от которого и пошли круги:

165

вначале массивные «зисы» и «победы», далее старенькие «Москвичи» и «Волги». Самый обширный круг состоит из «Жигулей» разных модификаций: от «копеек» до «девяток», самый же представительный – внешний, составленный сплошь из иномарок. Не автомобильное кладбище, а городская летопись, чьи эпизоды “весомы-грубы-зримы” (Шпаков).

Формированию символической значимости автомобиля «Жигули» способствовала популярность данной марки автомобиля на протяжении нескольких десятилетий. Несмотря на достаточно высокую цену, существовала очередь из желающих купить машину. Очередь растягивалась на долгие годы, а номер в очереди тоже был своеобразной ценностью. Ср.:

“А ты нетипичный. Дарья Селезнева, – окунается она в книксен, – какой у тебя номер?” Ценность человека на БАМе измеряется его продвинутостью в очереди на «Жигули»… (Мартынов). «Жигули» были своеобразной мерой сбережений: Дальше дом знаменитого Дорофеича, у которого в 1991 г. на сберкнижке пропало 50 тысяч рублей. Пять «Жигулей» по тем ценам (Екимов).

Подобные длительные и тесные отношения привели к тому, что только о «Жигулях» носитель русского языка может отозваться с такой теплотой: На дворе у Лыковых то ли сарайчик, то ли гаражик: туда на ночь запирают советскую лошадку – «Жигули» (Комаров). Слово лошадка

употребляется по отношению к автомобилю, обладающему качествами, присущими лошади, а именно: работоспособность, выносливость, трудолюбие и преданность. Ср.: лошадь – 2. О ком-л., обладающем какими-л. качествами, свойственными такому животному [БТС: 506]. Уменьшитель- но-ласкательная форма подчеркивает заботливое отношение хозяина, а слово советская указывает на то, что это автомобиль советской эпохи, служивший долгие годы.

2. Реалия как символ места (страны). Подобная символическая значимость присуща, на наш взгляд, папиросам «Беломор»: ÿ)« -

Один француз, аспирант МГУ, пристрастился к нашему «Беломору», курил только его и однажды у табачного киоска начисто забыл название папирос. И он попросил: – Дайте мне эти… эти… М-м-м… О! «Освенцим»! (Холмогоров). В сознании не-но- сителей русского языка находит отражение знаковая функция, которую приобретают папиросы «Беломор» – указание на Советский Союз. Ср.: сувенир – вещь как память о посещении страны

[БТС: 1286]. Кроме того, употребление названия «Освенцим» вместо «Беломор» свидетельствует о том, данная реалия связана с трагической страницей в истории нашей страны. Папиросы «Беломорканал» были выпущены в честь строительства канала. Канал был введен в эксплуатацию в 1933 г. и вошел в историю

166

как грандиозное гидротехническое сооружение, выполненное руками политзаключенных в крайне тяжелых условиях Русского Севера [Россия: 48–49]. По сути, строительство канала представляло собой концентрационный лагерь с нечеловеческими условиями жизни, что привело к смерти тысяч невиновных людей. Название «Беломор» в сознании не-носителей русского языка служит указанием не просто на страну, а на тип политического режима.

Символическая значимость как указание на страну присуща и названию водки «Смирнов». Интересно, что номенклатурное название приобретает знаковую функцию как в сознании носителей русского языка, живущих в эмиграции, так и в сознании не-носителей русского языка. Напр.:

Мимо основной массы Америки прошли восхитительные крайности культуры. В том числе – культуры еды. Когда американец хочет поесть, он берет хот-дог, когда хочет поесть хорошо – два хот-дога, когда роскошно – три.

Нельзя сказать, что это вызывает такую уж неизбывную печаль. Тем и хороша Америка, что в ней есть все. Будем из принципа есть яйца. Никуда не побежим в наушниках, выключим Джексона. Пойдем в русский магазин за богатой протеином жирной корейкой, обильными кислотой огурцами и смертельной русской водкой «Смирнофф» (Вайль, Генис). Известно, что водка является русским национальным напитком: водка появилась и более 500 лет изготовляется на Руси; сложились определенные традиции ее употребления (пьют рюмками или стопками), вовремя выпитая замерзшим человеком рюмка водки спасет от простуды; водка – обязательный атрибут праздничного стола, вторая «национальная валюта»

и пр. [Россия: 104–105]. Однако в данном случае символическую значимость приобретает не просто водка, а смирновская водка. Об особой значимости этого названия говорит то, что в иллюстративной части статьи в толковом словаре слово водка сопровождается примером смирновская водка [БТС: 139]. Таким образом находит отражение факт истории: с середины XIX в. в России знаменита так называемая «смирновская водка», производство которой было основано П.А. Смирновым и продолжается до сих пор [Россия: 104]. «Смирновская» – это одно из первых в истории изготовления водки и самое известное название водки. Другие знаменитые сорта водки, такие как «Столичная», «Московская», появились в ХХ в. Поэтому в сознании носителя русского языка, живущего за границей, отражается знаковая функция, которую приобретает именно «Смирновская» вод-ка – указание на Россию, Родину.

3.Реалия как символ явления, понятия. Плавленый сырок «Дружба», который был популярной, любимой и доступной закуской, стал символом неформального общения в Советском Союзе: Помните, в те поры только у нескольких, трех-четырех, дипломни-

167

ков, да у старосты студсовета были ключи от “рабочки”, общежитской чертежной комнаты… По строго соблюдавшемуся графику здесь можно было встречаться с девчонкой и, не включая, естественно, огня, разместиться в двух продавленных креслах, распить бутылку «Рымникского», закусывая плавленым сырком «Дружба», а дальше уж, сами понимаете, как у кого получится (Блинов); Вот у нас в прошлом месяце гастроном ограбили. Крупное дело было: вахтера связали, замок автогеном вырезали, витрину – алмазом. Взяли два пол-литра, сырок «Дружба», полбуханки обдирного. Засыпались они на ерунде. Потому как не профессионалы: им бы после грабежа затихнуть, спрятаться, а они наутро пришли посуду сдавать… (Горин). По данным РАС, для носителей русского языка слово дружба не только обозначает близкие отношения между людьми, основанные на симпатии и общих интересах, но и ассоциируется с плавленым сырком, бензопилой и нефтепроводом.

Символическую значимость приобретает одеколон «Шипр», классический мужской одеколон, который вошел в моду в 1950-е годы; франты того времени не представляли себя без аромата «Шипра»:…Это был такой популярный одеколон для советского “миддл класса”, так как никаких “афтершейфов” у нас тогда и в помине не водилось (Попов). Одеколон считался неизменным атрибутом настоящего мужчины: Как уважающий себя человек, он был аккуратен во всем. По утрам делал зарядку, тщательно брился опасной бритвой и душился одеколоном «Шипр». Пойти на работу без галстука и в грязных ботинках для него было немыслимо (Генатулин). В формировании символической значимости данной реалии очень важен запах одеколона, создаваемый им обонятельный образ из ароматов дуба, розы и жасмина, к которым примешивались и другие мужские запахи (табака, бензина). Однако неплохой запах одеколона становился навязчивым из-за отсутствия альтернативы [Лебина: 388]. Аромат был достаточно сильным (во многом из-за характерной манеры наносить одеколон): Никита обернулся – рядом радостно дышит белоглазый капитан милиции, он сегодня в штатском, в ожидании праздника облился «Шипром» – не продохнуть. Не хватает еще бантика красного, революционного на грудь

(Солнцев).

Данная символическая значимость характерна также для автомобиля «Волга», который выступает символом номенклатурной власти.

Эти и другие примеры символической значимости номенклатурных названий являются по природе метонимическими символами, так как в основе лежит перенос по смежности (сопредельности, вовлеченности в одну ситуацию).

Литература

168

1.Валиев И.Н. Динамика стереотипов социального взаимодействия в условиях реформируемого общества: Автореф. дис. … канд. филос. наук. Казань, 2006.

2.Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Язык и культура. Три лингвострановедческие концепции: лексического фона, поведенческих тактик и сапиентемы. М., 2005.

3.Воробьев В.В. Лингвокультурология. М., 1999.

4.Иванищева О.Н. Лексикографирование культуры в двуязычном словаре: Дис. … докт. филол. наук . СПб., 2005.

5.Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. М., 2004.

6.Лапшинов М.В. Стереотипы в языковом сознании русских эмигрантов 1920–1930 годов: Дис. … канд. филол. наук. М., 2001. Режим доступа: http://diss.rsl.ru

7.Слово в лингвокультурологическом аспекте: Вып. 2. Динамика фоновых знаний носителя современного русского языка: коллективная монография / О.Н. Иванищева, О.В. Афанасьева, Е.В. Богомолова, М.В. Садохова. Мурманск, 2007.

Сокращения

1. Словари

БТС – Большой толковый словарь русского языка / гл. ред. С.А. Кузнецов. СПб., 2004.

Лебина – Лебина Н.Б. Энциклопедия банальностей: Советская повседневность: Контуры, символы, знаки. СПб., 2006.

РАС – Русский ассоциативный словарь. В 2 т. Т. 1. От стимула к реакции / Ю.Н. Караулов, Г.А. Черкасова, Н.В. Уфимцева, Ю.А. Сорокин, Е.Ф. Тарасов. М., 2002.

Россия – Россия. Большой лингвострановедческий словарь / под общ. ред. Ю.Е. Прохорова. М., 2007.

ТСЯС – Мокиенко В.М., Никитина Т.Г. Толковый словарь языка Совдепии. СПб., 1998.

2.Художественная литература

1.Блинов – Блинов В. Стук бамбука // Урал. 2003. № 3. [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://magazines.russ.ru/ural/ 2003/3/blin.html#top

2.Вайль, Генис – Вайль П., Генис А. Русская кухня в изгнании // Собр. соч.: В 2 т. Т. 2. Екатеринбург, 2004.

3.Варламов – Варламов А. Зимняя рыбалка на озере Вожже / Падчевары // Новый мир. 2002. № 2.

4.Вересов – Вересов Д. Черный ворон. Сериал «Черный ворон». Книга первая. СПб., М., 2002.

5.Генатулин – Генатулин А. Они // Дружба народов. 2002. № 6.

169

6.Генатулин – Генатулин А. Пепелище // Волга. 1998. № 5–6.

7.Горин – Горин Г. Фантомасы [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://search.ruscorpora.ru

8.Грищенко – Грищенко А. Вспять // Октябрь. 2005. № 11.

9.Донцова – Донцова Д.А. Верхом на «Титанике»: Роман. М., 2007.

10.Донцова – Донцова Д.А. Камасутра для Микки-Мауса: Роман. М., 2004.

11.Екимов – Екимов Б. Оставленные хутора // Новый мир. 2003. № 9.

12.Колина – Колина Е. Питерская принцесса: роман. М., 2006.

13.Комаров – Комаров А. Семья и хозяйство / В двух шагах от байкальского рая // Знамя. 2000. № 11.

14.Костырко – Костырко С. Про соседа Витю / Спальный район // Урал. 2005. № 11.

15.Мартынов – Мартынов И. БАМ // Новый мир. 1994. № 12.

16.Найман – Найман А. Каблуков // Октябрь. 2004. № 9.

17.Новиков – Новиков В. Типичный Петров // Новый мир. 2005. № 1.

18.Петрушевская – Петрушевская Л. Находка. Из книги воспоминаний // Октябрь. 2004. № 11.

19.Полянская – Полянская И. Читающая вода // Новый мир. 1999. № 10-11.

20.Попов – Попов Е. Подлинная история «Зеленых музыкантов» // Знамя. 1998. № 6.

21.Распутин – Распутин В. Новая профессия // Наш современник. 1998.

№7.

22.Рыжкова – Рыжкова В. Воспоминания о детстве // Урал. 2005. № 1.

23.Савельев – Савельев И. Бледный город // Новый мир. 2004. № 12.

24.Сергеев – Сергеев С. Русский бизнес. Начало // Дружба народов. 2002.

№6.

25.Смирнов – Смирнов В. Убийца Колокольников // Дружба народов. 2001.

№6.

26.Солнцев – Солнцев В. Год провокаций // Нева. 2005. № 8.

27.Улицкая – Улицкая Л. Путешествие в седьмую сторону света // Новый мир. 2000. № 9.

28.Хедрик – Хедрик С. Привилегированный класс: дачи и ЗИЛы // Новая юность. 1997. №3.

29.Холмогоров – Холмогоров М. Реквием по «Беломору» // Октябрь. 2003.

№6.

30.Чередниченко – Чередниченко С. Потусторонники // Континент. 2005.

№125.

31.Шипунова – Шипунова С. Бедный наш папа / Маленькие семейные истории // Знамя. 2001. № 6.

32.Шпаков – Шпаков В. Игры на поле Ватерлоо // Нева. 2004. № 12.

170

О.В. Афанасьева

КУЛЬТУРНО-КОННОТИРОВАННЫЕ СЛОВОСОЧЕТАНИЯ В ЛЕКСИКОГРАФИЧЕСКОМ АСПЕКТЕ

Представление культурно-коннотированных словосочетаний в словнике, как и остального материала, подлежащего лексикографическому описанию, зависит от типа словаря и его назначения. В настоящем исследовании культурно-коннотированные словосочетания проанализированы как объект описания следующих типов словарей: толковых (БАС, БАС-2, МАС, ТСУ, ТСРЯ, СНСРЯ, БТС, ТСЯС), энциклопедических (РЭС, РГЭС, БЭС, ЭБ, МБ), культурологических (Россия, РД, DR) и лингвострановедческого (НО).

Количественно наиболее подробно исследуемые единицы представлены в словнике толковых словарей, поскольку одной из задач лексикографических источников данного типа, как подчеркивают их авторы, является описание единиц, обозначающих основные реалии различных периодов мировой истории и необходимых при описании существенных сторон жизни народов мира и их прошлого; в частности, слов, характеризующих специфику русского быта и культуры разных исторических эпох [БТС:

4–5; БАС: 5–17; БАС-2: 3–5; МАС: 6].

Являясь центральным типом словаря, толковые словари представляют максимальное число лексикографируемых параметров, в значительной степени выполняя функции других аспектных лексикографических источников [Козырев, Черняк 2004: 52].

Словники толковых словарей включают словосочетания так называемого общего фонда русского языка, находящиеся в активном употреблении, т.е. называющие предметы и реалии современной действительности, как, напр.: антоновские яблоки [МАС], новые бедные, новые русские, афганский синдром, война суверенитетов [ТССРЯ].

Однако в результате анализа словарей было отмечено, что абсолютное большинство словосочетаний, получивших описание в толковых словарях русского языка, называют реалии XIII–XVII вв. Так, в МАС зафиксированы устаревшие словосочетания, отражающие, напр., такие реалии, как

коллежский асессор (гражданский чин восьмого ранг в табели о рангах дореволюционной России [МАС: 48]), классный наставник (классный воспитатель в дореволюционной школе [МАС: 399]), реальное училище (среднее учебное заведение в дореволюционной России, в учебном плане которого преобладали естественные и точные науки [МАС: 690]), Приказы общественного призрения (губернские учреждения в России с конца 18 в. до последнего четверти 19 в., ведавшие заведениями, содержавшимися на средства общественной благотворительности: сиротскими домами, больницами, аптеками, богадельнями и т. п. [МАС: 631].

171

Значительная часть культурно-коннотированных словосочетаний в словнике однотомного ТСРЯ27, несмотря на то, что его целью является представление и описание лексико-фразеологического фонда, отвечающего принципу актуальности и всеобщности, а также отражение живых процессов, происходивших в русском языке в последние десятилетия XX столетия [ТСРЯ: 4], называет реалии XV-XVIII вв. Напр.: Георгиевский крест

(военный орден (святого Георгия) в дореволюционной России: с 1769 г. офицерский, а с 1807г. солдатский и унтер-офицерский знак отличия [ТСРЯ: 128]), Георгиевский кавалер (кавалер такого ордена [ТСРЯ: 128]), Красная горка (устар. первая неделя после пасхальной, время свадеб в старину [ТСРЯ: 139]), Думный дьяк (в 15–17 вв.: низший чин Боярской думы [ТСРЯ: 182]), Боярская дума (совет бояр [ТСРЯ: 182]), Поместный приказ (государственное учреждение в России в 16–18 вв. [ТСРЯ: 559]).

В корпусе ТССРЯ28, отражающем языковые динамические процессы, порожденные политическими, социальными, культурными и другими переменами в обществе, также представлены словосочетания пассивного употребления, при этом многие из них снабжены в словаре пометой в «советск. время»: антиалкогольная кампания, враг народа, первая волна, добровольческая народная дружина, слуга народа, братская помощь и др.

Интересный в рамках данной работы материал представлен в ТСЯС, ТССРЯ. В корпусе ТСЯС29, описывающем язык советской эпохи как лингвокультурный социальный феномен, представлены языковые единицы, отражающие советские реалии. Это слова и словосочетания, отражавшие в прошлом своеобразный языковой фон и обладающие наибольшей активностью в официальном языке, оказывали влияние на формирование массового языкового сознания. В данный разряд входят также речевые штампы и клише коммунистической идеологии [ТСЯС: 3–12]. ТСЯС представляет собой наиболее полное лексикографическое описание словосочетаний с культурным компонентом значения, отражающих реалии и идеологемы советского времени.

В.М. Мокиенко и Т.Г. Никитина в ТСЯС представили концепцию

устойчивых неоднословных советизмов. Подобные единицы различают степенью идиоматичности, наиболее яркими показателями которой, по мнению авторов, являются уровень экспрессивности, воспроизводимость, целостность значения [ТСЯС: 7–12]. В отдельную группу (отличную от группы идиом, перифраз, «крылатых слов» и группы «традиционной сочетаемости», которые представлены в словаре под специальными условными

27В корпусе словаря представлено 0,04 % словосочетаний с культурным компонентом значения (26 единиц).

28Словосочетания с культурным компонентом значения составляют 0,57 % (40 единиц).

29В корпусе ТСЯС было выделено 3 % словосочетаний с культурным компонентом значения (235 единиц).

172

знаками) выделены словосочетания с культурным компонентом значения, или, в терминологии авторов словаря, составные наименования нефразеологического30 характера, такие как, напр.: блок коммунистов и беспартийных (союз КПСС с беспартийными рабочими, крестьянами, советской интеллигенцией при выборах в Советы депутатов трудящихся [ТСЯС, с. 56]), Поезд Дружбы (туристический поезд из породненных зарубежных городов, областей, принимаемый в Советском Союзе бюро международного молодежного туризма «Спутник» (1970–1980-е гг.) [ТСЯС: 450]), красная изба (помещение для проведения пропагандистской работы на селе [ТСЯС: 225]), Пионерская зорька (название утренней радиопередачи для пионеров [ТСЯС: 222]), товарищеский суд (выборный общественный орган на предприятии, в учреждении и проводимое им заседание по типу судебного процесса с целью перевоспитания нарушителей трудовой дисциплины путем убеждения и общественного воздействия [ТСЯС: 594]).

Важный для нашего исследования материал представлен в словнике

энциклопедических словарей.

Поскольку энциклопедии содержат «обширный корпус сведений, относящийся к российской культуре» [РГЭС: 3], культурно-коннотированная лексика, называющая предметы и явления, характерные для данного языкового коллектива, безусловно, является их объектом описания.

Как известно, словник энциклопедий значительно отличается от словника толковых словарей. В общем плане разница между толковыми словарями и энциклопедическими очевидна [Щерба 1974]. В толковых и энциклопедических словарях, как известно, один и тот же объект толкования, но разные предметы и приемы описания.

Так, напр., энциклопедический словарь ЭБ31 представляет жизнь советских людей как некое множество вещей, понятий и символов [ЭБ: 7–10]. Представленные в ЭБ словосочетания, называющие предметы одежды и виды обуви, и являются, по мнению автора, знаковыми признаками времени, своеобразным символическим социальным кодом исторической эпохи [ЭБ: 15], напр.: искусственный каракуль [ЭБ: 175], крепдешиновое платье [ЭБ: 212], нейлоновые рубашки [ЭБ: 252], красная косынка [ЭБ: 206], носки на резинке [ЭБ: 255], остроносые ботинки [ЭБ: 272], парусиновые туфли [ЭБ: 279], семейные трусы [ЭБ: 326], тапочки домашние

[ЭБ: 343–344].

См. также представленные в ЭБ словосочетания, называющие продукты питания, относящиеся, по мнению автора, к числу несомненных, напрямую зависящих от политики и экономики «банальностей» [ЭБ: 14], и имеющие культурную коннотацию: китовая колбаса [ЭБ: 187], молоко в

30Очевидно, что авторы ТСЯС придерживаются узкого понимания термина

фразеология.

31ЭБ содержит более 20 % (70 единиц) словосочетаний с культурным компонентом значения.

173

пакетах [ЭБ: 238–239], наркомовские сто грамм [ЭБ: 272], цыпленок табака [ЭБ: 377], шницель по-министерски [ЭБ: 388]. Кроме того, в корпусе ЭБ выделены культурно-коннотированные словосочетания, называющие социально-бытовые институты и организации, связанные с регулированием повседневной жизни (дом быта [ЭБ: 129–130], дом отдыха [ЭБ: 134–135], дом крестьянина [ЭБ: 132–133], дом Советов [ЭБ: 135–136], домовая кухня [ЭБ: 137–135], домовый комитет [ЭБ: 138], товарищеский суд [ЭБ: 345–347] и др.), а также словосочетания, называющие документы, которые определяли правила советского быта (визитная карточка покупателя [ЭБ: 86], заработная книжка [ЭБ: 155–157] и др.), и словосочетания, называющие события в сфере повседневной жизни: антиалкогольные кампании [ЭБ: 45–48], комсомольская пасха [ЭБ: 202], красная свадьба [ЭБ: 208] и др.).

Вэнциклопедии НСН32 выделены такие культурно-коннотированные словосочетания, как знатные люди нашей Родины [НСН: 204–205], закрытый распределитель [НСН: 202–203], бурные аплодисменты [НСН: 25–27]

идр.

Врезультате анализа РЭС, РГЭС, БЭС было отмечено небольшое число словосочетаний с культурным компонентом значения в словнике и непоследовательность в принципах их отбора. Так, напр., в БЭС, представляющей описание реалии Красная гвардия, отсутствует словосочетание

Белая гвардия, которое является общим названием контрреволюционных войск в период гражданской войны в Советской России в 1918–1920 гг.

[ТСЯС: 112; БТС: 196]. В РЭС представлено словосочетание русская пляска [РЭС: 1359], но нет словосочетания русская народная песня. 80%

культурно-коннотированных словосочетаний, выделенных в РГЭС33, описывают реалии XV–XVIII вв., напр.: дети боярские, служилые люди, архивные юноши.

С точки зрения отбора и описания материала показательна энциклопедия русской культуры МБ34, фактически выполняющая функции культурологического словаря, представляя описание реалий и явлений русского быта и фиксируя их символическую для представителя русской культуры значимость. См., напр., словарную статью кулачный бой: праздничное силовое противостояние мужских групп, объединенных по возрастному, территориальному или социальному принципу, проходившие без применения оружия и по строгим правилам … Среди простого люда участие в них рассматривалось как одно из обязательных условий реализации полноценного мужского статуса и поэтому занимало важное место в процессе

32В корпусе НСН выделено 11 культурно-коннотированных словосочетаний.

33В корпусе РГЭС выделено 99 культурно-коннотированных словосочетаний.

34В корпусе МБ словарные статьи, в которых леммой выступает словосочетание с культурным компонентом значения, составляют 5,8 %.

174

социализации мужской молодежи, способствуя формированию комплекса волевых и моральных качеств [МБ: 307–310].

Материал, приведенный в энциклопедии МБ, относится большей частью к XIX–XX вв. В энциклопедии представлены сведения о взаимоотношении полов, половом символизме, распределении социально-трудовых репродуктивных ролей. В основу описания реалий русского традиционного быта положен важнейший, с точки зрения авторов МБ, принцип, организующий всю культуру, – соотношение мужского и женского [МБ: 687]. В свою очередь специфика отбора языковых единиц в словник МБ также определяется принципом соотношения мужского и женского, т.е. каждый пример в энциклопедии представлен в паре «мужское – женское». Ср., напр., словарную статью бабий кут: место в русской избе около печи, отделенное от остального пространства дощатой перегородкой или занавеской, табуированное для мужчин и гостей [МБ: 30–35] со статьей для словосочетания мужской угол: обычно угол у дверей дома, подпорожье. Здесь это место, располагалась широкая врубленная в стену лавка – конник … Это место, где работал мужчина: плел лапти, корзины, ремонтировал упряжь и т.д. Сесть на конник женщине считалось неприличным

[МБ: 380].

Культурно-коннотированные словосочетания традиционно являются объектом лингвострановедческих словарей35, которые, как известно, занимают промежуточную позицию между филологическими и энциклопедическими словарями [Верещагин, Костомаров 1980: 252]. По мнению Е.М. Верещагина и В.Г. Костомарова, лингвострановедческий словарь – «новый вид работы в границах филологической лексикографии» и «находится как бы на половине пути от толкового словаря к энциклопедическому: он регистрирует и систематизирует фоновые знания, если иметь в виду соотечественников, и он сообщает новые сведения, если пользователем оказывается иностранец» [Верещагин, Костомаров 1980: 252]. Лингвострановедческий словарь совмещает в себе признаки разных словарей: лингвистического (толкового, переводного, терминологического и нелингвистического (страноведческого).

Однако в практике создания словарных статей филологические и энциклопедические черты не только не противопоставляются, но и дополняют друг друга [Верещагин, Костомаров 1980: 207]. В отличие от двуязычных словарей, лингвострановедческие словари – это словари не только языка, но и культуры, в нем отраженной. Словари данного типа помогают понять реалии, используемые в современной художественной, публицистической и научной литературе, языке средств массовой информации. Через национально-культурную семантику языков единиц отражается

175

культура носителей языка, их фоновые знания. В словарях этого типа даны также социально-значимые, вошедшие в быт языковые единицы, ставшие символами, зафиксированы понятные для носителя языка значения и коннотации – социальные, политические или исторические.

Так, напр., лингвострановедческий словарь НО36 содержит слова и словосочетания русского языка, называющие характерные для советской действительности явления общественной жизни и культуры. Поскольку словарь предназначен для изучающих русский язык, в нем описан объем общих представлений советского человека по теме «Образование в СССР».

В словарных статьях авторы объективируют свое собственное, обыденное знание современной действительности и явлений прошлого, но подчеркивают также и целесообразность включения в изъяснение (семантизацию лексического фона) элементов научного фона [НО: 7–18].

Безусловно, словосочетания с культурным компонентом значения являются объектом описания культурологических словарей.

Так, напр., в корпус Россия включены такие словосочетания, как русская народная песня [Россия: 102], смутное время [Россия: 102], уральские самоцветы [Россия: 113], хохломская роспись (русское народное искусство; началось в VII в., названо в честь села Хохлома (Нижегородская область); вид декоративной росписи деревянной посуды и мебели; характерной особенностью являются красно-черные цветы на золотом фоне [Россия: 117]37) и др.

ВРД, целью которого является расширение представления читателей

обыте, традициях, жизни русской деревни, предлагаются словосочетания, называющие такие реалии, как приусадебный участок, сельский Совет, Дом культуры, Дом колхозника, бабье лето.

Англо-английский словарь русской культурной терминологии DR содержит англоязычные обозначения географических, исторических, политических, экономических, религиозных, искусствоведческих, спортивных и бытовых элементов русской культуры [DR: 3–6]. В словаре предлагается описание современных реалий, напр., Центральный Банк (главный современный государственный банк России38 [DR: 51]), и устаревших реалий, напр., антипартийная группа (название, данное группе оппонентов Хрущева39 [DR: 21]), законы против тунеядства (советский закон, принятый в

СССР в конце 1950-х гг., не позволявший избежать официального трудоустройства, термин «тунеядство» использовался советской законода-

36Словарь содержит 160 словарных статей, из них в 65 % леммой выступает словосочетание (представлено 104 языковые единицы).

37«Khokhloma painting. Russian folk art; started in the 17th century. Named after Khokhloma Selo (Nizny Novgorod Region). It is a kind of decorative painting on wooden dishes or furniture. Flower patterns in red and black against golden background are characteristic of Khokhloma».

38Modern Russia’s major state-run bank.

39The name given to Khrushev’s opponents.

176

тельной системой для описания официально неработающих людей40 [DR: 21]), товарищеский суд (советское перевоспитание соседями или рабочим коллективом 41 [DR: 68]), Совет народных комиссаров (кабинет министров в СССР 42 [DR: 71]), культ личности (культ личности Сталина 43 [DR: 73]), враг народа (об оппонентах советской власти44 [DR: 100]). В корпусе DR были выделены словосочетания, называющие продукты питания, см., напр.: цыпленок табака (потрошенный цыпленок, приготовленный на углях45 [DR: 58]), котлета по-киевски (филе курицы, фаршированное маслом и обжаренное46 [DR: 57]), гурьевская каша (русский десерт, похожий, по мнению некоторых иностранцев на английское и шотландское безе47 [DR: 130]), гурьевские блины [DR: 130].

Характер толкования культурно-коннотированных словосочетаний

в словарях современного русского языка определяется в значительной мере особенностями толкуемого понятия. Составителю словаря приходится давать описание реалий, т.е. элементов культуры языкового коллектива. Словарное толкование должно, как известно, содержать два основных элемента: описание реалии и описание ее функций. В отдельных случаях описывается также ее символическое значение [Берков 2004: 163].

Вопрос о том, какие признаки реалии должны быть отражены в толковании культурно-коннотированного словосочетания, сложен. Нет четких критериев, с помощью которых возможно выделить из признаков те, которые существенны.

О.Н. Иванищевой были выделены следующие элементы описания реалии, которые должны быть, по ее мнению, представлены в двуязычном словаре: а) атрибуты (внешний вид, ингредиенты, традиции); б) оценка; в) историческая маркированность (время применения, действия); г) социальный статус (функциональная принадлежность); д) функция (назначение, роль); е) популярность / непопулярность реалии; ж) символическая значимость [Иванищева 2005: 226–233].

Культурная коннотация, как показывает анализ словарей современного русского языка, может оказаться неучтенной. Так, напр., словосочетание застойные годы в БТС дано без толкования с отсылкой к словарной статье застояться (слишком долго простоять без движения [БТС: 348]). См. также толкование словосочетания железный занавес в ТСРЯ без пред-

40Soviet law introduced in the Soviet Union in the late 1950 against avoidance of recognized employment. The term “parasitism” (tuneyadstvo) was used by the Soviet judicial system to describe people not officially engaged in work.

41Soviet disciplining through neighborhood or enterprise collective.

42In the reference to the early Soviet – cabinet of ministers.

43The cult of Stalin.

44The phrase used in reference to anti-soviet opponents.

45Chicken flatterd and grilled on charcoal.

46A boneless chicken breast that is stuffed with seasoned butter and deep fried.

47Russian dessert which seems to some outsiders similar to English and Scotish flummery.

177

ставления компонента культурной коннотации: о политике, обусловленной идеологической борьбой и направленной на изоляцию страны или группы стран от внешних связей и влияний [ТСРЯ: 212]. Ср. со словарной статьей, предложенной в Webster: идеологический барьер, разделявший СССР и Запад [Webster].

В большинстве случаев независимо от типа словаря культурная коннотация учитывается в словарных статьях. См., напр., статью, представленную в толковом словаре к словосочетанию желтый билет: паспорт, выдававшийся в дореволюционное время проституткам (на бланке желтого цвета) [ТСУ: 40]. Специфика словосочетания желтый билет как словосочетания с культурным компонентом значения находит свое отражение в словарной статье ТСУ. Несмотря на то, что автором словаря особо подчеркивается, что, как и все предыдущие словари, «Толковый словарь» не энциклопедический, а филологический, и к нему нельзя предъявлять тех требований, которым должны удовлетворять энциклопедические словари [ТСУ: 13], статья снабжена сведениями историко-этимологического характера: в дореволюционное время; на бланке желтого цвета.

См. еще примеры: берестяные грамоты письма и документы XI–XV вв., нанесенные (процарапанные) на специально подготовленную бересту (найдены при археологических раскопках в Новгороде, Пскове и других городах) [БАС-2: 555]. Являясь филологическими словарями, БАС и его второе издание БАС-2 тем не менее содержат энциклопедическую информацию (XI–XV вв.; найдены при археологических раскопках в Новгороде, Пскове и других городах).

При представлении культурно-коннотированных словосочетаний в словарях независимо от их типа словарная статья должна содержать энциклопедическую информацию.

В большинстве случаев толкования в ТСЯС сопровождаются истори- ко-культурными сведениями. См., напр., словарную статью ленинский призыв: массовое вступление в 1924 г. передовых наиболее сознательных рабочих и работниц в Коммунистическую партию, явившееся откликом на смерть В. И. Ленина [ТСРЯ: 475]; комитет бедноты: существовали с середины до конца 1918 г.; фактические органы государственной власти; в круг деятельности входило: распределение хлеба, сельскохозяйственных орудий, изъятие хлебных излишков у кулаков [ТСЯС: 264].

См. также словарную статью выездная характеристика в ТСЯС, в которой, кроме определения понятия (характеристика, которая выдавалась гражданину для выезда за рубеж – на конференцию, в качестве туриста), содержатся также историко-культурные сведения (В ней указывалась политическая благонадежность, моральный облик [гражданина]. Такую характеристику утверждала администрация, секретарь местной партийной организации, председатель профсоюзной организации, а затем она утверждалась на уровне райкомов, обкомов КПСС. Без получения та-

178

кой характеристики гражданин СССР не получал разрешения на выезд

[ТСЯС: 638]).

Ср. также объяснение понятия Добровольческая армия в ТСРЯ (на юге России в 1918-1929 гг.: белая армия, сформированная преимущественно из офицеров-добровольцев [ТСРЯ: 169]) и ТСЯС (белогвардейская контрреволюционная армия (1918–1920, сформированная на Дону и Кубани царскими генералами Антоновым, Корниловым и Деникиным

[ТСЯС: 39]).

Анализ статей РГЭС, БЭС, МБ, НСН и ЭБ показал, что словарная статья энциклопедий снабжена более подробным фактическим комментарием. Ср. статьи толкового словаря и энциклопедии для словосочетания

Пионерский лагерь: Воспитательно-оздоровительное учреждение (работающее обычно летом) для пионеров и школьников [ТСЯС: 215]; Воспита- тельно-оздоровительное учреждение для пионеров и школьников (от 6 до 15 лет), организуемое во время летних и школьных каникул профсоюзными и комсомольскими организациями, учреждениями, партиями, колхозами. В 1989 П.л. обслужено около 15 млн. детей. Крупнейшие, с. «Артек» (всесоюзный), «Орленок» (РСФСР), «Молодая гвардия» (УССР), «Зубренок» (БССР) [БЭС: 147]. Наблюдается сходство словарных статей толкового и энциклопедического словарей по содержанию (воспитатель- но-оздоровительное учреждение) и структуре (текст объяснения, фактический комментарий). В то же время необходимо отметить, что словарная статья энциклопедии снабжена более подробным фактическим комментарием. Кроме того, энциклопедия предлагает страноведческую информацию. Ср. также со словарной статьей пионерский лагерь в НО, которая, кроме определения (Воспитательное и оздоровительное учреждение для отдыха школьников 7–15 лет во время летних и зимних каникул), предлагает текст изъяснения. Он содержит данные, принадлежащие лексическому фону заголовочной единицы, а именно следующую информацию: кому принадлежат пионерские лагеря (Многие крупные предприятия и учреждения нашей страны имеют свои пионерские лагеря); как распределяются и оплачиваются путевки (Путевки в пионерские лагеря распределяют по месту работы родителей. Большую часть стоимости путевки оплачивает профсоюзная организация); порядок их работы (Летние пионерлагеря работают в три смены. Смена продолжается 24–26 дней. В зимнем лагере ребята находятся 12 дней); где они строятся и их размеры (Пионерские лагеря строятся в живописной загородной местности (как правило, на берегу реки, моря или в лесу). В среднем по размеру лагере одновременно отдыхает около 500 детей. В самом большом пионерском лагере страны, в Артеке, одновременно может отдыхать до 5 000 пионеров); как производится выезд и возращение детей в пионерские лагеря; как строится работа с учетом возрастных особенностей и уровня знаний детей; структурная организация (пионерская дружина, пионерские отряды, октябрятские

179

группы); об избирательных органах самоуправления (совет дружины, советы отрядов, пионервожатые); о руководстве (начальник лагеря, старший пионервожатый, педагогический совет); о процедуре открытия и закрытия; распорядке дня (утренняя линейка, рапорт председателю дружины, общественно полезный труд, военно-спортивная игра «Зарница»); о символике (Особую атмосферу лагерной жизни создают пионерские костры. Костер устраивается вечером на большой поляне. У костра проходят встречи с участниками Великой Отечественной войны, писателями, космонавтами и т. д. [НО: 168–171]).

Ср. также представление словосочетания Красная гвардия в различных лексикографических источниках: вооруженные рабочие отряды, которые были организованны в 1917–1918 для борьбы с контрреволюцией и белогвардейщиной и являлись ядром Красной армии [ТСЯС: 112]; вооруженные отряды рабочих, основная ударная сила Октябрьской революции. Создавалась с марта 1917 под руководством большевиков на предприятиях фабзавкомами. Обучение и вооружение проводила Военная организация при ЦК РСДРП(б). Руководящие органы, с. городские, районные штабы (в Петрограде – Центральная комендатура и главный штаб, руководитель К. К. Юренев). В октябре – ноябре 1917 около 200 т. ч. (в Петрограде свыше 30, в Москве до 30 т. ч.). В марте влилась в Красную Армию [БЭС: 645]. В данном случае также следует отметить более подробный фактический комментарий и наличие страноведческой информации в тексте словарной статьи энциклопедии.

Словарная статья бостоновый костюм в ЭБ после толкования (модная и одновременно одобряемая властью вещь 30 – начала 40-х гг.) содержит информацию энциклопедического характера (Бостон – это высококачественная чистошерстяная гладкокрашеная ткань) и культурологический комментарий (В начале 30-х гг. суждения идеологических органов о капризах моды стали более лояльными, чем в период НЭПа. Стремление хорошо одеваться даже поощрялось. Газета «Комсомольская правда», в середине 20-х гг. громившая модников и модниц, в 1933 г. открыла рубрику «Мы хотим хорошо одеваться!». В ряду вещей, которые хотели бы приобрести многие обыкновенные советские люди, был и мужской костюм, обязательно пошитый из бостона). В данном словаре отражена также и динамика восприятия этой реалии (Эти знаки довоенного сталинского «благополучия» утратили свою привлекательность во второй половине 40-х гг. [ЭБ: 134–135]).

См. представление реалии красный уголок в ЭБ, в которой, кроме подробного культурологического комментария (Уже в первые годы существования советской власти под влиянием антирелигиозной пропаганды в домашнем быту горожан были зафиксированы факты замены икон, стоявших в «красных углах», на портреты лидеров большевистской партии. Чаще всего это делали комсомольцы, пытавшиеся объединяться в комму-

180

ны. После смерти в январе 1924 г. В. Ленина в ходе кампании по демонстративному избавлению от икон в привычные «красные углы» вместо изображения святых стали вешать портрет «вождя мирового пролетариата». И это явление было массовым. Если в начале 1924 г. на традиционном месте образов фотография В. Ленина висела в доме каждого четвертого московского рабочего, то в начале 1925 г. – в двух из каждых трех пролетарских семей. Места, где располагались изображения большевистского лидера, стали называть не «красными», а «ленинскими уголками». Такие же «уголки» стали появляться и в учреждениях. Их стилистика весьма напоминала иконостасы), описана динамика восприятия этого словосочетания (К середине 30-х гг. самое название «красный» или «ленинский уголок» не употреблялось для обозначения конкретного до- машнего пространства, где развешивались изображения крупных деятелей партии и государства. Однако привычка украшать жилище их портретами оказалась довольно стойкой. Типичный дом советского рабочего, по описаниям этнографов тех лет, обязательно содержал «портреты любимых вождей – Ленина, Сталина, Ворошилова, Кагановича». Полностью от манеры иметь в частном пространстве изображения политических лидеров советские люди отказались в конце 50-х гг. [ЭБ: 209–210]).

В РГЭС реалия красный уголок представлена следующим образом:

советский аналог красного угла русской избы, специально выделенное место в пространстве производственного типа, предназначавшееся для идейно-воспитательного воздействия как средство коммунистического воспитания [РГЭС: 275]. Ср. предложенные статьи РГЭС и ЭБ со структурой словарной статьи толкового словаря, в которой отсутствует культурологический комментарий к толкованию значения сочетания красный уголок: помещение в учреждении, общежитии и т. п., отведенный для культурно просветительской работы [МАС: 833].

Представление реалии красный угол в РГЭС содержит после сведений энциклопедического характера (Наиболее значимая часть русского традиционного жилища. Диагональ печь – красный угол определял структуру пространства. Одним концом (красным углом) она указывала на восток, другим (печной угол) – на запад) подробный культурологический комментарий (Когда человек входил в дом, он, прежде всего, крестился на иконы в красном углу и только после этого здоровался. Поведение в красном углу должно было соответствовать поведению в храме. Место за столом в красном углу (под образами) считалось наиболее почетным (его занимал хозяин, священник или почетный гость, а во время свадьбы - новобрачные) … В календарных обрядах в красном углу помещали соответствующие обрядовые символы – первый сноп (именинник) и последний (поминальник) по окончании жатвы, горшок с кашей на святки и т.д. Красный угол – основное место совершения всех семейных обрядов – родин, свадеб, похорон и т.д. [РГЭС: 275]).

181

Культурологические словари, проанализированные в настоящем исследовании (Россия, РД, DR), исходя из целей и задач культуроведческой направленности, содержат информацию о том, как та или иная лексическая единица представлена в языковом сознании носителей языка. Для словарей данного типа характерна фиксация фоновых страноведческих знаний, а не толкование значения словосочетаний или представление энциклопедических сведений.

Культурологический комментарий, который отличается от фактического наличием информации, имеющей отношение к носителю языка: функции предмета не в природе, а по отношению к человеку, использование человеком, применение в человеческой практике и т.д., т.е. роль предмета в культурной жизни [Иванищева 2005: 118–119], является обязательной частью любой словарной статьи культурологического словаря.

См. статью антиалкогольная кампания: совокупность начатых в

СССР в мае 1985 г. государственных и общественных мероприятий против пьянства и алкоголизма [СП: 14]. Ср. также статьи культурологического словаря РД и толкового словаря ТСЯС Дом колхозника: недорогая гостиница для колхозников [РД: 44]; учреждение, организуемое обычно в городе для приезжающих колхозников [ТСЯС: 127], отличающиеся наличием страноведческой информации.

Ср. словарные статьи культурологического словаря РД и энциклопедического словаря РГЭС, предлагающих соответственно страноведческую информацию (культурологический комментарий) и энциклопедические сведения: Бабье лето – первые дни сентября – пора окончания полевых работ в России – бабий праздник. Приметные дни [РД: 14]; периоды возврата летнего тепла в течение ранней осени. Продолжительность и число различны в разных местах и в разные годы [РГЭС: 142].

Однако языковые единицы в ряде случаев представлены в культурологических словарях без культурологического комментария, напр. следующие словосочетания: Дом культуры – клуб, место, где проводится культурно-просветительская работа среди населения [РД: 44]; сельский совет – выборный орган советской власти в селе и здание, в котором находится сельский совет [РД: 145]); приусадебный участок – земельный участок, находящийся в собственности сельского жителя [РД: 128]; авторская песня – песня самодеятельного автора, исполняемая им самим [DR: 25]48; афганская война – военные действия СССР против Афганистана в 1977-1979 [DR: 16]49; августовский путч: неудачная попытка восстановить коммунистическую власть в России [DR: 25]50; Табачный бунт / забастовка – стихийное массовое выступление населения в знак протеста против отсутствия или нехватки табака [СП: 212].

48Songs composed and performed by non-professional authors.

49Soviet military actions against Afghanistan.

50Abortive attempt to restore communist rule in Russia.

182

Словарные статьи, представленные в НСН, не содержат сведений энциклопедического типа, характерных для лексикографических изданий данного вида, а представляют собой подробное описание фоновых страноведческих знаний носителя русского языка. См., напр., фрагмент статьи, описывающий реалию культ личности: Это был главный эвфемизм советского новояза. Вершина Советского новоязовского лицемерия. Ведь на самом деле словосочетание это подразумевало отнюдь не обожествление вождя всех времен и народов, не миллионы портретов, бюстов, монументов и прижизненных памятников, не бесконечный «поток приветствий» в связи с семидесятилетием, который, не прерываясь, печатался в газетах на протяжении трех лет и был прерван только смертью великого юбиляра. Словами «культ личности» полагалось обозначать всю смрадную, кровавую сталинскую эпоху, со всеми ее концлагерями, расстрелами, пыточными застенками, со всеми, как это тогда называлось, массовыми репрессиями (еще один эвфемизм), то есть с превращениями в лагерную пыль миллионов ни в чем не повинных людей… После хрущевских разоблачений имя Сталина тянуло за собой всю эту жуткую цепь мгновенно возникающих ассоциаций. А унылое безликое «культ личности» переводило все это в совсем иной абстрактный, как бы даже научный план, снимая боль и ужас живого человеческого сопереживания [НСН: 270]. В других лексикографических источниках, напр., Россия, зафиксированы фоновые знания носителя русского языка, «стоящие» за словосочетанием культ личности, а не сведения энциклопедического характера: в истории СССР это превозношение И. Сталина в то время, когда он был жив, преувеличение его личных качеств и заслуг51 [Россия, с. 60]. Ср. также с фрагментом словарной статьи культ в БТС и представление этого словосочетания только в иллюстративной зоне: поклонение кому-, чему-либо; почитание кого-, чеголибо. Культ личности [БТС: 470]. Такое представление не раскрывает полностью значения данного словосочетания.

В результате сопоставления контекстов употребления культурноконнотированных словосочетаний с данными словарей было отмечено, что лексикографические источники фиксируют символическое значение непоследовательно. В ряде случаев символическое значение словосочетаний представлено в словарях: Красное знамя (В советск. время: государственный флаг Советского Союза и символ революционных коммунистических идей [ТССРЯ: 287]), Лубянская площадь (площадь Дзержинского в Москве, на которой находилось здание органов госбезопасности (НКВД, КГБ), ставшая символом репрессий и политических преследований [ТССРЯ: 425]). Так, напр., МАС отражает символическое значение словосочетания

пионерский / красный галстук – обязательный атрибут принадлежности

183

к пионерской организации. См. словарную статью: красная шейная косынка, завязываемая спереди узлом, обязательная часть костюма пионера

[МАС: 299]. Символическое значение словосочетания красная гвоздика не получило фиксацию ни в МАС, ни и в БТС, ТСРЯ: гвоздика – дикорастущее и садовое растение с цветками красной, белой окраски [МАС: 302; БТС: 196; ТСРЯ: 127]. Ср. со словарной статьей в ТСЯС, в которой вместо толкования представлен культурологический комментарий, т.е. объясняется, чтó подразумевается при употреблении в речи словосочетания красная гвоздика у носителей русского языка в советскую эпоху: /революционный символ/ название студенческих отрядов, перечислявших все деньги в Фонд мира [ТСЯС: 113].

Представление словосочетания красная косынка в ЭБ отражает символичность этого предмета гардероба: модный атрибут женской одежды эпохи гражданской войны, маркировавший сопричастность к революционной деятельности … сначала эту деталь одежды можно было увидеть на молодых работницах и рабфаковках. В конце 20-х гг. к революционной стилистике во внешнем виде стала тянуться часть интеллигенции [ЭБ: 206-207]. Ср. с представлением в ТСЯС: головной убор комсомолки (в первые годы советской власти) [ТСЯС: 284].

Словарные статьи береза в БАС-2, МАС, БТС, ТСРЯ фиксирует компонент «поэтический символ России» в лексическом значении словосочетания белая береза: лиственное дерево с белой корой [МАС: 80]; лиственное дерево с белой (реже темной) корой и с сердцевидными листьями [ТСРЯ: 43]; обычно в поэтической речи [БАС-2: 549]; один из символов России, русской природы [БТС: 72].

В статье БТС, описывающей реалию крейсер «Аврора», кроме энциклопедической и лингвокультурологической информации, указано также и символическое значение реалии: имя «Аврора» получил в 1903 г. крейсер Балтийского флота, холостой орудийный выстрел которого 25 октября (7 ноября) 1917 г. стал сигналом к штурму Зимнего дворца в Петрографе

– резиденции Временного правительства Российской республики. (Символ Октябрьской революции и Советской власти. Сохраняется как историческая реликвия [БТС: 25]). Ср. со статьей в DR: прославленный крейсер революции, который сделал холостой выстрел, послуживший сигналом к началу Октябрьской революции, символ этой революции52

[DR: 26].

Словосочетания русская печь представлено в ТСРЯ следующим образом: большая квадратная кирпичная печь с широким полукруглым жерлом и верхней лежанкой [ТСРЯ: 516]. Ср. с фрагментом статьи МБ: Печь тесно связана с символикой и практикой родов. Вплоть до середины ХХ в. в сельской местности распространен старославянский обычай рожать в

184

печи, особенно в тех районах, где не строили отдельно стоящих бань

[МБ: 30]. За пределами лексикографического описания остается значение

обязательная, самая главная часть русской избы, символ русской деревни.

Лексикографические проблемы, связанные с представлением значения словосочетания в словарной статье, не ограничиваются их отбором и описанием. Учитывая структурную специфику анализируемых единиц и тот факт, что леммой статьи толкового словаря может выступать только слово, необходимо описать способы лексикографического представления словосочетаний с культурным компонентом значения.

Так, в толковых словарях БАС, БАС-2, МАС, МАС, ТСУ, СТСРЯ, БТС, ТСРЯ, ТСЯС, ТССРЯ анализируемые нами языковые единицы представлены следующими способами:

1)Словосочетания приводятся в словарной статье наряду со свободными словосочетаниями как примеры и служат иллюстрацией, сопровождающей толкование одного из значений; доказывают правильность толкования и стилистическую квалификацию слова. К прилагательному застойный после грамматической характеристики и отсылки к мотивирующему слову предлагаются следующие сочетания: З. воздух в зале, З. речка,

З.период, З. годы (здесь и далее выделение шрифтом мое. – О.А.) [БТС: 347]; оттепель …2. о смягчении режима политического правления. Хрущевская о. [СТСРЯ: 484]; пионерский…П. галстук [МАС: 124].

2)Словосочетания приводятся в качестве примеров, сопровождающих семантизацию слова, и получают дополнительное толкование в скобках, напр.: галстук…Пионерский г. (в СССР, с. обязательная принадлежность пионерской формы) [СТСРЯ: 121]; застой… Эпоха застоя (обычно о периоде правления Л.И. Брежнева) [СТСРЯ: 217].

3)Словосочетания представлены как устойчивые словосочетания номинативного характера наряду с фразеологическими оборотами под знаками ◊ [БТС, СТСРЯ, МАС] или ~ [БАС, БАС-2]. Толкование производится в тех случаях, когда значение словосочетания расходится со значением леммы, при которой словосочетания помещены в словарную статью. Напр.:

белый (в первые гг. советск. власти, с. действующий или направленный против Советской власти)…Белая гвардия. Воинские формирования, боровшиеся против советской власти в период гражданской войны и военной интервенции 1918-1922 гг. [БАС: 533].

Отсутствие единого способа представления анализируемых словосочетаний в толковых словарях, связано, на наш взгляд, с неоднозначным пониманием природы языковых единиц этого типа, поэтому культурноконнотированные словосочетания фиксируются в словарных статьях как наряду со свободными словосочетаниями, так и во фразеологической зоне статьи.

Важна также и проблема размещения словосочетаний в словаре. Как известно, в практике мировой лексикографии применяются разные крите-

185

рии (синтаксический, семантический, порядковый, частотный) выбора опорного слова [Берков 2004: 71–72].

Анализируемые единицы представлены в толковых словарях при первом (по порядку) или при устойчивом (при наличии вариативных или факультативных компонентов) компоненте: белый…Белый дом б) Здание правительства России (бывшего Верховного Совета СССР) [БАС: 531]. Толкуемые словосочетания соотносятся путем отсылок, напр.: армия… Красная Армия см. красный; красный…Красная Армия (толкование, цитаты) [БТС: 46]. В МАС объяснение словосочетаний дается под словом, которое является наиболее значимым (семантический критерий) белый…Белая Армия, Белый террор [МАС: 178].

Литература

1.Берков В.П. Двуязычная лексикография: учебник. 2-е изд. М., 2004.

2.Верещагин Е.М.; Костомаров В.Г., Лингвострановедческая теория слова. М., 1980.

3.Иванищева О.Н. Лексикографирование культуры в двуязычном словаре: Дис. … докт. филол. наук. СПб., 2005.

4.Козырев В.А., Черняк В.А. Русская лексикография. М., 2004.

5.Щерба Л.В. Опыт общей теории лексикографии // Языковая система и речевая деятельность. М., 1974.

Сокращения словарей

БАС – Словарь современного русского литературного языка: в 17 т. / под ред. Ф.П. Филина; АН. – М.- Л, 1948–1965.

БАС-2 – Большой академический словарь русского языка / гл. ред. К.С. Горбачевич. М., СПб.: , 2005.

БТС – Большой толковый словарь русского языка / гл. ред. С.А. Кузнецов. СПб., 2004.

БЭС – Большой энциклопедический словарь / гл. ред. А.М. Прохоров. 2-е изд. М.; СПб. оринт, 2000.

МБ – Баранов Д.А., Баранова О.Г., Зимина Т. А.. Мужики и бабы. Мужское и женское в русской традиционной культуре. Иллюстрированная энциклопедия. СПб., 2005.

НО – Денисова М.А. Лингвострановедческий словарь. Народное образование в СССР / Под ред. Е.М. Верещагина, В.Г. Костомарова. М., 1978.

НСН – Сарнов Б. Наш советский новояз. Маленькая энциклопедия реального социализма. М., 2005.

РГЭС – Российский гуманитарный энциклопедический словарь. В 3 т. М., 2002.

РД – Андреева И.В., Баско Н.В. Русская деревня – XX век. Культурологический словарь. М., 2003.

186

Россия – Бурак А.Л., Тюленев С.В., Вихрова Е.Н. Россия. Русско-ан- глийский культурологический словарь / Под общ. рук. С.Г. Тер-Минасо- вой. М., 2002.

РЭС – Российский энциклопедический словарь: в 2 кн. / Гл. ред. А.М. Прохоров, редкол.: В.И. Бородулин, А.П. Горкин (Зам. гл. ред.), В.М. Карев [и др.]. М., 2001.

СНСРЯ – Словарь новых слов русского языка (середина 50-х – середина 80-х годов) / под ред. Н.З. Котеловой. СПб., 1995.

СП – Максимов В.П. Словарь перестройки. СПб., 1992.

ТСРЯ – Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка: 80 000 слов и фразеологических выражений. 4-е изд., доп. М., 1997.

ТССРЯ – Толковый словарь русского языка конца ХХ в. Языковые изменения / под ред. Г.Н. Скляревской. СПб., 2002.

ТСУ – Толковый словарь русского языка. В 3 т. / Под ред. Б.М. Волина и проф. Д.П. Ушакова. М., 1938.

ТСЯС – Мокиенко В.М., Никитина Т.Г. Толковый словарь языка.СПб., 1998.

СТСРЯ – Современный толковый словарь русского языка / Под ред. С.А. Кузнецова. СПб.:, 2001.

ЭБ – Лебина Н.Б. Энциклопедия банальностей: Советская повседневность: Контуры, символы, знаки. СПб., 2006.

DR – Кабакчи В.В. The Dictionary of Russia (2500 cultural terms). Ан- гло-английский словарь русской культурной терминологии. СПб., 2002.

Webster – Webster Encyclopedia [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.merriam-webster.com

187

Т.А. Рычкова

ТЕКСТ КАК СПОСОБ АКТУАЛИЗАЦИИ КУЛЬТУРНОЙ КОННОТАЦИИ СЛОВОСОЧЕТАНИЙ, НАЗЫВАЮЩИХ РИТУАЛЬНЫЕ ДЕЙСТВИЯ

Значение словосочетаний, называющих ритуальные действия, состоит из множества изменчивых представлений, складывающихся в процессе историко-культурной эволюции. Эти представления не полностью фиксируются в словаре по объективным причинам, но актуализируются в тексте, так как «текст порождается в определенном культурном пространстве и … не может не отражать его основные черты» [Иванова 2002: 49], и транслируются с помощью «специфических сигналов», которые «автоматически вызывают у читателя, воспитанного в традициях данной культуры, не только непосредственные ассоциации, но и большое количество косвенных» [Маслова 2001: 87].

Сущность текста и его ключевые категории определяются в зависимости от подхода к изучению данного явления: структурного, коммуникативного или лингвокультурологического. При структурном подходе основное внимание уделяется грамматике и стилистике текста, при коммуникативном учитываются характеристики коммуникантов и обстоятельства общения. Лингвокультурологический подход направлен на освещение особенностей менталитета народа, обусловленных его историей и отраженных в языке, прецедентных текстах (Ю.Н. Караулов), концептосфере (Д.С. Лихачев), культурных концептах (Ю.С. Степанов) [Карасик 1998:

185–197].

В соответствии с общей направленностью диссертации представляется необходимым обратиться к лингвокультурологическому подходу и рассмотреть особенности актуализации культурной коннотации в тексте.

Отмечается, что маркированными культурной коннотацией могут быть как внешняя (структурная), так и содержательная сторона текста.

Так, существуют расхождения в структуре письменных текстов в разных языках. Напр., в англоязычных письменных текстах исходный тезис должен находиться в начале изложения, в русскоязычных тезис предваряется вводными замечаниями [Иванова 2003: 142].

Но наиболее часто культурная коннотация выявляется при обращении к содержательной стороне текста и значению составляющих его единиц.

О.Н. Иванищева выделяет четыре типа текстов, взаимодействующих с культурно-коннотированной языковой единицей: 1) нейтрализующий текст, использующий культурно-коннотированную единицу только в соответствии с ее словарным значением, без учета культурного потенциала; 2) представляющий текст, подающий культурно-коннотированную едини-

188

цу как символ национальной культуры; 3) стимулирующий текст, указывающий на наличие культурной коннотации у языковой единицы без ее прямого обозначения и побуждающий тем самым читателя к актуализации имеющихся у него знаний; 4) констатирующий текст, не только фиксирующий, но и называющий те культурные представления, которые сопровождают языковую единицу на уровне коннотации и помогают адекватному восприятию подаваемой информации [Иванищева 2005: 161–189].

На наш взгляд, классификация О.Н. Иванищевой свидетельствует о наличии связи между типом текста и актуализацией культурной коннотации в тексте. Так, в нейтрализующем тексте культурная коннотация не отражается, в представляющем и стимулирующем тексте она представлена имплицитно (на ее присутствие указывают актуализаторы), в представляющем тексте культурная коннотация эксплицирована.

См. пример нейтрализующего текста, включающего словосочетание

выпить на посошок:

События, заслуживающие внимания, случились ближе к вечеру, приблизительно часов в одиннадцать, в тот самый момент, когда немногочисленные родственники, выпив на посошок, стали активно расходиться по домам… (Милованов).

Данный текст отражает денотативное значение словосочетания выпить на посошок, соотносимое со словарным значением «Выпить на посошок – выпить, уходя из гостей, с пирушки» [СОШ: 569]. В данном примере нет актуализаторов, свидетельствующих о наличии культурной коннотации.

Примером представляющего текста является употребление словосочетания встретить хлебом-солью в следующем примере:

См. пример: Купеческая Москва кадетствовала, либеральничала, встречала хлебом-солью английских парламентариев, правда, изъясняясь с ними лишь жестами и мимикой, ибо только два человека среди «отцов города» владели английским языком (Лившиц).

В приведенном примере контекстуальное противопоставление Москвы, представляющей русскую культуру, и английских парламентариев, носителей иной культуры, указывает на наличие культурной коннотации, не включенной в словарную дефиницию («встречать хлебом-солью – старинный русский обычай–знак радостной, желанной встречи с гостем [БТС: 122]). В культурной коннотации, имплицитно представленной в тексте, отражена информация о том, что обычай встречать хлебом-солью является символом русской культуры и исполняется обычно для иностранцев.

Примером стимулирующего текста является следующий текстовый фрагмент:

См. пример: Я заметила, что дверь к заву плотно закрыта. Значит, заперлись и выпивают, в честь старого Нового года. Есть у нас такая традиция – отмечать все советские и церковные праздники (Токарева).

189

В приведенном тексте актуализаторы «есть у нас такая традиция», «советские и церковные» указывают на наличие культурной коннотации, не раскрытой в примере. Культурная коннотация отражает информацию о культурно-исторических условиях, определивших появление обычая отмечать все праздники. В определенный период в России церковные праздники были под запретом, вместо них создавались новые – советские. Отмечание всех праздников вместе является абсурдным, так как советские праздники создавались атеистическим правительством, а церковные – религиозным институтом. Данный обычай отражает особенности менталитета русского народа, соглашающегося с нововведениями каждой новой власти, но не принимающего их близко к сердцу и уму (ср. с пословицей «до бога высоко, до царя далеко»). Данный текст является стимулирующим, т.е. указывает на наличие культурной коннотации у языковой единицы («есть такая традиция»), но не раскрывает ее. Для правильного восприятия информации читателю необходимо изначально обладать дополнительными культурно-историческими знаниями, так как они не представлены ни в тексте, ни в словаре (что может создать трудности, напр., для представителя иной лингвокультуры).

См. пример констатирующего текста, называющего культурные представления, сопровождающие языковую единицу на уровне коннотации:

Заневестилась Марья Гавриловна, семнадцатый годок ей пошел, стал Гаврила Маркелыч про женихов думать гадать. В старинных русских городах до сих пор хранится обычай «невест смотреть». Для того взрослых девиц одевают в лучшие платья и отправляются с ними в известный день на условное место. Молодые люди приходят на выставку девушек, высматривают суженую. В новом Петербурге такие смотрины бывают на гулянье в Летнем саду, в старых городах – на крестных ходах. Так и в Казани водится (Мельников-Печерский).

В констатирующем тексте культурная коннотация языковой единицы эксплицируется. В приведенном примере раскрывается содержание обычая и особенности его исполнения, отраженные в культурной коннотации: «взрослых девиц одевают в лучшие платья и отправляются с ними в известный день на условное место», «молодые люди приходят… высматривают суженую», – что обеспечивает адекватное восприятие текста читателем без обращения к дополнительным источникам информации.

Таким образом, актуализация культурной коннотации зависит от типа текста. В нейтрализующем тексте актуализации культурной коннотации не происходит, в представляющем и стимулирующем она представлена имплицитно, в констатирующем культурная коннотация раскрывается и обеспечивает адекватное восприятие читателем информации независимо от уровня его культурной компетенции и без привлечения дополнительных источников лингвокультурологического характера.

190

Реализация культурной коннотации словосочетаний, называющих ритуальные действия, определяет функции, которые они выполняют в тексте.

Как показывает исследование, словосочетания могут выполнять в тексте номинативно-информативную, характеризующую, текстообразующую и эмоционально-экспрессивную функции.

Основной функцией исследуемых словосочетаний, как и любых других языковых единиц, является номинативно-информативная функция.

Любое образование языка, в том числе и поликомпонентное, характеризуется номинативной функцией, так как «в языке все так или иначе служит для обозначения кусочков действительности» [Дементьева 2002: 15]. Под номинативной функцией языковых единиц в настоящей работе понимается их свойство вычленять и называть элементы внешнего и внутреннего мира человека, используя тот или иной из существующих в языке способов семантической структурации внеязыкового ряда [Телия 1988: 250]. Эта функция перекрывает собой все прочие функции языковых единиц и всегда сопутствует им.

Номинация ритуальных действий подразумевает и сообщение определенной информации о способе его исполнения.

См. пример: Тимофей и хозяин ели в охотку, а третий их сотрапезник, Чифир, вздыхал да ерзал, потом сказал нерешительно: – Надо бы налить за знакомство. Все же новый человек. По русскому обычаю обязательно надо. – По русскому обычаю? – переспросил хозяин. – Да, да, – подтвердил Чифир.- Это у нас ведется. – Раз так, нальем по рюмке, – согласился хозяин и тут же принес водки, разлив ее в малые стаканчики (Екимов).

Вприведенном примере словосочетание налить за знакомство номинирует ритуальное действие и одновременно представляет информацию

оспособах его исполнения (при знакомстве с новым человеком «наливают»).

Всвязи с этим основная функция исследуемых словосочетаний обозначается как номинативно-информативная, так как любая номина-

ция не только обозначает ситуацию, но и сообщает о ней некую информацию.

В рамках лингвокультурологического исследования проблема языкового отражения человеком своего внутреннего мира и окружающей его действительности представляется особенно важной. В связи с этим кроме номинативно-информативной можно выделить характеризующую функцию словосочетаний, называющих ритуальные действия, способных точно и емко охарактеризовать представления автора о самом себе, герое своего произведения, исторической эпохе, в которую возникло и существовало то или иное ритуальное действие.

191

Напр., выбор словосочетания для обозначения соответствующего ритуального действия помогает автору идентифицировать героя с точки зрения его социального статуса, положения в обществе, мировоззренческих взглядов.

См. пример: «А вот завтра у нас Яблошный Спас... про него умеешь? Та-ак. А яблоки почему кропят? Вот и не так знаешь. Они тебя вспросют, а ты и не скажешь. А сколько у нас Спасов? Вот и опять не так умеешь. Они тебя учнуть вспрашивать, а ты... Как так у тебя не сказано? А ты хорошенько погляди, должно быть». – «Да нету же ничего... – говорю я, совсем расстроенный, – написано только, что святят яблоки!» (Шме-лев 2).

В приведенном примере приводятся два варианта названия праздника «Яблочный Спас»: кропить яблоки и святить яблоки. Первый вариант является стилистически окрашенным (в ТСУ значение лексемы кропить дается с пометкой церк.), что идентифицирует героя как верующего человека, использующего исключительно церковный вариант названия ритуального действия кропить яблоки в отличие от стилистически нейтрального святить яблоки, а диалектизмы (вспросют, учнут и др.) указывают на его крестьянское происхождение.

Разновидностью характеризующей функции является функция национальной самоидентификации.

См. пример: Не забыл ли господин Мур русский обычай обмывать покупку? С большим удовольствием, Гарри Мур будет рад (Боссарт).

Словосочетание обмывать покупку приводится в МАС в статье с заглавным словом «Обмывать» без упоминания о наличии у него культурной коннотации: «Обмывать – 1) вымыть со всех сторон, кругом (обмыть рану); 2) выстирать все необходимое для кого-либо, для многих; обстирать; 3) отметить выпивкой какое-либо событие (обмыть покупку)»

[МАС:

т. II, 548]. Но в приведенном примере культурная коннотация эксплицируется с помощью словосочетания «русский обычай» очевидно противопоставленному имени собственному иноязычного происхождения «Мур».

Кроме номинативно-информативной и характеризующей функций исследуемые словосочетания выполняют в тексте текстообразующую функцию. Напр., отмечается, что «описание ритуалов принятия пищи (обыденных, праздничных застолий, дружеских посиделок, официальных приемов), на фоне которых разворачивается повествование, – важный композиционный элемент художественного текста, позволяющий высветить разнообразные аспекты человеческих взаимоотношений (социальные и этические): тайные желания, внутренние противоречия, назревающие конфликты, впоследствии получающие драматическую развязку» [Кирсанова 2009: 127].

192

Примером такого конфликта может служить описание сцены очереди в нижеприведенном примере:

См. пример: Минтай предназначался для собак, их имелось две. Миттель-шнауцер Микки, сопровождающий нас и здесь, в Америке, и южно-русская овчарка Лакки, размером с телка, чья гарантированная породой лютость при моём попустительстве обернулась безответной кротостью нрава. Микки, от горшка два вершка, Лакки обижал, еду отнимал, хотя мог бы целиком уместиться в Лаккиной пасти, вместе со всей своей наглостью. Разбирательства собачьих взаимоотношений стали лейтмотивом в наших семейных разговорах. И как-то, стоя в очереди за минтаем–ну а как же, что ж тогда добывалось без очередей! – муж и я, верно, забывшись, клички наших любимцев произносили излишне громко, внятно. Старушка, стоящая впереди, вдруг обернулась и вперилась ненавистно как во врагов народа: так вы это покупаете для собак?! Шу-шу, к позорному их столбу, как бикфордов шнур, вспыхнуло в очереди. Еле ноги унесли (Кожевникова).

Выражение стоять в очереди в период существования СССР обладало особой культурной коннотацией, заключающейся в представлении о правилах поведения в очереди в то время.

В словарях приводится следующее значение лексемы «очередь»: «порядок в следовании кого-чего-нибудь, чье-нибудь место в таком порядке», а также «люди, расположившиеся один за другим для получения или совершения чего-нибудь в последовательном порядке» [СОШ: 495]. Данные дефиниции универсальны и не отражают культурно-коннотированных признаков лексемы очередь, отличающих ее значение от значения эквивалентов слова очередь в других лингвокультурах. Но помимо основного значения, в каждой этнокультуре имеется свое представление о внешнем виде и порядке ритуальных действий, совершаемых в очереди. Напр., англичанин намного острее, чем представители других наций, воспринимает попытку пройти вне очереди, считая ее глубоким оскорблением, но при этом никогда не остановит нарушителя и позволит последнему добиться своего [Фокс 2008].

С помощью актуализаторов («что ж тогда добывалось без очередей») в значении словосочетания стоять в очереди эксплицируется характерная для советского периода культурная коннотация, согласно которой в очередях необходимо было «добывать» все, даже самые обычные дешевые товары вроде минтая. Количество продукта было ограничено, что провоцировало необходимость контроля порядка его реализации самой очередью, обычно с помощью известных выражений «больше двух в одни руки не давать» или, как в данном примере, путем отстранения от раздачи не так остро нуждающихся в товаре, по мнению очереди, покупателей. Таким образом, культурная коннотация, входящая в значение словосочетания сто-

193

ять в очереди, явилась важным фактором в появлении конфликта между участниками очереди в приведенном примере.

Культурная коннотация помогает создать определенное настроение, атмосферу повествования, способствуя выполнению эмоционально-экс- прессивной функции словосочетания. Культурно-коннотированная единица актуализирует определенную культурную информацию, заложенную в сознании читателя, и заставляет его испытывать соответствующие эмоции.

См. пример: Трудно вместе четыре года учиться, ездить на картошку и в стройотряды, сдавать сессии и пьянствовать, а потом начать друг друга гнобить (Варламов).

С помощью контекстуального противопоставления «вместе … ездить на картошку, а потом ... гнобить» у читателя формируется положительное отношение к обозначаемому ритуальному действию «ездить на картошку» (как к антониму лексемы «гнобить»), вызывающему ассоциации с дружбой, взаимопомощью, искренним отношением друг к другу.

Словари определяют значение указанного словосочетания как работу по уборке картофеля и других овощей, производимую городскими жителями в порядке помощи колхозам и совхозам [БТС: 420], уборку картофеля, обычно о горожанах [СОЩ: 268], уборку картофеля (об обязательных выездах студентов в начале года) [ТСЯС: 241], но не включают информацию, помогающую понять, что в данной ситуации могло объединить героев. Но средний носитель языка обладает информацией о том, что поездка на картошку совершалась преимущественно на первых курсах института/университета и представляла во многих случаях первое самостоятельное путешествие недавних школьников, что придавало поездке на картошку определенный романтический настрой. В период совершения данных работ студенты жили часто в одном общем помещении (сарае или сельском клубе), что также являлось объединяющим фактором. Таким образом, выражение ездить на картошку в данном тексте выполняет эмоци- онально-экспрессивную функцию, с помощью контекста вызывая у читателя ассоциации с дружбой, молодостью и романтикой первого путешествия.

Реализация культурной коннотации словосочетаний, называющих ритуальные действия, в тексте обуславливает их функциональные характеристики, способствующие созданию образа героя, эпохи, завязке конфликта в художественных произведениях, создающие определенную атмосферу, эмоциональный настрой у читателя.

Литература

1.Дементьева М.Ю. Номинативно-когнитивный аспект семантики фразеологизма и слова: на материале тематической группы «Финансовое положение человека» в современном английском языке: Дис. ... канд. филол. наук. М., 2002.

194

2.Иванищева О.Н. Лексикографирование культуры в двуязычном словаре: Дис. ... докт. филол. наук. СПб., 2005.

3.Иванова С.В. Культурологический аспект языковых единиц. Уфа, 2002.

4.Иванова С.В. Лингвокультурологический аспект исследования языковых единиц [Текст]: Дис. … докт. филол. наук. Уфа, 2003.

5.Карасик В.И. О категориях дискурса // Языковая личность: социолингвистические и эмотивные аспекты: Сб. науч. трудов. Волгоград, 1998.

6.Кирсанова Е.М. Прагматика единиц семантического поля «Пища»: системный и функциональный аспекты: на материале русского и английского языков: Дис. ... канд. филол. наук. М., 2009.

7.Маслова В.А. Лингвокультурология: учеб. пособ. для студ. высш. учеб. завед. М., 2001.

8.Телия В.Н. Метафоризация и ее роль в создании русской языковой картины мира // Роль человеческого фактора в языке. Язык и картина мира. М., 1988.

9.Фокс К. Наблюдая за англичанами. Скрытые правила поведения [Электронный ресурс] М., 2008. Режим доступа: http://ilikebooks.ru/20837- foks-kejt-nablyudaya-za-anglichanami-skrytye.html

Сокращения

1. Словари

БТС – Современный толковый словарь русского языка / Гл. ред. С.А. Кузнецов. СПб., 2002.

МАС – Словарь русского языка. В 4 т. / Под ред. А.П. Евгеньевой. 2-е изд., испр. и доп. М., 1981–1984.

СОШ – Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка: 80 000 слов и фразеологических выражений. 4-е изд., доп. М., 1997.

ТСУ – Толковый словарь русского языка. В 3 т. / Под ред. Б.М. Волина и проф. Д.П. Ушакова. М., 1938.

ТСЯС – Мокиенко В.М., Никитина Т.Г. Толковый словарь языка Совдепии. СПб., 1998.

2. Художественные произведения

Боссарт – Боссарт А. Повести Зайцева // Дружба народов. 1998. № 8. Варламов – Варламов А. Присяга // Новый мир. 2002. № 8.

Екимов – Екимов Б. Пастушья звезда. М., 1989.

Кожевникова – Кожевникова Н. Ну кто ж не хотел открыть собственное дело?! Бостон, 2003.

Мельников-Печерский – Мельников-Печерский П.И. В лесах. М.,

1976.

Милованов – Милованов М. Кафе «Зоопарк». М., 2000. Токарева – Токарева В.С. Звезда в тумане. М., 2011. Шмелев – Шмелев И.С. Лето Господне. Париж, 1948.

195

Об авторах

Афанасьева Олеся Васильевна, кандидат филологических наук, старший преподаватель кафедры морского права и специальной языковой подготовки ФГБОУ ВПО «Мурманский государственный технический университет». Кандидатская диссертация «Культурно-коннотированные словосочетания в современном русском языке» защищена в 2012 г. Научный руководитель – доктор филологических наук, профессор О.Н. Иванищева.

Ашхарава Ася Темуровна, кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка Гуманитарного института Северодвинского филиала Северного (Арктического) федерального университета имени М. В. Ломоносова (Северодвинск). Кандидатская диссертация «Концепт ‘Дитя’ в русской языковой картине мира» защищена в 2002 г. Научный руководитель – доктор филологических наук, профессор А.А. Камалова.

Дудина Елена Петровна, кандидат филологических наук, исполнительный директор НОУ СПО "Северодвинский колледж управления и информационных технологий". (Северодвинск). Кандидатская диссертация «Семантика и функции лексико-грамматических единиц в рекламе» защищена в 2006 г. Научный руководитель – доктор филологических наук, профессор А.А. Камалова.

Камалова Алла Алексеевна, доктор филологических наук; профессор, кафедра языкознания Института восточнославянской филологии Вар- минско-Мазурского университета в Ольштыне (Польша).

Павлова Елена Владимировна, кандидат филологических наук, доцент кафедры общегуманитарных и естественнонаучных дисциплин, проректор по учебной работе Института непрерывного образования (Москва). Кандидатская диссертация «“Пятиречие” О. Э. Озаровской как предмет этнолингвистического описания» защищена в 2006 г. Научный руководитель – доктор филологических наук, профессор А.А. Камалова.

Попов Роман Васильевич, кандидат филологических наук, доцент; кафедра русского языка Гуманитарного института Северодвинского филиала Северного (Арктического) федерального университета имени М. В. Ломоносова (Северодвинск). Кандидатская диссертация «Русская спортивная терминология (на материале баскетбольной терминосистемы)» защищена в 2003 г. Научный руководитель – доктор филологических наук, профессор А.А. Камалова.

196

Рычкова Татьяна Александровна, кандидат филологических наук. Кандидатская диссертация «Словосочетания, называющие ритуальные действия, в современном русском языке» защищена в 2011 г. Научный руководитель – доктор филологических наук, профессор О.Н. Иванищева.

Садохова Марина Владимировна, кандидат филологических наук, старший преподаватель кафедры культурологии и межкультурных коммуникаций, теории языка и журналистики ФГБОУ ВПО «Мурманский государственный гуманитарный университет». Кандидатская диссертация «Номенклатурные названия в современном русском языке» защищена в 2011 г. Научный руководитель – доктор филологических наук, профессор О.Н. Иванищева.

Савелова Любовь Анатольевна, доктор филологических наук, профессор кафедры русского языка Гуманитарного института Северодвинского филиала Северного (Арктического) федерального университета имени М. В. Ломоносова (Северодвинск). Кандидатская диссертация «Наречие в севернорусских говорах (на материале двух частных диалектных систем)» защищена в 1999 г. Научный руководитель – доктор филологических наук, профессор А.А. Камалова, соруководитель – доктор филологических наук, профессор Т.П. Лённгрен. Докторская диссертация «Семантика и прагматика русского наречия» защищена в 2009 г.

Смирнова Светлана Анатольевна, кандидат филологических наук, доцент, кафедра русского языка Гуманитарного института Северодвинского филиала Северного (Арктического) федерального университета имени М. В. Ломоносова (Северодвинск). Кандидатская диссертация «Святость как феномен русской культуры (семантическое и лингвокультурологическое описание)» защищена в 2005 г. Научный руководитель – доктор филологических наук, профессор А.А. Камалова.

197

Феномены российской культуры: проблемы лингвистического описания и лексикографирования

Хрестоматия

Авт-сост. А.А. Камалова, О.Н. Иванищева

Подписано в печать 18.06.2013 г. Формат 60×90/16. Бумага офсетная. Усл. печ. л. 12,1. Тираж 100 экз.

Отпечатано в редакционно-издательском отделе (РИО) МГГУ.

Мурманский государственный гуманитарный университет. 183720, г. Мурманск, ул. Капитана Егорова, 15.

198