!!Экзамен зачет 2023 год / Тузов - Ничтожность и оспоримость юр сделки (читать 1,2,3 главы)

§ 13. Реституция как эффект «действительности» ничтожной сделки

какого-то особого средства. Признавая особый характер реституции, нельзя, следовательно, не порывая с логикой, утверждать, что ничтожная сделка не влечет тех правовых последствий, на которые она направлена.

Именно из этого исходил Д. М. Генкин, обосновывая самостоятельность реституции и показывая ее отличия от виндикации. «В случаях реституции по сделкам, являющимся недействительными, – отмечал он, – отношения между сторонами складываются иначе: здесь нет незаконного завладения имуществом, имущество перешло в силу сделки»1 (курсив мой. – Д. Т.). Эту же мысль еще ранее высказывал Годэмэ. Подвергая критике классическую доктрину и одно из ее положений, согласно которому исполнение недействительного договора по своей природе является платежом недолжного2, он писал: «Иск о возврате переданных вещей в силу договора, признанного недействительным, не есть простое требование возврата недолжно уплаченного. Возврат после признания недействительности основан на идее, что следует устранить последствия, произведенные договором, и восстановить, по возможности, прежнее состояние. Эта идея абсолютно чужда принципу истребования обратно недолжного»3 (курсив мой. – Д. Т.).

Итак, представление об особой природе реституции является логическим продолжением мысли о том, что ничтожная сделка производит положительные правовые последствия, на установление

1Генкин Д. М. Право собственности в СССР. М.: Госюриздат, 1961. С. 193, 202. Ср.: Грось А. А. Защита гражданских прав: сравнительный анализ институтов римского частного права и действующего гражданского и гражданского процессуального права // Правоведение. 1999. № 4. С. 101 сл. По мнению Грось, обязательство сторон недействительной сделки «вернуться в исходное имущественное положение… возникает на основании судебного решения в момент вступления его в законную силу» и «до момента вступления решения в законную силу между сторонами не существует обязательства, по которому сторона может быть присуждена к исполнению». Но если не существует обязанности вернуть полученное по недействительной сделке имущество, это может означать лишь то, что оно находится у сторон на каком-то правовом основании. Непонятно, однако, какие нормы закона привели автора к подобному выводу.

2Под платежом во французском гражданском праве понимается не только уплата денег, но и передача в собственность других вещей (см., напр.: Жюллио де ла Морандьер Л. Указ. соч. Т. 2. М., 1960. С. 524).

3Годэмэ Е. Указ. соч. С. 171 сл.

111

Глава III

Критика классического учения и проблемы его восприятия в российском праве

которых она была направлена и для устранения которых необходимо решение суда. Иногда эту мысль можно обнаружить и в текстах судебных актов по делам, связанным с применением реституции. Встречаются, например, решения, которыми суды обязывают ответчиков возвратить полученное ими по ничтожным сделкам имущество обратно в государственную или муниципальную собственность1, как если бы по таким сделкам в действительности состоялся переход права собственности. В уже упоминавшемся постановлении Пленума Высшего Арбитражного Суда употреблено следующее выражение: «Если истец приобрел право собственности на основании ничтожной сделки…»2 (курсив мой. – Д. Т.). Конечно, это скорее всего неудачные формулировки, не отражающие официальной позиции судов, но в основе подобного словоупотребления лежит все та же идея о положительном правовом эффекте ничтожной сделки, отождествляющая внешнюю видимость права с его действительным существованием.

§ 14. ПРОБЛЕМА «ИСЦЕЛЕНИЯ» И «ЗАДАВНИВАНИЯ» НИЧТОЖНОСТИ

Можно привести и другие примеры, когда российская доктрина или судебная практика отступают от классического учения о ничтожности. Так, Гражданским кодексом допускается возможность «исцеления» (конвалидации) некоторых видов ничтожных сделок, а именно сделок малолетних и недееспособных и сделок, совершенных с нарушением нотариальной формы. Несмотря на пороки, эти сделки при определенных условиях могут быть по суду признаны действительными (соответственно п. 2 ст. 171, п. 2 ст. 172, п. 2 ст. 165 ГК).

1 См., напр., постановления Президиума ВАС РФ от 23 и 29 авг. 2000 г.

№5704/99; 2089/00 (Вестник ВАС РФ. 2000. № 11. С. 16 сл., 19), от 29 авг. 2000 г.

№3015/00 (СПС «КонсультантАрбитраж»), от 26 сент. 2000 г. № 3531/00 (Вестник ВАС РФ. 2001. № 1. С. 57).

2 Абзац 1 п. 21 постановления Пленума ВАС РФ от 25 февр. 1998 г. № 8 «О неко-

торых вопросах практики разрешения споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав» (Вестник ВАС РФ. 1998. № 10. С. 20).

112

§ 14. Проблема «исцеления» и «задавнивания» ничтожности

Строго говоря, это законодательное допущение уже само по себе является отступлением от классического учения, ибо исцеление противоречит идее ничтожности, хотя исключения из данного принципа были известны еще римскому праву. Безусловно, в некоторых случаях такие исключения оправданны и целесообразны, однако они должны предусматриваться только законом и не могут толковаться расширительно. Между тем суды иногда признают действительными ничтожные сделки, для которых возможность их исцеления законом не предусмотрена. И эта практика даже нашла поддержку у пленумов Верховного Суда и Высшего Арбитражного Суда, которые допустили исцеление ничтожных сделок акционерных обществ путем их одобрения советом директоров или общим собранием акционеров1. По сути, тем самым была признана не предусмотренная законом возможность подтверждения ничтожной сделки. Согласно классическому учению такое подтверждение недопустимо, с точки же зрения теории права оспаривания, напротив, вполне возможно2. Однако проблема исцеления ничтожных сделок заслуживает отдельного анализа, а потому будет рассмотрена в другом месте3.

Еще один пример отхода судебной практики от классического понимания ничтожности связан с проблемой применения к негационным притязаниям исковой давности. Как мы уже видели, согласно классической доктрине никакое время не в состоянии исцелить ничтожность, поэтому к требованиям о признании ничтожных сделок недействительными исковая давность неприменима4. Однако пленумы Верховного Суда и Высшего Арбитражного Суда заняли иную позицию, установив, что такие требования «могут быть предъявлены в суд5 в сроки, установленные пунктом 1 статьи 181

1Подробнее см. § 22.

2См.: Годэмэ Е. Указ. соч. С. 179–187.

3См. гл. V.

4Это признавалось и русскими цивилистами (см., напр.: Шершеневич Г. Ф. Учебник русского гражданского права. С. 127).

5Следует заметить, что требование «может быть предъявлено в суд» независимо от каких-либо сроков и подлежит рассмотрению по существу. Очевидно, что высшие судебные инстанции на самом деле имели в виду исковую давность, а не процессуальное право на предъявление иска, не ограниченное никакими сроками

113

Глава III

Критика классического учения и проблемы его восприятия в российском праве

(ГК. – Д. Т.)»1, т. е. согласно прежней редакции указанной статьи в течение 10, а в настоящее время – трех лет со дня, когда началось исполнение ничтожной сделки. Подобное разъяснение не только формально не соответствует закону, но и неправильно по существу.

В п. 1 ст. 181 ГК специальный – 10-летний (а сейчас общий) срок исковой давности был предусмотрен не для требований о признании сделок ничтожными, а для требований о применении последствий их недействительности, что не одно и то же. Вряд ли здесь возможна и аналогия закона, о которой пишет В. В. Витрянский2, ибо нет ни одной предпосылки для ее применения: во-первых, указанные требования не являются сходными; во-вторых, специальные сроки исковой давности, к числу которых относился и рассматриваемый 10летний срок, представляют собой исключение из общего правила, а исключительные нормы, как известно, по аналогии не применяются; наконец, в-третьих, в данном случае вообще отсутствовал пробел в праве – первое условие применения аналогии, поскольку с формальной точки зрения при наличии общего правила (в рассматриваемой ситуации – общего трехлетнего срока исковой давности) о пробеле в законе не может быть речи3.

Таким образом, давая приведенное разъяснение, высшие судебные органы приняли на себя, по сути, функцию законодателя. Но что еще более примечательно, некоторые их должностные лица открыто признают данный факт нарушения закона и, более того, даже говорят о нем как о положительном моменте в судебной деятельности. Иногда судьи, пишет заместитель председателя Высшего Арбитражного Суда А. Арифулин, «в силу пробелов в законе или его односторонности вынуждены не только путем разъяснений помогать всем участникам экономических отношений избегать подвод-

1Абзац 1 п. 32 постановления Пленума Верховного Суда РФ и Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 1 июля 1996 № 6/8 «О некоторых вопросах, связанных с применением части первой Гражданского кодекса Российской Федерации» // Вестник ВАС РФ. 1996. № 9. С. 13.

2См.: Витрянский В. Комментарий к постановлению Пленума Верховного Суда Российской Федерации и Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 1 июля 1996 года № 6/8 // Хозяйство и право. 1996. № 9. С. 103.

3Следовательно, формально высшие судебные инстанции должны были бы разъяснить, что, поскольку специального срока давности по данным требованиям не установлено, к ним применяется общий, трехлетний срок.

114

§ 14. Проблема «исцеления» и «задавнивания» ничтожности

ных рифов таких законов, но и создавать, по существу, норму права, как это случилось с десятилетним сроком исковой давности по искам о признании недействительными ничтожных сделок»1.

Оставляя в стороне проблему судейского правотворчества, заметим лишь, что, как уже было сказано, никакого пробела здесь нет. Что касается односторонности закона и его «подводных рифов», то А. Арифулин, видимо, имел в виду то противоречие, которое могло бы возникнуть в случае применения к негационным требованиям общего, трехлетнего, давностного срока: такие требования чаще всего заявляются одновременно с требованиями о возврате переданного по недействительной сделке имущества, а для последних до недавнего времени был установлен удлиненный, десятилетний, срок давности. При таких условиях, если бы иск о признании сделки ничтожной и о реституции был заявлен, предположим, через пять лет после начала исполнения такой сделки, сложилась бы парадоксальная ситуация: в части негационного требования в иске следовало бы отказать за истечением давности (при заявлении стороны о ее применении), а в части применения реституции иск пришлось бы удовлетворить. Между тем последнее требование необходимо обусловлено первым. Ведь, прежде чем решить вопрос о применении реституции, суд должен установить факт ничтожности сделки. Требование о признании присутствует

– неважно, сформулировано ли оно в виде одного из исковых требований или фигурирует в качестве основания иска – в каждом иске о присуждении2. Этого противоречия, однако, не возникнет, если при решении рассматриваемого вопроса принимать во внимание специфику негационных притязаний.

Дело в том – и с этим связано главное возражение против приведенного разъяснения пленумов Верховного Суда и Высшего Арбитражного Суда, – что негационные требования, равно как и любые другие установительные притязания, по самой своей природе не подвержены действию давности. Эти требования направ-

1Арифулин А. Указ. соч. С. 48.

2См.: Гражданский процесс: Учебник для вузов / Отв. ред. К. И. Комиссаров и

Ю. К. Осипов. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Бек, 1996. С. 228 (автор –

Н. И. Масленникова).

115

Глава III

Критика классического учения и проблемы его восприятия в российском праве

лены на судебное подтверждение объективного состояния правоотношений, а такое подтверждение, как уже отмечалось, является элементом юридической квалификации и производится судом при рассмотрении любого дела, независимо от просьбы заинтересованного лица. Оно имеет место даже в том случае, когда вследствие пропуска исковой давности суд отказывает в удовлетворении иска. Ведь, прежде чем отказать в иске по данному основанию, суд должен установить, а значит, признать действительные права и обязанности сторон, в частности, если говорить об исках вообще, выяснить, является ли истец обладателем спорного права или охраняемого законом интереса, было ли его право нарушено, является ли нарушителем ответчик и др.1 Применительно к иску о ничтожности он должен прежде всего выяснить, ничтожна ли сделка, не является ли она оспоримой и имеются ли в ней вообще пороки. Следовательно, применяя исковую давность, суд отказывает не в признании тех или иных юридических или фактических обстоятельств, лежащих в основании искового требования, а в защите нарушенного права или охраняемого законом интереса. Но если признание одновременно выступает и способом защиты (а именно это составляет специфику установительных притязаний), то отказать в иске по мотиву пропуска исковой давности означало бы отказать в признании того, что уже установлено (признано) судом и положено в основание судебного решения. Такое решение не соответствовало бы тому, что отражено в его мотивировочной части, и было бы внутренне противоречивым. Например, в решении по негационному иску суду пришлось бы сначала признать сделку ничтожной (поскольку без этого невозможно применение исковой давности и даже определение ее срока), а затем отказать в признании ее таковой в связи с истечением давностного срока. В итоге резолютивная часть решения противоречила бы его мотивировочной части, т. е. решение было бы

1 См.: Крашенинников Е. А. Понятие и предмет исковой давности. Ярославль, 1997. С. 62; Сергеев А. П. Некоторые вопросы применения правил об исковой давности в российском законодательстве // Сборник статей к 50-летию Е. А. Крашенинникова. Ярославль, 2001. С. 37 сл.; он же. За давностью лет… // ЭЖ–Юрист. 2002. № 13. С. 5.

116

§ 14. Проблема «исцеления» и «задавнивания» ничтожности

неправосудным1. Таким образом, применение исковой давности к установительным притязаниям вообще и негационным в частности невозможно2.

Неприменимость к негационным притязаниям исковой давности еще более очевидна, если учесть и некоторые иные, чисто практические соображения. В частности, цитированное разъяснение высших судебных инстанций не учитывает той ситуации, когда ничтожная сделка предполагает не одномоментное, а длящееся исполнение, хронологически выходящее за пределы давности (например, в отношениях найма, поставки, ренты). Как быть, если такая ничтожная сделка начала исполняться, давность, начавшая течение с этого момента, истекла, а исполнение еще продолжается? Допустим, государственное унитарное предприятие, его учредитель (собственник) или орган, защищающий государственные интересы, нарушенные исполнением, обращается в суд с иском о признании ничтожным долгосрочного договора аренды, по которому государственное предприятие производит ежемесячные платежи в качестве арендной платы. Зная об истечении давности по требованию о реституции, истец заявляет лишь иск о признании ничтожности сделки, при помощи которого преследует единствен-

1Данный вывод приобретает еще бóльшую практическую значимость, если предположить, что ответчик заявляет о применении исковой давности уже после того, как судом исследован вопрос о ничтожности сделки, однако до вынесения решения (закон позволяет сделать такое заявление в любое время до удаления судей в совещательную комнату). Суд должен будет отказать в иске вследствие пропуска давности, но если в мотивировочной части решения помимо ссылки на исковую давность будет содержаться указание на ничтожность сделки, установленную в процессе, такой отказ в иске будет равносилен удовлетворению требования истца, поскольку любое решение суда в части установленных фактов и правоотношений имеет преюдициальную силу. Цель истца будет достигнута. Вряд ли подобный судебный акт можно рассматривать как акт правосудия, ибо, подтверждая в мотивировочной части то, в подтверждении чего отказывает в резолютивной, суд выносит внутренне противоречивое, а следовательно, неправосудное решение (ср.: Крашенинников Е. А. Понятие и предмет исковой давности. С. 62 слл.).

2Ср.: Крашенинников Е. А. Понятие и предмет исковой давности. С. 60–71; Тузов Д. О. Иски, связанные с недействительностью сделок. С. 28–35; Научнопрактический комментарий к части первой Гражданского кодекса Российской Федерации для предпринимателей. 2-е изд., доп. и перераб. М.: Спарк, 1999. С. 284, 301 (автор комм. к гл. 9 – М. И. Брагинский).

117

Глава III

Критика классического учения и проблемы его восприятия в российском праве

но цель не допустить ее дальнейшего исполнения. Как должен поступить в этом случае суд, руководствуясь данным в цитированном постановлении разъяснением? Несмотря на ничтожность договора с момента его заключения, он при соответствующем заявлении другой стороны должен, очевидно, отказать в иске по мотиву истечения давности. Но это будет по существу означать легализацию тех – возможно, неправомерных – фактических отношений, которые возникают и будут возникать в связи с исполнением ничтожной сделки. Возможно, конечно, возражение, что это – общая проблема исковой давности, что подобное происходит и во всех других случаях применения последней, в том числе к требованию о реституции. Однако нельзя не видеть и существенного различия: если во всех подобных случаях сохраняется status quo фактических отношений, возникших в прошлом, то при отказе в негационном иске «амнистируется» сама ничтожная сделка, а следовательно, дается indulgentia plenaria возможным будущим отношениям, связанным с ее исполнением. Несмотря на, казалось бы, аксиоматичность уже цитированного утверждения о том, что «никакая давность не в состоянии придать ничтожной сделке юридическую силу»1, приведенный пример свидетельствовал бы, по сути, об обратном.

Отказ в негационном иске вследствие пропуска исковой давности будет означать, что остается существовавшая до процесса неопределенность в правоотношении2, которую уже невозможно устранить путем предъявления иска, так как иск между теми же сторонами, по тому же предмету и основанный на тех же фактах является тождественным. Решение суда, оставляющее стороны в состоянии подобной неопределенности, есть по существу «отказ в правосудии и невыполнение юстицией своей задачи»3.

Могут, впрочем, возразить, что, несмотря на это, с материальноправовой точки зрения сделка как была, так и осталась ничтожной; решение суда не превратило ее в действительную. Поэтому любая сторона вправе просто ее не исполнять, а если другая сторона потре-

1Шершеневич Г. Ф. Учебник русского гражданского права. С. 127.

2Ср.: Крашенинников Е. А. Понятие и предмет исковой давности. С. 61 сл.

3Попов Б. В. Исковая давность. М., 1926. С. 5.

118

§ 14. Проблема «исцеления» и «задавнивания» ничтожности

бует в суде исполнения, суд должен будет отказать ей в иске: вопервых, потому, что ответчику достаточно выдвинуть возражение о ничтожности сделки, а закон не знает давности возражений1; вовторых, даже если ответчик не сошлется на ничтожность, суд, выясняя действительные права и обязанности сторон, обязан установить ее ex officio.

Все это, безусловно, так. Вместе с тем следует учесть и другое. Приведенные доводы основаны на предположении о конфликте интересов сторон и возникновении судебного спора. Но как быть, если такого конфликта не возникает, если обе стороны заинтересованы в исполнении сделки? Отказаться от исполнения и спровоцировать тем самым иск контрагента может только сторона сделки. Ни прокурор, ни другое лицо, выступающее в защиту публичных интересов, ни всякое иное заинтересованное лицо предпринять такой ход не в состоянии. Поэтому получается, что все «отдается на откуп» сторонам, возможно недобросовестным. Но ведь сделкой может затрагиваться, как видно из приведенного выше примера, не только их частный интерес! Далее. Иногда вследствие запутанности или противоречивости законодательных предписаний, а также использования законодателем при установлении ничтожности оценочных критериев весьма трудно сделать однозначный вывод о том, ничтожна сделка или нет. При таких условиях сторона, считающая сделку ничтожной и желающая прекратить ее исполнение, рискует ошибиться: вдруг суд, рассматривая предъявленный контрагентом иск об исполнении, сочтет возражение ответчика о ничтожности необоснованным, а сделку – действительной? В результате на ответчика будет возложена ответственность в связи с

1 См.: Новицкий И. Б. Сделки. Исковая давность. С. 239. Тезис о неподверженности возражений исковой давности автор аргументировал следующим образом. «Вопервых… закон знает только исковую давность; давность возражений ему не известна. Во-вторых, нельзя упускать из виду различие в положении лица, имеющего право на иск, от инициативы, энергии и т. п. которого зависит предъявление иска в кратчайший срок, чтобы не подвергнуть себя опасности утраты права на иск, и в положении лица, которое имеет возражение против возможного иска: не от него зависит ускорить предъявление иска и сделать, таким образом, возможным предъявление возражения» (там же). Следует заметить, что в отношении негационных требований второй из приведенных аргументов не работает: иск может предъявить любое заинтересованное лицо.

119

Глава III

Критика классического учения и проблемы его восприятия в российском праве

неисполнением действительного обязательства. Таким образом, пресечение вредных последствий исполнения ничтожных сделок, ущемляющих, возможно, интересы третьих лиц или публичные интересы, всецело зависело бы от доброй воли сторон или их юридической осведомленности.

Итак, спрашивается: по какой причине подлежит давности негационное притязание, заявленное в форме иска, в то время как никакая давность не препятствует основанному на тех же фактах возражению ответчика, простой ссылке истца на ничтожность в процессе доказывания по любому другому иску, а также возможности установления судом ничтожности ex officio? Почему истец, доказывающий недействительность сделки, может при простой ссылке на нее в каком-либо другом иске достичь своей цели, а при заявлении самостоятельного иска о ничтожности – нет? Почему ответчик, ссылающийся на ничтожность сделки, может при простом возражении о ничтожности добиться желаемого результата, а при предъявлении встречного негационного иска – нет? Наконец, как возможно, что отказ в иске при определенных условиях1 равносилен удовлетворению требований истца?2

1То есть при упоминании о ничтожности сделки в мотивировочной части решения (см. выше).

2Ранее: Тузов Д. О. Иски, связанные с недействительностью сделок. Томск,

1998. С. 33. Практически дословно этот абзац воспроизведен в статье: Болахнина Л. В. Правовой режим ничтожных и оспоримых сделок // Цивилистические записки: Межвузовский сборник научных трудов. Вып. 2. М.: Статут, 2003. С. 444. Текст с незначительными изменениями оформлен в виде цитаты, приписанной почему-то М. Я. Кирилловой, впрочем, без ссылки на ее произведение. На этой же странице еще два абзаца являются почти дословным воспроизведением отрывков из моей книги, указанной выше (ср. на с. 33), однако представлены уже в виде собственных мыслей автора, без каких-либо ссылок. То же самое следует сказать о двух абзацах на с. 435 (ср. с. 53 сл. указ. книги). На с. 435 содержится цитата из все той же книги (с. 53), приписанная, однако, не ее автору, а А. Н. Бутовскому. Между тем у Бутовского можно обнаружить лишь заключительную часть цитированной фразы, а именно: «частные лица – лучшие судьи своего интереса», автором которой он, впрочем, и не является, а привел ее, цитируя в эпиграфе объяснительную записку к проекту Вотчинного устава. Наконец, на с. 431 сл. воспроизведено дословно (но не в виде цитаты!) полторы страницы текста из моей книги (ср. на с. 17 сл.), и лишь в конце последнего абзаца имеется (единственная в работе!) ссылка на нее. При этом читатель, разумеется, не в состоянии понять, что изложенный на двух страницах и не заключенный в кавычки текст является заимствованием из чужого произведе-

120