книги / Собачий бог
..pdf—Мы разве знаем? — спросил Степка. — Тропа тра вой заросла, но эвенк так ходит — траву не примнет.
Катька покачала головой.
—Когда тут последний раз эвенк проходил, ты по мнишь? И я не помню. Отец говорил — раньше они сюда часто ходили.
Степка упрямо повторил:
—А может, и сейчас ходят. Мы не видим — они ходят.
—Ну пусть ходят. И что?
—У них шаманы еще есть. Они сильный народ, не та кие, как мы.
—Теперь ты глупость говоришь, — покачала головой Катька. — Они тоже теперь в избах живут, телевизор смотрят. Диких-то тунгусов не осталось, поди.
И оба замолчали.
Трещали березовые поленца в печке. Гудело в трубе. За окошком было темно, и мороз наваливался на стекло всей своей мощной, тяжелой белой грудью.
—Ладно, — сказала наконец Катька. — На той сторо не Лонтен-Я живет один тунгус. Далеко, а у меня ноги бОЛЯТ;..
—А ты санки возьми, — сказал Степка.
—А кто санки повезет? Твой кобель?
Степка с сомнением посмотрел на Тарзана. Вздохнул.
—Ладно. Пусть собака сил набирается, ест, раны за лизывает. Когда оклемается, — я сам шамана найду. Вер ную тропу скажешь?
Катька поджала губы, подумала.
—Муки дай, однако.
** %
Раны заживали трудно. Степка чего только не приду мывал: дегтем смазывал, распаренную пихтовую хвою
прикладывал, камень грел — на брюхо псу клал, в тря пицу замотав. Тарзан терпел. Но на брюхе оставались красные по краям, зияющие раны с пульсирующей пау тиной синих сосудов.
Потом Степка нашел в чулане городскую аптечку. До гадался: развел белый порошок из склянки, стал при мочки делать. Сначала дело не ладилось, а потом Тар зан вдруг лизать раны начал, беспокоиться, даже лапами чесал.
— Э! — смекнул Степка. — Лекарство помогает, однако! Он с уважением посмотрел на склянку, с натугой про читал непонятное слово, написанное мелкими синими
буковками.
— Белый человек хорошее лекарство делал! Теперь буду собак лечить.
Оставшиеся склянки бережно обернул тряпкой, по ложил в консервную жестянку и поставил на полку в красном углу. Пупыг-норма полка называлась — так старики говорили. На полке раньше боги стояли и раз ные полезные амулеты: лягушачьи лапы, сушеные ящерки.
Теперь на этой полке стояла рамка с портретом Степ ки: Степка был молодой, красивый, в городском пиджа ке. Он тогда жениться надумал, пиджак купил, а невес те — в подарок — большой котел.
Только не понравился подарок невесте. И в тот же ве чер в буфете маленького аэровокзала Степка пропил и котел, и пиджак, и все деньги.
А фотография осталась — в ателье делали; Степка сра зу, как пиджак надел, в ателье пошел. Хотел фотогра фию тоже невесте на память подарить.
Теперь рядом с фотографией, желтой, засиженной му хами, лежало и чудодейственное лекарство.
А вскоре Тарзан уже сам на улицу просился. Ходил еще плохо, на обмороженные лапы наступал осторожно. А выйдя за дверь, падал в снег брюхом и скалился, глядя в черную тьму леса.
* * *
Старый эвенк в поселке действительно был. Но звали его по-русски Тимофеем, и работал он сторожем в сель ской школе-восьмилетке. В школе, в маленькой комнат ке с отдельным входом, он и жил.
Степка с Тарзаном вошли к Тимофею с опаской. Ти мофей лежал на кровати, смотрел на гостей молча.
— Здравствуй, Тимофей, — сказал Степка, робея, и не зная, какое слово можно сказать, какое — нет: много было рассказов в детстве о том, как приходили злые тун-
I
гусы, грабили, девок в свои далекие стойбища уводили. Тимофей глянул строго, не поднимая голову с по
душки.
—Хвораю я, — неожиданно тонким голосом сказал он. — Школьный доктор смотрел, — сказал, надо в рай он ехать, операцию делать. Живот резать, что ли.
Степка закручинился. Потом вспомнил:
—Зачем резать? У меня лекарство есть, знаешь, ка кое? Вот эту собаку за три дня вылечил. Я его с собой взял, лекарство, на всякий случай.
—Покажи, — заинтересовался Тимофей.
Степка достал из большого, туго набитого рюкзака же стянку, размотал тряпицу, бережно подал пузырек. Тимо фей взял с тумбочки очки, надел, прочитал и фыркнул.
Швырнул пузырек в угол, под рукомойник, где помой ное ведро стояло.
Степка остолбенел. Тарзан, сразу почуяв неладное, ощетинился.
Едва обретя дар речи, Степка топнул ногой, завязал рюкзак:
— Правильно про вас отец говорил: тунгус — хуже зверя!
Тимофей вытаращил глаза. А потом тоненько засме ялся. И смеялся, пока не закашлялся, — да так, что кро вать под ним зазвенела.
Сел, свесил ноги в дырявых носках на пол.
—Ты не сердись! — сказал он. — Мне это лекарство докторша в зад колола, когда я кашлял сильно. Просту дился по осени, на рыбалке. Хорошее лекарство, но про стое очень. А мне нужно другое. «Импортное» — так на зывается. Слыхал?
Степка слушал недоверчиво. Переминался с ноги на ногу.
—И про тунгусов — это все сказки. Мой дед еще в утэне жил, в чуме, значит. А отец уже в избе родился, грамоте выучился, в леспромхозе работал.
Степка молчал. Соображал — верить ли, нет.
—Лекарство твое пенициллин называется. От разных болезней помогает, от ран особенно. И придумали его давным-давно, когда тебя и на свете не было. Сейчас другие лекарства придумали, лучше. Не сердись! Садись за стол. Говори.
Степка сел на стул с гнутыми ножками. Тарзану велел сидеть у дверей. Но говорить не торопился. Как-то не очень хотелось такому городскому тунгусу про путь ду хов рассказывать.
Тимофей между тем тоже подсел к столу, включил электрочайник, поставил на стол стаканы в подстакан никах, сахарницу и тарелку с плюшками — из школьной столовой.
Налил чаю и сказал:
—Про тунгусов много чего врали. Но и правда была; Мои предки могли от летящей стрелы увернуться. На сук запрыгнуть, выше головы. Могли даже под снегом пробираться — подкрадываться или от погони уходить. Знаешь, как тунгусов русские ученые люди называли? Индейцами Сибири... Теперь, конечно, все не то. В да леких стойбищах оленеводы, может, еще и учат ребяти шек бороться и на деревянных саблях сражаться. А в по селках кто про это помнит? Тунгус оленем силен. А я оленей не держу.
—Значит, не поможешь ты мне, — сделал вывод Степ ка и выпил сразу весь стакан, до дна.
—А почему не помочь хорошему человеку? Ты расска жи, — подумаем вместе.
И Степка рассказал.
Тимофей подозвал Тарзана. Тарзан послушался — по дошел.
—Это правда, что пес не простой, — сказал Тимо фей. — Хотя, по-моему, собаки все непростые. Может, и вправду нечистую силу чуют? Нюх у них, уши — разве с человеческими сравнишь? А насчет пошаманить... Из вини, брат Степка. Я ломболона отродясь в руках не дер жал. Видел только раз, в детстве, как дед камлает. Напу гал меня тогда до смерти.
—Не поможешь, значит, — огорченно повторил Степ ка, выпивая второй стакан чаю.
Тимофей аккуратно отставил стакан и серьезно сказал:
—Отчего же не помогу? Помогу. Твоего пса надо в го род вернуть. Туда, откуда он пришел. Его, видно, плохие люди вывезли, чтоб он им не помешал. Значит, если пес твой в город не вернется, хорошему человеку худо будет. Понял?
Степка мало что из этого понял, но все-таки решил уточнить:
—А как его в город вернуть? Далеко, однако.
—Ты вот что. Ты беги к вертолетчикам. Как раз сегод ня рейс будет в город. Прямо к летчику подходи, не бой ся. Он мой знакомый, его Константином зовут. Костькой. Он почту возит, больных, если надо. Так что собаку им прихватить не сложно. Попроси, скажи, что собаку там встретят.
—А кто встретит? — удивился Степка.
—Никто не встретит. Пес сам дорогу домой найдет. Ты скажи, главное, — встретят, мол, не беспокойтесь. Пес смирный, мешать не будет.
—Как такое скажу? Врать надо! А не умею, однако.
—Тьфу ты! — сказал Тимофей. — Вот лесной человек!
Аеще меня зверем обозвал. Ты соври для пользы дела! Чтобы они собаку прихватили. И все. Понял?
—Понял, — сказал Степка и крепко сжал зубы, смор щил лоб. — Когда вертолет полетит, однако?..
** *
Спустя два часа на вертолетной площадке поселка по явился странный человек: на подбитых мехом лыжах, в унтах, с рюкзаком за плечами и с большущей собакой, хромавшей на две лаПы.
Вертолетчик сидел в кабине, когда снизу послышался голос:
— Коська!
Вертолетчик удивленно глянул вниз, приоткрыл окно.
— Коська! — повторил черный, словно от копоти, ста рый остяк.
—Чего-о? — с ноткой презрения спросил летчик.
—Свези собаку в Томск!
Летчик поглядел на старика, на собаку. Покрутил пальцем у виска.
— Ты чего, дед, спирта нанюхался?
Старик не слышал — внутри страшной железной ма шины уже что-то шумело, гудело, вибрировало. Видно, томилась душа вертолета в железном зеленом корпусе.
—Собаку в Томск надо! Свези! Ее там в ерапорту встретят!
—Чего-о??
—Собаку, говорю...
—Какую собаку? Сдурел?
—Вот эту! Хорошая собака! Она городская. Ей, слышь,
вгород надо, а то хорошему человеку худо будет! Летчик понял, что дед так просто не отстанет. Слегка
высунулся наружу:
—Ты что! Я собак не вожу! Да и лечу я не в Томск, а в Колпашево!
—Дак и ладно! — обрадовался старик. — Ты его в Колпашеве на другой винтолет посади!
—Ну, дед, ты даешь... Мы тебе чего, собачья соцзащита? Степка, однако, еще не понимал, что попытка его по
терпела полный крах. Он сделал хитрые глаза. Оглянул ся по сторонам, понизил голос:
—Нельму дам! Муксуна! Осетра! Летчик покачал гол<?вой.
—Соболя дам! — выкрикнул Степка. — Продашь на базаре — богатым станешь! Два соболя дам! Нарочно взял с собой из дому, — а не хотел. Потом подумал: вдруг, мол, Коську встречу. Надо взять!
От такой наглости летчик слегка опешил. Потом зас меялся.
—Двери видишь? Там, где лесенка? Иди туда. И соба ку свою тащи... Она не бешеная случайно? А то сейчас в
городе, говорят, какие-то бешеные появились... Да ты, лесной человек, в городе давно был? Ну понятно...
В дверях грузового отсека стоял хмурый летун. Он сказал:
—Давай ее сюда. Сам-то летишь, нет?
—Я? — испугался Степка. — Что ты, что ты! Собака одна дорогу найдет. У-умная!
—Ну как скажешь...
Тарзан не сразу пошел в вертолет — поупирался. Степ ка толкал его сзади, летун тащил за ошейник.
—Привяжу его здесь, к поручню. Кормить не буду, учти!
—А и не надо кормить! Так долетит! Он выносливый! Летун кивнул и стал закрывать дверь.
Степка спохватился:
—А соболей? Соболей-то? .
Дверь захлопнулась.
Опричное сельцо в Низовских землях. 7079 год
Генрих Штаден хотел переименовать сельцо, данное ему царем за службу. Но никак не мог придумать назва ние. Больше всего ему нравился «Штаденштадт». Или, в крайнем случае, «Штадендорф». Но глянь в слюдяное окно — какой там «штадт»! На «дорф» — и то не тянет.
Штаден видел слишком много в этой варварской стра не. Так много, что глаза его устали. И устала душа.
Он видел убитых монахов — черное от ряс и клобуков поле перед разграбленным монастырем. «Озорство», — думал тогда Штаден.
Он видел убитых, разбросанных вдоль дорог мертвых. Вокруг них бродило воронье, обожравшееся человечи ны. Вороны так раздулись, что даже не могли улететь — хоть топчи их копытами.
Он видел, как вешали пленных поляков с семьями. Не жалели веревок даже на малолетних детей. Дети устали плакать и не плакали, плакали матери, истерзанные, с разбитыми лицами.
Он видел, как опричники, проезжая по улицам, где уже некого было грабить, и нечего взять из домов, секли саблями ворота — за то, что изрезаны красиво; ставни — за расписных петухов. Заборы — за резные сердечки по верху.
А великий кНязь в Новагороде заставил посадских де вок раздеться донага и велел погнать их пиками в Вол хов. Пущай, мол, купаются. Но люди с баграми, на мос ту и на лодках, хватали крючьями девичьи косы, наматывали на багры, и опускали под воду.
Сын великого князя хохотал.
Но самое страшное, что видел Штаден, — когда у ма терей отнимали грудных младенцев и разбивали им го ловы, а матерей заставляли кормить щенков царской псарни.
Когда-то, еще на родине, Штаден слышал, что в древ ности у склавен был такой обычай. Но после принятия ортодоксальной веры, попы запретили это варварство. И вот оказалось, что обычай остался. И сам богомоль ный царь поощряет его.
Штаден больше не мог, не хотел этого видеть.
И вот теперь Генрих Штаден, получивший награду, си дел за столом в своей резиденции — самой большой избе села. Перед ним стояла чарка и ополовиненная бутылка зеленого стекла. На тарелках — соленые огурцы, блины, соленая рыба.
1лаза Штадена стекленели.
— Палашка! — крикнул он. Никто не отозвался.
Штаден пробормотан что-то, поднялся из-за стола. На нетвердых ногах вышел в сени, распахнул пинком вход ную дверь. Неподалеку, за кривым тыном, на белом при горке сидела огромная белая собака.
— БгескИипб! — выругался Штаден. — Опять ты здесь? Он поискал глазами кого-нибудь из дворовых, но все то ли попрятались, то ли были заняты делами — двор был пуст. А за кривым тыном, на котором чернела, на хохлившись, старая ворона, по-прежнему сидел собачий
белый призрак. Жмурил янтарные глаза. Улыбался. Этот призрак преследовал Штадена, начиная с Нова-
города, с того дня, как он спалил село идолопоклонни ков. Призрак появился неслышно, как и положено бес плотному существу. Бежал краем леса вдоль дороги, наравне с конем Штадена, не отставая, не обгоняя.
Первым заметил его Неклюд.
— Глянь-ка! — гаркнул он и указал плетью в лес. Штаден глянул.
Бело-серебристая тень бесшумно неслась между чер но-золотыми стволами сосен.
Коромыслов тоже глянул и невольно перекрестился. Штаден приостановил коня. Призрак замер, и вдруг
исчез. Растворился в сугробах.
—Чего крестишься? — недовольно спросил у Коромыслова Неклюд. — Собаку приблудную не видал?
Коромыслов серьезно ответил:
—То не собака.
—Ну пес!
—То не пес.
—Да кто ж тогда? Оборотень, что ли?
Коромыслов снова перекрестился и сумрачно сказал:
—Что волк — вижу. А что оборотень — пока нет.
Снами крестная сила!